3. Персонаж-характер

В отличие от персонажа как такового, характер — лицо самоопределяющееся, выбирающее собственную роль и в жиз­ни в целом, и в качестве участника отдельного события. Такое самоопределение, независимо от того, входит ли оно в сюжет в качестве события или включено в предысторию, всегда связано с признаваемой персонажем системой ценно­стей и представляет собою поэтому не просто стереотип поведения, а соотнесенную с ним и в той или иной степени осознанную жизненную позицию. И в этом случае необходимо заметить, что всякий характер является персонажем, но не на­оборот: многие персонажи отнюдь не являются характерами.

Отвечающий такому пониманию термина «новоевропей­ский» характер строится, по мысли А.В.Михайлова, изнутри наружу: «"характером" именуется заложенная в натуре чело­века основа или основание, ядро, как бы порождающая схема всех человеческих проявлений, и расхождения могут касаться лишь того, есть ли "характер" самое глубокое в человеке, или же в его внутреннем есть еще более глубокое порождаю­щее начало»¹. Как видно, «порождающая схема» никак не может совпадать с ее проявлениями (в частности, это сюжет­ные функции). Что касается «еще более глубокого», то это — как отмечено Гегелем — рефлексия, самосознание: «Ибо че­ловек отличается тем, что он не только носит в себе противо­речие многообразия, но и переносит это противоречие и оста­ется в нем равным и верным самому себе»². О зависимости категории характера от рефлексии героя мы скажем в даль­нейшем.

Образ-характер строится, как видно, на нетождественно­сти «внутреннего» и «внешнего». Как то, так и другое могут быть определенными (твердыми) и неопределенными (теку­чими). Иногда единство и «твердость» внутри, а поведение — внешние и не до конца управляемые многообразие и изменчи­вость (ср. характеры у Пушкина и Лермонтова, например: способы изображения Онегина и Печорина). Возможна, на­оборот, стереотипность только поведения, тогда ей будет про­тивостоять внутренняя дробность и текучесть (таковы многие персонажи Л. Толстого: вспомним, с одной стороны, психоло­гизм трилогии; с другой — знаменитое высказывание о «лю­дях-реках» в романе «Воскресение»)³. Но в обоих случаях подобный образ человека совершенно иначе соотнесен с сю­жетом, чем образ-персонаж.

Характер может быть, во-первых, связан с таким типом основной сюжетной ситуации, когда «всеобщие силы действия» (Гегель) мыслятся в области внутренней (духовной и душев­ной) жизни, а не внешних — наблюдаемых и зависимых от поступка — связей и отношений. Такой смысл имеет проти­вопоставление внутреннего и внешнего в русском классичес­ком романе от Пушкина до Толстого.

Во-вторых, характер органичен для драмы, поскольку в этом роде словесного искусства противостоят друг другу не сами по себе «всеобщие силы действия», а осуществляемые поступком и судьбой героев этические позиции («пафосы»). По этой же причине характеры свойственны авантюрно-историческому роману и криминальной литературе: и здесь в основе действия не столько ситуация, сколько конфликт, т. е. такое столкновение позиций, в котором возможно раз­решение, победа одной из сторон. (Отсюда заметная драма Ьизация и театрализация этих жанров.) Впрочем, более под-Кббный разговор о драме и близких к ней эпических жанрах

еще предстоит.

Если в драме или в названных разновидностях романа глав-|»я сюжетная функция персонажа-характера — утвержде-,е своей позиции, то в классическом романе ее не так легко родределить. Трудность связана с различием сюжетов испыта-(авантюрный роман и драма) и становления (этот тип I,сюжета в русском классическом романе преобладает). Какова Цщель Татьяны или Онегина? — Стать собой или же изменить-и вместе с тем сохранить себя. Специфичная для литерату­ры Нового времени служебная роль сюжета по отношению к ^характеру¹ более очевидна там, где важнее момент испыта-!ния: ср., например, замечание М.М.Бахтина о характере «все ^сводится и служит ответу на вопрос: кто он?»² и роман Лер­монтова, название которого содержит ответ на такой вопрос, а также романы Тургенева (например, «Рудин») и такие пове­сти Л.Толстого, как «Отец Сергий» или «Хаджи-Мурат».