4. Ошибки Столыпина

Несмотря на благоприятные экономические, идеологические и политические обстоятельства, Столыпин совершил все же ряд ошибок, поставивших его реформы под угрозу провала. Первой ошибкой Столыпина было отсутствие продуманной политики в отношении рабочих. Как показал опыт Пруссии, для удачного проведения консервативной политики необходимо было сочетать жесткие репрессии по отношению к революционным партиям с одновременными усилиями в области социального обеспечения рабочих. В России же, несмотря на общий экономический подъем, за все эти годы не только жизненный уровень рабочих нисколько не повысился, но и социальное законодательство лишь делало свои первые шаги. Закон 1906 г. о десятичасовом рабочем дне почти не применялся, равно как и закон 1903 г. о страховании рабочих, получивших увечья на предприятии. Разрешенные профсоюзы находились под бдительным контролем полиции и не пользовались доверием среди рабочих. Между тем количество рабочих постоянно и заметно росло. Новое поколение оказалось весьма благосклонным к восприятию социалистических идей. Очевидно, Столыпин не давал себе отчета в значении рабочего вопроса, который с новой силой встал в 1912 г.

Второй ошибкой Столыпина стало то, что он не предвидел последствий интенсивной русификации нерусских народов. Столыпин не скрывал своих националистических убеждений; однажды на заседании Думы он резко ответил польскому депутату Дмовскому, что почитает за «высшее счастье быть подданным России». Он открыто проводил националистскую великорусскую политику и, естественно, восстановил против себя и царского режима все национальные меньшинства. Финляндия стала прибежищем для многих оппозиционеров. Столыпина возмущало, что сейм Финляндии состоял преимущественно из социалистов и либералов. В 1908 г. он безуспешно попытался ограничить полномочия сейма, дважды распускал его, а затем вновь ввел в стране прежние диктаторские методы. К 1914 г. неприязнь финнов к «русским оккупантам» стала повсеместной. Что касается Польши, там ситуация была сложнее, так как отношение поляков к России не было единодушным. Часть поляков под руководством Дмовского пыталась, используя панславянские симпатии правительства, добиться для своей страны большей автономии. Другая часть, руководимая Пилсудским, требовала полной независимости. Столыпин закрыл польскоязычные школы, а в городах насадил муниципальные учреждения с преобладанием русских служащих. На Украине, где пресса и высшие учебные заведения подверглись насильственной русификации, росло национальное самосознание украинской элиты, основанное на понимании экономического могущества края, ставшего житницей и индустриальным центром всей империи. Царские власти жестоко преследовали украинских националистов, организовавших Союз освобождения Украины и нашедших прибежище в Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии. Австрийские власти охотно покровительствовали украинским националистам, желая всячески помешать российским властям в отместку за поддержку в Богемии и на Балканах антиавстрийских настроений малых славянских народов. По тем же причинам тюркские меньшинства на территории Азербайджана, объединившиеся с 1 91 2 г. в партию Мусават («Равенство»), решительно пошли на сближение с обновленной после младотюркской революции Турцией. Часть мусульманской интеллигенции татарского происхождения, проживающей на территории Крыма и на Нижней Волге, пыталась возродить тюрко-татарскую цивилизацию, добиваясь ее признания наравне с русской. Царское правительство, естественно, не желало идти на подобные уступки, считая мусульманские народы слаборазвитыми. Оно также поощряло внедрение русских колонизаторов и переселенцев в Среднюю Азию не менее жестко, чем это делали другие европейские государства-завоеватели по отношению к странам Азии и Африки.

Столыпин совершил ошибку и в вопросе об учреждении земств в западных губерниях (1911 г.), в результате чего он лишился поддержки октябристов. Дело в том, что западные губернии экономически продолжали зависеть от польской шляхты. Дабы укрепить в них положение белорусского и русского населения, составлявших большинство, Столыпин решил учредить там земскую форму правления. Дума охотно его поддержала; однако Государственный совет занял противоположную позицию — классовые чувства солидарности со шляхтой оказались сильнее национальных. Столыпин обратился с просьбой к Николаю II прервать работу обеих палат на три дня, чтобы за это время правительство срочно приняло новый закон. Заседания Думы были приостановлены, и закон принят. Однако данная процедура, продемонстрировавшая пренебрежение государственной власти к собственным учреждениям, привела к расколу между правительством и даже самыми умеренными либералами. Самодержавие поставило себя в изоляцию, отныне его поддерживали только представители крайне правых националистических кругов. Столыпин же потерял поддержку Николая II, которому явно претило иметь столь предприимчивого министра, обвиненного крайне правыми противниками, пользующимися влиянием при дворе, в желании «экспроприировать всех помещиков вообще» с помощью аграрной реформы.

18 сентября 1911 г. Столыпин был убит в Киеве одним из двойных агентов, которыми полиция наводнила революционные организации. Его смерть означала поражение последней попытки сознательного и целенаправленного обновления политической системы в стране. Будучи консервативной, она все же была не лишена творческой мысли.

Классовая структура

Но чтобы понять главную слабость русского капитализма, нужно обратиться к его прошлому, к его компромиссу с пережитками

феодализма, распространенными в русской деревне. Потребовалась революция 1905 г., чтобы крестьяне перестали платить выкуп за

свое освобождение в 1861 г. Революция и последующая аграрная реформа Столыпина дали толчок развитию капитализма в сельском

хозяйстве. Однако помещичьи владения, которые, кстати, Столыпин не собирался трогать, сохранили свое прежнее значение. Особенно

Распространены они были в сердце империи: в Центральночерноземном районе, Поволжье, Правобережной Украине и в Белоруссии.

Отчасти — но лишь отчасти — помещичье землевладение подверга-

19

лось преобразованиям, развиваясь по пути капиталистического предпринимательства, подобно тому как это произошло в Пруссии. Некоторые поместья превращались в наиболее крупные средоточия капитала в деревне. Другие по-прежнему служили лишь источником получения земельной ренты: их владельцы сдавали землю в аренду крестьянам, у которых ее было крайне мало. От торговли зерном, землей, от ростовщичества (в 1915 г. 60 % всех частных земельных владений числились по ипотечным закладным6) к помещикам стекались огромные денежные средства. Однако сплошь и рядом эти деньги транжирились на личные нужды.

Столыпинская реформа сокрушила «мир» — старую общину, которая периодически распределяла и перераспределяла наделы между своими членами и в прошлом составляла патриархальную основу царизма, воплощение наивной крестьянской веры в монарха как' «защитника» от помещиков. Бурные события первых лет XX в. нанесли этой вере сокрушительные удары. Теперь рушилась и сельская община, разложение которой исподволь шло с начала ; второй половины XIX в. Столыпин поощрял отделение крестьян от «мира», их окончательное превращение в собственников надела. Часть крестьян воспользовалась реформой, особенно в 1908— 1909 гг., но это коснулось лишь 21 % дворов, числившихся в общинах7. Другие, обладая слишком малыми наделами или совсем не имея земли, откликнулись на призыв переселяться на восток, в Сибирь. Примерно 4 млн. человек стали переселенцами, но, большей частью брошенные на произвол судьбы, без средств, они в конце концов так и не нашли лучшей доли. Многие — около миллиона человек — вернулись назад, усугубляя своим недовольством и без того сильную социальную напряженность8.

Столыпинские меры ускорили уже шедший в деревне процесс дифференциации и консолидации слоя «крепких» хозяев, пресловутых «кулаков», «мироедов» (т. е. разрушителей «мира»). Примитивный мелкий капиталист-кулак был скорее ростовщиком, чем предпринимателем. У него было больше земли и больше средств для ее обработки, но именно в силу этого он предпочитал обогащаться за счет других, менее удачливых или менее умелых крестьян, питая в то же время старую злобу к помещику, который между тем удержал девять десятых своих владений, выгодно продав остальное. Капиталистическое преобразование деревни шло вперед, накладывая отпечаток на целые области, например юг России. Развивались товарные отношения, проявлялись зачаточные, но все более определенные тенденции к кооперированию. Все это обостряло социальные противоречия в деревне, не ликвидируя отсталости аграрных отношений, не устраняя феодальных пережитков, не утоляя земельного голода крестьян. На бескрайних просторах России, по некоторым подсчетам, было 20 млн. «лишних людей» — рабочих рук, не находивших себе применения.

Сельское хозяйство, несмотря на огромный удельный вес в

20

национальной экономике, оставалось слабым. Страна экспортировала зерно, а деревня вечно недоедала9. Производство росло главным образом за счет увеличения сбора зерновых, предназначенных на вывоз. Средняя урожайность была крайне низкой. Методы обработки земли оставались столь же примитивными, как и орудия труда. Применялись лишь органические удобрения, но и тех не хватало из-за низкого уровня развития животноводства: продуктивность и здесь была невысокой. Подобное положение существовало не во всех районах, природные и исторические условия которых сильно отличались друг от друга. Были, естественно, и островки прогресса. Однако общая ситуация от этого не менялась.

11.

Попытаемся сделать анализ классовой структуры населения в целом. Следуя схематическому делению, намеченному Лениным, советские историки утверждали, что в 1913 г. 53,2 % жителей принадлежали к пролетариату или полупролетариату. 25,3 — к бедным единоличным хозяевам, 19 — к более зажиточным и 2,5 % — к высшим слоям (крупной буржуазии, помещикам, высокопоставленным чиновникам) . Указанную классификацию можно сопоставить с другой, составленной академиком Немчиновым в 1939 г., учитывая условность и приблизительность такого рода расчетов''

рабочий класс, -14,8 %

в том числе сельскохозяйственные рабочие - 3,5 %

крестьяне и ремесленники (без кулаков) —66,7%

буржуазия и помещики-16,3 %

в том числе кулаки-11,4%

интеллигенция- 2,2 %

Эти цифры нуждаются в пояснении. Промышленных рабочих вместе с шахтерами было чуть больше 3,5 млн. Кроме того, 1 млн. насчитывали железнодорожники. Остальные, включая 1,5 млн. занятых в строительстве, составляли рабочие низкой квалификации, рассеянные по крошечным предприятиям . В то же время степень концентрации рабочего класса была высокой, особенно в двух городах — Петербурге и Москве, которые являлись и главными центрами политической жизни. Здесь формировалось классовое самосознание, классовое чутье рабочих. В литературе о русском пролетариате постоянно подчеркивается тесная связь рабочих с землей, с деревней, откуда они не так давно вышли. Это утверждение, верное само по себе, нуждается в уточнении. Дело в том, что в первые годы XX в. такая связь быстро ослабевала. Условия жизни и труда рабочих оставались крайне тяжелыми. Они ютились в перенаселенных квартирах, холостые жили в казармах. При всем том рабочие представляли собой относительно просвещенную часть

г\

населения: в стране, где три четверти жителей были неграмота двое рабочих из каждых трех умели читать и писать13.

В преобладающей своей части, однако, Россия оставалась кре стьянской. Крестьянство с его более высокой рождаемостью росл< если не относительно, то по крайней мере абсолютно. В результат процессов расслоения и дифференциации увеличилась также числен ность «среднего слоя». Этому слою, весьма многочисленному и пре де, всей совокупностью обстоятельств суждено было прозябать бедности. В деревнях царила нищета, «власть тьмы», если воспользоваться знаменитыми словами Толстого. Периодически на них обрушивались недороды и голод, эпидемии и хронические болезни.

В России были также и высшие классы, включая тот, который можно назвать правящим. Стало уже почти банальным говорить с слабости русской буржуазии. Она никогда не была революционной по той простой причине, что с момента рождения боялась взрыва народного возмущения. Ее пороки коренились в самом ее формировании, в особенностях развития русского капитализма: сохранении наиболее грубых форм эксплуатации, обширности сферы, оставленной торговому капиталу. Об ограниченности буржуазии свидетельствовало, например, уродливое развитие русских городов. По официальной статистике, статус города имели около тысячи населенных пунктов, но только в 17 из них была канализация и в 35 — трамвай. В основном же они представляли собой хаотичное скопление деревянных домишек без каких-либо урбанических особенностей. Подлинным центром российской предпринимательской буржуазии была Москва, но даже здесь, в месте средоточия своей силы, русская буржуазия не сумела создать вокруг себя того густого переплетения мелких дополнительных, побочных интересов, той социальной ткани, которая послужила бы ей опорой. В некоторых районах буржуазия даже не была русской или преимущественно) русской. В Польше она была немецкой или польской, в Прибалтаке — родине тех остзейских баронов, которые, несмотря на свое тевтонское происхождение, издавна пользовались огромным влиянием на дела империи, — немецкой и латышской, наконец, в портовых городах юга ее национальный состав был крайне неоднородным. В провинции же она была преимущественно русской, но составляла очень незначительную по удельному весу и почти изолированную группу населения; она занималась предпринимательской деятельностью главным образом в таких отраслях, как транспорт и торговля.

Классом подлинно господствовавшим, по-прежнему определявшим характер империи, причем не только потому, что это был самый старый класс, но и потому, что он сохранил реальную власть, ибо с ним пришлось вступить в союз и самой буржуазии, был класс помещиков. Но и этот класс не мог считаться однородным, поскольку включал землевладельцев разного «калибра»: от небогатых провинциальных обладателей поместий, ставших на капиталистический

22

до нескольких сотен семей, принадлежавших к аристократии. Породнившаяся с помещиками, но сохранившая при этом известную «зависимость как сила, непосредственно уполномоченная руководить всей общественной жизнью, существовала могущественная бюрократия Российской империи: тот слой, который и заполнял все звенья государственной машины, от центральной власти до власти в 99 губерниях и 768 уездах. Появлением своим бюрократия обязана Петру Великому, который придал ей строгую иерархическую структуру, подразделив на «14 классов», или «чинов» (слово это во все времена имело огромный вес в русском обществе). Чиновничество все более перемешивалось с буржуазией. Та роль, которую играло в развитии капитализма государство, способствовала этому процессу, особенно в самых верхних слоях общества. Во главе крупных банков стояли могущественные чиновники, вышедшие именно из государственной бюрократии. Таков был, например, Путилов, основатель большого промышленного предприятия. Впоследствии Путиловский завод станет чуть ли не символом революции. Сейчас мы можем лучше проанализировать, кто стоял во главе этой огромной страны, кто был настоящим «хозяином империи». Власть принадлежала высшей бюрократии, аристократическим семьям, магнатам финансового капитала, высшей прослойке буржуазии, крупным капиталистам иностранного происхождения. Сосуществовали они все вместе в столице империи — Петербурге. В Москве же господствовал русский промышленник. Когда речь идет об олигархии, не следует, однако, думать, что имеется в виду некий хорошо слаженный механизм. Его сотрясало немало конфликтов, связанных с различиями в интересах правящей верхушки, а также с серьезностью проблем, стоявших перед страной, с трудностью управления ею. Но эти конфликты слабо проявлялись вследствие деформированной политической жизни, которая составляла основу компромисса между развивающимся капитализмом и феодальными пережитками и отличалась консервативным, репрессивным, антидемократическим характером.

3-я Книга

*И именно по вопросу о крестьянстве стала все более и более проходить линия, разделяющая большевиков и меньшевиков, которые все сильнее тяготели к блоку с западниками-кадетами. И вопрос, по сути, стоял так же, как был поставлен в двух Нобелевских комитетах (по литературе и по премиям мира), которые отказали в присуждении премий Льву Толстому - самому крупному мировому писателю того времени и первому всемирно известному философу ненасилия. Запад не мог дать Толстому премию, ибо он “отстаивал ценности крестьянской цивилизации” в ее борьбе с наступлением капитализма.

*Мы в советское время, бездумно слушая профессоров марксизма-ленинизма, не замечали того, что четко зафиксировали современники и оппоненты Ленина: выводы его труда “Развитие капитализма в России” им самим де-факто признаны ошибочными, и он принципиально изменил всю теоретическую концепцию. В 1912 г. М.И.Туган-Барановский подчеркнул: “Аграрные программы марксистов стали все ближе приближаться к аграрным программам народников, пока наконец между ними не исчезли какие бы то ни было принципиальные различия. И те, и другие почти с одинаковой энергией требовали перехода земли в руки крестьянства... При таком положении дел старые споры и разногласия решительно утрачивают свой смысл. Жизнь своей властной рукой вынула из-под них почву”.

*Я думаю, что завершением большого пути Ленина - от ортодоксального марксиста и евроцентриста, написавшего “Развитие капитализма в России”, до творца советского строя и вождя цивилизационного масштаба - можно считать Апрельские тезисы 1917 г.

*В них содержался цивилизационный выбор, прикрытый срочной политической задачей. Не буржуазная республика, а идущие от крестьянской общины Советы, не ускоренное развитие капитализма с последующей пролетарской революцией, а продолжение некапиталистического пути развития в форме социализма.

*Это чутко уловил А.М.Горький с его антикрестьянским чувством: “Когда в 17 году Ленин, приехав в Россию, опубликовал свои “тезисы”, я подумал, что этими тезисами он приносит всю ничтожную количественно, героическую качественно рать политически воспитанных рабочих и всю искренно революционную интеллигенцию в жертву русскому крестьянству”.

*Суть Апрельских тезисов и следующего за ними Октября как цивилизационного выбора, как отказ от евроцентризма и признание своеобразия России отметили многие левые идеологи России и Европы. Лидер эсеров В.М.Чернов считал это воплощением “фантазий народников-максималистов”, лидер Бунда М.И.Либер (Гольдман) видел корни взглядов Ленина в славянофильстве. Отсюда - антисоветизм Плеханова и Засулич, смычка меньшевиков с белыми. На Западе сторонники Каутского определили большевизм как “азиатизацию Европы”. В дальнейшем эти идеи развил Л.Д.Троцкий.

*Наконец, в полной мере понимание Лениным сути крестьянской экономики проявилось при выработке концепции НЭПа. Вопрос тогда снова был поставлен ребром, без доктринерства. Двум наиболее авторитетным экономистам-аграрникам России Л.Н.Литошенко и А.В.Чаянову было поручено подготовить два альтернативных программных доклада. Л.Н.Литошенко рассмотрел возможности продолжения, в новых условиях, варианта “реформы Столыпина” - создания фермерства с крупными земельными участками и наемным трудом. А.В.Чаянов исходил из развития трудовых крестьянских хозяйств без наемного труда с их постепенной кооперацией.

*Доклады в июне 1920 г. обсуждались на комиссии ГОЭЛРО (это был прообраз планового органа) и в Наркомате земледелия. В основу государственной политики была положена концепция А.В.Чаянова. Его главная идея, что крестьянская экономика не есть капитализм, восторжествовала. Ленин убедил партию, что в России “смычка с крестьянской экономикой” (главный смысл НЭПа) - фундаментальное условие построения социализма. Иными, словами, НЭП был вызван не конъюнктурой, а всем типом России как крестьянской страны.

*Хотя и теперь Ленин не пошел на открытое столкновение со всей конструкцией понятий и категорий марксизма. Проще было назвать НЭП временным отступлением, уступкой буржуазной сущности крестьянства. Назови хоть горшком! Главное тогда было решить срочную проблему стратегического выбора. А нам, догматикам, этот двойной язык дорого обошелся. Мы описывали советское хозяйство в терминах рыночной экономики и допустили его разрушение - так же, как до этого приняли разрушительную формулу коллективизации.

*Главное значение труда Ленина сегодня - исторический урок. Он, на мой взгляд, в следующем: длительное сохранение неадекватной системы понятий, даже если в условиях авторитарного государства есть возможность принимать верные стратегические решения, в конце концов ведет к поражению. Для анализа нынешнего кризиса полезно рассмотреть труд Ленина “Развитие капитализма в России” как заданную на весь ХХ век парадигму - вместе с противоречащими ей явлениями.

*Мы должны заново осмыслить революцию 1905-1907 гг., реформу Столыпина, Февраль-Октябрь 1917 г., НЭП, индустриализацию-коллективизацию и крах 1988-1994 гг. Только тогда нам станут понятны причины двух важнейших наших катастроф ХХ века: неизбежности превращения реформы Столыпина в крестьянскую коммунистическую революцию, которая улеглась, породив советский строй – и краха советского строя с параличаом хозяйства при реформе 90-х годов.