Стилистическая система литературного языка хх- начала XXI веков

ХХ век характеризуется неровным, нестабильным характером развития стилистической системы литературного языка. Это связано прежде всего с внешними факторами (1917 год, социокультурные изменения после 1985 года).

Можно выделить основные этапы развития стилистической системы в этот период:

1) 1917 год – 40-50-е годы;

2) 40-50-е годы – середина 80-х годов;

3) вторая половина 80-х годов – настоящее время (начало XXI в.).

Общественно-политическая ситуация в период с 1917 года до середины 80-х годов характеризуется глобальной идеологизированностью, ориентацией на формирование единого мировоззрения, особым типом оценочности, при котором оценочные знаки распределяются по идеологическим объектам: наше – плюс (хорошо), не наше – минус (плохо).

Первый этап (1917 год – 40-50-е годы): нестабильность.

В 20-е годы, как пишет Б.М. Эйхенбаум, “созданное усилиями ХIX века единство литературного языка распалось. У нас опять – многослойность, многостильность: смесь диалектов и жаргонов, политические термины, газетная речь, ораторские штампы, мещанская фразеология и т.д. (...) Идет перелицовка старых речений на новые в связи с ощущением нового быта (...). Мы, по-видимому, двигаемся постепенно к выработке нового “среднего” стиля” [цит. по: 47, 130].

На стилистическую окраску нелитературных слов и выражений, проникавших во многие сферы речевого общения, наслаивались экспрессивно-стилистические оттенки. В этом состоял процесс стилистического окрашивания. Резко окрашенные просторечные слова с середины 30-х годов делятся на две группы: 1) слова, утратившие отпечаток своей стилистической инородности (ребята, склока, нехватка, афера, сколотить, разбазарить, лодырничать); 2) слова, которые совершенно явно остались в просторечии (сволочь, хай, пешедралом, взять за жабры, гнать норму и т.д.).

На первом этапе наряду с процессом стилистического окрашивания интенсивно протекал процесс стилистической нейтрализации – перемещения стилистически окрашенной лексики в состав лексики нейтральной. Например, стилистической нейтрализации подверглись разговорные слова (верхушка – “руководящая часть какой-нибудь организации”, вожак, увязать – “согласовать”, жилье и др.), книжная и возвышенная лексика (предпосылки, поскольку), оценочные слова (зачинщик, огласка).

Вместе с тем происходило перемещение из состава нейтральной лексики в группу лексики разговорной (отвертываться, давеча), книжной (чрезвычайно, принудить, интенсивный), в группу слов торжественной окраски (меж, огласить – “наполнить звуками”, озарить – “ярко осветить”), в разряд оценочной лексики (барыш, нажива, расчетливость, карьера) [47].

Второй этап (40-50-е годы – середина 80-х годов): обретение стабильности.

В это время появляется работа В.В. Виноградова “Русский язык. Грамматическое учение о слове” (М., 1947), издаются толковые словари: “Толковый словарь русского языка” под ред. Д.Н. Ушакова (М., 1935-1940), “Словарь русского языка” С.И. Ожегова (М., 1949). В 50-80-е годы появляются “Словарь русского литературного языка” (М., 1948-1965. – В 17-ти т.), “Словарь русского языка” (М., 1957-1961. – В 4-х т.), осуществляется издание академических грамматик.

Со второй половины 50-х годов широкое распространение получает поэзия бардов (Б. Окуджава, В. Высоцкий), в чьих текстах происходило взаимодействие разных стилистических пластов.

40-50-е годы – середина 80-х годов – период стабильного существования стилистической системы. Происходит “стагнация” официально-делового и публицистического стилей и демократизация других дискурсов, например, киноведческого.

Примечание. Стагнация (от лат. stagnum – “стоячая вода”) застой, неподвижность.

Зона официального общения (с присущими ему ограничениями) оказалась непомерно большой и угрожала поглотить всю область применения языка. Под угрозой оказалось все стилистическое богатство языка [87].

“Стагнация” выражается в широком распространении языка штампов. Штампы отмечены ярко выраженной оценочностью.

Примечание. Штампы следует отличать от клише – конструктивных единиц, не претендующих на образность и экспрессивность (мирное сосуществование, мир науки, мир бизнеса и др.).

Так, осуществляется концептуализация через золото: хлопок – белое золото, лес – зеленое золото, нефть – черное золото, газ – голубое золото.

Вместо торговец употребляется работник прилавка, вместо геолог – разведчик недр. За этим стоит оценка: работать, разведчик – плюс (хорошо), торговать – минус (плохо). Широкое распространение как способ мышления о мире получают военные термины: битва за урожай, фронт работ, передовой отряд, передовик производства, на переднем фронте.

Процесс демократизации состоит в активном использовании стилистических значений “разговорность”, “просторечность”, “разговорность плюс специализация”. Особенно в тексте газет. Это приводит к постепенному изменению у некоторых просторечных и разговорных слов их первоначальной стилистической окраски, например, подмога, застрять: На подмогу решили попросить бригаду из другого управления; Капитальные вложения застряли в незавершенном строительстве (из газет).

Русская языковая практика этого времени, по мнению Т.Г. Винокур, строится на свободном стечении в рамках одного высказывания единиц с разными стилистическими значениями. Стилистические изменения являются естественными [3]. Они воплощают активизацию процесса стилистической нейтрализации в пределах стилистических значений “разговорность” – “норма” – “книжность”.

Третий этап (середина 80-х годов ХХ в. – начало XXI в.: нестабильность.

Конец ХХ–начало XXI вв. – период деактуализации советских реалий, деидеологизации, демифологизации и деофициализации. Стилистическая система этого времени динамична и крайне нестабильна. Нестабильность имеет как количественные, так и качественные характеристики. Первые проявляются в большом объеме вовлеченности языковых единиц и большой скорости их изменений, вторые – в том, что стилистические изменения являются не естественными, а отклоняющимися от нормы. Происходит разрушение старой стилистической системы. Отступления от норм ведут к новым нормам, к новым стилистическим парадигмам. Так, выражение отмывать деньги становится нормой для литературного языка, слово бизнесмен употребляется без отрицательной коннотации.

Основные явления и тенденции языка нашего времени отмечены в работах М.В. Панова, Е.А. Земской, Л.Н. Синель­никовой и др.:

• резко расширяется состав участников массовой коммуникации;

• интеллигенция перестает быть носителем литературного вкуса;

• снимается цензура; люди говорят и пишут свободно;

• усиливается личностное начало, возрастает диалогичность общения, активизируются механизмы свободного построения дискурса;

• критерий “правильно – неправильно” уступает место критерию “пригодно – непригодно”; сфера пригодного расширяется;

• резкая граница, которая проходила между неофициальным личным общением и общением официальным публичным, размывается;

• в публичном общении возрастает степень неподготовленности и ослабляется официальность; в нем резко увеличивается число разговорных, просторечных, жаргонных и иных сниженных элементов;

• характерной чертой нашего времени становится полистилизм; в одном высказывании совмещаются различные по своему стилистическому статусу средства: книжные и разговорные, пафосные и сниженные [14; 17; 22].

Современные СМИ склонны к сенсационности, парадоксографии, описанию негатива, к категоричности и некооперативной речевой стратегии. Некооперативная речевая стратегия проявляется, например, в военной метафоре, которая получает очень широкое распространение. Вместе с тем прослеживается общая линия развития – сближение на фоне поляризации. В последнее время, по мнению А.Л. Фак­торовича, “сами публицисты становятся более уравно­вешенными и склонными к полифонии, чем в предшествующий период” [86, 11].

Активизируется стилистическое значение “деструктив­ность”. Под деструктивностью имеется в виду нарушение нормальной структуры. Язык арго претендует на роль нормы. В этом проявляется неестественность стилистических изменений. Данный процесс захватывает язык газеты, СМИ. Жаргонизмы начинают использоваться как свои слова, в них не вкладывается никакого оценочного смысла: Почему мы ловим кайф от советских песен?; С любовью завязано (Мегаполис, 2002, №15); Наезд на фотохудожников (Киевские ведомости, 19.04.02); От чего “прутся” наркоманы, одного “замочили” (о Хаттабе) (Аргументы и факты, 2002, №№ 18-19). Стилистически сниженная лексика – определенная ментальность, картина, способ мыслить о мире более примитивном, более материальном, чем предлагается литературным языком.

Апробируются возможности языка. Сниженные средства, трансформирующие лексическую семантику и сочетаемость, входят в нейтральную сферу. Этому в значительной степени способствует установка на языковую игру, модус иронии. Модус иронии является сейчас информационной нормой.

Примечание. Ирония (греч. eironeia) – завышение оценки с целью ее занижения; употребление наименований в смысле, прямо противоположном буквальному.

Языковая игра может строится на аномальном объединении слов и окказиональном словообразовании: Каждый мужчина имеет право налево; Лучше калымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме.

Для современного текста – особенно публицистического – характерно цитатное мышление. Например, газетный заголовок Им сверху видно все... содержит отсылку к известной песне и имеет двойное прочтение, семантику иронии. Цитатное мышление пронизано текстовыми коннотациями. Это черта культуры конца ХХ – начала ХХI вв. Еще примеры: Самолет летел без допинга. Олимпийский рейс опоздал на два часа. За это время в московском аэропорту набралось так много встречающих, что, как говорится, олимпийской медали негде было упасть (Московский комсомолец, 2002, № 46); Делай с нами, делай, как мы. Но лучше не надо (Аргументы и факты, 2002, № 12); “Санта-Барбара” сыграла в ящик (Комсомольская правда, 2002, № 69); Ток “в мешке”; Вечера на Крещатике близ выборов (Аргументы и факты, 2002, № 13). Информативному подзаголовку может предшествовать экспрессивный заголовок: “Зеленых” по весне сажают – заголовок; Вчерашний налет гринписовцев закончился.. кутузкой – подзаголовок (Комсомольская правда, 2002, №69).

Идет перегруппировка стилистических средств. Этот процесс развертывается как по вертикали – от жаргонов к литературному языку, так и по горизонтали – от периферийных участков языковой системы к ее центру.

В настоящее время можно наблюдать актуализацию одних лексических ресурсов и деактуализацию других. После 1985 года историзмами стали слова партия, райком, горком.

Примечание. Историзмы, как и архаизмы, относятся к устаревшим словам. Историзмы – это ушедшие названия ушедших реалий (армяк, камзол, кафтан). Архаизмы – ушедшие названия существующих реалий (рыбарь – рыбак, пиит – поэт).

Актуализируется лексика, которая существовала до 1917 года (губернатор, купец, торговый дом, рынок и др.).

Наблюдается широкое использование заимствований: политических (мэр, президент, электорат), экономических (лизинг, бартер, брокер), терминологии компьютерной техники (дисплей, файл, принтер), спортивных (фристайл, армрестлинг), музыкальных (хит, сингл). Заимствованиями насыщен газетный текст: путешествие в русский офшор, горно-офшорный край (Аргументы и факты, 2002, № 13); у президента запланирован целый ряд саммитов (Аргументы и факты, 2002, №№18-19). Появились многочисленные названия одежды, духов, бытовой техники. Заимстования неравномерно распределяются по функциональным стилям. Ими насыщен газетный текст, СМИ. Заимствования служат для наименования новой вещи, нового явления (факс), для разграничения понятий (киллер – убийца), для повышения в ранге (бутик, консалтинг). Слово киллер в русском языке обозначает профессию наемного убийцы. Слово убийца несет негативную оценку (заповедь “Не убий!”), в слове киллер эта оценка снимается. Растет парадигматика заимствований, расширяется их синтагматика. Они вовлекаются в прецедентные высказывания: Старый спикер борозды не портит (Московский комсомолец, 2002, № 16). По словам Л.Н. Синельниковой, “чем чаще иностранное слово проявляет себя дискурсивно, тем больше у него возможностей закрепиться в языковой картине мира” [22, 178]. Прагматический контекст заимствований дает рефлексы в языковую систему.