Ерохина Е.А. - Сибирский вектор внутренней геополитики России - 2012

Глава 17. Знание и власть в геополитическом проектировании... 181

движения, Г. Н. Потанина и Н. М. Ядринцева, предложивших идею устойчивого партнерства власти и народов, сохраняющих традиционные формы своего жизнеустройства, а в качестве альтернативы эволюционизму — идею сотворчества народов Востока и Запада 66.

Накопленный в последней трети XIX в. этнографический материал свидетельствовал о сходстве элементов культур народов Востока и Запада. Наиболее полно это сходство прослеживалось в сюжетах мифов, сказок и легенд. По мне- ниюГ. Н. Потанина,которыйсамсобиралполевойфольклорно-этнографический материал в своих экспедициях по ЦентральнойАзии и использовал его для сравнительных сопоставлений, это обстоятельство объясняется единством законов человеческого мышления и заимствованиями. Исследовательская работа позволила ему сформулировать тезис о глубоком влиянии культур народов Азии на западноевропейскую культуру, что пришло в противоречие с господствующим на тот момент времени европоцентристским взглядом на историю.

Суть методологической позиции областников, как полагает Коваляшкина, определялась формулой «единство в многообразии» 67, призванной снять противоречия между тенденциями нарастания универсализма и утверждения самобытности. Отмечая вклад областников в утверждении этой формулы как ценностной основы современного представления о правах человека и социальной гармонии, она приходит к выводу о том, что их взгляды сыграли определенную роль в утверждении идеи многополярности и культурного плюрализма. «Аксиологическую платформу областничества Потанин формулировал, обращаясь к постулату абсолютности человека как высшей социальной ценности, в основу развития которого должны быть положены его собственные устремления, но не внешние соображения. Позиции демиурга, характерной для социально-политических экспериментов, предпочиталась идея изменения общества путем внутренней эволюции на основе осознания необходимости перемен самим социумом. Эти установки, ставшие в конце XX в. основой прав человека и гражданина, определили отношение областников к проблемам существования «частного» в «общем», под категории чего можно отнести содержание «инородческого вопроса» и концепцию автономии областей в поли-

66  См. также: Шиловский М. В. Сибирские корни евразийства // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск: НГУ, 1999. Вып. 1: Культур-

ный космос Евразии. С. 102–111; Пелих Г. И. Историческая концепция Г. Н. Потанина. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006; Селиверстов С. В. Г. Н. Потанин: Сибирское областничество между западничеством и евразийством (вторая половина XIX — начало XX в.) // Вестн. Том. гос. ун-та. 2007. № 3. С. 107–115; Шерстова Л. И. Этнографическая проблематика в труде Г. Н. Потанина «Очерки Северо-Западной Монголии». Непреходящая актуальность и современное восприятие // Вестн. Том. гос. ун-та. 2011. № 2 (14). С. 15–18.

67  Слова В. Лесевича. Цит. по: Козьмин Н. Г. Н. Потанин. Биографический очерк // Сибирские записки. 1917. № 6. С. 140.

182 Раздел 4. Россия как объект геополитических проекций модерна...

тически едином государстве» 68. В целом, справедливо определить вклад областничества в развитие российского федерализма как существенный.

В творчестве областников очевидна аналогия между признанием за неевропейскими народами права на собственное понимание прогресса и неприятием «центризма», сковывающего социальную инициативу. Настаивая на необходимости смягчения диспропорций между центром и регионами, они добивались признания от власти принципа упреждающего уважения, безусловного равенства народов, культур, территорий, возможности развития последних на принципах автономности и самостоятельного целеполагания. Выступая за развитие регионализма и форм гражданского самоуправления, они выступали против колониального статуса Сибири, пусть и существовавшего лишь в своей дискурсивной форме. Почву для формирования представления о Сибири как о колонии давали каторга и ссылка, а также практики злоупотребления власти, связанные с ними.

Следует признать, что сибирский областнический проект обнажил общероссийские политические и социально-экономические проблемы. В их числе можно выделить отсутствие уважения к достоинству личности, произвол власти,диспропорциивразвитиирегионов.Совокупностьвсехэтихобстоятельств, как полагает А. В. Ремнев, помноженная на обиду сибиряков, вызванную несправедливым, как казалось, отношением к ним столичных властей, остро поставила вопрос о необходимости выживания страны как единого целого, что, как оказалось, невозможно без создания необходимых для этого условий 69. В числе этих условий можно выделить реализацию проектов по созданию единой системы транспортной коммуникации, способной связать отдельные части страны, и среды доступного образования.

Личный пример лидеров областнического движения стал для многих образцом социального поведения, а активная гражданская позиция, в конечном итоге, привлекла внимание власти, которая оказалась вынужденной реализовывать за Уралом социально-значимые проекты. В их числе — проекты по созданию первого за Уралом Томского университета и Транссибирской железнодорожной магистрали, связавшей центр России с ее восточными окраинами.

Обеспокоенность сибиряков исключенностью региона из жизни страны перестает быть региональной озабоченностью по мере выхода России из периода «евразийской интермедии» и втягивания в новый «европохитительский» цикл, с очевидностью обнаруживший не только технологическое, но и управленческое отставание России от своих геополитических конкурентов, старых (Англии и Франции) и новых (США и Японии). Примечательным в этой связи предстаетидеяпересмотраоснованийрегиональнойдифференциации.Призыв

68  Коваляшкина Е. П. Указ. соч. С. 17.

69  Ремнев А. В. Россия и Сибирь в меняющемся пространстве империи, XIX — начало XX века // Российская империя в сравнительной перспективе: Сб. ст. / Под ред. А. И. Миллера. М.: Новое изд-во, 2004. С. 313.

Глава 17. Знание и власть в геополитическом проектировании... 183

перестать делить Россию на европейскую и азиатскую части исходит на этот раз из уст и из-под пера В. П. Семенова-Тян-Шанского в его докладе «О могущественном территориальном владении применительно к России» (1912) и в последующей статье (1915).

Имея в виду истонченность «меча» имперской колонизации на востоке страны, он предложил покончить с географическим представлением, делящим страну на неравные части, ибо оно делает ее уязвимой. В качестве особой «культурно-экономической единицы», Русской Евразии, он выделяет территорию между Волгой и Енисеем от Северного Ледовитого океана до южных границ империи 70. Автор концепции Русской Евразии призывает перестать считать эту территорию окраиной. Он полагал, что о ней нужно говорить как о «коренной» и равноправной Европейской России земле.

Для осуществления проекта Русской Евразии, по мнению Семенова-Тян- Шанского, необходимо было создавать культурно-экономические базы на востоке страны 71. Идея сдвига экономического и культурного центра государства к его географическому центру открыла возможность сформулировать на десятилетия стратегическую задачу, вытекавшую из необходимости выживания и укрепления страны в новых геополитических реалиях наступившего XX в. В отличие от будущих евразийцев, автор проекта Русской Евразии видел ее именно как проект, а не как географическую данность.

Как полагал В. Л. Цымбурский, осуществивший анализ статьи В. П. Семе- нова-Тян-Шанского, ее текст состоит из двух слоев: первоначального и последующего. Первоначальный, который можно охарактеризовать как «восточнический», был создан между 1910 и 1912 г. Он выдержан в традициях первой «евразийской» интермедии (периода между крымской и русско-японской войнами) и оставляет основания полагать его близость докладу, сделанному в 1912 г. на заседании Отделения физической географии Академии наук. Другой слой относится к 1915 г., когда статья была впервые опубликована «с поправками и дополнениями». Этот слой Цымбурский характеризует как соответствующий новому циклу активности России в балто-черноморском направлении, обесценившему «евразийские смыслы» предыдущего исторического этапа 72. Цымбурский полагал, что содержание этой статьи, без сомнения, было известно другому географу, П. Н. Савицкому, который стал в 1920-х гг. одним из идейных лидеров евразийства.

70  Семенов-Тян-Шанский В. П. О могущественном территориальном владении применительно к России: Очерк по политической географии // Рождение нации. Серия альманахов «Арабески» истории / Сост. А. И. Куркчи. М.: ДИ-ДИК, 1996. Вып. 7.

С. 593–616.

71  Там же.

72  Цымбурский В. Л. Дважды рожденная «Евразия» и геостратегические циклы России // Цымбурский В. Л. Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы. 1993–2006. М.: РОССПЭН, 2007. С. 441–463.

184 Раздел 4. Россия как объект геополитических проекций модерна...

По мнению Цымбурского, обе «Евразии», и Семенова-Тян-Шанского,

иСавицкого, порождены «евразийскими» этапами российской истории. Евразия Семенова-Тян-Шанского возникла на излете первого этапа, Евразия же евразийцев — на заре второго (1921 / 1923–1939). Обесцененная к середине 1910-х гг. как геополитическая заявка, «Евразия» сохранилась в репертуаре российской геополитики и дождалась второго рождения после смены геополитической конъюнктуры 73.

Вторая евразийская интермедия охватывает окончание гражданской войны

иэпоху строительства социализма в одной, отдельно взятой стране, включение в СССР Средней Азии, превращение Тувы и Монголии в советские протектораты, ангажированность в Китае и противостояние с Японией на Дальнем Востоке 74. В практике социалистического строительства повторное рождение евразийской идеи ознаменовалось реализацией плана ГОЭЛРО, с которого началась полномасштабная индустриализация Урала, Сибири и Дальнего Востока. В теории же оно связано с рождением евразийства, интеллектуального течения русской эмиграции, видным деятелем которого был географ П. Н. Савицкий. Разрабатываемая им и его единомышленниками теория опиралась на идеи русских географов. От Ламанского евразийство унаследовало идею срединности российского мира, несводимого ни к Европе, ни к Азии. Из арсенала сибирского областничества была воспринята идея равноправного сотворчества народов Востока и Запада. Сам же концепт «Евразия» был заимствован у В. П. Семенова-Тян-Шанского, с трудами которого П. Н. Савицкий, без сомнения, был знаком, хотя ссылок на работу «О могущественном территориальном владении применительно к России» у евразийцев не найдено.

Глава 18. От ориентализма к посториентализму: евразийский поворот в геополитике

Концепт «Евразия» возникает позже в сравнении с концептами «Восток» и «Запад». Им активно пользовались русские ученые — эмигранты, вынужденные в силу идеологического расхождения с большевиками покинуть Советскую Россию в начале 20-х гг. XX в. В географическом смысле «Евразия» — континентальный сектор материка Евразия, целостный субконтинентальный макрорегион, отделенный с севера и востока мировыми океанами, с юга — горами и пустынями: Кавказом, степями и пустынями Туркмении, Памира, ТяньШаня, пустыней Гоби, Большим Хинганским хребтом. С запада и юго-востока естественные границы менее выражены. С Запада это идущая от Балтики до

73  Цымбурский В. Л. Дважды рожденная «Евразия» и геостратегические циклы России. С. 441–463.

74  Цымбурский В. Л. Циклы «похищения Европы» (Большое примечание к статье «Остров Россия»…)

Глава 18. От ориентализма к посториентализму...

185

Черного моря изотерма (линия равных температур) января в 0 % по Цельсию, граница, разделяющая область морского климата с теплой сырой зимой и континентального климата с сухой морозной зимой. С юго-востока эта граница задается субтропиками.

Однако само содержание концепта «Евразия» в доктринах евразийцев гораздо более глубоко и несводимо только к географии. «Евразия» евразийцев является символом закономерного, целостного, реально существующего природно-культурного единства. Евразия — это «месторазвитие» народов, которые не есть ни европейцы, ни азиаты. Авторы новой концепции (П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой, Г. В. Вернадский, Н. Н. Алексеев, Л. П. Карсавин) назвали их евразийскими, усматривая их культурное единство в географической

иэтнографическойцелостностиРоссиикакособого«евразийского»мира.Хотя тексты евразийцев не всегда выдерживают научной критики с точки зрения идеологической пристрастности, присущей геополитическим текстам вообще, тем не менее они вполне соответствуют духу позитивистской науки, которая в 1920–1930-е гг. переживала кризис эволюционизма.

На волне этого кризиса утверждается самостоятельность этнологии как науки, ориентированной на приоритет культурного плюрализма в противовес идее иерархии культур. Философской предпосылкой указанного кризиса стали труды Н. Я. Данилевского и О. Шпенглера, в которых постулировалась идея многообразия путей исторического развития отдельных стран и народов. В эти годы формируется теоретический каркас цивилизационной теории А. Дж. Тойнби. В этнологических исследованиях 1920–1930-х утверждается авторитет школы Ф. Боаса, выступающего за признание равноценности и самодостаточности отдельных культур, прежде всего неевропейских. Приметы кризиса колониальной системы отражались в смене аксиологических и методологических приоритетов научного сообщества.

Н. С. Трубецкой так описывает признаки этого кризиса и изменившуюся после Первой мировой войны роль России. «Вступление России в семью колониальных стран происходит при довольно благоприятных ауспициях. Престиж романо-германцев в колониях за последнее время заметно падает. Презренные “туземцы” всюду постепенно начинают поднимать головы и относиться критически к своим господам…

…В сознании значительной части “азиатов” большевики, а с ними вместе и Россия прочно ассоциировались с идеями национального освобождения, с протестом против романо-германцев и европейской цивилизации. Так смотрят на Россию в Турции, Персии, в Афганистане и в Индии, отчасти в Китае

ив некоторых других странах Восточной Азии. И этот взгляд подготавливает будущую роль России, России уже не великой европейской державы, а огромной колониальной страны, стоящей во главе своих азиатских сестер в их совместной борьбе против романо-германцев и европейской цивилизации… В прежнее время, когда Россия еще была великой европейской державой, мож-

186 Раздел 4. Россия как объект геополитических проекций модерна...

но было говорить о том, что интересы России сходятся или расходятся с интересами того или иного европейского государства. Теперь такие разговоры бессмысленны» 75.

Антиколониальный тренд оказался плодотворным для развития русской геополитической мысли. Он позволил выделить Россию как самостоятельный объект геополитических исследований, с одной стороны, и заявить о ее субъектности в историческом процессе языком науки, с другой стороны. Вне зависимости от оценки научной значимости евразийского наследия само существование евразийской концепции можно считать серьезным вкладом в развитие отечественной геополитики.

ГлавнымположениемевразийстваможносчитатьтезисоРоссиикак«сердцевине» материка Евразия. «Положение России в окружающем ее мире можно рассматривать с разных точек зрения, — пишет Савицкий в своей работе “Степь и оседлость”. — На этих страницах мы хотим привести некоторые замечания — исторические и хозяйственно-географические — предполагающие рассмотрение исторических судеб и географической природы Старого Света именно как целостного единства. В порядке такого восприятия устанавливается противоположение “окраинно-приморских” областей Старого Света — восточных (Китай), южных (Индия и Иран) и западных (“Средиземье” и Западная Европа), с одной стороны, и “центрального” мира с другой, мира, заполненного “эластической массой” кочующих степняков, “турок” или “монголов”» 76.

Концепции евразийцев, так же как и история самого движения, не раз становилисьобъектомнаучногоанализа.Наиболеепринципиальныетезисыихучения, сформулированные оценочно-нейтрально, заключаются в следующем.

Во-первых, в представлении об особом пути развития России как Евразии. Самобытность этого пути связана со спецификой «месторазвития» ее народов, находящихся в постоянном взаимодействии. Перспектива исторического развития России связывалась евразийцами с реализацией на разных исторических отрезках альтернативных ориентаций — западной и восточной.

Во-вторых, в представлении об особой роли православия в рамках евразийской цивилизации. Православие, с одной стороны, сформировало особый, «симфонический» тип личности, с другой стороны, делегировало государству часть своих полномочий. Это позволило государству, по мнению евразийцев, занять позицию духовного лидерства во взаимоотношениях человека и общества. Данное представление явилось следствием определенной идеализации государственного начала в истории России и стало основой учения об идеократическом государстве.

В-третьих, в представлении об особой роли в становлении российской го- сударственности московских князей как восприемников монгольских ханов.

75  Трубецкой Н. С. «Русская проблема» // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн: Антология. М.: Наука, 1993. С. 53–54.

76  Савицкий П. Н. Степь и оседлость // Там же. С. 123.

Глава 18. От ориентализма к посториентализму...

187

Свержение татарского ига, по мнению евразийцев, свелось к перенесению ставки из Сарая в Москву. По настоящему мощной державой Россия стала, как считали евразийцы, тогда, когда восприняла в свою культурную и политическую традицию «туранский элемент», влияние которого оценивалось как положительное и на национальную психологию русских 77.

Наиболееемкимнаброскомевразийскойконцепциивсемирнойисторииявляется статья Г. В. Вернадского «Монгольское иго в русской истории». Отстаивая в противовес европоцентризму цивилизационный подход, историк вводит понятие «мировых империй» для характеристики политических образований, объединяющих разнородные цивилизации. Так, Римская и Византийская империи состоялись, по его мнению, как мировые именно потому, что обеспечивали взаимодействие культуры земледельческой и культуры кочевнической степи,

вотличие, скажем, от Священной Римской империи германского народа Карла Великого, имеющей провинциальный статус. Как мировую определил Вернадский и Монгольскую империю. Это позволило ему по-новому взглянуть на значение монгольского периода русской истории. Включение восточнорусских земель в ее состав означало, по его мнению, перемещение их из маргинального положения, которое они занимали в системе взаимоотношений с Византией,

всамую стремнину исторического потока 78.

Исторические и географические штудии евразийцев требуют профессиональной оценки с учетом критериев, предъявляемых соответствующими науками к критике научных выводов и тех фактов и источников, на которые опирались исследователи евразийского направления. Однако их анализ происходящих на родине социальных изменений, в том числе и в области национальной политики, заслуживает самого пристального социологического взгляда.

Прежде всего, отмечается изменение статуса русских после революции. Вот как пишет об этом Трубецкой. «Та Россия, в которой единственным хозяином всей государственной территории был русский народ, — эта Россия отныне отошла в историческое прошлое. Отныне русский народ есть и будет только одним из равноправных народов, населяющих государственную территорию и принимающих участие в управлении ею» 79. Падение роли русского фактора как интеграционной доминанты российской государственности востребовало иные объединяющие факторы. В качестве такового временно, по мнению Трубецкого, был востребован социальный идеал пролетарской революции. Однако, полагал Трубецкой, он может быть только временным, а не постоянным

77  Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Введение // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн: Антология. М.: Наука, 1993. С. 15–21.

78  Антошенко А. В. Россия в контексте всемирной истории (Евразийский проект Г. В. Вернадского) // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск: НГУ, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 33.

79  Трубецкой Н. С. Общеевразийский национализм // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн: Антология. М.: Наука, 1993. С. 91.

188 Раздел 4. Россия как объект геополитических проекций модерна...

всилу того, что пролетариат как таковой отсутствует в качестве классового элемента у многих народов на евразийском пространстве. Из этого вытекает, что класс, каковым является пролетариат, не может претендовать на роль «единого субстрата государственности» России. «Следовательно, национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом» 80.

Следует отметить наследование элементов народничества в мировоззренческих исканиях евразийцев, тогда как само народничество, понимаемое евразийцами как социалистическое, т. е. атеистическое течение, отвергается ими как стоящими на почве православия. Политические же расхождения между народниками и евразийцами справедливо признаются последними как несущественные 81.

«Работая над своим собственным, индивидуальным самопознанием, каждый человек познает себя, между прочим, и как представителя данного народа. Душевная жизнь каждого человека заключает в себе всегда известные элементы национальной психики, и духовный облик каждого человека заключает

всебе известные элементы национальной психики, и духовный облик каждого отдельного представителя данного народа непременно имеет в себе черты национального характера в различных, смотря по индивидууму, соединениях друг с другом и с чертами более частными… Если этот человек занимается творческой культурной работой, его творчество, неся на себе отпечаток его личности, неизбежно будет окрашено в тон национального характера, во всяком случае, не будет противоречить этому характеру…

Но и обратно, самобытная национальная культура сама способствует индивидуальномусамопознаниюотдельныхпредставителейданногонарода.Она облегчает им понимание и познание тех черт их индивидуальной психической природы, которые служат проявлениями общего национального характера… Гармоничная самобытная национальная культура позволяет всякому члену данного национального целого быть и оставаться самим собой, пребывая в то же время в постоянном общении со своими соплеменниками» 82.

Идейное народничество проявляется и в понимании сущности евразийскогонационализма.Например,Трубецкой,признающий,чтовсякийнационализм утверждает органическое единство и своеобразие данной этнической единицы, осознаетналичиесепаратистских,обособляющихееотболееширокихединиц, тенденций. Для того чтобы решить противоречие между утверждением един-

80  Трубецкой Н. С. Общеевразийский национализм. С. 95.

81  Трубецкой Н. С. Мы и другие // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993. С. 83.

82  Трубецкой Н. С. Об истинном и ложном национализме // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М.: Наука, 1993. С. 39–40.

Глава 18. От ориентализма к посториентализму...

189

ства этноса и стремлением его обособления от более широких общностей, «необходимо, чтобы он комбинировался с национализмом более широкой этнической единицы, в которую данная этническая единица “входит”. В применении к Евразии это означает, что национализм каждого отдельного народа Евразии (современного СССР) должен комбинироваться с национализмом общеевразийским, т. е. евразийством» 83.

Что же давало евразийцам основание рассматривать мир России как единство, а не конгломерат близких по типу, но не интегрированных в целое совокупность этносов? Первый приблизительный, пусть и весьма частичный, ответ может быть получен через обращение к геополитическим реалиям эпохи, породившей евразийство. Евразийцы не принимали Октябрьскую революцию

ине разделяли положения учения о классовой борьбе, так как связывали их с марксизмом, учением, постулировавшим приоритет материальных факторов над идеологическими. В статье «Русская проблема» (1922) Трубецкой прямо провозглашает:«Социализмикоммунизместьпорожденияромано-германской цивилизации» 84. Неприятие материализма как западного, мещанского в негативном смысле этого слова, умонастроения присуще в целом всей русской общественной мысли XIX — начала XX в. Между тем социальная революция стала реальностью. В результате первой мировой войны и революции вместо одной страны — Российской империи — возникло множество независимых государств. Россия перестала существовать как единое государство, что принесло неисчислимые бедствия ее населению.

Противники большевиков, особенно монархисты, выступали идеологами «единой и неделимой» страны. Сами большевики до Октябрьской революции говорили о необходимости поражения России в Первой мировой войне, ибо полагали это благом для нее, в перспективе ведущим «одну отдельно взятую страну» к социалистической революции. Не только идеология, но и практика большевиков (например, призыв к братанию с немецкими солдатами летом и осенью 1917 г.) имела определенные деструктивные последствия, которые поставили под сомнение дальнейшее существование российской государственности. Тем не менее, когда власть большевиков официально утвердилась в большинстве регионов бывшей Российской империи (за исключением Польши, Финляндии

иПрибалтики), советские республики объединились в 1922 г. в Союз Советских Социалистических Республик. Определенную роль в этом процессе сыграла

иутрата надежды на мировую революцию, что и обусловило переход ко второй «евразийской интермедии», продолжавшейся до начала Второй мировой войны.

Оставаясь в оппозиции советскому режиму, евразийцы приветствовали возникновение СССР и его первые шаги в мировой политике. Некоторые из них испытали определенные иллюзии относительно опыта государственного

83  Трубецкой Н. С. Общеевразийский национализм. С. С. 96. 84  Трубецкой Н. С. «Русская проблема». С. 51.

190 Раздел 4. Россия как объект геополитических проекций модерна...

строительства в СССР, усматривая в большевистской партии «испорченный» идеейкоммунизмапрообразидеократическойпартииновоготипа.Идеализации подвергались Советы и советская модель межнационального государственного устройства. Это и стало началом конца евразийства как политического движения. За этим последовали внутренний раскол, отъезд части евразийцев в советскую Россию и репрессии, которым те подверглись в сталинских лагерях.

Между тем евразийство как интеллектуальное течение русской эмиграции пережило свое время. Восприемником П. Н. Савицкого в СССР стал Л. Н. Гумилев, отбывавший с ним срок в ГУЛАГе и находившийся с ним впоследствии в переписке. Не делал секрета из своих евразийских ориентаций и известный лингвист Р. О. Якобсон, научный единомышленник Трубецкого, в 1960–1980-х гг. активно сотрудничавший в области науки с советскими учеными: литературоведами и семиологами.

«Второе дыхание» евразийство набирает в начале 1990-х гг., когда наследие эмигрантской мысли становится предметом интереса не только потому, что это знание дотоле было неизвестным широким кругам научного сообщества на родине евразийцев, но еще и потому, что распад СССР актуализировал опыт исторического наследия Российской империи. Наследию евразийцев была уготована счастливая участь, так как идеи, которые ими предлагались, были созвучны их соотечественникам на территории бывшего СССР, пространство которого вновь стало конгломератом независимых государств. Противоречия, которые раздирали бывшие советские республики, вплоть до вооруженных региональных конфликтов, выступали факторами дезинтеграции некогда единого социокультурного пространства СССР. И хотя положения этого учения имеют явно выраженный утопический характер, тем не менее они содержат некое рациональное зерно, которое придает живучесть евразийскому наследию. Это, прежде всего, привлекательность идеи органического единства народов российской многонациональной цивилизации.

Образ России-как-Евразии является последним в сети образных репрезентаций страны в философских концепциях досоветского и внесоветского пространства. С распадом СССР появляются новые философские и научные концепции, которые на новом историческом этапе развития страны востребуют арсенал русской философии в конструировании теорий, объясняющих цивилизационную специфику России. Однако изменившийся с глобализацией социокультурный контекст трансформировал интерьер пространства научных теорий, что потребовало «встраивания» цивилизационной геополитики в доминирующие научные тренды: теорию модернизации, глобалистику, миросистемный подход.