«Республика Ученых»

Одним из наиболее значительных явлений культурной жизни начала XVII века стала деятельность неформального сообщества наиболее образованных людей Европы, которое вошло в историю под названием «Невидимые колледжи» (Р. Бойль), или «Республика писем» (впервые у П. Бейля, 1684), а позже — «Республика ученых». Эта нигде и никем не учрежденная «Республика» объединила под своими незримыми знаменами крупнейших мыслителей века — философов, теологов, естествоиспытателей, организаторов науки и ее покровителей. «Членами-корреспондентами» Республики Ученых могут считаться уже Ф. Бэкон и Г. Галилей, еще И. Ньютон, ее ядром — Р. Декарт, Б. Паскаль, Б. Спиноза, Р. Бойль, Дж. Локк, Г. Лейбниц, Х. Гюйгенс, А. Арно и П. Николь, П. Ферма, братья Бернулли, Р. Олденбург, М. Мерсенн, шведская королева Христина.

Если название «Республика писем» определяется формой общения, то название «Республика ученых» передает состав и содержание ее деятельности. В ходе переписки, наиболее подходящей для интеллектуального общения в Европе XVII в., происходило непринужденное обсуждение широчайшего круга вопросов — естественнонаучных, религиозных, философских, моральных, социально-политических, объединенных основной идеей — общественного прогресса и роли в нем науки.

Лейтмотивом исследований «Республики» была установка во всем учиться у природы как «идеального государства», «величественного субститута Бога» и «наилучшего репрезентатора Божественного замысла», «воспитателя воспитателей» (Р. Бойль). Мир рассматривается как «кафедра, воздвигнутая творцом для обучения подлинному благочестию и высшим пруденциям». Любые явления и законы природы предстают, в характерной оценке Р. Бойля (1627—1691), как «эпициклы (термин из астрономии — В, Т.) великой и универсальной системы плана Бога».

Рассуждая в русле «обновленной религии», мыслители XVII—XVIII вв. были убеждены, что творец, как писал Р. Декарт (1596—1650), «не может обманывать человека в наивысших проявлениях его познавательных способностей». У Б. Спинозы (1632—1677) научное познание рассматривается как прямое отражение мышления Творца, благодаря чему «даже порядок наших идей повторяет установленные Им порядок и связь вещей». Происходило своеобразное отождествление природы сотворенной творящей и сотворенной (natura naturata et natura naturans), что позволило тому же Спинозе выдвинуть принцип «Природа — причина самой себя» («Natura est causa sui»). Мировоззренческой и методологической нормой при таком подходе становилась уже не отсылка к необъяснимой воле творца, а требование любое природное явление объяснить природными же причинами. На этом пути происходил переход от телеологических причин (телеология — учение о целях) к механическим, вопрос «для чего, с какой целью Господь сделал так-то?», сменялся вопросом «каким образом?», предполагавшим вполне прозаичные и строгие механико-математические расчеты.

Такую задачу ставили и выполняли физики и математики — Декарт, Паскаль (1623—1662). Лейбниц (1646—1716). Характерно, что они одновременно были философами, а Паскаль — еще и теологом. Паскаль писал о том, что человек — это хрупкая тростинка, подавленная безмолвием и грозным величием Вселенной, но эта тростинка, качаемая на ветру, велика тем, что обладает разумом. Тот же Паскаль, сравнивая познание с артиллерийской стрельбой, считал возможным создание научного метода, который позволял бы, вместо длительных пристрелок, одним выстрелом попадать в цель. Подобные же мысли высказывал еще Бэкон, не слишком жаловавший математику. Он утверждал, что человек, вооруженный точным научным методом, так же уравнивается с другими исследователями, как чертежник, вооруженный циркулем и линейкой. Под этими словами подписался бы и Декарт (кстати, артиллерист-баллистик по образованию), поставивший задачу создания «mathesis universalis». Он провозгласил: «Cogito ergo sum» — «Мыслю, следовательно, существую».

В свете сказанного понятно рафинированное внимание Республики ученых к проблеме научного метода — достоверного, надежного, способного приводить к абсолютной, исчерпывающей истине на все времена. Именно поиски достоверных оснований научного метода привели к извечному в истории философии и научного познания разделению на эмпиризм и рационализм. Сторонники первого считали единственно достоверным основанием научного познания эмпирические, опытные данные, в которые объединяющий их разум может внести субъективные элементы, их же оппоненты, напротив, доверяли именно рассудку, разуму (ratio), считая как раз опыт субъективным.

Многие представители Республики, особенно философы и естествоиспытатели в одном лице, были авторами исследований с характерными названиями — «Рассуждение о методе» (Декарт), «Опыт о человеческом разуме» (Дж. Локк), «Новые опыты о человеческом разуме» (Лейбниц). Не менее характерно, что даже «Этика» голландского философа Б. Спинозы была построена в форме следующих одна из другой теорем. Обращает на себя внимание и то, что уже философ следующего за Бэконом поколения, его соотечественник Томас Гоббс (1588—1679) ввел весьма знаменательное уточнение: «Знание само по себе еще не сила, но лишь путь к силе». Гоббс имел в виду прежде всего важность выработки надежных методов достижения научного знания и использования его результатов. Сейчас иногда даже утверждают, что он предостерегал о тех опасностях и бедах, которыми чреват научно-технический прогресс. Вряд ли, однако, можно было это тогда предвидеть. Тем более безосновательны встречающиеся порой обвинения в адрес Ф. Бэкона и даже Дж. Бруно как идеологов насилия над природой, которое с такой силой развернулось в ХХ веке.

В эпоху Просвещения наука (читай: естествознание) однозначно расценивалось как панацея от всех бед, способная обеспечить на Земле мифический «золотой век». Об общественном отношении к науке свидетельствует такая история. За 18 лет до возвращения к Земле знаменитой кометы, названной его именем, английский астроном Эдмунд Галлей (1656—1742) предсказал с небывалой точностью и время, и координаты ее появления. Когда же предсказание сбылось (в 1758 г.), это было воспринято как подлинный триумф науки и человеческого разума. По всей Европе шли праздничные гулянья, зажигались фейерверки, слагались оды в честь науки.