Ерохина Е.А. - Сибирский вектор внутренней геополитики России - 2012

Раздел 5. Сибирский вектор в системе цивилизационных координат

Глава 19. После евразийства:

образ России в постсоветских геополитических исследованиях

Осмысление парадокса российской модернизации

впостсоветских цивилизационных исследованиях

Впространстве современной геополитики после распада СССР представлен целый репертуар образных репрезентаций России. Их спектр чрезвычайно широк. Между тем пространство выбора в настоящее время задается двумя полюсами: европейским как либеральным и евразийским как почвенническим. Это обстоятельство, а также целый ряд других причин, в числе которых — неприятие вестернизаторской модели модернизации основной массой российского населения, подтолкнули социологов подвергнуть коррекции некоторые положения формационной и модернизационной парадигм, базовым подходом для которых является системно-генетический, или, иначе говоря, системноисторический, подход. Кратко напомним его принципы.

Каждая система рассматривается как внутренне противоречивая и развивающаяся во времени, линейном и необратимом. Исторический процесс понимается как последовательное и неизбежное восхождение от низших форм развития к высшим, от простых — к сложным, от несовершенных — к совершенным. Ключевыми категориями системно-генетического подхода, унаследованными от диалектических систем Г. Гегеля и К. Маркса, являются понятия прогресса и снятия, или диалектического отрицания предшествующей стадии последующей, более развитой стадией, в творческом синтезе, результатом которого становится новое качество. При этом исходное состояние, или предыдущая ступень исторического развития, включается в более развитое состояние как момент связи пройденных ступеней.

Первыми ощутили необходимость уточнения и коррекции некоторых положений системно-генетического подхода историки. Требовали объяснения временная растянутость и незавершенность модернизации российского общества. В рамках концепции «прогрессивного развития» не удалось найти убедительной интерпретации асинхронности социальных изменений в различных сферах общественной жизни. Так, научный тип рациональности и ин-

192 Раздел 5. Сибирский вектор в системе цивилизационных координат

дивидуализированная модель поведения в российской культуре формируются в XVIII в. на петровском этапе преобразований, задолго до промышленного переворота и становления индустриального производства. Еще позже наступает черед политической модернизации. Всеобщая грамотность становится достоянием народа лишь в XX в. Фазы политической модернизации обычно чередуются в российском историческом процессе с антимодернизационными откатами. Не нашел объяснения и парадокс разнонаправленности социальных изменений государства и общества: чем более «насильственны» меры государственной модернизации, тем более «архаичным» оказывается общественный ответ на них. В результате такого противоречивого развития более поздние уклады жизни сосуществуют в российском обществе с более ранними, традиционными укладами.

Каждая последующая фаза модернизации усиливала различия между частями общества. Петровские реформы породили контраст между модернизированными столичными анклавами и консервативной российской провинцией. Советская модернизация привела к огромной социальной дистанции между городом и селом. Постсоветскую фазу модернизационного перехода сопровождал рост бедности подавляющего большинства россиян на фоне утраты обретенных в 1990-е гг. политических свобод.

Оказалось, что в рамках одного общества сосуществуют типологически различные его сегменты, каждый из которых имеет свою «хронологическую» привязкуковременисвоегостановления.Вслучаепринятияаксиомылинейностадиального развития истории это означает, что каждый из таких сегментов общества хронологически «относится» к определенному, отстоящему далеко от современности историческому периоду 1. Парадокс одновременности типологически разнородных и хронологически одновременных явлений в структуре российского общества не ослабляется, а, напротив, усиливается по мере развертывания глобализации. Она вовсе не ведет к поглощению исторически более «прогрессивным» укладом менее «прогрессивного». Напротив, социальное разнообразие только нарастает.

Стало очевидно, что линейно-стадиальная модель нуждается в корректи- ровке,чтоипоказалопытРоссии1990-х гг.Впостсоветскийпериодотечествен- ные исследователи активно начали осваивать миросистемный подход, в основе которого лежат модель «центр — периферия», предложенная А. Г. Франком, и концепт «неравномерного развития» И. Валлерстайна.

Миросистемный подход сформировался как критика концепта «недоразвитие», предложенного У. Ростоу для характеристики обществ, распрощавшихся с традиционной культурой, но не перешедших к зрелому модерну. В практике

1  Корель Л. В. Адаптация в меняющемся мире: от традиции к рациональности // Россия и россияне в новом столетии: Вызовы времени и горизонты развития. Исследования новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2008. С. 165.

Глава 19. После евразийства: образ России...

193

миросистемного подхода «недоразвитие» понимается как следствие эксплуатации ныне «недоразвитых» стран ныне «развитыми» странами. Поскольку «развитые» страны никогда не были «недоразвитыми», а были лишь «неразвитыми», недоразвитость не есть ни их первоначальное, ни их прошлое состояние. По Франку, недоразвитость является источником капитализации ныне развитых стран. По этой логике следует согласиться с Франком в том, что для того, чтобы «недоразвитая» страна прошла все стадии экономического роста ныне «развитых» стран, она должна найти народы, которые можно эксплуатировать и довести до «недоразвитого» состояния, как это делали в прошлом ныне «развитые» страны.

Эта концепция ставит в центр анализа производство качественных различий, обусловленных функционированием капиталистической миросистемы как системы разделения труда. Именно она, по мнению Валлерстайна, вызвала к жизни национальные рынки и национальные государства Европы, сложившиеся к концу XVII столетия. Выигрыш, который они получили в результате неравноценного обмена, позволил им занять «ядерную» позицию в структуре становящейся в Новое время мировой экономики, оставив цивилизациям и регионам, включившимся туда позже, в Новейшее время, место в ее полупериферии и периферии. Это противоречит представлению об «отсталости» «недоразвитых» стран и возможности «догоняющего» развития, способного вывести их в разряд развитых стран. «Специфические» черты «отстающих» стран являются результатом их включенности в мир-экономику и закрепления за ними их «догоняющего» места в миросистеме. «Великая иллюзия теории модернизации состояла в обещании сделать всю систему “ядром” без периферии. Сегодня вполне очевидно, что это невыполнимо» 2. Основываясь на марксистском подходе в понимании центра и периферии как частей системы присвоения прибавочной стоимости буржуазией, Валлерстайн рассматривает их отношения в категориях классового конфликта. Миросистемный подход позволяет увидеть российскую периферию не только как удаленную от столицы, крупного города или районного центра «глубинку», но и как пространство, испытывающее благодаря своему зависимому от центра положению ресурсное ограничениевразвитии.Однакоотказотанализаотдельногообществаисвязей между его членами оставил за пределами миросистемного исследования комплекс образующих общество неэкономических (исторических и культурных) отношений. Что представляет собой тот социальный клей, который скрепляет конкретное общество, несмотря на экономический антагонизм?

В этих специфических исторических условиях в российской науке на рубеже 1980–1990-х гг. происходит становление цивилизационного подхода. Среди множества теорий, возникших в этот период, одной из самых авторитетных

2  Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика, 1500–2010 // Свободная мысль. 1996. № 5. С. 42.

194 Раздел 5. Сибирский вектор в системе цивилизационных координат

была теория «расколотого общества». Ее автор, А. С. Ахиезер, рассматривал раскол как существенную характеристику российской цивилизации. Введя различие понятий конфликта и раскола, он определил раскол как конфликт особого рода, при котором в обществе ценность племенных (традиционных, архаических, этнических) границ оказывается существенно выше ценности человеческой жизни. В концепции Ахиезера Россия предстает «расколотой» страной, страной, где неизбежен конфликт между этническими и национальными ценностями, архаикой и модерном, Востоком и Западом. Раскол является состоянием общества, испытывающего дефицит культурных программ, способных преодолеть конфликт сторон на общенациональной основе путем корректировки целей, отношений, переосмысления смыслов, включенных в этот процесс. Такое состояние общества чревато этническими конфликтами.

Среди причин неспособности преодолеть раскол Ахиезер указывал две наиболее существенные: отсутствие общего культурно-смыслового поля и ограниченность возможностей, которыми обладает российская культура на наличном этапе своего исторического развития 3.

Концепция «расколотого общества» стала своего рода интеллектуальным вызовом. Среди «ответов», порожденных дискуссией вокруг нее, наиболее показательными в контексте обращения к образам России на пороге XXI в. можно считать неоконсервативную теорию А. С. Панарина и герменевтическую концепцию В. Л. Каганского. Оба автора в своей аксиоматике разделяют тезис Ахиезера о «внутреннем расколе» социокультурного пространства России. В то же время на вопрос о его интеграции они дали противоположные ответы: евразийский и анти-евразийский.

Россия между атлантизмом и евразийством в неоконсервативной концепции А. С. Панарина

Концепция А. С. Панарина опирается на «охранительную» интенцию

впоиске модели цивилизационного развития России. Такая модель не дана ей изначально в силу промежуточного между Востоком и Западом положения

вцивилизационномпроцессе 4.«Длястраны,занимающейпромежуточноецивилизационное положение, решающее значение приобретает соотношение местной ─ малой народной ─ традиции и великой цивилизационной. В странах, чья национальная жизнь протекает под сводами собственной цивилизации, имеет место существенное совпадение великой и малой традиций ─ их отношение выступает как отношение частного к общему. Россия не имеет под собой этого

3  Ахиезер А. С. Архаичные ценности в современном этническом конфликте // Анализ и прогноз межнациональных конфликтов в России и СНГ. Ежегодник. М.:

РНИСиН, 1994. С. 36–38.

4  Панарин А. С. Россия в цивилизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М.: ИФ РАН, 1995. С. 27.

Глава 19. После евразийства: образ России...

195

благодатного свода. Изначально она, в качестве промежуточной страны, пребывала вне большой традиции Запада и Востока. Поэтому между ее малой (или малыми, если принимать во внимание многонациональный состав) народной традицией и великой цивилизационной традицией возникают острые конфликты, которые и образуют всю драматургию ее периодических модернизаций» 5.

Эти высказывания удивительным образом напоминает тезисы П. Я. Чаадаева. По своему смыслу они подчеркивают характеристику промежуточности, даже маргинальности России в цивилизационном процессе. В силу этого обстоятельства Россия периодически вынуждена пересматривать свой цивилизационный статус, воспроизводить себя в истории посредством смены социокультурных ориентаций ─ поисков нового баланса между западными и восточными имульсами. Именно поэтому всякая реформа, по мнению Панарина, ослабляет скрепы, фиксирующие положение страны на оси «Запад — Восток», и поэтому чревата тотальной дестабилизацией 6.

«В отличие от других, «нормальных» стран, отличающихся относительной устойчивостью и цельностью своего культурного архетипа, Россия с самого начала формировалась как гетерогенное западно-восточное образование, сознательно решая проблему творческого синтеза различных цивилизационных начал… Неустойчивость России как социокультурного типа связана, таким образом, не столько с промежуточным геополитическим положением как таковым, сколько с проблематичностью тех синтезов, которые российское общество создавало в разные моменты совей истории» 7.

Современный цивилизационный процесс уподобляется Панариным неэквивалентному информационному обмену между разными культурами, одни из которых выступают «донорами», а другие ─ рецепиентами, готовыми пренебречь собственными нормами в пользу престижных «цивилизационных универсалий». В этой дихотомии он относит Россию к культурам второго типа 8. Решающую роль в этом играет не уровень или качество российской культуры, а направленность массовых устремлений, сориентированных на глобализацию и общество потребления. В ситуации проигрыша в «соревновании двух систем» произошла мобилизация политически активного населения России в форме двух противостоящих проектов: вестернизаторского («атлантического») и евразийского, опирающегося на собственную культурную традицию.

Атлантический сценарий, по мнению Панарина, России не подходит. «Не раз приходилось слышать от наших западников, что лучше отступить до центральных областей страны (уж не до Садового ли кольца Москвы?), но избавиться от гирь “азиатского наследства”. Однако тем, кто готов отступать так

5  Там же. С. 131–132.

6  Там же. С. 46. 7  Там же. С. 47. 8  Там же. С. 54.

196 Раздел 5. Сибирский вектор в системе цивилизационных координат

далеко, пора понять, что им не дадут остановиться там, где они пожелают» 9. ПосколькууРоссии,вотличиеотЗапада,нетсвоегоустойчивогоареала,устойчивость ей необходимо обрести внутри себя самой.

Высказывая скепсис в отношении атлантического проекта, Панарин выдвигает контраргументы против него. Первый из них заключается в том, что либерализм на русской почве приобретает черты своего антипода, тоталитаризма. Во-вторых, героический пафос, в котором так нуждается Россия, ныне на Западе в дефиците с уходом протестантской аскезы. Права человека и гражданина невозможно отстоять без крайних усилий. Однако не они, а пафос потребительского эмансипаторства движет сегодня русским человеком 10. Поэтому следует обратиться к другой стратегии.

Именно ее Панарин именует евразийской. В его работах сложно встретить ссылки на евразийцев первой, эмигрантской волны. Мировоззренчески близкой ему оказывается позиция их оппонентов, православно ориентированных мыслителей, в частности, Г. Федотова и Г. Флоровского. «Создатели русской идеи прекрасно осознавали цивилизационную специфику России и ее историческое призвание, назвав ее «третьим Римом». Россия — Рим, сохраняющий великие интенции европейской цивилизации с ее прометеевским духом, с ее творческим беспокойством, обращенностью не в прошлое, а в будущее. Но она — особый, третий Рим, умеющий творчески распорядиться специфическим евразийским наследием и творчески освоить опыт двух “предыдущих Римов”. Мне представляется, что русская идея, в отличие от идей эпигонствующего западничества, содержит особый тип откровения, обращенный к опыту современности, включая продуктивную критику современности» 11.

Несмотря на это, в области практических мер он настроен на одну «волну» именно с евразийцами, а не с православными мыслителями. Специфика евразийского сценария для России заключается, по его мнению, в необходимости усиления авторитарных тенденций, дистанцирования от Запада, возрастания роли государства в экономике, повышения значимости идеологического фактора 12.

Панарин определяет цивилизацию как надэтническую общность, имеющую своим основанием неформальную духовную связь этносов и регионов, разнородное население которых имеет общие смыслообразующие принципы, единые представления о достойном. Чем более гетерогенно население в этническом и политическом отношении, тем больше нагрузка на духовные факторы этого единства. Его опорой, по Панарину, является цивилизационная традиция,

9  Панарин А. С. Россия в цивилизационном процессе... С. 122.

10  Там же. С. 126–127.

11  Панарин А. С. «Вторая Европа» или «Третий Рим»: парадоксы европеизма в современной России // Панарин А. С. «Вторая Европа» или «Третий Рим»: избранная социально-философская публицистика. М.: ИФ РАН, 1996. С. 143–144.

12  Панарин А. С. Россия в цивилизационном процессе… С. 128–129.

Глава 19. После евразийства: образ России...

197

которая несводима ни к этническим устным традициям, ни к государственным идеологемам, рождающимся в рамках «высокой» письменной культуры.

В качестве духовно-мировоззренческого стержня в неоконсервативной концепции выступает религия, которая создает тот тип духовной общности, который преодолевает локализм, этноцентризм и детерминизм природной среды. Даже специфика политического режима может быть в какой-то степени преодолена им.

«Где же лежат основания действительной духовной власти — той способности вызывать подлинную веру, а вместе с нею и готовность к жертвенности

иподвижничеству во имя целей, признанных великими? Только прояснив их, мы сможем взвесить перспективы евразийского проекта в России.

Речь идет об идеалах, обладающих достаточной интегрирующей силой для того, чтобы скрепить эмпирически столь разнородные, а сегодня нередко

ипрямо противопоставленные друг другу этносы, регионы, конфессии. Властвующий национализм и сепаратизм, используя в своих целях местное националистическое жречество, в лучшем случае представляет “малую” традицию, обращенную к племенному прошлому. Однако как только в ответ на это “имперский центр” центр пытается организовать акции полицейского умиротворения, так сразу же обнаруживается бессилие силы. Следовательно, племенным божествам архаичного национализма надо противопоставить нечто большее, чемголаясила.Врамкахатлантическогопроектаимпротивостояланиспровергающая цивилизационная “ирония” деидеологизации. В рамках евразийского проекта им должна противостоять более высокая и напряженная вера» 13.

Концепция Панарина представляет собой умеренный, адаптированный к современным реалиям вариант евразийства. При этом с самим евразийством в ней оказывается не так много общего. Скорее, ее можно охарактеризовать как православно ориентированную модель модернизации. В этой модели образ России предстает нагруженным смыслами жертвенности и аскетизма, даже самоотказа в пользу верховной власти. При этом в оценке компетентности и заинтересованностипредставителейсамойверховнойвластиуавторамоделинет никаких иллюзий. «Трагедия современной российской элиты в целом и гуманитарной в частности состоит в том, что она оказалась из рук вон плохим хранителем цивилизационного наследия “Третьего Рима”» 14. «Мы видим, как номенклатура советского образца, точь-в-точь так же, как боярская номенклатура давних времен, стремясь к безраздельному удельному владычеству, не останавливается перед тем, чтобы разорвать громадную страну по клочкам» 15.

«Одно надо признать: нынешняя правящая элита не годиться на роль элиты. Ее творческого потенциала явно не хватает на то, чтобы освоить про- странство постсоветской Евразии как единое духовное пространство, содер-

13  Там же. С. 134–135. 14  Там же. С. 229.

15  Там же. С. 89.

198 Раздел 5. Сибирский вектор в системе цивилизационных координат

жащее общие принципы жизнестроения и общие вдохновительные цели. Экономикоцентризм ее мышления основан на социокультурном недоразумении: на неумении разгадать в послевоенном экономическом чуде Западной Германии, Европы, Японии скрытой энергетики больших целей — национального и цивилизационного самоутверждения народов, встретивших опасный вызов истории и мобилизовавшихся для достойного ответа» 16. В этой логике остается неопределенность: кто же будет реализовывать проекты государственного строительства, если российская элита и в имперский, и в советский, и в постсоветский периоды традиционно “играла на понижение” цивилизационного статуса своей страны в сравнении с европейскими элитами 17?

Автор неоконсервативной теории обрушивается на принцип национализма с критикой, порой весьма справедливой в контексте тех этнополитических процессов, которые происходили в странах СНГ после распада СССР. Его аргумент заключается в том, что в Западной Европе национализм совпадает

сидеей цивилизационной интеграции, тогда как в России он оказался союзником этноцентризма и сепаратизма 18. В силу этого национальная риторика должна быть заменена нейтральной региональной риторикой для того, чтобы остановить логику суверенизации этносов. Что же предлагается взамен принципа национального суверенитета?

ПанаринвиделбудущееРоссиивСНГ,которыйдолженсовременемтрансформироваться в полноценную федерацию, где вместо «парада суверенитетов» утвердится принцип «нераздельной коллективной судьбы», а западнический гедонистический комплекс в качестве социокультурного основания уступит место большой государственной идее. «Любая партия в России рано или поздно обнаруживает, что для того, чтобы удержаться у власти, ей надо взять на вооружение государственническую и даже мессианскую идею, связанную

спровозглашением мирового величия и мирового призвания России» 19. По его мнению, наиболее адекватной формой государственности для России является не национальное «государство-минимум», а «служилое государство», основанное на существенной доле ратного и административно-политического компонента. Это обстоятельство проистекает из логики духовного по своей природе евразийского цивилизационного процесса, образуемого взаимоотношениями между сакральными фигурами Жреца, Воина и Пахаря в индоевропейской мифологии:Жрец(идеолог)блюдет«идейнуюмонолитность»страны,Воинстроит империю, дополняя единство духа единством, скрепленным силой, Пахарь

16  Панарин А. С. Россия в цивилизационном процессе… С. 240. 17  Там же.

18  Панарин А. С. Расколы и синтезы: конкурс цивилизационных проектов в Евразии // А. С. Панарин. «Вторая Европа» или «Третий Рим»... С. 110.

19  Панарин А. С. Юбилей Победы: итоги трех мировых войн для России // Там же. С. 78.

Глава 19. После евразийства: образ России...

199

держит этот свод на своих натруженных плечах общего кормильца страны 20. «В нашем пространстве требуется существенно иной баланс общественнонеобходимого времени…, чем в стабильном западном пространстве, доля производительного (экономического) времени, соответственно, ниже» 21. Панарин настаивает на том, что геополитика без учета цивилизационного фактора остается грубой силой. Возвращение же в цивилизационное пространство как пространство религиозного напряжения, насыщенного смыслами, поднимает ратный труд Воина до уровня мистического подвига.

Концепция Панарина являет собой образец не только консервативноохранительного взгляда на Россию, но также и современный инвариант философии русской идеи с ее характерными атрибутами утопизма, идеализма и мессианства. Проповедуемая идея авторитарной верховной власти компроментируется им же самим справедливой во многом критикой либерального режима постперестроечной России, отождествляемого с большевизмом. И если последняя аналогия вполне допустима, учитывая вполне «большевистские» методы шоковой терапии гайдаровского периода, то трудно согласиться с отождествлением большевизма с марксизмом только лишь на основе «западной» принадлежности обоих исторических феноменов. Критикуя марксизм за экономоцентризм, автор неоконсервативной теории тем не менее настаивает на приоритете экономической эффективности в выстраивании новой цивилизационной модели.

В концепции Панарина «гетерогенность» России, противопоставляемая им «гомогенности» Европы, выглядит преувеличенной. Однако, если обратиться к истории и культуры, окажется, что Европа как цивилизация далеко не монолитна ни в этническом, ни в конфессиональном, ни в каких-либо иных отношениях. Полагая, что опасность исходит именно со стороны так называемой «малой» традиции, определяемой им как племенная, Панарин фактически отождествляет национальные элиты и высокую письменную культуру, на которую те опираются в процессах нациестроительства, с устной традиционной культурой, что неверно методологически и эмпирически, по факту, не соответствует реальности. Приписывание всей вины за распад СССР одной стороне, местным элитам, ответственным за производство привлекательной эстетики «малых форм» государственности, явным образом противоречит пропагандируемому импульсу самоорганизации. Культурный плюрализм, реабилитация ценностей укоренения, реванш провинций и другие источники творческого саморазвития на локальном и региональном уровне, определяемые автором евразийской неоконсервативной концепции как условия аскезы и героической мобилизации, в конце концов оказываются в подчинении у абстрактного государства, идеализируемого как воплощение некоего евразийского архетипа.

20  Панарин А. С. Россия в цивилизационном процессе… С. 132. 21  Панарин А. С. Расколы и синтезы… С. 107.

200 Раздел 5. Сибирский вектор в системе цивилизационных координат

«В противовес мифу о неуклонной концентрации и централизации, о решающих преимуществах крупных форм, в современной мировой культуре создается мифология «прекрасного малого», более соответствующего человеческим измерениям социального бытия. Можно вообразить себе, какой силой, какой убедительностью должна обладать евразийская идея, чтобы нейтрализовать все эти враждебные импульсы»  22.

Пафос мессианства, предложенный в евразийском неоконсерватизме, входил в явное противоречие с социокультурными реалиями первой половины 1990-х гг., когда страна переживала системный кризис. Но самым значимым ограничением евразийской концепции Панарина является ее дуализм применительно к оценке цивилизационной сущности России. Что же такое Россия: самостоятельная цивилизация или страна на стыке цивилизаций? Концепция Панарина оставляет возможность получить оба ответа. Подчеркивая этнокультурную гетерогенность России, он приходит к выводу о ее маргинальном статусе в цивилизационной структуре мира. Но если Россия маргинальна, значит, ее место может занять любая другая страна.

Пафос свободного выбора цивилизационного проекта нивелируется фатальной неизбежностью «служилого государства», структура которого напоминает кастовый строй индоариев, и в этом смысле трехчастная модель (Жрец, Воин, Пахарь) служит не источником мотивации, а, скорее, напротив, вызывает в сознании ассоциацию барьера-ограничителя, накладываемого структурой на социальную мобильность индивида. Таким образом, оказывается, что, по существу, выбора нет.

Откуда же взять источник творческой энергии, способный интегрировать мессианский консерватизм? Панарин полагал, что ее неисчерпаемые ресурсы находятся в Сибири и на Дальнем Востоке. «Можно ли утверждать, например, что сибирское и дальневосточное население России еще сохранило признаки немотовствующего народа, связанные, в частности, с наследием старообрядчества: традиционное трудолюбие, аскезу и мораль, патриархальные предпосылки дисциплины и законопослушания, жажду духовной веры? Именно этими признаками современная тихоокеанская цивилизация отличается от атлантической. Если эти признаки у нашего сибирского населения еще сохранились, … то цивилизационный маневр, связанный с некоторым смещением центра тяжести с Запада на Восток нашей страны сегодня возможен» 23.

Таким образом, в этой концепции азиатский вектор развития России напрямую соотносится с тихоокеанской цивилизацией, а население Сибири и Дальнего Востока противопоставляется соотечественникам, живущим в ее европейской части, как носитель патриархальных, трудовых, не испорченных гедонизмом ценностей. Россия оказывается «распяленной» между двумя ци-

22  Панарин А. С. Россия в цивилизационном процессе… С. 154. 23  Там же.