6.3. Антропология

Космология Платона переходит в антропологию, учение о человеке. Продолжая излагать свой правдоподобный миф, философ рассказывает, как оставшуюся после создания мировой души смесь творец поделил на равные части и разместил их на звездах. Здесь он явил им природу Вселенной и возвестил законы рока. Завершение начатого им дела он предоставил «небесному роду богов», т.е. богам народной религии, которые, полагает Платон, тоже являются творением Демиурга, его детьми. И вот они, повинуясь приказу отца, взяли у космоса частицы огня, земли, воздуха и воды и создали из них смертное тело. В лучшей, божественной его части — голове, владычествующей над остальными частями, они разместили бессмертное начало души, принятое из рук Демиурга. Но кроме того, они приладили к телу еще один — смертный вид души, состояния которой определяются уже не разумом, а одной только необходимостью, т. е. материей. Это — удовольствие, страдание, дерзость, боязнь, гнев, надежда, которая легко внемлет обольщениям. Все это они смешали с неразумными ощущениями и с готовой на все любовью и таким путем довершили, согласно законам необходимости, смертную часть нашей души. А чтобы не осквернять божественное начало, они разместили её в туловище. Но одна часть смертной души имеет более благородную природу, другая — более низкую. Поэтому боги разделили туловище грудобрюшной перегородкой, и более благородную часть смертной души, причастную мужественному духу и любви к победе, разместили поближе к голове, дабы она внимала приказам рассудка и силой сдерживала вожделения, едва только те не пожелают подчиняться его властному слову. Низменную часть смертной души, которая вожделеет к еде, питью и ко всему прочему, в чем она нуждается по самой природе тела, божества водворили между грудобрюшной перегородкой и участком пупа, превратив всю эту область в подобие кормушки для питания тела. Устроители решили, что этот зверь должен вечно стоять у своей кормушки и находиться подальше от разумной души, чтобы та могла без помехи действовать на благо всему телу и его отдельным частям. Таким образом, по Платону, человеческая душа по своей сущности тождественна мировой душе. Обе они сложены из одних и тех же элементов. Бессмертная часть души — это ум или умозрительно-созерцательная деятельность, направленная на понимание истинно сущего. Она едина, неделима и по природе своей ближе к эйдосам, чем к материи. Напротив, смертная часть души делима. Её лучшая часть есть сила возвышенных порывов — мужества, гнева, честолюбия, ярости. Это сфера человеческого волнения: влечений, стремлений, аффектов, которые могут быть весьма бурными и интенсивными. Они лишены сознательной направленности и в этом смысле являются алогичной стихией. Но, оставаясь неразумными, они не лишены инстинктивного порыва к возвышенному, прекрасному, доброму. Эта часть души служит уму, борется против неразумных влечений и наслаждений, т. е. против худшей, вожделеющей части души, ее порочных наклонностей. Однако её (худшей части) невоздержанность, считает философ, нельзя рассматривать как добровольную склонность к пороку. Платон разделяет убеждение своего учителя Сократа в том, что никто не порочен по собственной воле. Поэтому причину порока он видит или в особенностях телесной организации индивида, в «дурных свойствах» его тела, или в неудавшемся воспитании. Эти причины и делают человека порочным и притом всегда к «его же несчастью» и «против его воли».

Хотя низменная часть души непричастна мышлению и рассудку, тем не менее боги постарались и ее приобщить к истине, сделав ее органом прорицания. Платон верит, что человек может оказаться в состоянии божественного вдохновения и истинного пророчества. Так, согласно Платону, поэт по-настоящему может творить лишь тогда, когда он оказывается одержим божественным вдохновением, находится в состоянии исступления подобно пляшущим корибантам или вакханкам. Но подобное состояние предполагает выход за пределы рассудка, как в экстазе и исступлении, или блокирование его сном, помешательством и т. д. Пока у человека остается способность рассуждать, утверждает Платон, он не может творить и пророчествовать.

Как и все древние греки, Платон верит в переселение душ. После смерти человека его душа, если она сознательно избегала всего связанного с жизнью тела и занималась одной философией, т. е. постоянно готовила себя к смерти, — такая душа, отделившись от тела, навеки поселяется среди богов. Но если для неё истинное — только телесное, она смешивается с ним и отягощается им. Поэтому после смерти тела эта пропитавшая её тяжесть вновь тянет ее в видимый мир. Таковы души дурных людей. Замаранные и оскверненные чувственностью, они, выйдя из тела, бродят в виде призраков среди могил и надгробий, неся наказание за свою недостойную прошлую жизнь, пока не будут вновь заключены в оковы тела. Эти чувственные оковы всякий раз соответствуют тем свойствам души, которые она приобрела в предшествующей жизни, так, например, кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству, тот, вероятно, воплотится в породу ослов или других подобных животных, а несправедливые, властолюбивые и хищные люди перейдут в волков, ястребов или коршунов. Так же и всем остальным, заключает философ, предназначены места, соответствующие их главной заботе в земной жизни.

Уже говорилось о том, что, по Платону, в пороках души, как и в ее страданиях, повинным зачастую оказывается тело. И все же, считает он, каждый обязан напрягать свои силы, чтобы с помощью воспитания, упражнений и занятий избежать порока и обрести добродетель. Ибо справедливость требует уделять внимание доброму, а не злому. Однако все доброе — прекрасно, а прекрасное — соразмерно. Поэтому корень добродетели и порока, равно как здоровья и болезни, Платон видит в равновесии или в отсутствии равновесия, соразмерности между душой и телом. Когда душа слишком сильна для тела, да к тому же аффективна и «яростна», она расшатывает тело, наполняет его недугами. Она истощает его, заставляя, например, самозабвенно предаваться исследованиям и наукам. Если же ее распаляют честолюбие и задор учительства или публичного словопрения, то она перегревает тело, сотрясает его устои, вызывает истощение. Напротив, когда мощное тело соединяется со скудными мыслительными способностями, то телесные вожделения подавляют душу, делают её тупой, непонятливой и забывчивой, навлекая на человека невежество, которое философ называет злейшим из всех недугов. Выход из этих двух крайностей он видит в установлении равновесия между обеими сторонами человека. Занимающийся, скажем, математикой, требующей сильного напряжения мысли, должен упражнять гимнастикой также и тело. А тот, кто трудится над развитием своего тела, должен, в свою очередь, уделять внимание душе, развивая её музыкой и всем остальным, что относится к философии. И делать это должен каждый, кто желает быть не только прекрасным, но и добрым.

Платон требует от человека, чтобы он жил сообразно с рассудком, руководствовался наилучшей частью своей души, ибо только она, вследствие своего небесного происхождения, устремляет нас от земли к родному небу. Воспитывать в себе это божественное начало — значит быть в высшей степени блаженным. Совершенная жизнь, уготованная человеку богами, заключается в том, чтобы он, созерцая космос, уподобился созерцаемому, согласовал движение мыслей в своей душе с мыслительными круговращениями Вселенной, сделал усмотренную им мировую гармонию законом жизни своей разумной души. Таким образом, Платон полагает благо в совершенном устройстве человеческой жизни, а последняя, согласно общеантичным представлениям, заключается в согласии с жизнью самого космоса, его ритмами и гармонией, ибо человек есть микрокосм, т. е. малое подобие большого мира, макрокосма. Его душа изначально соотнесена с душой космоса. Следовательно, жизнь человеческой души аналогична жизни космической души.