Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

359-

субстанцией, а атрибутом (пусть и наиважнейшим) совместной жизнедеятельности человека. Согласно предложенной мной интерпретации М. п. включает в себя кроме культуры, и часть того, что находится вне культуры: до культуры (конечно, и в ней) — ментальность (как было и в традиционной повседневности), и после нее (естественно, и в ней) — неповседневность. Поэтому, как мне видится, особенная роль принадлежит концепту, представляющему всеобщее как связь, в том числе — такую связь неповседневности и ментальности М. п., при которой они остаются различенными суверенными сферами свободы, предельно заинтересованными друг в друге. Видимо, требуется вернуть в М. п. сакральный мир (Иное, неповседневность) так, чтобы он был и имманентен М. п. — как прошлая особенная (определенная) причина, и трансцендентен ему — как будущая всеобщая (неопределенная) ЦЕЛЬ.

Мир традиционной повседневности был обоснован на оппозиции сакральное — профанное. Постмодернизм возникает вместе с убежденностью в отсутствии единого Смысла, благодаря причастности к которому всякое событие или вещь получали свой смысл, что и обусловило освобождение событийности и телесности, но вместе с тем исчез мир сущностей. М. п. может быть обоснован и просто на оппозиции сакральное — профанное, но особенность европейской культуры обусловила необходимость философской тематизации Иного. Вместе с изгнанием философии (которое было бы невозможно без ее самоотречения от своих обязанностей) из культуры — а значит, и из повседневности — было вытеснено Иное, трансцендентное культуре содержание. В результате исключения из повседневной жизни Иного, нарушающего ее течение (смерти, страдания, «измененных состояний сознаний», искусства, игры... ) повседневность стала единой и единственной реальностью, реальностью по преимуществу... и превратилась в пошлую обыденность.

Обыденная жизнь теперь не имеет прямого отношения к этическим и религиозным измерениям человека; она перестала нести общезначимые символы этих сфер опыта, превратившись в экзистенциально и человечески бессмысленную. Повседневность в качестве обыденности лишилась символов культуры, способных проникать в повседневность и открывать ее (на Иное),

потому трансформируется в замкнутую на себя «систему вещей» (Ж. Бодрийяр [6]), не имеющих смысла. Сфера повседневности перестала выражать смыслы культуры, превратившись в знак знака, не имеющего означаемого, в симулякр. Исключение культурных символов из каждодневного существования выражается в целом ряде социальных катаклизмов: антиглобализм, агрессивный фундаментализм, информирующее образование, непонимание между властной и интеллектуальной элитой и т. д. Пафос гегелевского утверждения, что средство (например, плуг) выше цели (например, французской булочки), поскольку в своих орудиях человек властвует над природой, а по своим целям скорее подчинен ей [11:200], содержал в себе возможность материалистического «переворачивания» Гегеля. Тем самым этот тезис заключал в себе зародыш дурного материализма обыденности, грядущего торжества хамства повседневности. Этому примеру, конечно, не надо возражать, но трудно спутать собственно человеческую цель (несущую в себе, по словам Гегеля и Гуссерля, бесконечность задачи) и французскую булочку. Все же прав был Кант — цели выше средства, более того — культура и есть искусство целей. Вернуть в повседневность истинно человеческие культурные цели — прямая задача культурологии и обязанность философии.

Постмодернизм видит свой важнейший исток в открытии Ф. Ницше: Бог умер. Следует согласиться: конечно, Он умер, а произошло это две тысячи лет назад; и с Его смерти и начинается христианство. Европейская культура секуляризировалась настолько, что данный факт стал наконец осознанным явлением культуры, и теперь христианство становится имманентным культуре. Осталось вспомнить, что после своей смерти Он воскрес, и надеяться, что превращение этого факта в феномен культуры произойдет раньше, чем через две тысячи лет, ведь воскрес Он всего через три дня.

Библиография

1.Арутюнова Н.Д. От редактора // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991.

2.Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.

3.Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.

4.Бердяев H.A. Философия свободного духа. М., 1994.

5.Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986.

6.Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995.

7.Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII: В 3 т. М., 1986, 1988, 1992.

8.Бурдье П. Практический смысл. М., 2001.

9.Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // Социологос. Вып

1.Общество и сферы смысла. М., 1991.

10.Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

377

11.Гегель Г. Наука логики. Т. 3. М., 1972.

12.Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

13.Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993.

14.Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М., 1998.

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-359