§ 2. Повествование и система композиционных форм речи

Понятие повествования в широком смысле, когда имеют в виду общение некоего рассказывающего о событиях субъек­та с читателем (не только в искусстве, но и за его предела­ми, например в сочинении ученого-историка), очевидно, сле­дует прежде всего соотнести со структурой литературного про­изведения. При этом стоит учесть разделение в нем «события, о котором рассказывается» и «события самого рассказыва-

С нашей точки зрения, термин «повествование» соответ­ствует исключительно второму событию. Необходимо внести два уточнения. Для начала подчеркнем прямой контакт повест­вующего субъекта с адресатом-читателем, отсутствующий, на­пример, в случаях вставных рассказов, обращенных одними персонажами к другим. Далее заметим, что четкое разграни­чение двух только что названных сторон произведения воз­можно, а их относительная автономность характерна в основ­ном для эпических произведений. Конечно, рассказ персона­жа драмы о событиях, которые не показаны на сцене, или

аналогичный рассказ о прошлом лирического субъекта (не говоря уже об особом лирическом жанре «рассказа в стихах») представляют собой явления, близкие эпическому повество­ванию и в то же время отличные от него. Но, как и в других подобных случаях, для того чтобы разобраться в этих пере­ходных формах, методологически правильно будет начать именно с чистых форм, а не растворять различия в неопреде ленной общности.

Предложенный нами подход позволит, во-первых, избежать смешения повествования с сюжетом, характерного для русского формализма (сюжет, в противоположность фабуле, — «порядок изложения» событий)¹ и для структуралистски ори­ентированной современной нарратологии.

Для последней одинаково симптоматичны утверждение Цв.Тодорова, что В.Я.Пропп впервые систематически опи­сал «мифологический тип повествования»² (а не структуру сюжета волшебной сказки, как сказали бы мы) и тот факт, что К.Бремон назвал свою работу, посвященную попытке «обобщения» идей того же ученого в области сюжетосложения, «Logique du recit» (в русском переводе — «Логика пове­ствовательных возможностей»)³. В специальном «Словаре тер­минов французского структурализма» термин «гecit» (рассказ, повествование) определяется следующим образом: «синоним повествования, близко по значению понятию "сюжет"»⁴.

Во-вторых, мы получаем возможность не смешивать, с од­ной стороны, рассказ о событиях одного из действующих лиц, адресованный не читателю, а слушателям-персонажам, и, с другой — рассказ об этих же событиях такого субъекта изоб­ражения и речи, который является посредником между ми­ром персонажей и действительностью читателя. Только рас­сказ во втором значении следует — при более точном и ответ­ственном словоупотреблении — называть «повествованием». Например, вставные истории в пушкинском «Выстреле» (рас­сказы Сильвио и графа Б*) считаются таковыми именно пото­му, что они функционируют внутри изображенного мира и становятся известны читателю благодаря основному рассказ­чику, который передает эти истории читателю, обращаясь непосредственно к нему, а не к тем или иным участникам событий.

Попытку обоснования необходимых разграничений (про­веденную, как нам представляется, не до конца) находим в фундаментальном труде Ж. Женетта «Повествовательный дис­курс»: «В своем первом значении... recit обозначает повество­вательное высказывание, устный или письменный дискурс, который излагает некоторое событие или ряд событий; так, словосочетание recit d'Ulysse [рассказ Улисса] применяют к речи героя в песнях «Одиссеи» с XI по XII, обращенной к феакийцам, а тем самым — и к самим этим четырем пес­ням. <...>

Во втором значении... recit обозначает последовательность событий, реальных или вымышленных, которые составляют объект данного дискурса, а также совокупность различных характеризующих эти события отношений следования, про­тивопоставления, повторения и т.п. В этом случае «анализ повествования» означает исследование соответствующих дей­ствий и ситуаций самих по себе, в отвлечении от того языко­вого или какого-либо другого средства, которое доводит их до нашего сведения: в нашем примере это будут странствия, пе­режитые Улиссом после падения Трои и до его появления у Калипсо.

В третьем значении, по-видимому, наиболее архаичном, recit также обозначает некое событие, однако это не событие, о котором рассказывают, а событие, состоящее в том, что не­кто рассказывает нечто, — сам акт повествования как тако­вой. В этом смысле говорят, что песни «Одиссеи» с XI по XII посвящены повествованию Улисса, — в том же смысле, в ка­ком говорят, что песнь XXII посвящена убийству женихов Пенелопы: рассказывать о своих приключениях — такое же действие, как и убивать поклонников своей жены; но в то время как реальность приключений (в предположении, что они считаются реальными, как это представлено Улиссом) оче­видным образом не зависит от этого действия, повествовательный дискурс (recit в значении 1) столь же очевидным образом полностью зависит от этого действия, поскольку является его продуктом — подобно тому, как всякое высказывание есть продукт акта высказывания...»1.

Как видно, и первый, и третий варианты употребления тер­мина recit обозначают в нашей терминологии особую часть повествования эпического певца — вставной рассказ Одиссея на пиру у царя феаков, обращенный к другим персонажам, участникам этого события. Разница лишь в том, что этот встав­ной рассказ рассмотрен Ж. Женеттом сначала как особая часть текста, а затем как событие общения персонажа со своими слушателями. Второе же значение термина относится не к повествованию или рассказыванию, а к ходу самих изобра­женных событий, т.е. к сюжету. С нашей же точки зрения, лишь речь эпического певца — и как текст, и как событие общения — представляет собою повествование в собственном смысле слова; но как раз ее ученый вообще не имеет в виду.

Как правило, в научной литературе разграничениям тако­го рода специальное внимание не уделяется, а в литературе справочной вообще чрезвычайно мало каких-либо дефиниций «повествования». Словарь «Современное зарубежное литера­туроведение» (М., 1966) содержит ряд статей, связанных с понятием «нарратология», но в нем нет статьи «наррация» или «нарратив». В «Предметном словаре литературы» Геро фон Вильперта (ЗДиидог^, 1989) также нет термина «повест­вование» (ЕггаЫеп). «Словарь нарратологаи» Дж.Принса оп­ределяет повествование на популярном уровне как сообщение о событиях1.

Повествование — материальная (речевая) основа «события рассказывания», т.е. общения повествующего субъекта с ад­ресатом-читателем. Это и отличает его от сюжета, т.е. от раз­вертывания «события, о котором рассказывается» в произве­дении. Специфический признак повествования — его «посред­ническая» функция: осуществление контакта читателя с ми­ром героев2. С такой точки зрения, мы вначале рассмотрим вопрос о повествовании как особом типе высказывания (рече­вой форме), а затем перейдем к вопросу о видах повествующе­го субъекта.

Как известно, термин «повествование» — помимо широко­го значения, когда он относится к произведению в целом, взя­тому в его коммуникативном аспекте, — может обозначать и вполне конкретные вещи: определенные фрагменты текста или элементы речевой структуры произведения (как правило, эпи­ческого). Но и в этом, узком смысле содержание понятия ос­тается еще в значительной степени непроясненным. Харак­терно «нестрогое и расплывчатое смешение повествования с "описанием", "изображением"... а также со сказовыми фор­мами и др.»3. На наш взгляд, прояснить суть дела помогает обращение к истории термина и понятия1. Термин «повествование» и классическая риторика

Терминология, традиционная для отечественного литера­туроведения («повествование», а не «наррация»), восходит к «теории словесности» прошлого века, которая, в свою оче­редь, опиралась на разработанное классической риторикой учение о таких формах построения прозаической речи, как повествование, описание и рассуждение1. Впоследствии мес­то «рассуждения» в этой триаде заняла «характеристика». В то же время возникло (под влиянием работ М. М. Бахтина) резкое противопоставление речи, цель которой — изображе­ние предмета (обычно таковы высказывания повествователя или рассказчика), и прямой речи персонажа, которая являет­ся предметом изображения. В результате вся совокупность вы­сказываний, имеющих изобразительные (в указанном широ­ком смысле) задачи, стала называться «повествованием», а прежде равноправные с ним «описание» и «рассуждение» (ха­рактеристика) превратились в его составные элементы.

Естественно, что термин перестал обозначать какую-либо определенную структуру и соотноситься с каким-либо опреде­ленным аспектом произведения. Так, если А. П. Чудаков счи­тает, что «излагаются» повествователем (рассказчиком) не только «события», но и «характеристики»*, то, по мнению В. А. Сапогова, повествование «представляет собой изображе­ние действий и событий во времени, описание, рассуждение, несобственно-прямую речь героев (курсив мой. — Н.Т.)*3. От­сутствие сколько-нибудь строгих определений понятия про­явилось в том, что авторы работ, посвященных классифика­ции видов повествования, — как в русском, так и в западном литературоведении — сам этот термин никак не оговарива­ют4. Необходимо, по-видимому, сопоставить «повествование» с «описанием» и «характеристикой» в качестве композицион­ных форм (типов построения) прозаической речи, имеющих различные функции в составе художественного целого.