Глава 9

Категория возможность/действительность.

Слово «возможный», с его различными грамматическими модификациями, имеет два связанных, но не совпадающих смысла. Первый мы используем тогда, когда ассерторически утверждаем, что что-либо (вещь, свойство, событие) возможно. Например, «оттепели в январе возможны» или, в самом абстрактном смысле –- «это возможно, но пока еще не факт». В этом смысле возможность коррелирует с действительностью и противостоит ей. Это деление универсума на возможное и действительное образует категорию возможность/действительность.

Второй смысл мы используем тогда, когда проблематически утверждаем что-либо. Например, «возможно, завтра потеплеет» (имплицитно имеется в виду: «а, может быть, и нет»). Общая логическая форма подобных высказываний – «возможно, что q», где q – высказывание.

В первом случае речь всегда идет о некотором нечто – есть ли оно или только возможно. Во втором же случае речь идет не столько о явленном или мыслимом нечто, сколько о возможности этого нечто, есть ли она или ее нет. Категория возможность/действительность имеет длительную историю философской рефлексии, сопряженные понятия возможно-невозможно рефлексировались недостаточно. Идея невозможности привходящим образом скорее упоминалась, чем анализировалась, в связи с идеями необходимости, закона, причины, не становясь самостоятельной темой. Между тем, очевидно, что она широко используется в мышлении – как обыденном, так и научном. Поэтому целесообразно её рассмотреть в связи с категорией возможность/действительность.

9.1.Философская рефлексия категории в/д

9.1. 1. Аристотель о возможности и действительности.

Такой категории нет в Списке Аристотеля, но понятия возможность и действительность он широко анализирует в «Метафизике». Учитывая, что эта категория присутствует в Таблице Канта и Системе Гегеля, мы вправе считать дискурс Аристотеля, касающийся возможности и действительности, анализом этой категории, хотя и не осознанной в качестве логической.

Действительность для Аристотеля это то, что есть, это обретшее свою материю и форму сущее. Прямых определений или экспликаций действительности Аристотель не дает. Но поясняет, что такое действительность, от противного – то, что существует иным образом, чем возможность.

Идея возможности имеет у Аристотеля сугубо онтологический смысл. Она органически завязана на идею «существования (бытия) в возможности». Быть в возможности, значит, «иметь шанс» стать действительностью.

Возможность -- это способность (динамис) «неразумной вещи» изменяться, «разумной вещи» – действовать. Перед мысленным взором Аристотеля стоят, прежде всего, процессы возникновения и уничтожения. Если что-то возникло, значит, оно прежде было возможным, то есть что-то имело способность превратиться в это. Аристотель утверждает объективное существование возможности как способности до актов реализации этой возможности (до фактического действия этой способности). Если бы это было не так, не было бы никакого движения и превращения:

«То, что стоит, всегда будет стоять, а то, что сидит – сидеть, оно не встанет: ибо не сможет встать то, что встать не способно» (2, с. 152).

Возможность (способность) должна существовать как таковая, бытие в возможности есть не просто мысленная конструкция, а реальность. Возможность превращается в действительность. В общем плане позиция Аристотеля такова:

«из несуществующих вещей некоторые существуют в возможности, а говорится про них, что они не существуют, потому, что они не даны в осуществленности» (2, с. 152).

Первый вопрос: всё ли сущее возникает из возможности? Аристотель констатирует парадокс, касающийся первоэлементов: если допустить, что они существуют актуально (а не в возможности),

«то раньше начал будет существовать нечто другое, ибо возможность всегда предшествует» (2, с.56).

Значит, они не первоэлементы, не начала. Если они существуют как возможность, тогда допустимо, что «ни одна существующая вещь в действительности не существовала» (2, с.57).

Аналогичный парадокс констатирует, спустя тысячелетия, Ж.-П. Сартр, только на более абстрактно-метафизическом /а не натуралистическом/ уровне. Идея возможного, - говорит он, -

«сталкивается с большими трудностями, чтобы понять его бытие, так как оно дается как предшествующее бытию, чистой возможностью которого оно является, и, однако, по крайней мере, в качестве возможного, необходимо, чтобы оно имело бытие» /Сартр, Бытие и ничто, с.128/.

Смысл этого высказывания таков: возможность по смыслу «первее» бытия, но чтобы быть первее, она сначала должна быть, то есть обладать бытием, то есть бытие -- логическая предпосылка.

Что же «первее» – возможность или действительность? Ответ Аристотеля однозначен: действительность первее возможности по определению, по сущности и форме. Общей причиной этого является то, что вечное не может быть в возможности, а только в действительности. Поэтому даже в тех случаях, когда действительность возникает из возможности, и возможность предшествует действительности, то есть первее по времени, все равно главное отношение не изменяется, так как возможность есть способность некоторой другой действительности, наличной сейчас, и превращающейся в иное.

Аристотель отмечает, что в смысле способностей одна и та же вещь может иметь противоположные определения. Для существующей вещи это невозможно. Например, в возможности человек может быть как больным, так и здоровым, в действительности же – только или-или. Высказывает мысль, что возможность существует как момент действительности, что она объективна.

Из этих и других, рассуждений Аристотеля следует, что он не понимает возможность и действительность как логические категории. Под действительностью он понимает просто существующее. Но ведь возможность тоже существует. Значит, она тоже есть действительность? Смысловое различие стирается. Вопрос «что первее?» никак не может относиться к категории, так как два понятия выражают одну категорию. По Аристотелю возможность определяется через действительность (действительность первее по определению). А это как раз и значит, что их взаимоопределенность не отрефлексирована.

9.1.2. Кант о возможности и действительности.

В Таблице категорий Канта категория «возможность» помещена в триаде категорий модальности «возможность – существование – необходимость», а существование Кант отождествляет с действительностью, что видно из «постулатов эмпирического мышления вообще». Эти постулаты гласят:

«1. То, что согласно с формальными условиями опыта (если иметь в виду созерцание и понятие), - возможно.

2. То, что связано с материальными условиями опыта (ощущения), - действительно.

3. То, связь чего с действительным определена согласно общим условиям опыта, существует необходимо» (3, с. 280).

Смысл постулатов таков: они утверждают условия, при которых мы можем сказать, что в некотором понятии мыслится возможная, или действительная, или необходимая вещь. Речь идет, следовательно, о модальностях признания существования. Впоследствии Гуссерль тоже именно так характеризовал возможность, выделяя, правда, только две модальности -- достоверность и сомнительность (возможность). У Канта «возможность» это фактически только возможность существования. Кант видит категории модальности только в функции предиката, то есть в утверждениях типа «X существует», «X возможно», «X необходимо», и не озабочен самой идеей возможности как таковой, по-видимому, она не представляется ему сколько-нибудь неясной. Первое, что напористо утверждает Кант сразу за формулировкой постулатов – мысль о том, что категории модальности (все!) не являются реальными предикатами:

«Категории модальности имеют ту особенность, что как определение объекта они нисколько не расширяют понятия, которому они служат предикатами» (3, с. 281).

Имея полное понятие вещи, я еще могу спросить, – возможна ли она, или существует (действительна), или необходима? Любой ответ не расширит самого понятия этой вещи. Значит, категории модальности не суть дескрипции вещи как таковой. Тогда что же они описывают? Только условия познания. Ни о каких превращениях возможности в действительность и речи быть не может, так как вопрос рассматривается чисто гносеологически. Канта интересует не что такое возможность вещи, не каковы условия возможности, не как возможность соотносится с действительностью, а лишь, как можно доказать возможность вещи. И как же? Ответ таков:

«Возможность вещи можно доказать, только подкрепляя понятие этой вещи соответствующим ему созерцанием, но никогда ее нельзя доказать ссылкой на одно лишь отсутствие противоречия в понятии вещи» (3, с. 308).

Обратим внимание на конец фразы. Мысль, что возможность не обеспечивается одной только непротиворечивостью понятия, Кант высказывает неоднократно. Для него это принципиально. Пафос его рассуждений направлен на то, чтобы отвергнуть существование того, что Кант считает недоказуемым, и признание чего, следовательно, противоречит рассудку. Так, он отвергает возможность эфира, «способность нашей души созерцать будущее», «способность души мысленно вступать в общение с другими людьми (как бы далеко они не находились)» – это мы теперь называем телепатией.

«Всё это понятия, -- пишет Кант, -- возможность которых лишена всякого основания, так как они не могут опираться на опыт и …. хотя и не содержат никакого противоречия, … не могут претендовать на объективную реальность, стало быть, на возможность существования таких предметов, какие мыслятся в них» (3, с.283).

Кант не продвинулся в трактовке понятий возможность и действительность в сравнении с Аристотелем. Причиной этого является то, что не рассматривается онтологическая сторона дела. Вместе с этим пострадала и логическая сторона, так как идеи возможности и действительности фактически оказались изолированы друг от друга в логическом отношении, так как они не определяются друг через друга.

9.1.3. Гегель о возможности/действительности.

Наиболее мощное развитие рефлексия категории возможность/действительность получила у Гегеля. Общая логика включения этой категории в состав его системы такова. Объективная логика завершается учением о сущности, включает в себя триаду «сущность – явление – действительность». Понятие «действительность», таким образом, является заключительным общим понятием объективной логики, переходом к субъективной логике, к учению о понятии. Понятие «возможность» появляется «внутри» анализа действительности. Этим возможность и действительность связываются нерасторжимо. Действительность не может быть понята без идеи возможности, и наоборот. Тем самым утверждается логический статус категории возможность/действительность, хотя, конечно, для Гегеля это две категории. Возможность и действительность связываются как по определению, так и по внутреннему логическому смыслу, что ясно из следующих положений:

1. непосредственная действительность определяется сначала, «в противоположность к ее возможности», но, будучи так определена и тем самым отрефлексирована, «она есть реальная возможность» (4. с.660);

2. «возможность есть нечто недостаточное, указует на некоторое другое, на действительность, и восполняет себя в ней» (4, с.654.

Эти положения означают, что понятия возможность и действительность немыслимы и бессодержательны друг без друга.

Среди новых идей, введенных Гегелем, отметим градацию как возможности, так и действительности.

Возможность он делит (не типологически, а иерархически) на формальную и реальную. Формальная возможность – это то, что с порога отметал Кант: любая непротиворечивая внутри себя вещь – возможна. Формальная возможность это внутренняя непротиворечивость. В смысле формальной возможности возможно все, что не противоречит себе. В этом смысле возможность есть «неопределенное вместилище всего вообще» (там же). Эту мысль философа, пожалуй, полезно проиллюстрировать интуицией поэта:

Над хаосом, где каждая возможность

Предчувствовала первый свой расцвет,

Во всем была живая полносложность,

Всё было «Да», не возникало «Нет».

(Бальмонт. Гимн солнцу. Избр., М.,1983)

Эта строфа как бы повторяет мысль Гегеля: «неопределенное вместилище» = «над хаосом» «всего вообще» «все было «Да»». Правда, интуиция поэта более богата, чем сухая мысль философа (хотя неизвестно, более ли верна). Если Бальмонт говорит о живой полносложности вместилища-хаоса, то Гегель говорит о формальном утверждении возможности как «плоском и пустом», поскольку оно лишь утверждает тождество понятия самому себе и не содержит обогащающих определений-различий. Чтобы выйти из этой пустоты формальной возможности всего к реалиям жизни, к действительности, Гегелю требуется идея реальной возможности.

Реальная возможность -- это непосредственный подступ к действительности как в логическом, так и онтологическом аспекте. Она и сама в некотором смысле есть действительность:

«Реальная возможность некоторой мыслимой вещи есть… налично сущее многообразие относящихся к ней обстоятельств. …Это многообразие наличного бытия... есть как возможность, так и действительность» (4, с.660).

Гегель настойчиво проводит мысль об органической смысловой и бытийной взаимопронизанности возможности и действительности. Будучи целокупностью условий, реальная возможность составляет некоторую

«рассеянную действительность, которая …есть в-себе-бытие некоторого другого» (там же, с. 660-661).

Проще сказать: всякая возможность некоторой мыслимой вещи существует в форме некоторой другой, но уже реальной вещи, а всякая действительность есть возможность другого. Реально возможная мыслимая вещь не должна содержать противоречия внутри многообразия определений, какое она из себя представляет. Когда все условия налицо, мыслимая вещь «вступает в действительность». В логическом смысле это вступление в действительность есть снятие понятия «возможность» понятием «действительность». В отличие от Канта и Аристотеля, Гегель не отождествляет действительное с существующим. Действительность, есть снятая возможность – в этом собственный смысл идеи действительности в отличие от идеи существования. Идея действительности отсылает мысль «назад», к возможности. А идея возможности – «вперед», к действительности.

Абсолютное отождествление Гегелем логики и онтологии привело его к мысли, противоречащей эмпирии. Он утверждает, что реальная возможность это по существу необходимость:

«реальная возможность и необходимость различны… лишь кажущимся образом» (4, с. 663).

Гегель рассуждает так. В формальной возможности -- мыслимой вещи противостоит с равным правом ее другое, в данном случае - противоположное ей, и их шансы стать действительностью, как бы малы ни были, но равны. Иное дело -- реальное возможное. Здесь своим другим является не противоположная мыслимая вещь, а действительность реально возможной.

«Поэтому то, что реально возможно, не может быть уже другим, чем оно само; при таких-то условиях и обстоятельствах не может воспоследовать нечто другое» (с.663),

То есть реально возможное уже и необходимо. Рассуждение Гегеля логически строго, если отвлечься от эмпирической онтологии. По существу своего метода Гегель всегда сосредоточивает внимание на моменте перехода (снятия). Логика не имеет времени. Поэтому естественно, что когда переход осуществляется при наличии всех необходимых условий, то и переход будет необходим по своему содержанию. Но если мы рассматриваем не саморазвитие понятий (как у Гегеля), а бытие вещей, то должны зафиксировать простое обстоятельство, что сами условия могут изменяться, причем как в сторону приближения к реализации возможности, так и в сторону отдаления от нее. Для рассмотрения категории возможность/действительность, употребимой не только в философской спекуляции, но и в любых видах рассудочного мышления, включая обыденное, гегелевская идея явно не эвристична.

Действительность Гегель градуирует еще сильнее, чем возможность, вводя идеи формальной действительности, реальной действительности и абсолютной действительности. Они являются ступенями перехода к «абсолютному отношению» (являющемуся внутренним моментом действительности в целом), и от него – к понятию.

Формальная действительность это «лишь снятая действительность или лишь возможность», «бытие или существование вообще» (3, с.653). То, что «просто» существует, существует как бы без основания и поэтому хотя и действительно, но действительно лишь формально, как возможность своей собственной подлинной действительности (реальной и затем абсолютной). Эмпирическим примером формальной действительности может служить проросшее на подстилке семя какого-нибудь растения, еще не укоренившееся в почву, не сформировавшее стебля и т.д. Это семя в таком состоянии есть формальная действительность данного растения. Оно уже есть, но нет еще прочных оснований его дальнейшего существования. Можно сказать, что правовое государство в нашем обществе в настоящее время находится в таком же состоянии.

Реальная действительность как таковая есть вещь со многими свойствами, точнее сказать – со всеми свойствами как тотальность, с реализацией всего мыслимого в ней (по Канту, это была бы реализация полного понятия; по Аристотелю, что-то близкое к энтелехии).

Это не просто то, что является, а сущность, но и не голая сущность, коих по Гегелю не бывает. Это и многообразие внешних проявлений, отношений к другому, в которых она являет именно себя, свою тотальность.

Сверх того, действительное действует и утверждает себя в этих действиях, порождая другое. То, что именно оно порождает, возвещает, чем оно является.

Наконец, действительное содержит в себе реальную возможность собственного изменения. То есть реальная действительность это не только то, что она есть, но и то, чем она может стать. Используя приведенный выше пример, можно было бы сказать, что реальная действительность растения – это растение, укоренившееся, развившее все свои жизненные органы и формы, с той внутренней «сутью бытия», которая определяет, что оно есть. Всему другому (ветру, солнцу, животному, растению) оно демонстрирует эту свою чтойность, которая не сводится только к абстрактной сущности, но обозначает всю полноту ее определений, благодаря которым оно выступает как разное (другое) в разных отношениях (под ветром гнется, солнечные лучи впитывает и пр.). И оно имеет способность (возможность) расцвести и дать семена, продолжив свое бытие в своем другом. Вот что такое реальная действительность по Гегелю – это мощь бытия самости (правда, Гегель такого понятия не употребляет).

Идея абсолютной действительности развивается Гегелем не только в рамках сопоставления с возможностью. Реальная действительность содержит момент случайности и тем самым – относительности. Снятие этого момента ведет к абсолютной действительности, которую Гегель так и определяет:

«единство необходимости и случайности …должно быть названо абсолютной действительностью» (3, с. 664).

В логическом отношении главное, что сделано Гегелем в анализе возможности и действительность, это утверждение их внутренней смысловой нерасторжимости. Нельзя мыслить нечто возможным, не имея в виду возможность некой действительности (онтологически – будущей действительности). И нельзя мыслить некоторую действительность, не имея в виду, что она есть снятая возможность и содержит в себе возможность другого.

Вторая существенная идея – градуирование возможности и действительности.