Книги_по_истории_от_Прокопьева / Kollingvudr_Ideya_Istorii_1980

112	Идея истории. Часть III
И здесь	Гегель, конечно, прав. Правильная постановка за­

дачи историком — не в том, чтобы узнать, что люди сделали, но в понимании того, что они думали.

В-третьих, основная движущая сила исторического процесса — | разум (используя терминологию Канта). Это очень важная и трудная идея. Гегель понимает здесь следующее: все, что проис­ ходит в истории, свершается по воле человека, ибо исторический

процесс складывается			из человеческих		действий,	а	воля челове­
ка — всего	лишь	его	мысль,	внешне выражающаяся			в	действии.
Если бы	Гегелю	возразили,		что мысль	человека	часто		или даже

как правило весьма далека от того, чтобы быть разумной, он отве­ тил бы, что такое рассуждение — ошибка, ибо не учитывает, что конкретное мышление человека всегда происходит в определенной ситуации. Мышление никогда не бывает в вакууме; оно всегда связано с конкретным человеком и конкретной ситуацией, и каж­ дый исторический персонаж в любой исторической ситуации мыс­ лит и действует настолько рационально, насколько этот человек в данной ситуации может мыслить и действовать, и никто на его месте не мог бы сделать большего. Это очень плодотворный и цен­ ный принцип, разработанный Гегелем и имеющий далеко идущие последствия. Он утверждает, что абстрактный рациональный че­ ловек Просвещения не несет в себе ничего реального; в реальности всегда дан человек, который является одновременно и рациональ­ ным, и аффективным и никогда — только тем либо только другим.

Его страсти — это страсти	рационального существа,	а его мыс­
ли — мысли аффективного	существа, и, более того,	без страсти
нет мысли и нет действия.

Поэтому доказать, что кто-то поступил определенным образом, руководствуясь страстью — например, судья, осуждающий пре­ ступника в порыве гнева, или государственный деятель, сокрушаю­ щий оппозицию из честол. '. мотивов,— отнюдь не означает доказать, что он действовал нерационально, ибо приговор судьи или политика государственного деятеля могут быть справедливы­ ми и мудрыми, несмотря на то что при их осуществлении не обо­ шлось без страсти. Отсюда, продолжает Гегель, тот общепризнан­ ный факт, что человеческая история являет нам зрелище челове­ ческих страстей, еще не доказывает, что она не управляется разумом. Гегель рассматривает страсти как то, так сказать, веще­ ство, из которого делается человеческая история. С одной сторо­ ны, она — зрелище страстей и в ней нет ничего иного, но в то же самое время она — зрелище разума, ибо разум использует саму страсть в качестве орудия для достижения своих целей.

Это учение о хитрости разума, учение о разуме, который с помощью всяческих уловок ставит страсти себе на службу,— одно самых знаменитых трудных мест в теории Гегеля. Здесь он, по-видимому, персонифицирует разум в чем-то, выходящем за

рамки человеческой жизни, и этот разум у него, превращая

Идея истории. Часть III

стороны, обычно впадают в ошибку противоположного типа, счи­ тая, что историческое знание чисто эмпирично. То, что это — ошибка, я доказал уже в § 5. Сам Гегель избежал обеих этих

ошибок. Как и Кант, он	чисто	априорное знание
и знание, содержащее априорные	элементы. Он	относит историю

к последнему, а не первому роду знания. История, с его точки зрения, состоит из эмпирических событий, представляющих собой выражения мысли, и идей, стоящих за событиями, но не являющихся самими этими событиями. Идеи образуют цепь логи­ чески связанных концептов. Если вы видите только события, а не идеи, скрывающиеся за ними, вы не сможете найти никакой необ­ ходимой связи вообще. Но люди, критикующие Гегеля за его учение о необходимых связях в истории, рассматривают ее эмпи­ рически, как простую совокупность фактов, и с полным основанием уверяют нас в том, что, глядя на историю таким об­ разом, они не видят в ней никаких логических связей. Совер­ шенно верно, ответил бы Гегель, между простыми событиями и нет связей. Но история состоит из действий, а действия имеют внутреннюю и внешнюю сторону. С внешней стороны они — просто события, связанные в пространстве и времени, но не боль­ ше. С внутренней же стороны они — идеи, связанные друг с дру­ гом логически. Все, на чем настаивает Гегель, заключается в сле­ дующем: историк сначала должен исследовать свой предмет эмпирически, изучая документы и другие свидетельства. Только таким путем он может установить, каковы были факты на самом деле. Но должен взглянуть на эти факты и изнутри и сказать нам, что они собою представляют с этой точки зрения. Утвер­ ждать, что с внешней точки зрения они выглядят иначе,— не возражение Гегелю.

Я думаю, что этот наш ответ на возражения Гегелю относится равным образом и к наиболее серьезному и последовательному из

всех	его критиков — я имею в виду Кроче	Он утверждает, что
вся	философия истории Гегеля — чудовищная	ошибка, вызванная

смешением двух совершенно разных понятий, а именно противо­ положности и различия. Понятия, говорит Кроче, находятся в ло­ гическом отношении противоположности, как, например, понятия хорошего и плохого, истинного и ложного, свободы и необходи­ мости и т. д. Теория контрастности понятий, признает он, была хорошо разработана Гегелем в его диалектике, которая описывает, как некоторое понятие оказывается в необходимом отношении к своей собственной противоположности, порождая ее вначале, а за­ тем отрицая ее. так что сама жизнь понятия состоит в создании и преодолении противоположностей. Но индивидуальные объекты, являющиеся частными примерами понятия, никогда не связаны друг с другом отношением противоположности: между ними суще­

ствует только различие.	Следовательно,	отношения	между	ними
не имеют диалектического	характера и	в истории,	которая	явля-