Глава 10.

Категория часть/целое

10.1. Предварительная постановка вопроса.

Слова «часть», «частично, по частям» и т.п. и слова «целый, целиком» и т.п. настолько часто используются в обыденной речи и настолько всем понятны, что кажется, что они не могут иметь отношения к глубинам философской мысли.

Но беглый обзор истории философии покажет, что эти понятия с античности привлекали пристальное внимание, были предметом размышлений и использовались в аппарате философского дискурса. Демокрит ввел понятие атома (=неделимого, того, что не имеет частей). Этими же характеристиками обладают Идеи и Единое Платона. В III в н.э. классик скептицизма Секст Эмпирик, формулирует парадокс, будто бы нет ни целого, ни частей. В VI веке Дамаский Диадох, анализируя вопрос, «входит ли Начало во Всё», который можно переформулировать как «является ли Начало частью Всего», делает вывод о непостижимости начала средствами разума. Как видим, идея части и целого обсуждается на границе самых фундаментальных проблем бытия и мироустройства.

Выдающийся физик XX века Вернер Гейзенберг назвал свою книгу о философских проблемах физики «Физика и философия. Часть и целое». Проблема части и целого составляет в ней большой раздел. Это не случайно. Физика микромира поставила вопрос о части и целом в микромире как один из важнейших общелогических вопросов. Эта проблема и прямо и косвенно обсуждается в связи с такими наисовременнейшими понятиями науки и философии как нарратив, фрактал и др.

В 20-х –30-х годах польский логик Лесневский обосновывал необходимость мереологии, науки о целом и частях, которую полагал одной из трех базовых ветвей философии (наряду с прототетикой и онтологией).

Внимание философов и ученых к понятиям части и целого имеет очевидное объяснение. Оно состоит в том, что категория часть/целое проявляется в таком фундаментальном свойстве нашего рационального мышления как его постоянная аналитико-синтетическая деятельность. В процессах познания мы с неизбежностью отвлекаемся от исходного целого предмета познания, обращаясь к его отдельным сторонам, свойствам, моментам /в этом заключается процесс абстрагирования/. А это по существу не что иное, как «извлечение» части из целого. Всегда ли оно правомерно? Это вопрос о законности и эвристичности абстракций. С другой стороны – синтетическая деятельность по созданию теории это всегда есть построение некоторого целого из наличных частей. Каковы условия законности этих процедур?

Источник обыденных представлений о части и целом -- обыденная практика с макровещами, деление, расчленение /расколоть орех, отломить ветку дерева, зачерпнуть горсть воды из ручья и т.п./. Из этого вытекал механистический характер обыденных представлений об отношении между целым и его частями. Целое мыслится как совокупность частей, поскольку мы постоянно что-то целое разбираем на части, или собираем из частей. Именно так ребенок знакомится с вещью, узнает, что она состоит из частей. Вся человеческая производящая деятельность является «аналитически-синтетической», заключается в соединении чего-то вместе, в одно /так делается любая машина/ и в разъединении, разъятии чего-то на составляющие /так, из руды как смеси минералов, выплавляется металл, из глиняной массы формуются отдельные кирпичи, а из массы теста – булочки/. В наблюдениях, сопровождающих подобного рода деятельность, формируется мысль, что часть всегда меньше целого. Позже эта мысль кажется врожденной. Схватывание целого и части – необходимый способ и момент познания мира и отдельного предмета. Столкнувшись с чем-то впервые, мы, не применяя никаких усилий, усматриваем в нем части. Например, в дереве мы видим ствол, ветви, листья. Мы схватываем его как нечто одно, как целое, но и как многое, как совокупность частей.

Аналогичным образом, мы различаем части в звучании музыки – части мелодии, звучание различных инструментов, если это оркестр, и т.п. В объемных твердых предметах мы можем нащупать части руками.

Правда, не все вещи раскрывают части нашему созерцанию. Например, в круглом гладком шаре мы и не видим, и не нащупываем частей, так же как не слышим их в равномерном звучании одной ноты. Но и в этих случаях нам не трудно представить их разделенными на части, помыслить их состоящими из частей.

Все это потому, что нашему сознанию присуща категория часть/целое.