15 Понятие коммуникативной ситуации, ее составляющие и типы. Текст как связующее звено между коммуникантами. Диалог и монолог в речевом акте.

Коммуникацией называют передачу информации как в животном мире (употребляя в этом случае термин биокоммуникация), так и в человеческом обществе, а также от одного технического устройства (например, компьютера) другому.

Передача сообщений в общении между людьми характеризуется тем, что она осуществляется осознанно и целенаправленно, часто с учётом адресата (или адресатов) передаваемых сообщений и, что тоже важно учитывать, на основе тех правил, которые приняты в данной этнокультуре и в данном социуме, т.е. являются конвенциональными и не наследуемыми, а усваиваемыми в процессе накопления жизненного опыта.

В общении друг с другом люди могут использовать разные каналы связи: оптический (зрительный), звуковой (в языковой коммуникации он выступает в специфической форме уже упоминавшегося вокально-аудитивного), тактильный (например, похлопывание по плечу или поглаживание по щеке).

Коммуникация может быть непосредственной, прямой, как при общении лицом к лицу (face to face), так и опосредованной, предполагающей использование тех или иных технических с Господствующая роль в человеческом общении принадлежит языковой (или речевой) коммуникации, опирающейся на использование вокально-аудитивного канала связи. Рядом с устной яыковой коммуникацией в большом ряде культур широко используется письменная коммуникация, в актах которой по зрительному каналу передаются сообщения, закодированные посредством графического кода. редств для передачи и приёма сигналов (звонок на занятия)

Коммуникация осуществляется в форме единичных коммуникативных действий, совершаемых отправителями сообщений и адресованных, как правило, определённым получателям. Эти действия протекают в условиях определённого  коммуникативно-прагматического пространства, или контекста. Данный контекст образуют:

• отправитель сообщения и его адресат,

• сообщение,

• предмет сообщения,

• взаимоотношения общающихся (коммуникантов),

• их личные практические цели и коммуникативные намерения,

• их социальные статусы и роли,

• распределение между ними коммуникативных ролей,

• их отношение к принятым в данном социуме конвенциям коммуникативного сотрудничества (принцип кооперации, принцип вежливости, принцип иронии и др.),

• время и место свершения акта общения (иногда по отдельности - время и место передачи сообщения, время и место получения сообщения),

• место данного акта в связной, целостной последовательности коммуникативных актов, которую сегодня часто называют дискурсом,

• используемый код (или его разновидность - субкод),

• степень знания этого кода общающимися,

• выбранный канал связи (или же ряд одновременно используемых каналов),

• обстановка данного акта общения (отсутствие или наличие помех, наличие или отсутстви коммуникативных сбоев и т.п.).

Классификация речевых актов опирается прежде всего на заложенные в них коммуникативные намерения (интенции) говорящего. По Джону Сёрлу, это так называемые иллокутивные (неречевые, а точнее внутриречевые) функции и силы. Дж. Сёрл различает:

• констативы, в которых сообщается о каких-то положениях дел: Лекция переносится на понедельник;

• комиссивы, в которых говорящий берёт на себя то или иное обещание: Я дам Вам эту книгу;

• директивы, направленные на то, чобы побудить адресата к какому-либо действию: Переведите этот текст на английский язык;

• экспрессивы, посредством которых говорящий выражает благодарность, извинение, поздравление, соболезнование и т.п.: Извините меня за причинённые Вам неприятности;

• декларативы, служащие говорящему, который обладает соответствующим социальным статусом, объявлению о том, что меняется статус какого-то лица (объявление о новом назначении, бракосочетании, присвоении имени, начале или окончании какой-то церемонии и т.д.): Я объявляю собрание закрытым.

• Целессобразно выделить из директивных актов акты запроса информации (интеррогативы или - следуя греческим образцам - эротетивы): К какой семье относится карельский язык?

Речевые акты могут быть прямыми и непрямыми (косвенными). Так, интеррогативный речевой акт в определённых ситуациях общения может взять на себя функцию просьбы (один из видов директивов): Вы не дадите мне эту книгу до завтра?

Обычно процессы речевой коммуникации протекают в виде последовательностей речевых актов. Связные последовательности речевых актов именуют дискурсом.

Если в том или ином коммуникативном эпизоде происходит хотя бы однократная смена коммуникативных ролей, когда роль говорящего берёт на себя слушающий, а говорящий становится слушающим (в англоязычной литературе это явление именуется turn taking), то мы имеем дело с диалогом. В нём друг с другом соотносятся реплики, или речевые ходы (moves). Связность диалога обеспечивается, между прочим, и тем обстоятельством, что за вопросом следует ответ, за приглашением или предложением чего-либо - согласие или отказ, за упрёком - оправдание или возражение, за комплиментом или похвалой - выражение благодарности, после оскорбления ожидается извинение и т.п. В речевое взаимодействие может быть включён и неречевой ход (так, вместо словесного согласия может последовать кивок головы, вместо ответа на вопрос - пожатие плечами).

К 17 вопросу. КОНЦЕПЦИЯ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА А.А. ПОТЕБНИ И ЕГО ШКОЛЫ

Одним из первых ученых, разработавших концепцию языкового знака, был профессор Харьковского университета, глава Харьковской лингвистической школы А.А. Потебня. Он не оставил специальной работы, посвященной языковому знаку как таковому. Но в своей исследовательской практике и теоретических воззрениях он исходил из понимания языка как системы знаков. Много ценного Потебня внес в изучение узловой единицы языка — слова как знака. В исследованиях Потебни слово как знак имеет сложное строение; это касается как его семантики, так и материальной стороны.

Языковой знак не только обеспечивает общение людей. Основопо­лагающей функцией знака Потебня считает способность знака делать более доступными и близкими для наблюдения, анализа и познания предметы и явления действительности, которые без знака были бы трудно доступными либо недоступными вовсе. Знак может обозначать не только видимые реальные предметы, но и их качества, свойства, отношения и оперировать ими, отраженными и закрепленными в знаке, как чем-то отдельным. Об общих свойствах знака Потебня, в частности, пишет: «Когда говорим, что А значит или означает Б, напр., когда, видя издали дым, заключаем: значит, там горит огонь; то мы познаем Б посредством А. А есть знак Б, Б есть означаемое этим знаком, или его значение. Знак важен для нас не сам по себе, а потому, что, будучи доступнее означаемого, служит средством приблизить к себе это последнее, которое и есть настоящая цель нашей мысли. Означа­емое есть всегда нечто отдаленное, скрытое, трудно познаваемое сравнительно со знаком».

Обобщая взгляды Потебни на языковой знак, высказанные им в разных своих работах, мы может следующим образом представить структуру языкового знака (слова).

Началом человеческой мысли является чувственное восприятие и его комплексы (чувственные образы). Чувственное восприятие не может непосредственно быть выраженным в языке. Поэтому между чувственным восприятием и мыслью, выраженной расчлененно с помощью языковых форм, существует «внеязычное содержание», об­разованное на основе этого восприятия и понимания восприня­того. «Внеязычное содержание» может быть по-разному препарировано и выражено с помощью различных языковых средств (ср.: черный — чернеть — чернь; веселый — веселиться — веселье — весело; меченосец — меченоша — тот, кто носит меч — носящий меч — меченосный...). Новое «внеязычное содержание» выражается и обозначается с помощью слова. В образовании слова участвуют различные языковые элементы, которые, в свою очередь, образуют внешнюю и внутреннюю формы слова. Внешняя форма слова как знака — это звук, но звук, как подчеркивал Потебня, сформированный мыслью. Звук в слове всегда связан с мыслью. И в образовании нового слова звук участвует только потому, что ранее применялся для выражения мысли. В слове звук, т. е. внешняя форма, выступает в единстве с формой внутренней. Внеш­няя и внутренняя формы образуются вместе, они предполагают друг друга. Внутренняя форма слова — это «представление в слове внеязычного содержания», признак, положенный в основу названия и высту­пающий «смысловым знаком» значения слова. Поэтому внешняя форма слова, или звук, понимается как знак знака.

Если внутренняя форма содержит, как правило, один признак, то значение слова представляет собой множество признаков, будучи отражением предмета или явления действительности. Значение слова имеет строение, является сложной подвижной структурой. В слове как в знаке Потебня выделяет как бы два семантических уровня: ближайшее и дальнейшее значения. Ближайшее значение народно, оно представ­ляет собой семантический минимум, необходимый для взаимопони­мания говорящих на данном языке. Дальнейшее значение лично, это значение научного термина, содержащего итог познания обозначаемо­го данным словом явления действительности. И хотя это значение личное, однако именно в нем мысль достигает наибольшей объектив­ности.

Чувственное восприятие и его комплексы

Слово

Внутренняя форма

Ближайшее значение

Внешняя форма

Внеязычное содержание"

Дальнейшее значение

Действительность

ВЗГЛЯДЫ НА ЯЗЫКОВОЙ ЗНАК Ф.Ф. ФОРТУНАТОВА И ЕГО ШКОЛЫ

Язык как знаковую систему рассматривал выдающийся русский языковед, глава Московской лингвистической школы Филипп Федо­рович Фортунатов (1848—1914), а также другие представители этой школы. В его понимании «язык представляет... совокупность знаков главным образом для мысли и выражения мысли в речи, а кроме того, в языке существуют также и знаки для выражения чувствований».

Язык, по Фортунатову, включает разного рода знаки. Прежде всего, выделяются знаки с материальным, или реальным, значением, приме­ром которых служит слово. Рядом с этими знаками существуют знаки с формальным значением, которые, употребляясь совместно со знака­ми, имеющими материальное значение, видоизменяют последнее (ср. разного рода аффиксы). В результате соединения знаков с материаль­ным и формальным значениями образуются знаки языка, которые заключают в себе так называемые формы (например, рук -а, рук-е, рук-и и т. п.).

Знаками выступают не только слова и аффиксы, но и произносимые в процессе речи изменения в тоне, интонации произносимых знаков языка. Такие изменения тона, интонации (ср.: вопросительная, воск­лицательная, повелительная интонации), с которыми изменяются зна­чения языковых знаков и которые носят социальный характер, Фортунатов называет знаками речи.

Знаки чувствований существуют в единстве со знаками мысли, взаимодействуя друг с другом в речи. К таким знакам принадлежат слова-междометия (ах!ой!Боже!'и т. п.). Слова-междометия, представ­ляющие собой определенные звуки или комплексы звуков, служат как знаками для обозначения чувствований, так и употребляются как невольное выражение этих чувствований.

Знаками для нашего мышления являются не только названные выше слова и связанные с ними элементы (аффиксы, интонации), материалом для которых служат звуки, но и язык жестов, мимика, существующие рядом с языком слов. Предметом изучения языковеде­ния является язык слов, который по своей природе более совершенен, по сравнению с жестами и мимикой. Но, как замечает Фортунатов, «чтобы понять физические и духовные условия, делающие возможным появление языка, необходимо принимать во внимание и другие выра­жения мыслей и чувствований в наших движениях».

По мнению Фортунатова, существенным признаком языковых единиц (слов, аффиксов и др.), доказывающим, что они служат в системе языка именно знаками, является то, что в процессе мысли и речи мы думаем не о данных единицах как звуках и звуковых комп­лексах, а о других «духовных явлениях», ассоциирующихся с ними (и представлениях о них) по смежности, сходству и т. д. Представления о звуках и звуковых комплексах — это также духовные явления. Свя­занные между собой, ассоциирующиеся по смежности и сходству различного рода духовные явления способны воспроизводить друг друга.

Важной характеристикой языка ученый считает то, что язык не только отражает действительность, т. е. то, что «дается для мышления», но вносит и свое в процесс мышления. Не только язык зависит от мышления, но и мышление зависит от языка. Язык вносит в воспри­нимаемую и отражаемую действительность свое членение. Язык спо­собствует отдельному, относительно самостоятельному отражению, пониманию и познанию качеств, свойств, признаков предметов и явлений, тогда как эти качества, свойства, признаки мы воспринимаем, представляем в единстве, неразрывно с предметом или явлением, язык как система знаков способствует анализу и синтезу в познании действительности. Более того, языковые знаки позволяют отразить и понять такие явления действительности, которые по физическим приичинам не могут быть восприняты и воспроизведены.

Таким образом, Фортунатов и его ученики, как и Потебня, под­черкивали исключительную важность для жизни человека языка как знаковой системы. Прежде всего, они видели важность в том, что язык делает доступными для отражения и познания такие явления действи­тельности, какие без знака не были бы доступны вообще. В практике человека, в общении знак позволяет оперировать предметами в «сжатом» виде: мы оперируем знаками, обозначаемыми ими значениями (понятиями о соответствующих предметах, их отношениях и т. д.) как бы самими предметами. Знак выступает заместителем класса предметов или явлений, которым мы свободно орудуем в своей речи, в своих мыслительных операциях, в то время как в непосредственном воспри­ятии нам даны конкретные предметы. Отсюда огромное познаватель­ное значение языковых знаков.

КОНЦЕПЦИЯ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА Ф. де СОССЮРА

Ни одна другая теория знака не оказала такого сильного влияния на языкознание XX в., как концепция Соссюра.

Для Соссюра языковой знак — это двусторонняя психическая сущ­ность. Языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ, под которым понимается психический отпечаток звучания в мозгу человека.

Соссюр замечает, что акустический образ имеет чувственную природу, но он менее абстрактен, чем понятие. Оба эти элемента взаимно предполагают друг друга. Соссюр предлагает заменить термины понятие и акустический образ соответственно на означаемое и означающее.

Знак, по Соссюру, обладает двумя свойствами первостепенной важности: произвольностью и линейностью.

Соссюр считает, что связь между означающим и означаемым, т. е. между акустическим образом и понятием, произвольна. Понятие «се­стра», например, не связано никаким внутренним отношением с последовательностью данных звуков. Это, в частности, доказывается тем, что данное понятие в других языках выражается другими сочета­ниями звуков. Означающее не мотивировано, произвольно по отно­шению к данному означаемому, между ними нет никакой естественной связи. Язык, по Соссюру, целиком психичен; звук — явление матери­альное, поэтому он не относится к языку. Отсюда вытекает и произ­вольность знака. Звуковой характер означающего — случайность; звук используется только потому, что он более удобен в общении, по сравнению с другими означающими, например с жестами. Перевод звука в другие означающие (ср.: письмо) служит, по Соссюру, также доказательством произвольности знака. Эта сторона концепции Со­ссюра была подвергнута критике рядом языковедов (в книгах Э. Бенвениста, Ф.М. Бе­резина, Б.Н. Головина и др.).

Соссюр выделяет две стороны знака, а именно: материальную и идеальную. Материальную сторону знака (звук) мы можем по условию заменить другим каким-либо материальным явлением, напри­мер буквенным начертанием, при неизменности понятия (значения) как идеального, существующего субъективно.

Как считает Соссюр, с произвольностью знака связано и другое свойство знака: говорящий не может его изменить. «...Знак произво­лен,— пишет Соссюр,— он не знает другого закона, кроме традиции, и, наоборот, он может быть произвольным только потому, что опира­ется на традицию». Невозможность субъективного измене­ния знака вызвана не его произвольностью, а общественной природой языка как знаковой системы, объективным характером его функцио­нирования и развития.

Второе свойство языка, о котором говорит Соссюр,— это линей­ность означающего. «Означающее развертывается во времени и харак­теризуется заимствованными у времени признаками: а) оно обладает протяженностью и б) эта протяженность имеет одно измерение — это линия».

Положение Соссюра можно было бы принять, если бы под озна­чающим понимать звук как физическое явление (звуковые волны), служащее материальной одеждой наших мыслей. Однако Соссюр подчеркивает, что означающее — это не материальное звучание, а психи­ческий отпечаток звучания, представление. Поэтому этот тезис Соссюра остается далеко не ясным.

ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА

Развитие знаков и появление новых семиотических систем связано с развитием языка. История показывает, что только изобретения в области материала языковых знаков приводят к образованию новых знаковых комплексов и систем. Поэтому языковые знаки содержат в себе как образы других знаков, так и образы действий с этими знаками, а отсюда и образы мира, объясняемого знаками. Став общим достоянием и понимаясь единообразно, язык должен передавать все специализированные по разным знаковым системам значения. Поэтому язык допускает абстрактные, отделенные от действительности операции со смыслом - рассуждения. Для этой цели языку необходимы знаки с общим характерным значением. Это - понятийное значение.

Абстрактный характер языковых знаков объясняется тем, что необходимость служить посредником между знаковыми системами требует от языка интерпретации как "вечных" (с точки зрения сроков жизни человека) знаков (например, изображения), так и знаков, "умирающих" в момент создания и восприятия (например, музыка), а также знаков, возобновляемых при каждом применении (например, меры). Поэтому содержание языковых знаков должно годиться к постоянному использованию, а значит, быть свободным от привязанности к месту и времени.

Но одна абстрактность значения сделала бы язык негодным к употреблению, если бы нельзя было увязать эти абстрактные значения с местом и временем. Соотнесение значений с местом и временем совершается в высказываниях путем применения специальных слов и форм со значением места и времени, например наречий, предлогов, временных и видо-временных форм глаголов и наречных существительных.

Абстрактные значения места и времени не могут быть конкретизированы в высказывании, если в нем нет указания на отношение речи к действительности, т.е. значения модальности, выражаемого в формах речи, вопросах, побуждениях, повествованиях, отрицаниях и утверждениях, указаниях желательности-нежелательности, возможности-невозможности, условности-безусловности и других значениях (передаваемых в последнем случае специализированными формами и интонацией). Необходимость в модальных формах вызывается еще и тем, что знаки, объединяемые языком, имеют разную направленность на действительность.

Отнесение к месту и времени и к действительности содержания речевого акта требует конкретизации значений лиц, так как субъективность акта речи позволяет слушающим оценить его достоверность. Отсюда в акте речи обязательно выражена категория лица через формы глагола, местоимения и местоименные существительные.

Таким образом, характерные черты языковых знаков, отличающие их от всех других, следующие:

1) абстрактность значения отдельных языковых элементов и конкретизация их значений в высказывании;

2) специальная выраженность особыми элементами значений: времени, места, модальности, лица;

3) возможность благодаря этому дифференцированно высказывать суждения о прошлом и будущем в отрыве от прямых событий и ситуаций и от знаковых явлений.

Своеобразие языкового знака, по сравнению с другими видами знаков заключается прежде всего в том, что это первичный знак, объективно сформировавшийся в процессе эволю­ции человека и человеческого общества вообще. Языковой знак стал социальной и биологической необходимостью существования человека и человеческого общества, непреложным условием становления чело­века как члена общества и как биологического вида. Образование такого знака есть в конечном итоге результат развития природы и общества. Языковой знак — это необходимый канал связи и единства между членами общества, а также между ними и окружающим миром, орудие познания этого мира и человека.

Среди других видов знака, используемых в человеческом обществе, языковой знак занимает особое место:

• своей материальной и идеальной природой;

• своеобразием своего генезиса; эволюции и функционирования;

• выполняемыми функциями;

• формой своего существования и выражения;

• своей ролью в жизни общества и многими другими признаками.

Языко­вой знак— это звук или комплекс звуков, являющийся носителем определенных языковых значений; эти значения имеют разный семан­тический характер в зависимости от того, какой языковой единицей они выражаются (ср.: морфема, слово, словосочетание, предложение). Материальной стороной языкового знака может быть не только звук, но и его различные вторичные условные обозначения: последователь­ность печатных букв, чернил на бумаге, мела на доске и др. Все это — различные материальные одежды наших мыслей, первичным вырази­телем которых явился звук.

Предметом спора между отечественными учеными, занимающими­ся проблемами языкового знака, является вопрос: представляет ли собой языковой знак двустороннюю или одностороннюю сущность (В.М. Солнцев, В.М. Павлов и др.). Большинство ученых считает, что языковой знак — двусторонняя сущность, т. е. представляет собой единство звука и значения.

Одной из существенных сторон языкового знака, отличающей его от всех других видов знаков, является форма его существования. Если мысль, например понятие, имеет только внутреннее, субъективное существование, то материальная сторона языкового знака — звук — имеет двоякое существование: внешнее (звук или звуковой комплекс) и внутреннее (звуковой, или акустический, образ). И то и другое существует в человеке, порождается человеком. Звук при передаче мысли как бы исторгается из своего внутреннего существования, из своего внутреннего единства с мыслью, с идеальным. Звук, таким образом, подобно мысли тоже имеет какое-то внутреннее (в «снятом» виде) идеальное существование, какое мы весьма условно называем звуковым, или акустическим, образом.

Язык как субъективно-объективное, материально-идеальное явле­ние не существует вне звука, вне материального воплощения и выра­жения. И звук как единица языка, в свою очередь, не существует вне единства с мыслью, которую он обозначает и выражает. Поэтому и знак мы понимаем как двустороннюю сущность, единство материаль­ного и идеального звука и значения.

Но какие же единицы языка являются знаками?

Еще Ф. де Соссюр одним из основных признаков знака считал наличие в нем плана содержания и плана выражения. План выра­жения (оптический или акустический) мы чувственно воспринима­ем. План содержания несет в себе значение знака и, следовательно, обладает семантикой.

Рассмотрим единицы языка с точки зрения наличия плана выра­жения и плана содержания.

Наиболее сложной с указанных позиций является фонема, по­скольку в разных концепциях и план выражения, и план содержа­ния фонемы понимается по-разному. Если следовать точке зрения И. А. Бодуэна де Куртенэ и его последователей, то фонема плана выражения не имеет, т. к. это идеальное образование. В иных тео­риях (Московская фонологическая школа и др.) фонема — это звук в основном своем звучании, т. е. план выражения очевиден. Соглас­но традиционной точке зрения, фонема значения не имеет, т. е. от­сутствует план содержания, однако психолингвистические экспе­рименты А. П. Журавлева, наблюдения Т. О. Дегтяревой и др. убе­дительно доказывают, что за каждой фонемой в нашем сознании закреплено не только значение, но и цвет. Следовательно, у фонемы есть план содержания. Таким образом, признание или неприз­нание фонемы знаком языка зависит от принятой точки зрения на план содержания и план выражения данной языковой единицы.

Морфема является двусторонней единицей, так как у неё есть и план выражения, и план содержания, однако значение морфемы не является единицей информации. Морфемы существуют только в со­ставе слова, мотивируя их словообразовательное или словоизмени­тельное значение. С коммуникативной точки зрения, морфемы — это сигнальные знаки, указывающие на языковые значения, в то же время это структурные знаки.

Во всех концепциях основным знаком языка признается слово. Оно выражает значение или понятие, является его символом или знаком. Слово способно входить и в состав предложения, и в со­став высказывания. Слово является знаком особого рода: оно заме­щает не только предмет, но и понятие, обладает значением (часто не одним), структурно и социально мотивировано. Ф. де Соссюр подчеркивал произвольность значения слова как языкового знака, но это справедливо лишь для самых древних непроизводных слов (их этимология, внутренняя форма затерялись в глубине веков), в производных, а особенно в сложных словах, значение мотивирова­но. Так, нам неизвестно, почему РУКА названа именно так, но со­вершенно очевидна мотивация слов обручиться, обручальное коль­цо, рукав, рукавица, поручиться и т. п.

Свободное словосочетание тяготеет в аспекте знаковости к предложению, а устойчивое — к слову.

На предложение в рассматриваемом аспекте выработались две основные точки зрения: это либо сочетание знаков (слов), либо особый целостный знак. В любом случае предложение имеет и план выражения, и план содержания. Именно предложение обеспечивает языку возможность передавать любую информацию.

В последние годы в качестве знака языка некоторые лингвисты осматривают текст. Его трактовка как языкового знака полностью совпадает с предложением: это либо сочетание знаков, либо отдельный целостный знак, однако у него есть и план выражения, и план содержания.

Вопрос № 18.

Становление и эволюция системного подхода к языку происхо­дили на фоне общего поворота науки XX века от "атомистических" к "холистическим" взглядам (т. е. к признанию примата целого над частями и всеобщей связи явлений). В науке XXI века эти тенден­ции продолжаются.

Одним из первых о системе языка (употребив этот термин, но не дав ему лингвистической интерпретации) заговорил Н. М. Карам­зин в связи с выходом в свет шеститомного "Словаря Академии Российской" (СПБ, 1784-1794 гг.) — первого собственно академи­ческого словаря русского языка. Отметим, что положение о системе языка Н. М. Карамзин высказал за 80 лет до Ф. де Соссюра, с именем которого связывают разработку этой кате­гории.

В учении Ф. де Соссюра система языка рассматривается как си­стема знаков. Ее внутреннюю структуру изучает внутренняя линг­вистика, внешнее функционирование системы языка, т. е. функционирование в связи с внеструктурной действительностью, изучает внешняя лингвистика.

Системность как существенную сторону языка отмечали осново­положники отечественного языкознания — Ф.И. Буслаев, А.А. Потебня, И.А. Бодуэн де Куртенэ и др.

Большую роль в разработке учения о системе языка сыграли идеи И. А. Бодуэна де Куртенэ о роли отношений в языке, о разграниче­нии статики и динамики, внешней и внутренней истории языка, вы­деление им наиболее общих единиц системы языка — фонем, мор­фем, графем, синтагм.

Системность языка была одной из основных методологических предпосылок в научном творчестве Потебни. Еще в начале научной деятельности для него было ясно, что «в языках есть система, есть правильность». Будучи одним из основателей структу­рализма, он, по словам В.В. Виноградова, рассматривал язык как «обобщенную структуру», раскрывал в своих исследованиях основные свойства динамической системы языка

В исследованиях конца XX — начала XXI века подчеркива­ется нежесткость, асимметрия системы языка, неодинаковая сте­пень системности различных ее участков (В. В. Виноградов, В. Г. Гак, В. Н. Ярцева). Выявляются отличия языка от других се­миотических систем (Вяч. Вс. Иванов, Т. В. Булыгина). Иссле­дуются "антиномии развития" системы языка (М. В. Панов), вза­имодействие внутренних и внешних факторов ее эволюции (Е. Д. Поливанов, В. М. Жирмунский, Б. А. Серебренников), за­кономерности функционирования системы языка в обществе (Г. В. Степанов, А. Д. Швейцер, Б. А. Успенский), взаимодей­ствия системы языка с деятельностью мозга (Л. С. Выготский, Н. И. Жинкин, Вяч. Вс. Иванов).

В современной лингвистике в принципе утвердилось следую­щее определение системы языка: (от греч. systema — целое, состав­ленное из частей) — множество языковых элементов любого есте­ственного языка, находящихся в отношениях и связях друг с дру­гом, которое образует определенное единство и целостность. Каж­дый компонент системы языка существует не изолированно, а лишь в противопоставлении другим компонентам системы (Т. В. Булы­гина, С. А. Крылов).

А. С. Мельничук писал: "Следует признать наиболее целесооб­разным и соответствующим установившемуся в языке словоупот­реблению такое различение терминов система и структура, при ко­тором под системой понимается совокупность взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов, образующих более сложное един­ство, рассматриваемое со стороны элементов — его частей, а под структурой — состав и внутренняя организация единого целого, рас­сматриваемое со стороны его целостности... Так, например, подле­жащее представляет собой и элемент синтаксической структуры предложения, и компонент системы членов предложения... Струк­тура (система) языка в самом языке непосредственному наблюде­нию не поддается... Объективно существующие структура и систе­ма языка обнаруживаются... в бесконечном повторении их различ­ных сторон и элементов, выступающих каждый раз в других конк­ретных проявлениях".

Системный подход к изучению действительности является одним из основополагающих методологических принципов современной на­уки. Под системой в современной науке понимают такую сово­купность элементов, которая характеризуется: а) закономерными отношениями между элементами; б) целостностью как результатом этого взаимодействия; в) автономностью поведения и г) несуммарностью (неаддитивностью) свойств системы по отношению к свойствам составляющих ее элементов. Новые качества системы, по сравнению с качествами и свойствами входящих в нее элементов, создаются взаимодействием элементов и известным их преобразованием в этом взаимодействии. В свою очередь действительное положение элемента, его сущность можно понять, только рассматривая его в системе, во взаимосвязи и взаимообусловленности с другими элементами системы. Поэтому системный подход способствует объективному отражению и познанию явлений действительности.

История изучения языка показывает, что в нем, в сущности, нет несистемных явлений. Впечат­ление «асистемности» создается потому, что язык является открытой динамической системой: он находится в состоянии постоянного развития, обогащаясь за счет новых эле­ментов и освобождаясь от устаревших.

От коммуникативных средств у животных система языка отли­чается способностью выражать логические формы мышления.

От искусственных формализованных знаковых систем система языка отличается стихийностью возникновения и развития, а так­же возможностью выражения дейктической, экспрессивной и по­будительной информации.

Будучи в известной степени открытой, система языка взаимо­действует с окружающей средой познавательной деятельности че­ловечества (ноосферой), что делает необходимым изучение ее вне­шних связей.

В современной систематике приняты следующие признаки сис­тем: 1) относительная неделимость элементов системы; 2) иерар­хичность системы; 3) структурность системы.

1. Относительная неделимость элементов системы. Элементы системы являются неделимыми с точки зрения данной системы. Ее элементы могут подвергаться дальнейшему членению, но для других задач, и, следовательно, составлять другие системы. Так, система синтаксиса состоит из системы сложного и системы про­стого предложения. Всякое предложение состоит из слов, т. е. можно говорить о системе лексики, слова распадаются на морфемы, это уже система словообразования и т. д. Но и система лексики и система словообразования — это уже другие, не синтаксические системы. Иными словами, элементы потенциально делимы, но в данной системе мы имеем дело с неделимыми элементами.

Признак потенциальной делимости элементов тесно связан с потенциальной делимостью систем, т. е. с иерархическим построением систем.

2. Иерархичность системы. Этот признак предполагает возможность расчленения данной системы на ряд других систем (подсистем), с одной стороны, или вхождение данной системы в качестве элемента в иную, более широкую систему. Например, система синтаксиса распадается на подсистемы сложного предложения, простого предложения, словосочетания. В свою очередь, подсистема сложного предложения распадается на подсистемы союзного и бессоюзного предложения, подсистема союзного предложе­ния распадается на подсистемы с сочинительной и подчинитель­ной связью и т. д.

Таким образом, любая система представляет собой сложный объект, имеющий иерархическое строение.

3. Структурность системы. Структура — это способ организа­ции элементов, схема связей или отношений между ними. Следова­тельно, как система не существует без элементов, находящихся во взаимосвязи, так невозможна она и без структурной организации её элементов.

Языковые системы могут принимать разные конфигурации: поле, иерархия уровней и др.

Система языка противопоставлена упорядоченному множеству. Если в системе все взаимосвязано и взаимообусловлено, то от из­менения частей в упорядоченном множестве дело не меняется.

В современных систем­ных исследованиях различают два типа систем — гомогенные и ге­терогенные. Гомогенные системы состоят из однородных элементов, их струк­тура определяется противопоставленностью элементов друг другу и порядком следования в цепи. К гомогенным относят системы глас­ных, согласных и т. п.

Гетерогенными системами называются такие, которые состоят из неоднородных элементов, им свойственна "многоэтажность". В гетерогенных системах наблюдается распадение системы на под­системы однородных элементов, взаимодействующих друг с дру­гом, а также с элементами других подсистем. Выше мы рассмат­ривали систему синтаксиса. Язык в целом является гетерогенной системой.

Так, например, лексика и словообразование и связаны, и соот­несены по многим и разным направлениям. Образование новых слов обязательно опирается на уже существующие слова, меха­низм словообразования не может работать без такой опоры.

Понятие системности градуально, т. е. допускает разную степень жесткости организации системы. В хорошо организованных (жест­ко структурированных) системах (например, в фонологии, в отли­чие от лексики) существенное изменение одного элемента влечет за собой изменения в других точках системы или даже нарушение равновесия системы в целом. Например, система гласных в проти­вопоставленности глухих и звонких.

Подсистемы языка развиваются с неодинаковой скоростью (бы­стрее всего лексика как наименее жестко организованная и медлен­нее всего — фонетика). Поэтому как в целой системе языка, так и в отдельных ее подсистемах выделяется центр и периферия.

Большинство языковедов, говоря о языке как уникальной системе мира, наряду с понятием системы, вводят понятие структуры, обозначая этим термином весьма важную сторону системных отноше­ний единиц и их разрядов. Термин структура, по сравнению с системой, обозначает более абстрагированное понятие, выделяя отвлеченную сторону системной организации единиц, а именно: совокупность связей и отношений, которая организует элементы системы. Такое понимание структуры разделяется многими лингвистами, оно принято и современными толковыми словарями.

Структура выделяет в системе языка наиболее абстрактные ее компоненты, характеризующие скорее не отношения элементов внутри того или иного уровня языка, а отношения между собой уровней языковых элементов.

Давно известно, что структура языка объединяет единицы раз­личного строения и назначения. Практически всегда языковеды раз­личали фонетику и грамматику, слово и предложение.

Однако особый интерес к созданию теории структуры языка воз­ник в XX веке (напомним, что направление структурализм изучало прежде всего системные отношения в языке). Примерами таких теорий могут служить теория изоморфизма и те­ория иерархии уровней.

Теория изоморфизма единство языка объясняет изоморфизмом (izos — одинаковый, morf — форма), т. е. структурным тождеством или параллелизмом языковых единиц. Так, например, Е. Курилович доказывает параллелизм структуры слога и предложения, по­тому что функции гласного в слоге и предиката в предложении в сущности одинаковы — образующие.

Однако эта теория не получила своего реального воплощения в лингвистическом описании всей структуры языка, вероятно, в силу своей непоследовательности, так как нельзя утверждать изоморфизм всех языковых единиц и структур. Тем не менее, теория изомор­физма позволяет использовать методы и понятия, принятые при анализе единиц одного уровня, для другого уровня. Например, Р. О. Якобсен, В. Скаличка анализировали грамматику при помощи методов, принятых в фонологии. А. И. Моисеев доказывает изоморфизм языка и письма как первичного и вторичного, "первообразного" и производного средства общения.

Идея изоморфизма не объясняет сложности языковой структуры как системы особого рода, она сводит ее к простейшим структурам плоскостного строения.

Теория иерархии уровней опирается на идею одновекторного иерархического строения языковой структуры. Наиболее четко она была сформулирована Э. Бенвенистом. Он исходил из того, что единицы языка планом выражения опираются на низший уровень, а планом содержания входят в высший уровень:

слово

морфема

фонема

Фонема определяется как составная часть единицы более высо­кого уровня — морфемы. Разница между морфемой и словом в том, что морфема — знак связанной формы, а слово — знак свободной формы.

Такое понимание языковой структуры допускает только одно на­правление анализа — от низшего уровня к высшему, от формы к содержанию. Проблема взаимодействия уровней отодвигается на второй план, а самому понятию уровня придается операциональ­ный смысл. Тем не менее, идея иерархии уровней оказалась весьма плодотворной, она была в дальнейшем развита, и реализована в теории ярусов (уровней) системы языка.

Уровень языка — это та часть его системы, которая имеет со­ответствующую одноименную единицу: фонемный, морфемный и т. д. Нет, например, стилистического уровня, потому что нет соот­ветствующей единицы.

Принципы различения уровней следующие: 1) единицы одного уровня должны быть однородны; 2) единица низшего уровня долж­на входить в состав единицы высшего уровня; 3) единицы любого уровня должны выделяться путем сегментирования более сложных чем они сами, структур; 4) единицы любого уровня должны был знаками языка.

Отношение единиц и уровней языка (по Ю. С. Степанову). Существуют фонемный уровень, морфемный уровень, уровень слов; уровень словосочетаний, уровень предложений, поскольку есть одноимен­ные единицы — фонема, морфема, слово, словосочетание, предло­жение. Этот последний, верхний предельный уровень имеет некото­рые черты, отличающие его одного от трех предыдущих. Можно говорить о нижнем предельном уровне — об уровне дифференциальных при­знаков фонем, поскольку существуют дифференци­альные признаки фонем как особые, всегда совместные (симуль­танные) элементы языка.

Между уровнями существуют следующие отношения. Срединные уровни — фонемный, морфемный, уровень слов, уровень словосоче­таний— характеризуются тем, что единица низшего уровня входит в единицу высшего уровня, являясь ее компонентом. Обратно: словосочетания разлагаются на слова, слова разлагаются на морфы, морфы разлагаются на аллофоны. Лингвистический анализ и заключается прежде всего в последовательном дроблении, сегментации, словосочетаний на все более мелкие единицы, пока мы не дойдем до фонем. На этом пути мы получаем множество конк­ретных единиц языка — словосочетаний, слов, морфов, аллофонов. Но при этом нужно иметь в виду чрезвычайно важное ограничение: все указанные отношения имеют место только в пределах конкретного, или наблюдаемого, аспекта языка.

В. Г. Гак в качестве единицы высшего уровня предлагает текст.

Таким образом, ярусы языковой структуры обладают автоном­ностью и структурной самостоятельностью, хотя они не изолиро­ваны друг от друга, а находятся в постоянном взаимодействии.

Следовательно, язык является системой систем. Системность и структурность — неотъемлемое свойство языка как средства чело­веческого общения.

Язык относится к гетерогенной системе. Он состоит из подсистем, которые не могут функционировать отдельно, следовательно, и являются частями единого целого.

Подсистемами языка – называют уровнями или ярусами. Основные ярусы языка:

фонетика

морфемный (словообразовательный)

лексика

синтаксис

В каждом из этих ярусов есть соответствующие единицы. Единицы одного яруса языка должны непосредственно синтезировать единице другого вышележащего яруса. Совокупность таких ярусов составляет иерархию. Каждой языковой единице соответствует речевая единица.

Полевая модель системы языка

Владимир Григорьевич Адмони отмечал, что в языке есть сферы, которые как бы прорезают уровни, т. е. включают средства разных уровней и образуют полевые структуры. Например, модальные значения могут быть выражены средствами синтаксиса, предикативными единицами, средствами морфологии (формы наклонений глагола) и средствами лексики - модальными словами. Если фонетика, морфология и синтаксис могут соотноситься по признаку «ниже — выше», то словообразование, порядок слов, лексика соотносятся с перечисленными сферами гораздо сложнее. Изучение глубокого взаимодействия средств разных уровней привело известного грамматиста Александра Владимировича Бондарко к построению модели функционально-семантического поля, куда входят и лексические, и грамматические средства языка, имеющие общие семантические функции. Функционально-семантическое поле имеет ценгр — группу форм, наиболее четко и однозначно выражающих значение данного поля. Вокруг центра, постепенно удаляясь от него, располагаются периферийные формы. Через периферию каждое поле вступает путем пересечений и постепенных переходов в пределы других полей, так что, в конечном счете, все поля образуют одну непрерывную структуру системы языка.

Теоретик полевой модели системы языка Георгий Семенович Щур определил поле как способ существования и группировки лингвистических элементов с общими инвариантными свойствами. Графически эта модель выглядит следующим образом:

Одно семантическое поле моделирует устройство от­дельного участка системы языка, на нескольких семантиче­ских полях можно показать пересечение и взаимодействие нескольких участков системы языка. Однако так изобразить всю систему языка вряд ли когда-нибудь удастся: слишком большого пространства потребовало бы плоскостное изобра­жение системы языка, компактно и объемно хранимой в коре головного мозга в комплексе с образами объективной дейст­вительности.

Вопрос №19.

Будучи элементом системы и компонентом структуры, всякая языковая единица входит в два типа общих отношений в языке — парадигматических и синтагматических.

Синтагматика — последовательность единиц одного уровня (фо­нем, морфем, слов и т. п.) в речи.

Парадигматика — это группировка единиц одного уровня в классы на основе оппозиции единиц друг другу по их дифференциальным признакам.

Парадигматические: Отношения сходства и различия, на основании которых единицы объединяются в парадигму.

Парадигма – совокупность единиц языка, совокупность системно связанных вариантов одной и той же единицы.

Уровень фонетики:

Парадигмами можно считать совокупность вариантов одних и тех же фонем.

Совокупности гласных фонем, согласных фонем – парадигма гласных/согласных.

Общая парадигма: гласные

Частная: переднего ряда; долгие и краткие.

Уровень лексики:

Совокупность значений многозначного слова. Синонимический ряд. Антонимическая пара. Тематическая группа.

Уровень морфологии:

Падежная парадигма: дом – дома – дому и т.д. Парадигма числа лица. Временная парадигма.

Уровень синтаксиса:

Парадигма простого/сложного предложения. Парадигма подлежащего.

Синтагматические отношения:

Это отношения взаимодействия. Члены парадигмы функционирования в речи вступают в синтагматические отношения. Они организуются в речевую последовательность по законам языковой структуры в соответствии со своими сочетаниями, возможностями.

Синтагматика языка понимается как совокупность сочетающихся возможностей языковых единиц и их реализацией в процессе речи.

Валентность единиц языка – способность вступать в сочетания с другими единицами, или ее синтагматические потенциальные свойства.

Дистрибуция – конкретная реализация этих свойств и возможностей.

Синтагматика в языке – потенция (возможность), а в речи – реализация этой возможности.

Отношения структурно более простых единиц с более сложными (между словами и предложениями):

Парадигматические и синтагматические отношения объединяют единицы одинаковой степени сложности, а иерархические отношения наоборот.

В связи с этим в пределах каждого яруса языка возможны только парадигматические и синтагматические отношения, а между единицами разных ярусов – иерархические отношения.

Иерархические отношения — это отношения по степени сложности, или отношения “вхождения” (компонент-ности) менее сложных единиц в более сложные. Иерархические отношения могут быть определены в терминах “входит в... ” или “состоит из...”

Иерархические отношения — это отношения вхождения более простой единицы в более сложную. Это отношения целого и части т. е. отношения, характеризующие строение различных единиц (как собственно языковых, так и речевых, образуемых в процессе использования языковых средств).

Иерархические отношения характеризуют только отношения между единицами разных уровней, т. е. отношения качественно различных величин. При этом переход от единицы более низкого уровня к единице более высокого уровня осуществляется, как правило, в результате комбинирования, т. е. реализации синтагматических свойств элементов более низкого уровня (речь идет, еще раз подчеркиваю, об устройстве языка в его синхронном состоянии). Так, комбинации фонем составляют звуковые оболочки морфем, комбинации морфем образуют слова, а комбинации слов — предложения.

Иерархичность отношений, которая характеризует отношения единиц разных уровней в системе языка, характеризует также и отношения единиц языка, например, слов, и такой единицы речи, как предложение. В свободно образуемой в речи единице — предложении (предложение есть система, несущая информацию) обнаруживается тот же системный принцип отношения более низких и более высоких образований, характеризуемый в терминах “состоит из...” или “входит в...”: предложения состоят из слов, слова входят в предложение. Более высокое образование качественно отлично от составляющих его частей. Предложение выражает и несет связную информацию, или, говоря словами школьной грамматики, выражает относительно законченную мысль. Слово же выражает отдельные смыслы (значения), которые сами по себе не составляют связной информации.

Схематически систему иерархической зависимости, обнаруживаемой в речевой системе, несущей информацию, можно изобразить следующим стразом:

Морфема — слово — предложение (простоты ради я оставляю в стороне все остальные единицы).

Для единиц (Е) всех уровней характерны два вида отношений — парадиг­матические и синтагматические. Под парадигматическими понимаются ассоциативные отношения, свойственные Е как систем­ным образованиям. По преимуществу это многоаспектные, внутрен­ние, воспроизводимые отношения. И хотя эти отношения наблюдаются у всех единиц языка, на каждом уровне они имеют особенности, вследствие своеобразия природы этих единиц. Парадигматические отношения отражают внутренне заложенные, исторически выработан­ные свойства языковой единицы (ср. системы спряжения глаголов, типы склонения имен существительных или прилагательных; парадиг­матические отношения в лексике: многозначность, синонимия, гиперонимия, гипонимия и др.).

Сингтагматическими называют отношения Е в речи, в непосредственных линейных связях и сочетаниях. Е могут быть связаны между собой непосредственно (контактные) либо опосредо­ванно (дистантные).

Как парадигматические, так и синтагматические связи одинаково доказывают закономерную системную организацию языковых единиц. Отмечается при этом различная продуктивность этих связей в разных областях языковой системы. Так, в морфологии более развиты пара­дигматические отношения (ср.: типы склонения и спряжения, фор­мальные и вещественные разряды слов разных частей речи и др.); синтагматические отношения особенно распространены в синтаксисе (ср.: синтагма, словосочетание, предложение). Вместе с тем отмечается и внутренняя взаимосвязь этих двух видов отношений, особенно на высших уровнях языковой системы. Очевидно, что сочетаемость слова, например, зависит от его принадлежности к определенной части речи и является реализацией его внутренних семантических и грамматиче­ских свойств. Именно этими взаимосвязанными системными свойст­вами обусловлены такие явления, как валентность и дистрибуция.

Парадигматические и синтагматические отношения являются су­щественной чертой всех Е языка, что служит доказательством изо­морфизма его системы. Изоморфизм есть свидетельство того, что в основе языка лежат определенные общие принципы и условия его организации. Именно поэтому единицы языка разных уровней обна­руживают известное сходство: в материальной и идеальной природе, в своих отношениях между единицами одного уровня и единицами разных уровней, в индивидуальном отношении единиц к слову как узловой единице языка и др.

Деривация (от лат. derivatio - отведение, образование) - принятое в структурной лингвистике и теории речевой деятельности понятие формальной, семантической и функциональной производное и иерархии единиц всех уровней языковой системы, а также понятие межуровневых отношений; напр.: снеГ—-снеЖок (фонетическая Д. на морфонологическом уровне); объявлятъ-~объяв-ление (словообразовательная Д.); медведь--мед-ведь (о человеке) (лексическая Д.); Пришла зи-ма~-3има пришла (экспрессивный порядок слов) (синтаксическая Д.). Исчислением деривационных процессов, или отношений, занимается наука дериватология, основы крой были заложены в трудах М. В. Ломоносова, А. А. Барсова, Н. И. Греча, Ф. И. Буслаева, С. О. Карцевского. Термин «Д.» был введён Е. Куриловичем в 30-х гг. 20 в.

Деривационная единица, или деривационный шаг, в синхронной системе языка представляет собой процесс преобразования языковой единицы, принимаемой за исходную (элементарную), с помощью существующего в языке средства (оператора Д.); напр., существительное лес является исходной единицей для образования слова лесник с помощью суффикса -ник и нулевой флексии. Новое слово (дериват) имеет новые словообразовательное и лексическое значения, не сводимые к сумме составляющих его компонентов.

Д., являясь теоретическим и методологическим конструктом, позволяет объяснять систему языковых отношений, развитие языка как непрерывный процесс означивания, показывает пути его творческого использования. Деривационные процессы определяют все парадигматические и синтагматические связи языка, но традиционно принято исчислять их по уровням языка, различать морфо-нологическую Д. (напр., век-увечный), словоизменительную (напр., играть—'играю), словообразовательную (напр., близкий—'приблизить), лексическую (напр., ледяной—ледяной - о взгляде), синтаксическую (напр., Солнце выжгло траву—Солнцем выжгло траву), смысловую, проявляющуюся на текстовом уровне.

Деривация (от лат. derivatio—отведение; образование) — процесс создания одних языковых единиц (дериватов) на базе других, принимаемых за исходные, в простейшем случае — путем «расширения» корня за счет аффиксации или словосложения, в связи с чем Д. приравнивается иногда к словопроизводству или даже словообразованию. Согласно более широкой точке зрения, Д. понимается либо как обобщенный термин для обозначения словоизменения и словообразования вместе взятых, либо как название для процессов (реже результатов) образования в языке любых вторичных знаков, в т. ч. предложений, которые могут быть объяснены с помощью единиц, принятых за исходные, или выведены из них путем применения определенных правил, операций.

В процессах Д. происходит изменение формы (структуры) и семантики единиц, принимаемых за исходные. В содержательном отношении это изменение может быть направлено либо на использование знака в новом значении (при т. наз. семантической Д., ср. <лиса»| — ‘зверь’ и <лиса»з — ‘хитрец’), новой функции (ср. «Медведь — добродушное животное» и «Он—такой медведь»), либо на создание нового знака путем преобразования старого или его комбинации с др. знаками языка в тех же целях. Поскольку процесс Д. можно представить в виде последовательности применения к исходной единице серии формальных операций, для его описания (особенно в генеративной грамматике для описания Д. предложения) вводятся понятия ступени Д., деривационного шага и деривационного «дерева».

Понятие Д., введенное в 30-х гг. 20 в. Е. Куриловичем для характеристики словообразовательных процессов, позволило соотнести конкретные цели и задачи процессов со средствами их осуществления и их семантическими результатами; большое значение для теории Д. сыграло предложенное Куриловичем разграничение лексической и синтаксической Д. как процессов, один из которых направлен на преобразование лексического значения исходной единицы (ср. «камень»—«каменщик»), а другой — лишь на преобразование ее синтаксической функции (ср. «камень» — «каменный»). Впоследствии эти определения стали прилагать к широкому классу явлений создания языковых форм за пределами слова; в этом смысле синтаксическая Д. обозначает процесс образования разных синтаксических конструкций путем трансформации определенной ядерной конструкции (ср. «рабочие строят дом» — «дом строится рабочими» — «строительство дома рабочими» и т. д.).

Понятие Д. применимо только к тем единицам языка, возникновение которых может быть описано путем реконструкции породившего их процесса, т. е. восстановления их деривационной истории. Методика анализа, называемого синхронной реконструкцией деривационного акта (Е.С. Кубрякова), заключается в том, чтобы представить производные знаки языка в виде конечного продукта формальной операции или серии операций, совершенных для достижения функционально-семаитического сдвига в исходной единице.

Классификационной чертой деривационных процессов является степень их регулярности. Если значение единицы может быть выведено из значения ее частей, она рассматривается не только как мотивированная, но и как форма, построенная по аддитивному, или суммативиому, типу. Для языков более типичны неаддитивные, или интегративные, процессы, в итоге которых возникают единицы, обладающие значениями или функциями, несводимыми к значениям или функциям составляющих частей. В основе классификации процессов Д. лежит также их кардинальное деление на линейные и нелинейные. В то время как линейные процессы Д. приводят к чисто синтагматическому изменению исходного знака и результатом образования производного знака являются разные модели сочетаний или порядка распределения знаков (<дом> —<дом-ик»), нелинейные процессы Д. представляют собой не столько изменение сегментной протяженности знаков, сколько внутреннее изменение самого знака, его «претерпевание», и определяются поэтому как действия по преобразованию самого знака (напр., морфология, преобразования корневых морфем, ср. «рук-а»—<руч-и-ой>).

Операциональное описание языковых единиц через восстановление их синхронной деривационной истории, начатое первоначально в рамках трансформационной грамматики, вышло далеко за ее пределы и способствовало уточнению теории синтаксиса и словообразования в их динамическом аспекте; оно используется в типологии, а также при описании речевой деятельности и характеристике механизмов порождения речи.

Вопрос №21 Проблема соотношения языка-сознания и мышления: генетические и психофизиологические основы их взаимоотношений

Язык, мышление и сознание. Проблема языка и мыслительной деятельности в истории науки рассматривалась прежде всего как проблема языка и мышления. Накопленное знание о характepe соотношения языка и мышления включает в себя положения, объединяющие всех исследователей, и положения, разделяющие исследователей на школы, направления и т. п. Все исследователи признают несомненной связь между языком и мышлением, однако по-разному понимают природу и качество этой связи. Учёные традиционно разделяются на тех, кто защищает тезис о непредставимости мышления без языка, и тех, кто отстаивает противоположную точку зрения. К числу первых (их Б. А. Серебренников называл вербалистами) относятся И. Кант («Каждый язык есть обозначение мыслей, и, наоборот, самый лучший способ обозначения мыслей есть обозначение с помощью языка»), В. фон Гумбольдт («Хотя мы и разграничиваем интеллектуальную деятельность и язык, в действительности такого разделения не существует»), М. Мюллер («Мысль фактически так же неотделима от языка, как язык от мысли»), ранний Ф. Э. Шлейермахер («Мышление и слово так вполне едины, что мы можем различать их только как внутреннее и внешнее, да и то всякая внутренняя мысль есть уже слово»), Ф. де Соссюр («В языке нельзя отделить ни мысль от звука, ни  звук  от  мысли»),   А. Ф. Лосев  («Мысль  и язык фактически совершенно нерасторжимы и вливаются в общее безбрежное море объективной действительности»), А. А. Реформатский («Без языка не может быть и мышления»), а также Г. В. Колшанский, В. 3. Панфилов и многие другие. У сторонников этой точки зрения отсутствует необходимая ясность относительно того, как именно обеспечивается неразрывность разных по природе (идеальной и идеально-материальной) сущностей, а также нет достаточно убедительных доводов, направленных на устранение противоречия между тезисом о невозможности мышления без языка и реальным наличием разных типов мышления. Другая точка зрения состоит в утверждении возможности осуществления определённой мыслительной деятельности без участия языка. Её разделяет ряд психологов, философов, языковедов - Н. И. Жинкин («Никому ещё не удалось показать на фактах, что мышление осуществляется только средствами натурального языка. Это лишь декларировалось, но опыт обнаруживал другое»), А. Н. Леонтьев («Современные генетические исследования открыли бесспорный факт существования процессов мышления, протекающих также и в форме внешней деятельности с материальными предметами»), Ж. Пиаже («Если внимательнее исследовать изменения, которые претерпевает интеллект в момент усвоения языка, то можно заметить, что этот последний не является единственной причиной таких преобразований»), Серебренников («Мышление без слов так же возможно, как и мышление на базе слов»), а также Л. С. Выготский, А. В. Запорожец, Р. А. Павилёнис и нек-рые др. По мнению этих учёных, вербалистская концепция не учитывает существования т. н. несловесных типов мышления, напр. наглядно-действенного и наглядно-образного. «Успешное решение пространственных проблем ещё не говорящими детьми и вовсе лишёнными языка животными является прямым указанием на то, что мысль может существовать без языка» (П. Т. Смит). Творить без помощи словесного языка могут многие творческие люди - композиторы, художники, актеры. Например, композитор Ю.А. Шапорин утратил способность говорить и понимать, но мог сочинять музыку, то есть, продолжал мыслить. У него сохранился конструктивный, образный тип мышления.

Русско-американский лингвист Роман Осипович Якобсон объясняет эти факты тем, что знаки - необходимая поддержка для мысли, но внутренняя мысль, особенно когда это мысль творческая, охотно использует другие системы знаков (неречевые), более гибкие, среди которых встречаются условные общепринятые и индивидуальные (как постоянные, так и эпизодические).Некоторые исследователи (Д. Миллер, Ю. Галантер, К. Прибрам) считают, что у нас есть очень отчетливое предвосхищение того, что мы собираемся сказать, у нас есть план предложения, и когда мы формулируем его, мы имеем относительно ясное представление о том, что мы собираемся сказать. Это значит, что план предложения осуществляется не на базе слов. Фрагментарность и свернутость редуцированной речи - следствие преобладания в этот момент в мышлении несловесных форм.

С другой стороны многим удается скрывать скудость своих мыслей за обилием слов."Бессодержательную речь всегда легко в слова облечь" (Гёте)

Однако наличие несловесных типов мышления, как кажется, не опровергает вербалистскую концепцию. Если согласиться с тем, что типы мышления вычленяются в зависимости от единиц, с помощью к-рых не-расчленённый мыслительный процесс разделяется на отрезки, способные к перестановкам и комбинированию, то становится ясным: такого рода единицами могут быть лишь сущности, изоморфные по своей природе самому мышлению. Поскольку мышление имеет информационную природу, постольку образы, действия, формы, краски, звуки и т. п. в том только случае могут рассматриваться как единицы мышления, если они выступают в преобразованном виде, совместимом с природой мыслительной деятельности. А т. к. принципиально основным информационным источником, питающим мышление и сознание, является язык, все остальные источники информации соединяются с мыслительной сферой только через его посредство, т. е. с обязательным преобразованием сигналов в информационные сгущения, соответствующие традиционным языковым и речевым единицам. «Образы, которыми оперирует человек, это "означенные", как бы речевые образы. Поэтому образы могут функционировать в мышлении наряду с речью, со словами и выполнять в нём функцию, аналогичную той, которую выполняют эти последние» (С. Л. Рубинштейн). Результаты классических опытов А. Н. Соколова, к-рый экспериментально показал, что речедвига-тельная импульсация сопровождает не только вср-бально-понятийное, но и наглядное мышление, свидетельствуют о том, что наличие наглядно-образного и наглядно-действенного мышления не может служить опровержением мысли о тотальной языковой обусловленности духовной (мыслительной) деятельности. Т. о., первая точка зрения, верная по существу, нуждается в обобщении и уточнении. Вторая — недостаточно обоснованна. При этом обе представленные точки зрения игнорируют категорию сознания, теснейшим образом связанного с мышлением и языком, и не имеют чётко сформулированной философско-мировоззренческой позиции. Одно из возможных общефилософских решений проблемы, лишённое указанных несовершенств следующее: В соответствии с этой концепцией мышление, сознание и язык могут рассматриваться как ипостаси единого менталыю-лингвального комплекса. Будучи ипостасями единого, названные объекты единосущны, неслияины и в то же время нераздельны. Единосущность мышления, сознания и языка исчерпывающим образом объясняет, на основе чего и как они соединяются в одно. Неслиянность свидетельствует о наличии у каждого из них своих особенных свойств. Нераздельность предполагает невозможность рассматривать каждую из обсуждаемых сущностей как нечто вполне самостоятельное. В рамках МЛК мышление - прежде всего динамическая ипостась, сознание — накопительно-оценочная ипостась, а язык - ипостась инструментальная и коммуникативная. Динамическая природа мышления проявляется в том, что оно представляет собой постоянно протекающий в мозгу процесс мыслепорождения, основанный на обработке и преобразовании поступающей по разным каналам информации. Мышление, как и МЛК в целом, включается с рождением человека и выключается только в момент смерти его мозга. Но для того чтобы мышление состоялось, оно должно располагать определённым инструментом, к-рый обеспечивал бы целесообразное расчленение потока импульсов, идущих в мозг от органов чувств. В качестве такого инструмента как раз и выступает язык. Главная функция языка по отношению к мышлению заключается в дискретизации информационного континуума, т. е. в представлении его в виде совокупности информационных сгущений разного объёма и содержания. Сознание как третья ипостась МЛК ответственно за интериоризацию (присвоение сознанием) в форме тех же информационных сгущений окружающего мира, в т. ч. самого человека как элемента этого мира, с установлением необходи мых оценочных иерархий и ценностных ориентиров. Информационные сгущения, с помощью к-рых благодаря языку осуществляется мышление и функционирует сознание, могут быть названы информемами. Информема - базовая односторонняя единица МЛК, к-рая представляет собой нек-рую информационную целостность, отличную °т других, имеющихся в МЛК информационных целостностей. Одно из важнейших свойств информемы — её векторность. В соответствии с ней информема, будучи выделенной в мыслительной деятельности, непременно стремится к самообнаружению. Но для того, чтобы это произошло, она должна пройти через семиозис (означивание, превращение в знак) и стать двусторонней единицей. Если информема уже проходила через этот процесс, имеет место непервичное означивание, состоящее в поиске информемой присвоенного ей означающего. Если же информема через указанный процесс проходит впервые, то имеет место первичное означивание. Оно состоит в поиске подходящего означающего и установлении между ним и информемой ассоциативной связи по смежности. Информема, прошедшая через первичный семиозис,- это именованная информема, или концепт. Становясь концептом, информема является уже достоянием не только отдельного человека, но и соответствующего этнического языка, а следовательно, и других людей, говорящих на этом языке. Язык связывает людей в .пническую общность через концепты. Совокупность всех ин-формем (именованных и неименованных), к-рыми располагает сознание человека, есть его знание. Другими свойствами информемы являются её полевое строение (число конституирующих признаков уменьшается от центра к периферии), подвижность её границ и нек-рые др. МЛК в целом и каждая его ипостась в отдельности состоит из «светлой» и «тёмной» зон. В «светлой» зоне МЛК выступает как явленная, т. е. осознаваемая и обозреваемая сущность. В «тёмной» зоне МЛК выступает как функционирующая, но неявленная, т. е. неосознаваемая и необозреваемая, сущность. При образовании мысли МЛК работает как мышление. Деятельность мышления может быть свободной, анизотропной (мышление ни о чём конкретном) и изотропной, телеологической, направленной на объект (мышление о чём-то конкретном). Функционирование в свободном режиме состоит в том, что информемы находятся в постоянном самопроизвольном движении, напоминающем броуновское. Они входят во взаимодействие друг с другом, объединяются, образуя аморфные цепочки и конгломерации, и так же легко разъединяются, чтобы тут же вступить в подобные же объединения с другими информе-мами. Деятельность сознания при этом заключается в постоянной оценке содержательной ценности каждого вновь образованного объединения ин-формем: те объединения, к-рые не представляют интереса, рассыпаются, а объединения, оцениваемые как нетривиальные и/или ценные, обращаются сознанием в своё достояние в качестве новых информем. Положение о никогда не прекращающейся работе МЛК в режиме мышления делает объяснимыми такие явления, как инсайт (озарение, непосредственное постижение), появление нетривиальных мыслей во время сна и др. Суть изотропного (телеологического) мышления состоит в поисках такого объединения или разъединения информем, к-рое приводило бы к образованию новой информемы с заданными свойствами. Телеологическое мышление может быть дискурсивным и эвристическим. Дискурсивное мышление осуществляется в «светлой» зоне сознания. Oно требует наличия в этой зоне значительного количества именованных информем, к-рые, как можно предположить, сопрягаются друг с другом в соответствии с закономерностями, напоминающими закономерности синтаксиса внешнего языка. В результате дискурсивное мышление характеризуется громоздкостью и относительно невысокой продуктивностью. Эвристическое мышление — такое, к-рое осуществляется в «тёмной» зоне сознания, а свои результаты предъявляет в его «светлой» зоне. Оно оперирует всем имеющимся в сознании репертуаром информем, причём   последние   сопрягаются  друг  с  другом вполне аграмматично, по закону кратчайших се- 665 мантических расстояний. В результате эвристическое мышление отличается высокой скоростью и значительно большей продуктивностью. Эвристическое мышление даёт возможность получать искомый результат в условиях дефицита информации в «светлой» зоне сознания, что позволяет прояснить феномен интуитивного постижения истины. Будучи ипостасью МЛК, язык также функционирует в двух режимах: осознаваемом и неосознаваемом. Исходя из этого, привычное определение языка как системы знаков оказывается не вполне адекватным, поскольку в ипостасной интерпретации он начинается там, где ещё нет оснований говорить о знаках, по крайней мере, в их привычной интерпретации. С учётом сказанного язык можно определить как врождённую человеку артикуляционно ориентированную информационную систему, к-рая, с одной стороны, обеспечивает функционирование его мышления и сознания, а с другой - позволяет ему получать, создавать, хранить и передавать информацию. Т. о., рассмотренная модель проясняет всю сумму вопросов, относящихся и к характеру сопряжения языка, мышления и сознания, и к характеру их функционирования. В частности, становится очевидным, что мышление, взятое как отдельность, не вырабатывает язык: оно является постоянно действующей информационной системой, к-рая сразу и всегда функционирует посредством языка и иначе функционировать не может. С другой стороны, и язык не есть сущность, вырабатывающая мышление: он является постоянно действующей артикуляционно ориентированной информационной системой, к-рая сразу и всегда функционирует, используя содержание и энергию мышления. Наконец, сознание не включает в себя мышление и язык, равно как и само не есть их составная часть: оно является постоянно действующей информационной сие темой координаци-онно-регулирующего типа, к-рая осуществляет за-печатление, хранение, систематизацию и оценку результатов ментально-лингвальнои деятельности человека.

Сущность языка выявляется в его двуединой функции: служить средством общения и орудием мышления. Сознание и язык образуют единство, в своем существовании они предполагают друг друга – язык есть непосредственная действительность мысли, сознания. Сознание не только выявляется, но и формируется с помощью языка. Связь между сознанием и языком не механическая, а органическая. Их нельзя отделить друг от друга, не разрушая того и другого. Сознание ответственно за хранение, упорядочение и оценку результатов мышления.

Психофизиологические особенности

Органом мышления считается головной мозг. Поскольку мышление связано с языком, «география» мозга представляет немалый интерес для выяснения того, какие зоны отвечают за речь человека.

Левое и правое полушария головного мозга имеют различную специализацию, то есть разные функции, что можно определить как функциональную асимметрию коры головного мозга.

Левое полушарие - речевое полушарие, оно отвечает за речь, ее связность, абстрактное, логическое мышление и абстрактную лексику. Оно управляет правой рукой. У левшей обычно наоборот, но у большинства левшей речевые зоны находятся в левом полушарии, а у остальных в обоих или в правом. Это словесное полушарие всегда доминирующее, оно контролирует левое полушарие, в частности, и все тело в целом. Для него характерны энергичность, восторженность, оптимизм.

Правое полушарие связано с наглядно-образным, конкретным мышлением, с предметными значениями слов. Это полушарие - несловесное, отвечает за пространственное восприятие, управляет жестами (но распознает язык глухонемых обычно левое). Оно - источник интуиции. Пессимистично. Умеет различать голоса людей, пол говорящих, интонацию, мелодику, ритм, ударения в словах и предложениях. Но даже после повреждения левого полушария правое может различать существительные, числительные, песни.

Повреждение левого полушария более серьезно и приводит к патологии, а при повреждении правого заметных отклонений меньше. Например, композитор М. Равель после аварии в 1937 году, когда его левое полушарие было повреждено, мог слушать музыку, но писать ее уже не мог.

Зона Брока носит имя открывшего эту зону французского ученого XIX века, которого звали Поль Брока. Она расположена в заднем отделе нижней (третьей) лобной извилины. Эта зона управляет устной речью человека.

При афазии Брока имеют место затруднения в двигательных актах произнесения слов (моторная афазия), но понимание речи, чтение и письмо не нарушены. Больной осознает свой дефект.

Зона Вернике носит имя открывшего эту зону немецкого ученого XIX века, которого звали Карл Вернике. Она расположена в первой височной извилине. Эта зона управляет пониманием устной речи человека.

При афазии Вернике понимание речи сильно нарушено, звуки больной произносит нормально, речь беглая, но странная и бессмысленная; в ней много несуществующих слов. Грамматические формы сохранены, но чтение и письмо нарушены (аграфия и алексия). Обычно больной не осознает бессмысленности своей речи.

Обе зоны расположены в левом полушарии.

Операции левого полушария связаны с выделением тексте предложений, слов в предложениях, с выявлением связей между словами и предложениями текста, с выбором наиболее точного наименования понятия, с контролем за звуковым соответствием слова и т. д.

Правое полушарие обрабатывает информацию с опорой на подсознание; его деятельность связана с конкретным, но и глобальным освоением ситуации общения. По мнению Сахарного, правополушарная грамматика оперирует готовыми клишированными предложениями, целостными текстами, выделяя в их структуре тема-рематическое членение фраз.

Структура мозга свидетельствует о неразрывной связи трудовой, умственной и речевой деятельности.

Вопрос №22 Проблема моделирования реч.деят. Типы моделей порождения и восприятия речи