Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

210-

контекстуальное культурное окружение: речевые ритуалы, намерения, стереотипы сознания и др. Иллокутивные акты тесно сплетены с тем, что называется паралингвистическими факторами: фонационные

— тембр речи, ее темп, громкость, мелодические явления, особенности произношения звуков речи; кинетические — жесты, позы, мимика. Однако наиболее значимым оказывается уже упоминавшаяся слитость человека и его Г., то есть предельная субъектность человеческого Г. По Г. мы распознаем человека (родной, близкий, незнакомый Г.), можем приписать ему определенное психическое или физическое состояние (больной, тусклый, жизнерадостный Г.), охарактеризовать облик человека (скрипучий, робкий, сочный Г.). Благодаря свойствам голоса актуально звучащая речь приобретает этические и эстетические характеристики, служит не только способом передачи информации или смысла, но и делает речь эстетически окрашенной [7:456-457]. Существует определенная магия Г., проявляющаяся в силе воздействия на адресата (пленительный, завораживающий, властный Г.). Г. — такая же уникальная характеристика человека, как отпечатки пальцев или рисунок радужной оболочки глаза.

Приведенные качественные свойства Г. имеют еще один конструктивный признак: все они сходятся в феномене И. По словам М.М. Бахтина, «интонация устанавливает тесную связь слова с внесловесным контекстом: живая интонация как бы выводит слово за его словесные пределы... Интонация всегда лежит на границе словесного и не-словесного, сказанного и не-сказанного. В интонации слово непосредственно соприкасается с жизнью. И, прежде всего, именно в интонации соприкасается говорящий со слушателями: интонация социальна par excellence (по преимуществу)» [3:401]. Помещая И. на границе, М.М.Бахтин предвосхищает свое знаменитое более позднее определение культуры, тоже связанное с понятием границы. Пограничность И. придает ей статус неуловимости, балансирования на краю уже сказанности и еще несказанности. По-другому трактует И. русский лингвист С.О. Карцевский. В своем определении фразы он говорит, что она «не имеет собственной грамматической структуры. Но она имеет свою звуковую структуру, которая заключается в

ее интонации. Именно интонация образует фразу» [3:400]. Рассуждения обоих авторов касаются не только просодики речи на уровне слова и фразы, но и вводят интонационную составляющую в более широкий культурный контекст. В русле примерно тех же рассуждений лежат тонкие и глубокие замечания знатока поэтической стихии речи О. Мандельштама: «Поэтическая речь есть скрещенный процесс, и складывается она из двух звучаний: первое из этих звучаний — это слышимое и ощущаемое нами изменение самих орудий поэтической речи, возникающей на ходу в ее порыве; второе звучание есть собственно речь, то есть интонационная и фонетическая работа, выполняемая упомянутыми орудиями» [8:108].

Иначе говоря, в И. сходятся в речевом плане дистинктивная, делимитативная и кульминативная функции, вычленяемые фонологией. С помощью этих функций речевой поток идентифицируется, членится на смысловые отрезки, организуется в единое смысловое целое.

Амбивалентность И. и содержания и в то же время их взаимопереплетенность прекрасно представлена в небольшой новелле Х.Л. Борхеса «Сфера Паскаля», которая начинается словами: «Быть может, всемирная история — это история нескольких метафор», а заканчивается очень существенным уточнением: «Быть может, всемирная история — это история различной интонации при произнесении нескольких метафор» [4:12, 15]. История осуществляется в определенном культурном «пространстве». Каждая культура центрирована относительно собственного основополагающего идейного багажа, выраженного метафорически (в расширительном понимании метафоры как тропа вообще). Если вспомнить определение метафоры как механизма речи, позволяющего связывать объекты различных классов по аналогии и тем самым обнаруживать скрытые смысловые потенции этих объектов, то можно заключить, что через творческий характер речевого процесса происходит интерпретация и переинтерпретация, казалось бы, устойчивого смыслового содержания, то есть порождение новых смыслов [4:8-11 ]. Очень точно уловленное Борхесом значение И. выдвигает ее на позицию одного из главных моментов смыслообразования.

Библиография

1.Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998.

2.Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

3.Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

4.Борхес Х.Л. Соч.: В 3 т. Т. 1. Рига, 1994.

5.Деррида Ж. Голос и феномен. СПб., 1999.

6.Кодзасов С.В. Голос: свойства, функции, номинации // Язык о языке. М., 2000.

7.Крейдлин Г.Е. Голос и тон в языке и речи // Язык о языке. М., 2000.

216

8.Мандельштам О.Э. Слово и культура: Статьи. М., 1987.

9.Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.

МОЛЧАНИЕ — ПАУЗА

4. Членяще-соединяющее основание концепта

Кроме собственно звукового (голосового) и интонационного (интеграционно-смыслового) третьим важным компонентом организации речи является М. Обращенность речи к другому предполагает не только

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-210