Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Упомянутая беседа с руководителями МТ, безусловно, разочаровала Хэкера. Причиной тому его неспособность до конца понять роль государственной службы в процессе принятия решений.

Ведь на этой встрече каждый из начальников руководствовался интересами своего управления и потому готов был всячески препятствовать любым изменениям транспортной политики, если таковые неблагоприятно скажутся на его клиентуре.

В 80-х такая практика была вполне в духе государственной службы. Собственно говоря, все ведомства Уайтхолла, теоретически коллективно представлявшие правительство в глазах общества, всячески пытались оказать давление на правительство, поскольку каждое министерство фактически контролировалось теми, над кем оно было призвано осуществлять контроль.

Почему, например, в Англии было введено единое среднее образование? Кто хотел этого: ученики, родители? Вряд ли.

Самое мощное давление оказывал Национальный профсоюз учителей. А поскольку этот профсоюз являлся основным клиентом МОНа (министерства образования и науки. – Ред.), то МОН и принял решение об образовании системы единых средних школ.

Любое ведомство в своей деятельности исходило из интересов прежде всего тех, с кем оно имело наиболее тесные контакты. Так, министерство занятости интриговало в пользу Британского конгресса тред-юнионов, в то время как министерство промышленности всячески пеклось о предпринимателях. Это была довольно своеобразная система «противовесов»: министерство энергетики заботилось об интересах нефтяных компаний, министерство обороны – о вооруженных силах, министерство внутренних дел – о полиции… и так далее. А по сути, вся деятельность государственного аппарата была направлена на то, чтобы не дать кабинету проводить свою собственную политику. Что ж, кто-то ведь должен был это делать!

Таким образом, единая транспортная политика могла получить право на существование, только преодолев мощное сопротивление всей государственной службы и ряда других заинтересованных групп.

Попутно хотел бы отметить: само существование такой системы «сдержек и противовесов»⁹⁴– как назвали бы ее наши американские союзники – делает нелепым заезженный миф о якобы правом уклоне государственной службы. Или левом. Или любом другом. Например, министерство обороны, защищая интересы армии, как того и следовало ожидать, принадлежало к правому крылу, а министерство здравоохранения и социального обеспечения, клиентами которого являлись в основном больные, престарелые и обездоленные, – к левому; министерство промышленности, ориентировавшееся на предпринимателей, принадлежало к правому крылу, а министерство занятости, занимавшееся безработными, – к левому; МВД, безусловно, принадлежало к правому крылу, поскольку в сферу его забот входили полиция, тюрьмы и эмигранты, а МОН, как уже упоминалось, – к левому.

Меня могут спросить: «А министерство административных дел?» Охотно отвечу: мы не относились ни к правым, ни к левым! Поскольку наш единственный клиент – сама государственная служба, мы видели свою главную задачу в защите ее интересов от любых посягательств со стороны правительства.

Строго говоря, конституция предписывает государственной службе обеспечивать выполнение желаний правительства. Так оно фактически и происходит, если, конечно, эти желания практически осуществимы. То есть, если мы считаем их практически осуществимыми. Да и как иначе это можно определить?»