Ерохина Е.А. - Сибирский вектор внутренней геополитики России - 2012

Глава 3. Социокультурные предпосылки и современный контекст... 41

Этнографы и фольклористы выделяют, как правило три уровня такой реальности: верхний (небесный) уровень, срединный мир, населенный ныне живущими людьми и духами, хозяевами местности, и нижний мир. Соединенные сакральной вертикалью и животными-посредниками три уровня образуют целостную, замкнутую систему, где души людей (предков, ныне живущих и потомков) являются одновременно и средствами коммуникации, и сообщениями между ее отдельными структурами.

Наличие сакральной вертикали само по себе открывает возможность для путешествия в иные миры: верхние, которые служат обиталищем небесных богов, и нижние, где живут боги «темного», подземного мира и находят свое пристанище души умерших людей. Способность к такого рода путешествиям доступна не всякому человеку, а только специалисту в области тайного знания: шаману, жрецу, сказителю. Она давалась таким людям, как сверхъестественный дар, который требует от экспертов традиционного общества служения на благо коллектива. Формой служения оказывались предсказания, обращения к божествам верхнего и нижнего миров с определенными просьбами, удовлетворение которых должно было послужить благу просящих.

Основной разновидностью карты в традиционном обществе оставалась карта-космография. Традиционное сознание, обращенное к объектам сакральной географии в иных, «запредельных» срединному мирах, оставалось равнодушным к пространству за границами родовой территории коллектива. Реальные путешествия были связаны с риском. Сведения о внешнем мире были крайне скудны, отрывочны и противоречивы. Человек судил о внешнем мире по той его локальной части, с которой был хорошо знаком. Недостаток знаний с лихвой компенсировался избыточностью воображения. Сакральная вертикаль — это не только маршрут движения душ и шаманских паломничеств, восходящих и нисходящих. Это еще и напоминание об обратимости времени, ориентировавшей на «вечное возвращение» к первоистокам.

В стратифицированных обществах древности и Средневековья сакральная вертикальная география, обозначавшая маршруты движения в рай или в ад, дополнилась горизонтальной моделью пространства. Можно говорить о своеобразной иерархии в его восприятии: для христианина лучшим был мир, освященный светом христианской веры, для мусульманина таковым оказывался мир, освященный верой пророка. В религиозные центры, связанные с деятельностью основателей веры, ее пророков и святых, устремлялись паломники, которые нуждались в подробном описании маршрута. Средневековая география строила модели географических объектов на языке чертежа, содержащего схематические ориентиры с вписанными от руки примечаниями-комментариями, касавшимися продолжительности сухопутного или морского пути. У чертежников не было представления о масштабе. Условность взгляда им была чужда.

Чертежи имели локальный характер, не соотносимый с более широким географическим контекстом. На них наносились не только хорошо известные объ-

42 Раздел 1. Геополитика как академическая дисциплина...

ектыосвоенногопространства,ноиполуфантастическиеобъектына«земляхнезнаемых», где живут полулюди, полузвери. Экспертом мог стать любой путешественник, лично прошедший маршрут: паломник, воин, монах, купец. Особым престижем пользовалась профессия чертежника. Манускрипты, исполненные мастерами Средневековья, сродни искусству восточной каллиграфии, так как средневековые карты содержали не только географическую, но и разнообразную информацию морально-этического, символического, религиозного характера и, что немаловажно, эстетические эталоны Средневековья.

Пространственное мышление является развитой структурой простран- ственно-временной картины мира высокостратифицированных агрописьменных обществ древности и Средневековья, в недрах которой вызревают элементы научной картины мира. На этом фундаменте в эпоху модерна формируется наука как социальный институт и индивидуализированная форма общественного сознания, рациональная по характеру познавательной деятельности.

Хорографическое пространство средневекового чертежа связывало географическое описание с движением, прочерчивающим направления от одной «точечной» структуры до другой через локусы пустынного пространства,

вразличные стороны от центра, занимаемого наблюдателем. Чертеж отражал географическое пространство в сознании универсального наблюдателя. Картографирование же как элемент науки Нового времени позволило это пространство моделировать, исходя из актуальных потребностей наблюдателя.

По мере того как география приобретает статус научной дисциплины, меняется язык изображения и функции репрезентации земной поверхности. Пространственная структура карты предполагает условность наблюдателя, рассекающего земную поверхность на параллели и меридианы. Пространство карты объективизирует географическое описание, вводит масштаб и ориентацию по сторонамсвета,несодержитлокусов«пустоты».Земляоказываетсяупрятанной

вкоординатную сетку, расчерчивающую территорию на измеримые ячейки.

Если география как наука использовала глобус и карту в качестве моделей реальности, то пространственное мышление модерна обращается к ним как к инструментам конкретизации проекций национальной «самости» на земную поверхность. Карта становится необходимым государству инструментом административного размежевания и подкрепления территориальных притязаний в спорах с соседями. Картография оказывается поставленной на службу целям политического и административного управления.

Здесь вновь прослеживается связь между распространением продуктов печатного капитализма — карт и учебников по географии — и новой концепцией пространственной реальности, охарактеризованной в работе тайского историка Тхонгчая Виничакула (на примере появления на политической карте ЮгоВосточной Азии страны с названием «Сиам») следующим образом: «…карта была не моделью той реальности, которую она намеревалась представить, а образцом для сотворения самой этой реальности… Дискурс картографирования

Глава 3. Социокультурные предпосылки и современный контекст... 43

был той парадигмой, в рамках которой осуществлялись административные

ивоенные действия и которую эти действия фактически обслуживали» 56. Этот исторический пример, заимствованный из диссертационного исследования тайского историка, пересказан Б. Андерсон в качестве иллюстрации значимости нового типа географического описания в наполнении территориальных границ политическим содержанием.

Как и в случае с историческим сознанием, пространственное мышление обнаруживает тенденцию к выделению взаимосвязанных и в то же время альтернативных форм отношения к пространству: географическое (научное) знание и геопространственное проектирование. При этом последнее мобилизует групповую идентичность, опираясь на мгновенно узнаваемые образные стереотипы. Некоторые из них (гербы, неофициальные символы стран, логотипы) глубоко внедрились в массовое сознание благодаря бесконечному типографскомупереносунаплакаты,обложкиучебниковижурналов,официальныепечати и т. д. Особое место в этом ряду занимают карты-логотипы государств.

Происхождение карты-логотипа связано с привычкой имперских государств окрашивать свои колонии на карте в имперский цвет. Окрашенная таким образом каждая колония представала как отдельный кусочек составной картинки-загадки. Когда такой эффект вошел в моду, «кусочек» мог быть отделен от своего географического контекста: линий широты и долготы, названий мест, условных знаков, обозначающих реки, моря и горы, и, наконец, соседей. Логотип карты предстает перед воображением, по мнению Андерсона, как чистый символ зарождающегося национализма 57.

Наконец, самый значимый переворот в пространственном воображении, произведенном географией модерна, связан с десакрализацией языка географических описаний. В пространственно-временной картине мира древности

иСредневековья образ государства представал в сакральных терминах, например, «Священной Римской империи», или «Третьего Рима». В географии модерна этот образ заменяется образом «страны» как категории, замыкающей государство в границах определенной территории 58. Для населения, идентифицирующего себя со «страной» на основании связи с территорией и принадлежности к государству, это географическое понятие наполняется силой эмоционального чувства, проистекающего из осознания связи между личной биографией и судьбой «Родины». География смыкается с историей, а личная судьба — с судьбой страны.

Знание и власть

Противоречие, возникающее между исторической памятью и геопро- странственным воображением как формами групповой саморефлексии,

56  Андерсон Б. Воображаемые сообщества… С. 192.

57  Там же. С. 193. 58  Там же. С. 191.

44 Раздел 1. Геополитика как академическая дисциплина...

содной стороны, и научным знанием, историческим и географическим,

сдругой стороны, оказывается еще одним симптомом, обозначающим разрыв с предшествующими культурными эпохами. В эпохи, предшествующие Новому времени, немыслимо было представить какие-либо способы самоидентификации группы вне религиозного обоснования ее происхождения и за пределами опекающего контроля светской власти. Примерно то же самое можно сказать и о научном знании в тех формах, в которых оно существовало до Нового времени.

Еще одно противоречие намечается между ориентированной на идеал достижения объективного (рационального и достоверного) знания наукой и утилитарно-прагматичным отношением власти к извлекаемым ею результатам. Оно редко удостаивается исследовательского внимания. Это неудивительно, если учесть парадигмальный контекст современных исследований по философии и социологии таких идеологически ангажированных «полей» жизни общества, как наука, образование, СМИ. Наибольшей популярностью в этом контексте пользуется концепция «власти-знания» М. Фуко, обосновывающая взаимосвязь между типом знания и формой отправления власти. Наиболее полно она изложена в его работах «Надзирать и наказывать», «Микрофизика власти», «Воля к истине». В предельно обобщенном виде можно кратко выразить ее суть в следующих положениях:

–власть не является нейтральной по отношению к знанию;

–власть и знание взаимно предполагают друг друга и вместе образуют отношения господства и / или дискриминации;

–дискурсивные, в том числе и научные практики выступают как составная часть господствующего общественного порядка.

В определенной мере методология, предложенная Фуко, позволяет объяснить целенаправленное формирование внутри- и внешнеполитических доктрин с опорой на научные — географические и исторические — нарративы при помощи обращения к категории нация, или, по-другому говоря, народность. В XIX в. нация (народность) как принцип выделения самостоятельных политических единиц утверждается сначала в европейской политике, а в XX в. национальный принцип политического самоопределения становится ведущим в мировых международных отношениях. Этому предшествовали три столетия

(XVI–XVIII вв.) неторопливой работы культурных механизмов: распростране-

ния печатного капитализма, формирования национальных языков, трансформации пространственно-временных структур сознания.

В такой методологической парадигме находит объяснение и феномен геополитической науки. Среди предпосылок ее возникновения в XIX в. можно назвать следующие тенденции:

–стремление государств обосновать свое центральное географическое положение в системе международных координат историко-географическими и культурно-политическими аргументами;

Глава 3. Социокультурные предпосылки и современный контекст... 45

– обращение к пространственно-территориальным реалиям древней

исредневековой истории, в рамках которых происходило формирование полиэтничных государственных образований и мегагосударств (империй), к фактам их существования, обусловленное как реальными потребностями стран, так

имифологизированными историческими представлениями и географическими образами соответствующих пространств;

–выделение регионов в гипертрофированных масштабах, влияющих на идентификацию населения и позиционирование стран;

–возрастание благодаря СМИ интенсивности присутствия регионов в информационном поле, усиливающем их стереотипизацию;

–рост региональной иерархизации как средства идеологического воздействия на отдельные страны 59.

Переход к индустриальному обществу, растянувшийся на четыре столе-

тия (XVI–XIX вв.), в XX в. потребовал новых инструментов внутриполитиче-

ской мобилизации, усиливающих роль исторических аргументов в процессе выработки и реализации политических курсов государств. Решающую роль в формировании геопространственного концепта «страны» («великой страны», «большой страны») сыграло представление о нации как политическом (гражданском) сообществе. По мере утверждения национального принципа легитимации формирование образов стран приобретает целенаправленный характер, ориентирующий на создание такой системы образных проекций, которая бы выступала как матрица идентичности для граждан соответствующих государств. Историческая память становится в этом случае важнейшим инструментом идеологического влияния на оценку геополитических процессов.

Объективной причиной повышения роли исторических концепций является необходимость обоснования территориальных притязаний современного государства. Использование факта существования в древний период истории его народов государственных образований, имеющих признанный с точки зрения исторической науки статус, открывает вполне определенные политические выгоды для доказательства правомочности или необходимости переопределения существующих территориальных границ. Древность сообществ, сформировавшихся на территориях современных государств, позволяет поставить вопрос о «сохранении исторического наследия». Имперский характер прежних государственных образований, включавших в свой состав не только население титульных этносов, позволяет подчеркнуть прогрессивную роль империй для всего региона и обосновать претензии их «национальных преемников» на статус региональных лидеров 60.

Наконец, особого упоминания заслуживает аргумент об историческом праве на первенствующее заселение на определенных территориях или об

59  Улунян А. А. Новая политическая география: переформатируя Евразию. М.:

ИВИ, 2009. С. 16–17. 60  Там же. С. 52–54.

46 Раздел 1. Геополитика как академическая дисциплина...

исторически прослеживаемом континуитете «автохтонных» территорий с положительной оценкой их последующего развития. Такие аргументы открывают возможность переформатирования геополитического пространства, апеллируя к необходимости объединения этноса в рамках единой государственной системы (несмотря на этническую «чересполосицу») и логике признания за ним права на территорию, где проживают представители разных народов на основании «исторического права» принадлежности этих земель этносу в прошлом 61.

Сочетание историко-событийной канвы с мифологизированными элементами народного сознания создает идеализированную картину этноисториче- скойэволюции.Методудревнениякультурно-политическойисключительности одного народа в контексте межэтнических отношений формирует поле «войн памяти», в котором собственно научная аргументация оказывается поглощенной политическими целями.

Между тем концепция «знания-власти» оставляет вне интерпретации многочисленные примеры интеллектуальной оппозиции и гражданского несогласия ученых с доминирующим в конкретной области дискурсом, поддерживаемым властью. В той же степени без внимания она оставляет причины, по которым власть игнорирует консолидированное мнение экспертов по соображениям, логика которых обусловлена действием «сберегающих» ее от общественной критики механизмов. Возможна ли критика власти, автономность науки и независимость научной экспертизы? Эти вопросы побуждают проблематизировать актуальную с точки зрения общественной значимости научную проблему: возможна ли критика геополитики как идеологии и политической практики средствами геополитики как науки?

Представляется, что на эти вопросы можно ответить положительно. Союз знания и власти, опирающийся на целенаправленный нарратив господства и порядка, понимаемого как единообразие, другим основанием имеет стремление к истине, пути достижения которой чрезвычайно многообразны. В этом движении рождается конкуренция научных парадигм. Критический пафос творчества Фуко и близких ему по духу мыслителей изменили, без сомнения, интеллектуальный ландшафт и контекст политической жизни Европы после 1968 г. Это не оставляет сомнений в том, что «знание» способно выступать активной, преобразующей характер партнерского взаимодействия в союзе «власть-знание» стороной. Обращение в последующих разделах к наследию двух европейских школ геополитики — французской и российской — позволит доказать правомерность данного тезиса. Это дает надежду на то, что союз знания и власти, в котором наука должна играть «первую скрипку», способен принести пользу гражданским сообществам, служение которым вменяется власти в обязанность.

61  Улунян А. А. Новая политическая география: переформатируя Евразию. С. 16–17.

Раздел 2. Этническая гетерогенность как проблема внутренней геополитики России

Глава 4. Культурное многообразие и внутреннее геополитическое пространство: теория, практика и опыт исследования

Внутренняя геополитика национальных государств Европы в Новое и Новейшее время

Культурное разнообразие является одной из базовых социологических категорий описания общества, наряду с неравенством. Если неравенство позволяет описывать социальную структуру исходя из сравнения социальных позиций в статусной иерархии, т. е. по вертикали, то многообразие(гетерогенность) представляет собой совокупность показателей, отражающих такие различия в позициях, которые невозможно ранжировать. Иными словами, культурное разнообразие демонстрирует горизонтальную дифференциацию общества, основанную на номинальных различиях. Среди них можно выделить особую категорию различений, обусловленную связью с землей как с обитаемым пространством, представленным конкретной территорией.

Во-первых, это многообразие хозяйственных укладов (кочевого, аграрного, индустриального), возникающее из различных способов адаптации к вмещающему ландшафту. Во-вторых, это языковое разнообразие, происхождение которого связано с генезисом конкретных человеческих сообществ, локализованных на определенных территориях. В- третьих, это этническая разнородность, первоначально обусловленная характером взаимодействия человеческого коллектива со средой обитания. Эти различия прямо влияют на образцы социализации, жизненные стили, доступ к материальным и социальным благам, власти, образованию, информации и культурным образцам, ориентированным на современность.

Кроме того, существуют культурные различия, косвенно обусловленные связью с пространством обитания. Прежде всего, необходимо сказать о региональном многообразии, вызванном неповторимым для каждой страны сочетанием областей (территорий), каждая из которых уникальна по своим этническим, демографическим и географическим показателям. Наконец, необходимо отметить национальные различия, так как последние прямо обусловлены связью населения с территорией внутриполитических границ суверенных государств.

48 Раздел 2. Этническая гетерогенность как проблема...

Связь населения с пространством становится геополитическим, а не просто географическим или каким-либо иным, фактором в тот момент, когда оно вступает в отношения с властью. Самой показательной иллюстрацией является установление суверенитета государства над территорией, которую населяет та или иная этническая общность. Это побуждает власть определиться в своем отношении к ней. Спектр возможного отношения чрезвычайно широк. В предельнообщемвидеможновыделитьтриспособавыраженияэтогоотношения:включить данный народ в число своих подданных, депортировать его, подвергнуть геноциду.Последниедваспособанередкидажевсовременнойистории,хотяони и противоречат международному законодательству в области прав человека.

Существует множество способов «включения» разнородного в этнокультурном отношении населения в политико-административную систему государства и, что еще более важно, в единое социокультурное пространство страны. Веер возможностей расположен между двумя условными полюсами: с одной стороны, культурной унификацией и ассимиляцией, с другой стороны, признанием разнообразия в пределах, допустимых для управления. С наступлением Нового времени все государства в различных исторических обстоятельствах и разными способами решали одну и ту же задачу: как гомогенизировать разнородное в культурном отношении население. Типичными для государств в эпоху модерна оказывались меры, направленные на снижение гетерогенности для того, чтобы обеспечить управляемость. Некоторые из них уже были упомянуты: введение стандартизированных национальных языков, систем управления, образования.

Государствоэпохимодернаобосновывалосвоюлегитимность«национальными» аргументами: необходимостью защищать определенный народ и его культуру, от имени которых оно действовало. По глубине «вторжения» в приватную сферу людей его влияние можно сравнить разве что с влиянием религиозных институтов. Через повседневные практики, включающие личность в систему образования, трудового найма, во взаимодействие с административными

иполитическими институтами, СМИ, национализм трансформировал простые

иестественные привязанности, такие как любовь к семье, малой родине, обычаям среды, в приверженность абстрактным идеалам, таким, например, как служение отчизне.

Каждое государство, исходя из условий и собственных возможностей, использовало разные способы национального строительства. Наиболее последовательно ассимиляторскую стратегию проводили власти Франции. Более гибкой была стратегия Великобритании, которая сочетала меры военного подавления (в Ирландии, горных районах Шотландии) с признанием (в отдельных случаях) отличных от английской идентичностей в качестве региональных тогда, когда не отрицалась общебританская и не выдвигались сепаратистские требования.

Сдругой стороны, пробуждающийся национализм недоминантных этнических групп также обращался к ценностям культуры, языка и необходимости их

Глава 4. Культурное многообразие и внутреннее...

49

политической защиты и поддержки. Когда значительная часть населения национальных окраин больших европейских империй начала придавать особое значение своей этничности, социальная мобилизация привела к созданию национальныхсообществисоответствующихимгосударств:Греции,Италии,Сербии, Болгарии и проч. Региональный сепаратизм национальных окраин и реакция на него больших империй регулярно приводили к военным конфликтам, в том числе и за пределами Европы, еще до начала Первой мировой войны. В этой связи можно вспомнить войны за независимость Италии (1848–1849, 1859–1860, 1866), англо-бурские (1880–1881, 1899–1902) и балканские (1912–1913, 1913)

войны, приведшие к созданию новых национальных государств.

Особого упоминания заслуживает объединение Германии, которая хотя и мыслилась как государство немцев на основе единства «земли» и «крови», тем не менее создавалась не только дипломатией, но и «огнем и мечом» О. Бисмарка. Политический интеграционный процесс, начатый совместно Пруссией и Австрией, завершился их конфликтом внутри межгосударственного Германского союза. Он сопровождался серией войн, инициированных Пруссией на протяжении 1864–1870 гг. против Дании, Австрии и Франции. Результатом стало провозглашение Германской империи (1871), которое сопровождалось аннексией у Франции двух восточных провинций — Эльзаса и Лотарингии, жители которых говорили преимущественно на диалекте немецкого языка. Эти территории впоследствии не раз становились объектом геополитического соперничества между Францией и Германией, поводом для начала двух мировых войн.

Отношение к культурному многообразию подвергается пересмотру во второй половине XX в. Оно становится ценностью современного мира по мере того, как европейские страны переходят от нациестроительства, ориентированного на логику внутренней «борьбы с сепаратизмом», к межгосударственной интеграции в рамках образующихся после Второй мировой войны политических союзов. Самыми известными из них являются Бенилюкс, объединивший Бельгию, Нидерланды и Люксембург, Северный совет в составе Дании, Исландии, Финляндии, Швеции, Норвегии и, наконец, Европейский союз. Составной частью накопленного Европой опыта интеграции является осознание значимости ее региональной составляющей. Этот опыт, отраженный в декларации Ассамблеи регионов Европы «О регионализме в Европе» 1996 г., устанавливает прямую связь между региональным развитием и внешнеполитической стабильностью государств, указывает на рост регионального влияния в международных отношениях.

Концепт «пространство»

втрудах французских геополитиков

Вконтексте осмысления этого опыта оправданным представляется интерес к одной из самых авторитетных европейских школ, французской школе ге-

50 Раздел 2. Этническая гетерогенность как проблема...

ополитики. Фундамент этой школы был заложен в конце XIX — начале XX в. А. Деманжоном, П. Видалем де ля Блашем и Ж. Анселем, которые поставили

вцентргеополитическогоисследованиянегосударствасихвоеннойиэкономической мощью, а человека как базовую единицу анализа. Они предложили рассматривать пространственное положение как потенциальность, возможность, актуализируемые волей и активностью населения. В этой традиции человек оказывается ведущим субъектом геополитического действия, определяющим, каким быть данному пространству.

На фоне популярности немецких и англо-американских геополитиков до Второй мировой войны французская школа не была столь заметна. Глубокий интерес к французским исследованиям оказался обусловлен влиянием европейской региональной политики на международные отношения во второй по-

ловине XX в. Яркой иллюстрацией европейской региональной геополитики се-

годня является сотрудничество Франции и Германии в составе Евросоюза, неофициальной столицей которого является Страсбург, административный центр Эльзаса и Лотарингии. На рубеже XIX и XX столетий П. Видаль де ля Блаш выдвинул смелую для своего времени, мыслящего категориями «экспансии» и «борьбы», идею сотрудничества двух государств в этом регионе. Эта идея нашла свое воплощение в современном сотрудничестве двух европейских держав на поприще европейской интеграции. Сегодня Страсбург стал символом примирения двух государств, основателей Евросоюза.

Вотличие от немецких и англосаксонских коллег французские геополитики отказались от противопоставления «народов Моря» и «народов Суши», выступивзапреодолениегеографическогодетерминизмаиполитическойангажи- рованности.Следствиемэтогосталпереносинтересасфизико-географических и ресурсных аспектов исследования на социальные взаимодействия людей, каналы этих взаимодействий и их символические аспекты 1.

После Второй мировой войны идеи Анселя, Видаля де ля Блаша и Деманжона были восприняты представителями «среднего» поколения французской геополитики. В исследованиях Ж. Готтманна 1950-х гг. в качестве центрального понятия выступает «циркуляция», которую следует понимать как коммуни- кацию —перемещениелюдей,денег,товаров,идей.Маршрутыихарактерэтих перемещений способны выводить из запустения одни территории и вводить

взабвение другие. Коммуникационные потоки могут усиливаться, пересекаться, ослабевать. Это может приводить к перемещению людей и организованных групп, к образованию новых и смешению старых сообществ 2.

Все это позволило говорить о дифференциации геополитического пространства в зависимости от центров активности общества, что снижает роль государств как главных действующих акторов международной жизни. Хотя

1  Бабков А. Иконографический подход в работах французских геополитиков // Власть. 2010. № 7. С. 71–72.

2  Там же. С. 72.