Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

141-

существования: это нечто есть в безбрежности реалий мыслимого мира! То есть даже наличное бытие — не просто перцептивно-рассудочная констатация наличия здесь и теперь некоего нечто, а его определение через взамоотрицание Бытия и Небытия. Так и бытие мысли уже есть факт бытия как такового, всякое иное мыслимое бытие (то есть мыслимый предмет, но как бы сам по себе) ею же и утверждается мерным соотнесением с другими мыслимыми предметами и некоей предполагаемой безмерной реальностью пока еще (или просто в данный момент) актуально не мыслимого Бытия.

Эту предполагаемую реальность мы полагаем как сущее, но именно как нечто безмерное, а потому как что-то содержательно не мыслимое. В ином образе Ничто не предстает перед нашим внутренним взором как сущее. Даже образ чистого Ничто, то есть мыслимое Небытие. Мера Бытия—Небытия — это и мера всех прочих мер, вызывающих из небытия все Сущее со всеми его фрагментами. Мер математических тоже, и — как уже отмечалось — с трепетным сохранением внутреннего противоречия «Бытия—Небытия». Таким образом, у Ансельма мы получили отнюдь не богословское доказательство бытия персоны Бога, а нечто большее: не самый слабый вариант... логического доказательства исходного тождества мышления и бытия.

Но если мы, забыв о философии, обратимся к предметам таких наук, как математика, механика, генетика, логика, то с необходимостью убедимся в том, что в их основании, в самом определении их онтологии нет ничего иного, кроме:

а) признания неустранимого противоречия в смысле исходных терминов, эту онтологию очерчивающих и тем ограничивающих;

б) именно оно, заданное всеобщим смыслом этого противоречия, есть первый постулат данных теорий. Потому он и не требует доказательства, что a priori ставит предел всем наличным и всем возможным будущим смыслам, рождаемым при исследовании тех интеллигибельных средств его же продуктивного преображения, с помощью которых логически преображается предметно мыслимое поле, им заданное, им

изначально ограниченное (см.: Диалектика, II).

Библиография

1.Аристотель. Соч.: В 4 т., М., 1975-1984.

2.Беркли Дж. Алкифрон. Работы разных лет. СПб., 1996.

3.Библер B.C. Мышление как творчество. М., 1975.

4.Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. Собр. соч. Т. 4. М., 1959.

5.Гоббс Т. Основ философии части 1-3. Соч. T.1. M, 1989.

6.Декарт Р. Рассуждения о методе. М., 1953.

7.Кант И. Критика чистого разума. Собр. соч. Т.3, М., 1964.

8.Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. М., 1908.

9.Эйнштейн А. Эйнштейн о мире. М., 1994.

ОСНОВАНИЕ

6. Постулат как основание. Аксиоматика

Как и постулат философии, постулат любой фундаментальной теории при дальнейшей ее аксиоматизации образует единое основание всех дальнейших теоретических преобразований, иными словами — поисковых преобразований всех средств, способов и форм мыследействия для еще более глубокого понимания начал и сути осмысливаемого предмета.

Однако без развитой системы аксиом сам постулат выглядит убедительным, но предположением. Какой же это постулат, если так и хочется если не доказать его, то хотя бы обосновать! Любой постулат при всей своей не требующей доказательства ясности обосновывается интуитивной или рациональной экспликацией... способа, каким он вводится и осознается.

Для математики, так и для фундаментальных основ других серьезных теорий этот способ представлен двумя приемами. При первом он оборачивается наивной отсылкой к тысячелетнему использованию природных инвариантов, ставших из-за многих миллиардов повторений в опыте чуть ли не наследуемыми логическими формами мышления (эмпиризм). В историчес-

141

ки рефлексивной теории — обоснованием его априорности, априорности им очерченных реальноидеальных объектов и средств операции с ними.

Таким образом, чтобы основание фундаментальной теории было ею самой для себя эксплицировано, требуется не его объяснение, а его аксиоматизация.

Постулат не доказывается — это его определение, ибо им утверждается не что иное, как четкая граница

еемыслимого теоретически предметного поля. Утверждается смысловым определением тех интеллигибельных средств, которые позволили это поле выделить для понимающего преображения. Для осмысленного и целесообразного использования этих средств необходимо выделить их целесообразную особость, тем и определив возможности их эвристического применения. Такие мыслительные операции над ними называются аксиоматизацией исследуемого предмета. Каждая аксиома геометрии Евклида реализует

еепостулаты, априорно (потому и аподиктически) определяя средства исследования собственных свойств у интеллигибельных количественных и качественных средств меры сплошной и непрерывной протяженности пространства чистой мысли, как бы ожидающего своего «физического» наполнения, будучи безразличными

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-141

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

142-

к его «физике». Правда, потом обнаружится, что только с помощью этого их безразличия — безразличия пространственно-временных количественных и качественных мер в самой «физике» — она, преображенная ими для осмысления, раскрывает свои тайны — тайны своего, теперь уже по-иному мыслимого бытия.

Отсюда следует и первая аксиома самого мышления, порождающая собой всю аксиоматику теории культуры, что следует с необходимостью из всего вышесказанного.

Ибо аксиоматично то, что само мышление есть реальность отношения — отношения порождающего и воспроизводящего. В нем, в его реальности, в его онтологии порождается и непрерывно воспроизводится реальность мыслящего, реальность самого отношения к мыслимому, а вместе с ним и реальность всего осмысливаемого сущего. И это не «онтологическое доказательство» бытия мира, украденное у Ансельма и перенесенное с Бога на все сущее. Ибо неустранимая реальность самого мышления позволяет мышлению во внешнем его действии из себя создавать виртуальную реальность человеческого бытия: его особую предметность — самим мышлением вне себя созданную, реализованную, овнешненную, воплощенную (от слова плоть) в столь же предметной, плотской реальности всего реально Сущего. Тем самым мышление — прежде всего оно! — полагает как нечто для себя безусловную реальность всего Сущего как непрерывную реализацию тождества Бытия и Небытия (см.: Позиция 3.2; Диалектика, II).

Это реальное отношение мышления к... реальному бытию. Ибо это отношение всегда и без исключения есть безусловная реальность внешне предметного мыследействия с веществами и силами Природы. Даже внутреннее мышление формируется у ребенка только обращением к себе своих же переживаний, аффективно осмысливаемых в способах и средствах их овнешнения для других. Ибо способами и средствами, коими в интерсубъективном пространстве общения (объективном для переживаний ребенка) обладают все люди его культуры.

Это интерсубъективное «пространство» объективно не только для ребенка. Оно и для субъективности всех взрослых индивидов столь же объективно внешнее, как и живая речь народа, его язык, его нравы и т. д. Но оно столь же в них субъективно переживаемое, тем и порождающее их собственно человеческую интрасубъективность.

Позже, когда внутренняя речь у ребенка уже сформировалась, служа ей опорой и основой, «работают» те же самые весьма реальные внешние средства и способы мышления, всегда обращенного вовне — к людям, к их мышлению, к вещам, ко всему Сущему. Они в нем и для него вполне предметно сохраняются в речи и языке близких взрослых, без ментального самоотождествления с которыми у ребенка погасла бы его внутренняя речь со всеми ее аффективными смыслами. И тут же растворилось бы в Небытии его зарождавшееся самосознание, его Я. Он сам как потенциальный, во многом уже актуальный, мыслящий субъект общечеловеческой культуры исчез бы для мира, как навсегда бы исчез для него и мир — вечное Бытие всего сущего, осмысливаемое смертными людьми и трагически ими переживаемое (см.: Воспитание, II).

Отношение Мышления к Бытию с безусловной необходимостью онтологической предпосылки (а отнюдь не онтологического допущения, далее которого не могут идти логики!) утверждает как сущее не только мыслимое, но и не мыслимое, существующее вне и независимо от мысли — объективную реальность Сущего. Ведь то, что реально невозможно само по себе, но мыслится как цель, мысленно утверждается как реальность. И мысль, мотивируемая этой потребной, но несуществующей реальностью, сделает абсолютно реальным нечто, до того в Бытии не сущее, в Небытии пребывавшее. Она (вначале в себе, а затем и в реально сущем) опредметит, осуществит нечто, до того не-Сущее (цель), практически преобразовав условия неразрешимой задачи, тем и решив ее.

Вот так и превращаются друг в друга тождество Мышление—Бытие и тождество Бытие—Небытие. Так они и обусловливают друг друга, полагая себя непрерывно и

142

динамично в постоянном разрешении — каждое — своего внутреннего противоречия: то, что не мыслилось, станет мыслимым, мыслимое осуществится как нечто вещное, тут же противостоя мысли, но всегда в качестве ее же предмета, ею самой себе противопоставленного.

Оба эти «тождества» не выводятся из опыта, а целостно, полностью и до конца выявляются не чем иным, как только лишь обращением мышления к тем единственно первым средствам, с которых начинается любое преобразование любого ее предмета. Тем самым любое преобразование средств, способов, а следовательно, и самого предмета мышления осуществляется и производится над той единственной реалией, с которой мыслящий человек отождествляет себя изначально — над собственным мышлением, в котором всегда и постоянно находит он свое отождествление со всем Сущим.

Любая фундаментальная теория не только это условие изначально реализует, но и освобождает его при этом от всяческих обыденных и эмпиристских иллюзий. Она начинает свои построения с выявления всеобщего смысла понятий, определяющих (тем и ограничивающих) предметное поле своего исследовательского внимания и мышления. В их непререкаемых смыслах она находит первый предмет для своего преображающего их понимания.

Ничем иным, только изначальными взаимоопределениями сторон противоречий в понятии природы человеческого бытия можно и нужно обозначить четкие границы предметного поля культурологии. Фундаментальная теория культуры людей должна осознать свои априорные аподиктические постулаты. Только в этом качестве, в качестве истинно фундаментальной теории, она способна стать тем, чем является

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-142