Книги_по_истории_от_Прокопьева / Kollingvudr_Ideya_Istorii_1980

202	Идея	истории. Часть	V
природным	объектом	его атрибутов	занимает определенное

время. Подобно тому как Аристотель доказывал, что человек не может быть счастлив сразу и что весь жизненный путь человека

уходит		на	приобретение счастья,			доказывает, что для
появления			атома	водорода	необходимо время — время,		требуемое
для	стабилизации			специфического ритма		движения, отличающего
его	от	других атомов, так			что «природы	сразу» не	существует.

Этот современный взгляд на природу, несомненно, «серьезно считается со временем». Но точно так же, как история нетождест­ венна изменению, она нетождественна и «временности», что бы ни понимали под последней — эволюцию или же существование, за­ нимающее определенный промежуток времени. Все эти взгляды, безусловно, сузили пропасть между природой и историей, пропасть, столь ясно осознаваемую мыслителями начала девятнадцатого века; они сделали невозможным определение различия между ними так, как это делал Гегель. Но чтобы решить, действительно ли была преодолена эта пропасть и различие между природой и историей, мы должны обратиться к концепции истории и посмотреть, совпа­ дает ли она в своих существенных чертах с вышеуказанной совре­ менной концепцией природы.

Если мы поставим этот перед обычным историком, то он ответит на него отрицательно. Для него всякая история в под­ линном смысле слова представляет собой человеческих деяний. Специфическая методика его исследования, основывающая­ ся фактически на интерпретации документов, в которых люди прошлого выражали или выдавали свои мысли, не может быть применена в том виде, в каком он ее употребляет, к исследованию природных процессов; и чем детальнее разработана эта методика, тем невозможнее становится ее использование в этих целях. Су­ ществует известная аналогия между интерпретацией археологом культурных слоев первобытных поселений и подходом геолога к природным слоям с включенными в них окаменелостями. Но и раз­ личие здесь не менее ясно, чем сходство. Использование археоло­ гом его стратифицированных реликтов определяется его понимани­ ем их в качестве артефактов, служащих определенным человеческим целям. Тем самым они выражают определенный способ мышления людей о своей собственной жизни. С его точки зрения, палеонто­ лог, упорядочивающий свои окаменелости во временные ряды, действует не как историк, а только как естествоиспытатель, мыс­ лящий в лучшем случае квазиисторически.

Сторонник анализируемой доктрины мог бы сказать, что исто­ рик в данном случае проводит произвольное разграничение между вещами, которые в сущности являются одними и теми же, и что его концепция истории узка, лишена философского обоснования, ограничена недостаточным развитием его техники исследования; это во многом напоминает поведение некоторых историков, которые в силу неадекватности их методического аппарата при изучении

206 Идея истории. Часть V

ницу между историческими и неисторическими человеческими дей­ ствиями, они испытывают известные затруднения. Исходя из на­ ших позиций, мы можем предложить вполне определенный ответ на этот вопрос: в той мере, в какой поведение человека определя­ тем, что может быть названо его животной натурой, его им­ пульсами и потребностями, оно неисторично, а процесс этой жиз­ недеятельности — природный процесс. Поэтому историк не инте­ ресуется фактом того, что человек ест, спит, льобит и удовлетво­ ряет тем самым свои естественные потребности; он интересуется социальными обычаями, которые он создает своею мыслью, как рамками, в пределах которых эти потребности находят свое удов­ летворение способами, санкционированными условностями и моралью.

Следовательно, хотя теория эволюции революционизировала наше представление о природе, заменив старую концепцию природ­ ного процесса как изменения в пределах фиксированной системы родовых форм новой концепцией этого процесса как включающего

изменение	самих этих форм, она ни в коем случае не отождестви­
ла идею	природного процесса с идеей исторического процесса;

мода употреблять термин «эволюция» в историческом контексте (говорят, например, об «эволюции» парламента и т. д.), столь не­ давно распространенная, была вполне естественной в эпоху, когда науки о природе считались единственно истинной формой знания. Другие формы знания, чтобы оправдать свое существование, счи­ тали себя обязанными подражать им. Но эта мода сама по себе была результатом путаного мышления и стала источником после­ дующих ошибок.

Существует только одна гипотеза, в соответствии с которой при­ родные процессы могут считаться историческими по своей сути и характеру, а именно гипотеза, исходящая из того, что эти процес­ сы в действительности суть процессы действия, детерминируемого мыслью, составляющей их внутреннюю сторону. Из нее вытекало бы, что природные процессы — выражение мысли, может быть мыслей божества, или конечных интеллектов ангельских или демо­ нических сил, или сознаний, в каком-то отношении подобных на­ шему, пребывающих в органических или неорганических телах при­ роды, как наше сознание пребывает в наших телах . Даже если оставить в стороне философскую фантастику, в ней заключающую­ ся, такая гипотеза могла бы претендовать на серьезное философ­ ское внимание лишь в том случае, если бы она вела к лучшему пониманию мира природы. На самом же деле, однако, естествоис­ пытатель с основанием может сказать: «Je n'ai pas en be­ soin de cette *,— a теолог бы с ужасом отшатнулся от любого предположения, что действия бога в мире природы напо-

«Я не нуждаюсь	в	этой гипотезе»	(φρ.). Так	ответил Лаплас Наполеону на
вопрос, почему β	его	космогонической	системе	не нашлось места божеству.

21ύ	Идея	истории. Часть V
	даже если мой протест окажется тщетным. Но в одном
смысле	я должен согласиться	с тем, что растворение науки о духе

в истории означает отказ от некоторых распространенных притя­ заний этой науки о духе, притязаний, на мой взгляд, неправо­ мерных. Исследователь духовного мира, подходя к нему как естествоиспытатель, веря поэтому во всеобщую, а потому неизмен­ ную истинность своих выводов, думает, что описание духа, данное им, действительно для всех будущих стадий его истории, он ду­ мает, что его наука показывает нам, каким дух будет всегда, а только в прошлом и настоящем. Историк не обладает проро­ ческим даром, и он знает это; историческое исследование духа поэтому не может ни предсказать будущего развития человеческой мысли, ни предписывать законы такого развития за исключением того, что будущее развитие, направление которого мы не можем предсказать, должно иметь современность своей отправной точкой. Из всех ошибок, свойственных науке о человеческой природе, одной из самых крупных является ее претензия установить рамки, кото­ рым должна соответствовать всякая будущая история, закрыть во­ рота будущему и связать потомство пределами, поставленными не природой вещей (пределы этого рода реальны и принять их легко), но предполагаемыми законами самого духа.

Возражение другого характера заслуживает более тщательного рассмотрения. Можно допустить, что дух представляет собой под­ линный и единственный объект исторического познания, и вместе с тем продолжать оспаривать тезис, согласно которому историче­ ское знание — единственный способ познания духа. Может иметь место определенное различие между двумя способами познания духа. Историческая мысль изучает дух как проявляющий себя в каких-то определенных формах, в каких-то определенных ситуаци­ ях. Разве не может быть другого метода изучения духа, исследо­ вания его общих черт при абстрагировании от любой конкретной ситуации или конкретного действия? Если дело обстоит таким об­ разом, то последнее было бы научным, в противоположность исто­ рическому, познанием духа — не историей, а наукой о духе, психо­ логией или философией духа.

Если такую науку о духе следует отличать от истории, то как понять отношение их друг к другу? Мне представляется, что воз­ можны два альтернативных подхода к этому вопросу.

Один из них — разграничение между тем, чем является дух, и тем, что он делает, причем исследование того, что он делает, его конкретных действий, выпадает на долю истории, а исследование того, чем он является,—• на долю науки о духе. Используя извест­ ное разграничение, можно сказать, что его функции определяются его структурой и за этими функциями или конкретными действия­ ми духа, раскрываемыми историей, лежит структура, определяю­ щая эти функции, которая должна изучаться не историей, а другой формой мышления.