3.4. Вопрос о системе и числе категорий

Аристотелю, по справедливым словам Хайдеггера «дела не было до «системы»категорий» /8,86/. Однако после Канта и Гегеля идея создания системы возникла и была воспринята также в марксистской философии.

Однако в силу нерешенности предыдущего вопроса, вопрос о числе и системе категорий является также спорным. Одни авторы ограничиваются так называемыми парными категориями диалектики (причина и следствие, необходимость и случайность, отдельное и общее, сущность и явление и др.), включая в список 8-10 таких пар. Обычно иерархической системы при этом не выстраивается. Другие авторы расширяют список за счет таких фундаментальных философских понятий как «материя», «движение», «противоречие» и др. Пытаются построить иерархическую систему, опираясь на некоторое «исходное» понятие – в основном это либо материя, либо противоречие. Тогда список разрастается. При этом, однако, все авторы, предлагающие свои списки и системы, не отвечают на главный в этом аспекте вопрос: как мы можем узнать, что данное слово (философского или обыденного языка) обозначает категорию. Обычно не отдают себе отчета в том, что следует различать категории как объективные формы мышления и категории как фундаментальные философские понятия. Поэтому списки оказываются слабо мотивированными и негомогенными, включая в себя и те и другие. К тому же, во многих списках и системах те или иные существенные понятия опускаются (особенно такие как существование, объективное/субъективное, вещь/свойство, внутреннее/внешнее). Философская традиция часто игнорируется. Все это является причиной того, что в настоящее время нет ни общепризнанного списка, ни общепризнанной системы категорий.

Однако, анализ категорий и категориального строя возможен и без определенного ответа на этот вопрос, тем более, что сама проблема достаточно сомнительна. В силу определения категорий их система должна описывать систему мира, но мир практически для нас бесконечен, и поэтому всякая законченная система (мира ли, категорий ли) всегда будет сомнительна. Применительно к категориям можно использовать идею Гегеля, касающуюся акциденций:

«Акциденций как таковых – а их много, так как множественность есть одно из определений бытия – не имеют власти одна над другой» (4, с.673).

Вообще говоря, категории выражают «множественность бытия» (как и негомогенность мышления) и в этом смысле сходны с акциденциями в гегелевском понимании. Только у Гегеля акциденции суть «существующие вещи», а категории, если угодно, объемлют классы вещей. Но их взаимная неподчиненность непременно должны быть их «свойством». Отсюда и не продуктивность идеи иерархически построенной системы категорий.

3.4.1 Основание выбора рассматриваемых категорий.

В данном пособии мы выберем для рассмотрения и анализа круг категорий на прагматическом основании, а именно, рассмотрим тот круг терминов философии, который вошел в ее наиболее общий и неустранимый обиход, то есть составляющий часть ее наиболее общего языка. Все они имеют длительную историю философской рефлексии.

*3.5.О феноменологии категорий

3.5.1.Аспекты изучения категорий

Изучать категории можно на 3-х уровнях абстракции:

/1/ Есть нечто (называемое категориями), еще не зафиксированное сознанием. Его, как и любое другое еще не данное сознанию нечто, следует сначала открыть, а затем и описывать. Для этого надо найти к нему подступ.

/2/ Наличие этого нечто зафиксировано – возникает вопрос: как мы узнали о его бытии? Или равносильный вопрос: откуда у нас берутся идеи об этом нечто? К каким ретенциям относятся слова, обозначающие его? Этот уровень рассмотрения является феноменологическим.

/3/ Уже имеются суждения о категориях и некоторая история формирования этих суждений (философская рефлексия). Тогда можно рефлексировать именно над ней, формируя идею категорий как символов их собственной истории.

3.5.2. Феноменологический подход к категориям

Как соотносятся эти три уровня познания? Ясно, что «открытие» категорий предшествует их рефлексии, а их «бытие в себе» предшествует (в логическом смысле) их «открытию». Иное противоречило бы законам логики и здравому смыслу. Мышление категориально независимо от того, известен ли нам этот факт. Но поставить вопрос о категории (любой), как и ответить на него, можно лишь тогда, когда идея категории уже есть в сознании. Откуда она? – вот первый вопрос.

Надо различать: откуда (почему, как, когда и т.п.) берутся категории и откуда берутся идеи категорий.

Первый вопрос осмыслен лишь в пределах концепции, признающей историчность категориального строя. Феноменологически предпосылкой его обсуждения является феноменологическое осмысление практики. В феноменологическом смысле практика может быть понята только как единство экзистенциальных форм опыта сознания /см. Книгин, 1999/. Языковое мышление как завершающий единящий акт сознания отражает целокупность этих форм /то есть практику в феноменологическом смысле/. Категории ни в каком смысле не предшествуют их функционированию, а функционирование не реализуется никак иначе, чем в речевых актах. Категории, поэтому, не имеют форм своей явленности, отличных от явленности в речи, ибо только в речи является мысль.

Значит, «формирование» категорий, вообще говоря,-- метафора, превращенная в теоретическую проблему. Неотрефлексированный категориальный строй есть артефакт или побочный продукт речевой деятельности, который обнаруживается лишь в рефлексии этой деятельности. Очевидно, что процесс этот не рефлексивный, вполне стихийный, что не мешает возможности его теоретически реконструировать. Ключевую роль в такой реконструкции играет ожидание (см. Книгин А.Н., 1999). Разнообразные формы ожидания обозначают-формируют различные категории. Каждая категория есть некоторое определенное ожидание.

Формирование любой идеи – не обязательно рефлексивный процесс /хотя и может быть таковым/. Идеи, выражающие, точнее, «являющие», категории /существование, объективное и субъективное, причина и т.п./ сначала формируются и используются нерефлексивно, и лишь потом, когда они уже сложились как некоторые языковые модусы, рефлексия обнаруживает и обнажает их /что и начал делать Аристотель/. После этого они могут использоваться рефлексивно, то есть с сознанием факта этого использования. А также быть и предметом метарефлексии, то есть предметом теории категорий.

В языке существует способ формирования простых абстрактных идей, заключающийся в том, что чисто грамматически осуществляется переход одной категории в другую. Его можно назвать категориальным переходом.

Например, идея «белизны» образуется не по форме «Первичные феномены – ретенция – слово» (как образуется идея «белого»), а путем перехода «Слово – Слово – Слово» /белый – белое – белизна/. «Белое» здесь не прилагательное среднего рода, а субстантивированное прилагательное, то есть существительное, которое может быть не определением, а субъектом (подлежащим в предложении). То есть здесь произошел категориальный переход «свойство» -- «сущее» («вещь»). В ретенцию «белое» (≠ ретенции «белый») как бы включаются феномены предметности. Идея «белизны» -- дальнейший шаг абстрагирования – осуществляется через элиминацию предметности -- белизна – не нечто белое, и сама – не предмет, хотя и нечто. Здесь возникает иллюзия интеллигибельной «чистоты». Все идеи, обозначающие категории, образовались подобным образом ( то есть посредством категориального перехода) до философской рефлексии в естественном словоупотреблении.

Это совершенно очевидно в случае фундирования этого процесса категорией отрицания.

Рассмотрим, например, идею бесконечности. Она не может быть фундирована феноменами созерцания или переживания, которые в своей относительной автономности конечны. В силу этого обстоятельства обычным способом («первичные феномены – ретенция – слово») образуется идея конечности. Идея бесконечности образуется чисто грамматически, через применение отрицательной приставки «без». Поэтому кажется, что она (идея бесконечности) -- «чистая» категория рассудка. Рассматриваемая безотносительно к формированию, она действительно «чистая», но если видеть происхождение, то – она завязана на первичные феномены /концы и границы/.

Поскольку категории «находятся в» сознании, они не могут быть чем-то иным, нежели каким-то моментом /или артефактом/ сознания и, следовательно, жизненного мира. Но в жизненном мире есть лишь предметный горизонт, горизонт ожиданий, значимостей и смыслов.

Ясно, что категории не в предметном горизонте. В таковой они попадают, лишь став предметом рефлексии, то есть в философии или «философском мире» (вспомним гуссерлевское многообразие миров). Также они псевдопредметны в обыденном сознании, когда они находятся в отношении называния /упоминания/. Ех. Во фразе «причина этого мне неизвестна» слово «причина» есть обозначение категории причинности, мыслимой в данном случае как некий «предмет», существо которого мне не известно, но я полагаю, что он есть. Во фразе «Я не знаю, почему это произошло» причинность выступает в своей операциональной функции /в функции конституирования смысла/ и, следовательно, налична как категория, не являющаяся предметом. Тем более, во фразе «Дыма без огня не бывает» и т.п.

Ясно, что категории не относятся и к сфере значимостей, так как последние суть артефакт переживания и не относятся к сфере рассудка вообще.

Естественной сферой категорий является сфера смыслов, то есть отношений и ожиданий.

Процесс «высветления» категорий можно представить следующим образом. Первоначально отдельные категории фиксируются в языке как отдельные слова, но еще не осознаются как категории, то есть как слова, относящиеся к одному классу идей. Спонтанно возникла мысль об их рефлексивном анализе (у Аристотеля) -- об их общности в некотором отношении, их числе и конкретном перечне. Именно идея отнесения некоторой группы смыслов к единому смысловому полю и была актом возникновения идеи категорий, осуществленным Аристотелем. Понятия-категории и понятия-не-категории были различены и вошли в рефлексию, сначала философскую, а затем и повседневную. Процесс этот стохастический, в основе его лежит догадка (интуиция), как и в основе всякого творческого акта.

По прошествии столетий философской рефлексии как над самой идеей категорий, так и над отдельными категориями, было бы нелепым и принципиально неверным оставить историю этой рефлексии в стороне и начинать с нуля. Это так по той простой причине, что понятия, обозначающие категории (как и другие понятия, имеющие историю) могут иметь только тот смысл, который вложила в них их собственная история.

Согласно принятому определению категорий, их рассмотрение может (и должно) иметь онтологический и логический аспекты. В первом аспекте категории рассматриваются как характеристики (рубрикации) самого бытия. При феноменологическом подходе несуществен вопрос о том, что такое бытие, как его понимать. Важно только то, что феноменологически мы имеем дело с такой ситуацией, что нашему мышлению преддано нечто внешнее, отличное от самого мышления. Однако ни тождество мысли и предмета, ни первичность того или другого, на экзистенциальном уровне, личностно, вовсе не фиксируется, а является выводом теоретической спекуляции. Субъективно же (феноменологически) предметный мир противостоит мышлению как именно его предмет. И в этом смысле можно говорить о его рубрикации в категориях в отличие от рубрикации самого мышления (его структуризации категориями). Следствием этого является и возможность воздержания при рассмотрении категорий от вопроса, что чем детерминировано – свойства бытия свойствами категорий мышления (Кант) или свойства категорий мышления свойствами бытия (марксизм). Это воздержание мотивировано тем, что собственно дело теории категорий – прежде всего логический анализ категорий, представление их как элементов философской логики, хотя, разумеется, полностью обойти вопросы онтологического аспекта невозможно и неразумно.

Вопросы для повторения

1.Как понимаются в современной литературе объективность, универсальность и априорность категорий?

2.На каких уровнях осознанности мы используем категории в мышлении?

3.Какова связь между языком и категориями, логическими и грамматическими категориями?

4.Каковы функции категорий?

5.Является ли категориальный строй мышления исторически изменчивым:?

Литература

1. Категории диалектики, их развитие и функции. – Киев, 1980, стр.23 – 43.

2. Крымский С.Б. Логико-гносеологический анализ универсальных категорий //Логико-гносеологические исследования категориального строя мышления. – Киев, 1980, стр.5 – 32.

3. Степин В.С. Прогностическая функция философии //Вопросы философии, 1985, №4.

4. Бычко А. Генезис категориального строя мышления в историческом процессе //Проблемы философии, вып. 70. – Киев, 1986.

5. Райл Г. Категории…*

6. *Балашов Л.Е. Мир глазами философа (Категориальная картина мира). М., 1997.

7. *Книгин А.Н. Философские проблемы сознания. – Томск, 1999.

*Звездочка после названия - здесь и дальше повторяющиеся источники названы сокращенно.

*Звездочка перед названием – дополнительная литература.