2. Политические установки региональной элиты Республики Коми

Эта часть исследования, как уже отмечалось выше, была основана на изучении биографий и политических ориентаций представителей региональной элиты Республики Коми. Мы посчитали возможным представить эти результаты в отдельном разделе, поскольку они дают возможность, с одной стороны, сопоставить политические ориентации тех элитных групп, которые специально в процессе интервью нами не изучались, с другой - на новой выборке проверить устойчивость описанных выше тенденций. Интерес к Республике Коми не случаен и обусловлен особенностями политической жизни этого региона. В составе региональной элиты преобладают старые номенклатурные кадры. При этом богатое «партийное прошлое» первых лиц республики сочетается с преобладанием демократического типа голосования в регионе. Нам представлялось интересным выявить природу этого политического феномена, сопоставив ориентации элитных групп с результатами голосования.

Выполненная нами классификация 400 влиятельных фигур в регионе позволила выделить шесть основных элитных групп:

Элиту высших руководителей, которая включает высших государственных чиновников регионального уровня (Президент Республики Коми, члены кабинета министров с Председателем во главе и корпус глав администраций, включая всех их замов). Доля этой группы составила шестую часть элиты (17,1%).

Административную элиту, состоящую из ответственных работников центрального административного аппарата. Ее доля в ис­следованной нами элите составила одиннадцатую часть (9,2%).

Финансово-промышленная элиту. Этот элитный слой в свою очередь состоит из трех подгрупп:

а) хозяйственная элита или директорский корпус госпредприятий (8,9%);

б) предприниматели, т.е. руководители предприятий негосударственного сектора экономики (президенты, генеральные директора АО, СП, ТОО и их замы. Доля этой группы в 1,6 раза больше доли директорско­го корпуса и составляет седьмую часть элиты(14%);

в) банкиры (3,5%).

Научно-педагогическую элиту. Она составляет значительную часть элиты - 17,8%. Это, главным образом администра­тивные руководители научных учреждений ( директора НИИ, ректоры ВУЗОВ - а общей сложности 90%) и все доктора наук, имею­щиеся в республике.

Культурную элиту или деятелей куль­туры и искусства, которые составляют седьмую часть элиты (13,8%)

Общественно-политическая элиту, в число которой вошли руководители основных политических движений, руково­дители профсоюзов (в первую очередь, республиканских и территориальных комитетов). Всего эта группа составила 18,4% выборки. В этой группе выделя­ются две подгруппы:

а) люди, профессионально занимающиеся политикой ( лидеры политических движений, депутаты, руководители обще­ственных движений и организаций (17%);

б) профсоюзные деятели (1,4%).

Представив элиту столь широко и включив в нее «научную и культурную» составляющую, мы хотели проследить, как несовпадение политических ориентаций различных групп может сказываться на общей стабильности политической ситуации в регионе.

Представители элитной группы высших руководителей через три года после уп­разднения КПСС в большинстве своем ( 66,3%) предпочли не отвечать на вопрос, состоят ли они в каких-либо партиях; 21,5% - продемонстрировали полную отстранен­ность от политической деятельности. Оставшуюся часть (12,2%) отличал плюрализ­м политических взглядов, смещенных в сторону национальных и отчасти демократических ориентаций. Так, 1,5% состояли в партии "Женщины России", 1,5% - в Гражданском Союзе А. Вольского -1,2%,"Демократический выбор России", 4,6% - в национальном движении и, наконец, 1,5% - в КПРФ.

Административная элита в основных чертах повторяла политические пристрастия высших руководителей, хотя уровень отстраненности по отношению к политической деятельности в этой группе несколько выше - около 29%. Для этой группы также характерно "замалчивание" своих симпатий к какой-либо партии ( эту позицию отстаивали 60,7% из всего массива данных). Оставшаяся часть адми­нистративной элиты, как и в первом случае, продемонстрировала пестрый калейдоскоп поли­тических ориентаций, свидетельствующих скорее о становлении политического сознания, нежели о его сформированности.

Промышленная элита отличалась еще большей и вполне осознанной аполитичностью. Так, например, свыше 40% представителей директорского корпуса заявили о своем неучастии ни в каких партиях, а около 56% предпочли вообще не давать ответа на вопрос о политических предпочтениях. В то же время около 30% актив­но участвующих в политической жизни промышленников не скрывали своего членства в КПРФ. Однако, как нам представляется, прокоммунистические ориентации директората не являются выбором идеологии. Социологами установлено, что популярность коммунистической партии связана с ожиданиями, что коммунисты наведут порядок во всех областях жизни. По данным опроса “Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить”, до 2/3 коммунистического электората голосует за КПРФ, руководствуясь именно этим соображением. В среде директоров требование наведения порядка звучит с особой остротой ( более половины опрошенных выдвигают его в качестве первоочередного)(69, с.60). Кроме этого в КПРФ их может привлекать идея государственной поддержки производителя. А, следовательно, устойчивость коммунистических симпатий этой элитной группы может быть поколеблена в случае появления сильной партии Центра, выдвигающей в качестве своих программных требований идеи порядка, стабильности, государственной защиты и оказания помощи национальному производителю.

Банковская элита чисто внешне находится как бы вне политической жизни. Только 7,7% банкиров являлись в середине 90-х членами движения "Демократи­ческая Россия", в то время как 23% под­черкивали свою политическую неангажированность, а 70% предпочли не упоминать о своем членстве в партиях.

Предпринимательская элита, в отличие от банковской, демонстрировала более высокую степень политической ангажированнос­ти. Доля не участвующих в политике в этой группе в середине 90-х составляла лишь около 17%, что почти на 50% меньше, чем в банковской элите. Диапазон политических симпатий в этой элитной группе весьма велик, что позволяет говорить о низкой консолидации предпринимательской элиты по политическим признакам. Так, в движении "Яблоко" состояло 1,9%, в Партии любителей пива - 3,7%, в ЛДПР -1,9%, в Демократическом выборе России - 5,6%, в КПРФ- 1,9%. Как видим, доля предпринимателей, определившихся в своих политических предпочтениях относительно невелика, в то время как "молчаливое большинство" составило более половины всех опрошенных.

Для научно - педагогической элиты Республики в середине 90-х годов была характерна ярко выраженная поляризация политических установок. Около 40% ее представителей являлись бес­партийными, в то время как другая значительная ее часть весьма политизирована (32,1%). Обращает на себя внимание и тот факт, что наряду с традиционными гуманитарными ориентациями (сторонники эколо­гического движения составляют в ней 7,4%), научно - педагогическая элита поддерживает также национальное движение (4,4%), 28,2% ее представителей не дали конкретного ответа на вопрос, состо­ят ли они в каких-либо партиях. Феномен поляризации политических установок наблюдался также и в культурной элите, однако в данном случае со значительным смещением в сторону аполитичнос­ти: 47,2% представителей этой группы свидетельствовали о своем неучастии ни в каких политических партиях. В то же время одна пятая часть культурной элиты глубоко политизирована и раздроблена по самым разным партиям.

Полярные политические установки научно-педагогической интеллигенции в прошлом могли бы спровоцировать резкую поляризацию политических настроений населения регионов. Эта группа интеллигенция традиционно задавала "образцы" общественной жизни провинции. Однако сегодня она частично утратила эту роль. Внутренний кризис, переживаемый этой элитной группой, является мощным тормозящим фактором в развитии политического сознания населения российских регионов, и эта тенденция не ограничивается Республикой Коми.

С нашей точки зрения, процесс консолидации политических установок культур­ной элиты российских регионов будет проходить достаточно медленно и вряд ли завершится к 2000 г. Бедность порождает недовольство. Именно поэтому культурная элита, переживающая в настоящее время трудный как в творческом, так и в финансовом отноше­нии период, не будет способна к формированию четких политических ориен­таций. Вероятнее было бы ожидать в этой среде появления различных вариантов “бегства от политики”. Однако характерно, что снижение, а иногда и полная утрата прежнего социального статуса этой элитной группой не сопровождалась на примере Республики Коми ростом прокоммунистических ориентаций. Политические сим­патии участвовавших в политике представителей культурной элиты в середине 90-х годов равномерно распределялись между националистическимими, патриотическими дви­жениями и движениями демократической ориентации (9,4%). Прокоммунистические ориентации были характерны всего лишь для 1,9% этой совокупности. Насколько культурная элита исследуемого региона и России в целом сохранит свой потенциал доверия к демократии, прогнозировать сложно. Однако, можно предположить, что данная элитная группа в процессе предвыборной борьбы еще сохраняет влияние на электорат и потеря ее для демократии привела бы к непредсказуемым последствиям в ходе голосования.

Общественно-политическая элита республики отличалась относительно высокими по сравнению с другими элитными группами показателями участия в деятельности поли­тических партий. Лишь 11,1% или одна девятая ее часть, не состояла на тот мо­мент в какой-либо партии. Тем не менее, свыше половины (речь идет о лидерах общественных движений) предпочли промолчать о своих политических пристрастиях. 37% представителей этой группы, заявивших открыто о своих политических предпочтениях являлись представителями четырех организаций: национального движения (14,8%), общественного движения "Мемориал" (7,4%), "Женщины России" (3,7%) и КПРФ (3,8%)

Если "замалчивание" политических ориентаций представителями других элитных групп еще можно как-то рационально интерпретировать, то "таинственность" политических пристрастий лидеров общественных движений выглядела одновременно странно и зловеще. Их молчание свидетельствовало о резервировании за собой права менять свои политические убеждения в зависимости от реального расклада политических сил в регионе. Тот факт, что люди, безусловно, игравшие видную роль в формировании регионального, да и общероссийского обществен­ного мнения, могли под влиянием конъюнктурных факторов резко менять свои политические пристрастия, "увлекая за собой" неопределившуюся часть электората, является дополнительным фактором, свидетельствующим о незрелости политического сознания элитных групп.

Изучение политических симпатий профсоюзной элиты на примере Республики Коми в середине 90-х годов позволило вскрыть ряд парадоксальных тенденций. Только около 16% членов этой под­группы заявили о своем неучастии в полити­ческих партиях. Остальные 84% уклонились от конкретного ответа о своем участии в политических партиях и соответственно, своих политических симпатиях. "Заговор молчания" профсоюзной элиты вместе с тем не является свидетельством ее слабого влияния на формирование полити­ческого климата в Республике Коми. В этом регионе профсоюзы, и особенно профсоюз шахтеров, с конца 80-ых годов играют видную политическую роль и всегда отличались своим стремлением активно влиять на развитие событий. Отказ профсоюзных руководителей открыто заявлять свои политические ориентации скорее говорит о скрытой борьбе внутри этой элитной группы и ее желании расширить сферу своего влияния.

Первое, что бросается в глаза при исследовании политических интересов и пред­почтений элиты республики, - это высокая доля лиц (треть опрошенных), которые в середине 90-х годов с полной определенностью заявляли о своей беспартийности либо отсутствии интереса к политической жизни. Более половины из выборки не опре­делили своих симпатий к тем или иным партиям. Это весьма настораживающий факт, который, как и в случае с описанными ранее региональными элитами, свидетельствует о том, что влиятельные в регионе лица обеспокоены возможностью разглашения собственных политических предпочтений или не имеют их вовсе.

Лишь 17,7% представителей региональной элиты республики политически определились и открыто участвовали в политичес­кой жизни региона. Политические взгляды элиты весьма поляризованы. В пестром спектре политических партий ( в момент проведения исследования их насчитывалось 16), в деятельности которых они принимали участие, выделяется несколько политических направ­лений. Первую позицию занимали партии де­мократической ориентации. Их сторонники составляли 5,5% от числа проанализированных лиц. На втором месте были партии, выдвигаю­щие на первый план национальные проблемы: (4,4%) , ЛДПР (0,5%), "Русский дом" (0,3%). Третью позицию занимали партии коммунистической ориентации: КПРФ (2,6%) и Российский Союз Молодежи (0,3%). Четвертое, пятое и шестое места делили Экологическое движение, "Женщины России" и Партия любите­лей пива.

Приверженность местной элиты, большинство представителей которой являются выходцами из советской номенклатуры, партии демократической ориентации, выступающей за продолжение либеральных реформ (ДВР), на первый взгляд, не может не вызвать недоумения. Однако более детальный анализ региональной ситуации проясняет этот политический выбор. Республика Коми - это экономически развитый регион с мощной нефтегазовой и добывающей промышленностью. На 80% бюджет республики формируется за счет собственных доходов. Местная элита весьма успешно вписалась в процесс экономических преобразований. На территории Коми действуют крупные компании ТЭКа. Многие из них в настоящий момент переживают непростые времена (“Коминефть”, “Воркутауголь”, “Интауголь”), но тем не менее добывающий и производственный потенциал региона остается высоким.

Элита Республики Коми оценивается экспертами как вполне устойчивая ( 57, с. 288). Глава республики - Ю. Спиридонов обладает большими властными и экономическими полномочиями. Он тесно связан с региональной экономической элитой и прежде всего нефтяными баронами, союз с которыми обеспечивает “основу политического режима республики” (58, с. 60). Именно экономическая элита, связанная с нефтяной и добывающей промышленностью, добилась переизбрания Главы Республики Коми в 1997 г. (за Ю. Спиридонова на выборах проголосовали 60 % избирателей). Тогда же Ю. Спиридонова поддержала и федеральная власть в лице Премьер-министра РФ В. Черномырдина. В целом у руководства Республики Коми сложились хорошие отношения с федеральным Центром. Республиканское руководство никогда не ставило под сомнение членство Республики Коми в составе Российской Федерации. В 1996 г. был подписан договор о разграничении полномочий с федеральной властью. Отношение региональной элиты к Центру оценивается специалистами как “лояльное” (57, с. 288), а Ю. Спиридонов числится в списке лучших региональных лоббистов России (в декабре 1998 г. он занимал 22-е место) (62, с. 8).

Преобразования последних лет и их воздействие на уровень социально-экономического развития региона во многом определили политический выбор элит и демократический тип голосования по региону в целом.¹ В ходе парламентских выборов в Республике наблюдался высокий уровень поддержки партий демократической ориентации: в 1993 г. за “демократов” проголосовали 40,1% избирателей (34,2% -РФ), в 1995 г. - 35,8% (32% -РФ). Возвращаясь к вопросу о высказанной в середине 90-ых годов элитой Республики поддержке ДВР, мы склонны полагать, что тем самым она демонстрировала свою симпатию не столько либеральным или демократическим ценностям, сколько “партии власти”, статус которой закрепился за ДВР вплоть до самых выборов в декабре 1995 г. Позже в сердцах политически определившихся представителей местной элиты, надо полагать, место заняла другая “партия власти” - НДР. В Республике Коми, как и в других нефтегазовых регионах России, в 1995 г. на парламентских выборах доля поданных за НДР голосов была выше, чем в целом по стране ( для сравнения - 12,9% и 10,1% по РФ) (59, с.24).

Этот тип голосования был выявлен и в ходе региональных выборов. На выборах в Государственный совет Республики, которые прошли в феврале 1999г., победу одержали представители местной власти и экономических элит: 13 из 50 мест в представительном органе заняли главы местных администраций, назначенные на свои посты Главой Республики Коми и 16 мест получили представители экономической элиты - крупные и мелкие предприниматели. Практически во всех округах были выдвинуты главы администраций, министры, заместители министров и прочие государственные чиновники. У кандидатов, представляющих власть, были высокие шансы на успех. Активность политических партий на выборах с самого начала была низкой - в списках кандидатов значились лишь немногие видные партийные деятели Республики: лидер местных коммунистов, председатель республиканского отделения “Яблоко” и председатель республиканского отделения Национально-патриотического союза России (НПСР).

Результаты общефедеральных выборов в Республике Коми подтвердили и другую тенденцию, которая была выявлена нашим исследованием. Националистическим симпатиям части элиты соответствует достаточно высокий по сравнению с общероссийским уровень голосования за движения и партии, имеющие националистическую ориентацию ( за “патриотов” различных оттенков в Республике Коми в 1993 г. проголосовали 24,3% избирателей, в 1995 г. - 23,4% (РФ: 22,9% и 18,1%) (59, с.24).

Анализ особенностей политических ориентаций элиты с номенклатурным прошлым свидетельствует о том, что в политическом отношении она остается весьма поляризованной: лицам, приверженным демократическим партиям и лояльно относящимся к федеральному Центру, противостоит часть националистически и патриотически настроенной элиты. В регионах, где элиты устойчивы и пользуются влиянием, их политический выбор во многом оказывает влияние на политический выбор избирателей.

В процессе формирования политических предпочтений номенклатурное прошлое республиканской элиты не играет решающей роли. Определяющими факторами являются не “социальные корни”, но способность элитных групп приспосабливаться к происходящим в обществе переменам и ресурсы, в том числе экономические, которыми они распоряжаются. И в этом отношении значительная часть региональной элиты Республики Коми проявила большую политическую гибкость. Поддержка “партий власти”, возникающих в федеральном Центре, делает политический выбор части республиканской элиты вполне прогнозируемым. Неважно, как будет называться новая “партия власти” и кто будет ее лидером, важно, что в Республике у нее есть потенциальная социальная база, и поддержка части региональной элиты ей обеспечена. В качестве базовых политических ценностей этой части элиты могут рассматриваться такие основополагающие идеи, как продолжение умеренных реформ и политическая стабильность в обществе, которая, в свою очередь, подразумевает стабильность самой элиты. По всей видимости можно прогнозировать и устойчивость “националистического” и “патриотического” политического выбора части элиты Республики Коми.

Гораздо более сложной представляется попытка смоделировать политическое поведение и симпатии той части элиты, которая до последнего момента отказывается от принятия решений. Ее поворот в сторону какой-либо партии или кандидата может быть непредсказуемым. С этим согласен и Ю. Спиридонов. Накануне выборов Главы Республики Коми он признавался, что главную опасность видит в “молчаливом равнодушном большинстве”, которое до последней минуты оттягивает принятие политического решения ( 60, с.2).