Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

468-

ТОВАР (к позиции 3.2)

История понятия Т. имеет весьма интересную судьбу, прекрасно отражающую произошедшие за последние два столетия методологические изменения в науках о культуре и человеке. Будучи первоначально одной из категорий частной науки — политической экономии, эта категория после классического анализа товарной формы Марксом утратила свой узкоэкономический статус и в целом ряде философских школ заняла положение фундаментальной философской и культурологической категории. Именно поэтому исследование методологии анализа Т. представляет огромный интерес для построения фундаментальной теории культуры.

Эволюция понятия «Т.» в классической политэкономической теории была неразрывно связана с формированием основ трудовой теории стоимости. Последняя, в свою очередь, базировалась на неосознанной экстраполяции принципов естествознания (прежде всего основоположения о неизменной субстанции) на сверхчувственные реалии экономической жизни (см.: Позиция 3.2). Первый этап научного осмысления понятия «Т.» был связан с раскрытием его «трудовой» природы. Соответственно, это происходило через раскрытие трудовой природы богатства вообще. Первые школы политической экономии

— меркантилисты и физиократы — приписывали особенным формам труда (производству драгоценных металлов и сельскохозяйственной деятельности) свойство быть единственными источниками стоимости. Однако изучение разделения труда весьма быстро позволило политической экономии сформулировать тезис о том, что стоимость определяется трудом. Первым этот тезис выдвинул Б. Франклин, однако в базовую категорию политической экономии данный принцип был превращен А. Смитом. Труд, разделенный между различными людьми, вполне естественно, требовал в качестве своей меры количество рабочего времени, затраченного на изготовление продуктов труда (труд различных работников считался, как и положено субстанции, качественно однородным и имеющим сугубо количественную соизмеримость).

Сегодня, в век крайне пренебрежительного отношения к фундаментальной теории, нередко можно услышать мнение, что данный тезис явился чуть ли не главным открытием (или, напротив, чуть ли не

основной ошибкой) Маркса. На самом деле не только для Маркса, но и для всей предшествующей ему политической экономии с формулировкой этого тезиса не заканчивались, а, наоборот, только начинались фундаментальные методологические проблемы (говоря современным языком, для буржуазной политической экономии Т. был лишь знаком, выражающим собой некую стоимость), требующие своего теоретического разрешения. Суть их вкратце сводилась к следующему.

Во-первых, необходимо было раскрыть саму «внутреннюю природу товарной формы», «внутреннюю логику экономической абстракции», т. е. показать, каким образом конкретные и совершенно друг на друга непохожие виды труда оказываются приравниваемы друг к другу в реальном экономическом производстве и обращении. Если труд является основой богатства, то почему не труд непосредственно, а именно Т. в своей вещественной форме становится носителем экономических отношений?

Во-вторых, коль скоро политическая наука есть «наука о богатстве», следовало превратить данное утверждение в системообразующий принцип экономической науки, т. е. необходимо было провести принцип труда как источника богатства через все реалии экономической жизни, раскрыть его как системообразующий принцип данной науки. Так, например, на его основе должны быть объяснены и такие феномены, как деньги и капитал, средняя прибыль, рента.

Однако ответ на первый вопрос мог быть дан только в рамках теории, рассматривающей товарные отношения в качестве исторически преходящей формы экономических отношений между людьми — в противном случае товарная форма отождествлялась бы с разделением труда вообще, что, естественно, сделало бы невозможным вычленение ее специфики. В итоге в пределах классической политической экономии, во всей полноте разделявшей просветительские лозунги о «естественности» и «разумности» частной собственности, о неразрывной связи ее со свободой, данный вопрос даже не мог быть адекватно поставлен. Говоря современным языком, она ограничилась вычленением «знаковой природы стоимости», тогда как ответ на вопрос о причинах данной знаковости оказался для нее закрытым.

Попытка ответа на второй вопрос, т. е. попытка проведения принципа трудовой стоимости через все реалии капиталистического хозяйства, была предпринята Д. Рикардо, однако она не увенчалась окончательным успехом: созданная этим экономистом система

496

оказалась внутри себя противоречивой. Равенство — главный принцип этой теории — нарушалось в самом определении капитала как отношения, позволяющего неравноценно обменивать овеществленный труд на труд живой (см.: Позиция 3.2), а определяемость стоимости рабочим временем плохо увязывалась с существованием средней прибыли. Серьезные трудности в его системе порождали также рентные отношения и обнаруженная им тенденция средней нормы прибыли к понижению.

В науках возможны два способа реакции на фундаментальные кризисные явления. В рамках первого происходит замена или, как минимум, фундаментальное изменение аксиоматической основы в рамках второго основной упор делается не на поиск новых аксиоматических постулатов, а на модификацию существующих методологических принципов. Первый путь в экономической науке избрали представители парадигмы «предельной полезности», основатели которой (Менгер, Джевонсон, Вальраас) поставили под сомнение постулат всей предшествующей политэкономической традиции о наличии отношения равенства в

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-468

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

469-

любом акте товарообмена и провозгласили принцип возрастающей полезности аподиктической основой товарообмена (см.: Позиция 3.2). Этот подход и по сей день составляет фундамент парадигмы основного направления западной экономической науки. По второму пути прежде всего пошел Маркс, считавший трудовую теорию стоимости непререкаемым достижением предшествующей политической экономии и связывавший возникшие в этой науке кризисные явления с неадекватными методологическими принципами. Неудивительно поэтому, что его работы оказали влияние не только, и даже не столько, на экономическую науку, сколько на различные направления теории научной методологии.

Можно выделить несколько аспектов, традиционно считающихся наиболее фундаментальным вкладом автора «Капитала» в развитие учения о Т. Первым таким аспектом является исследование Марксом двойственного характера Т. и, соответственно, двойственного характера заключенного в нем труда. «Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая благодаря ее свойствам удовлетворяет какие-либо человеческие потребности... Полезность вещи делает ее потребительной стоимостью... Потребительные стоимости образуют вещественное содержание богатства, какова бы ни была его общественная форма» [3:44]. «Меновая стоимость прежде всего представляется в виде количественного соотношения, в виде пропорции, в которой потребительные стоимости одного рода обмениваются на потребительные стоимости другого

рода». [3: 44]. Таким образом, по Марксу, Т. есть продукт, во-первых, способный удовлетворять какуюлибо человеческую потребность и, во-вторых, произведенный для обмена. Эти две стороны Т. и фиксируются в учении о потребительной и меновой стоимостях. И если потребительная стоимость как таковая существует в любом обществе и в любую историческую эпоху, то меновая стоимость существует лишь в обществах, где продукт производится для обмена.

Несмотря на то, что свойство продукта труда удовлетворять определенную человеческую потребность существует в любом обществе, потребительная стоимость Т. имеет специфические черты, отличающие ее от потребительной стоимости продукта в натуральном хозяйстве. Во-первых, в натуральном хозяйстве продукты могут производиться людьми для себя и, соответственно, иметь потребительную стоимость для самих производителей. Что касается Т., в особенности в условиях развитого рыночного хозяйства, то он, напротив, только в исключительных случаях обладает потребительной стоимостью для его производителя, а всегда имеет потребительную стоимость «для других». В этом смысле Т. обладает не просто потребительной стоимостью, а именно общественной потребительной стоимостью. Во-вторых, Т., прежде чем поступить в потребление и быть использованным в качестве потребительной стоимости, должен перейти посредством обмена из рук его производителя или собственника в руки другого члена общества. Следовательно, потребительная стоимость Т. есть такая потребительная стоимость, которая посредством обмена переходит из производства в потребление.

Однако в отличие от представителей парадигмы предельной полезности, положивших в основу своих теоретических конструкций исследование отношений людей и вещей, Маркс концентрирует свое внимание на исследовании общественных производственных отношений людей, и именно поэтому, с его точки зрения, потребительная стоимость как таковая не должна входить в предмет экономической науки. Другое дело — меновая стоимость, через которую в конечном счете и выражаются общественные производственные отношения людей в товарном производстве.

На поверхности явлений меновая стоимость выступает в виде многообразных меновых пропорций — количественных соотношений, в которых действуют некие, на первый взгляд совершенно случайные меновые соотношения. Однако более углубленный анализ обмена обнаруживает в нем определенную закономерность, которая проявляется в том, что фактические меновые пропорции товаров, хотя и подвержены частым изменениям и колебаниям, в среднем тяготеют к

497

какому-то определенному среднему уровню. Следовательно, тот средний уровень, вокруг которого колеблются меновые пропорции товаров, уже нельзя считать чем-то всецело случайным, напротив, этот средний уровень должен быть чем-то объективным и необходимым. Но, как указывает Маркс, уже Аристотель утверждал, что обмен не может иметь места без равенства, а равенство без соизмеримости (относительно природы априорности утверждения равенства см.: Позиция 3.2). Следовательно, приравнивание Т. друг к другу при обмене предполагает их объективное равенство друг другу до обмена. Но равенство должно предполагать некую общую субстанцию, каковой и оказываются заключенный в Т. общественно-необходимый труд. Таким путем Маркс переходит к анализу стоимости.

Общественный труд, воплощенный в товарах и обнаруживающийся посредством их обмена, представляет, согласно Марксу, стоимость Т. Таким образом, стоимость тесно связана с меновой стоимостью, но не тождественна ей. Стоимость является внутренним свойством Т. (его «субстанцией»), меновая же стоимость есть внешнее проявление стоимости. Каждый Т. имеет стоимость, т. е. воплощает в себе общественный труд товаропроизводителей, однако меновая стоимость предполагает наличие по крайней мере двух приравниваемых друг к другу товаров, из которых один выражает свою стоимость в другом. Таким образом, воплощенный в товарах общественный труд товаропроизводителей выявляется только косвенным путем — посредством обмена одного Т. на другой.

Двойственный характер Т. предполагает и двойственный характер производящего его труда, неразрывное соединение в нем труда конкретного, созидающего потребительную стоимость, т. е.

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-469

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru

470-

определенные физические свойства Т., и труда абстрактного, создающего стоимость как определенное общественное отношение.

Как мы уже указывали, сам по себе факт определяемости стоимости Т. необходимым рабочим временем был постулирован задолго до Маркса. Однако категориально строгое разведение и определение базовых категорий экономической науки, в частности разведение стоимости и меновой стоимости, позволил Марксу сделать следующий шаг и дать ответ на первый из поставленных выше вопросов — на вопрос о причине, по которой не труд непосредственно, а именно Т. в своей вещественной форме становится носителем экономических отношений. Другими словами, Маркс получает возможность исследовать не отдельные, пусть даже и фундаментальные свойства Т., но исследовать природу самой товарной формы как таковой.

Именно в этом анализе многие последующие авторы увидят одну из важнейших заслуг Маркса не просто как экономиста, а как одного из крупнейших исследователей сознания человека, чьи подходы оказали влияние на самые разные сферы наук о человеке. «... Маркс отмечает, что раскрыть тайну еще недостаточно. Классическая буржуазная политэкономия уже обнаружила «тайну» товарной формы; но ограниченность буржуазной политэкономии состоит в том, что она не способна освободиться от этой очарованности тайной, скрытой за товарной формой, — ее внимание пленено трудом как истинным источником богатства. Другими словами, классическая политэкономия интересуется лишь содержанием, скрытым за товарной формой, вот почему она не может объяснить истинной тайны, не тайны, стоящей за

формой, но тайны самой формы» [6:23].

Сам Маркс часто сравнивал ситуацию товарного производства с ситуацией в религии, когда объяснение того факта, что идол, требующий от человека жертв, является всего лишь продуктом его собственного воображения, отнюдь не проливает свет на вопрос, почему продукты фантазии людей превращаются в некую чуждую им силу, господствующую над собственными творцами. Очевидно, что ответить на этот вопрос путем детального эмпирического исследования религиозного явления принципиально невозможно

— напротив, изучая роль в жизни архаического сообщества идола, исследователи с неизбежностью будут рассматривать ситуацию так, как будто священные свойства являются собственными свойствами данного идола. Соответственно, подобное исследование сможет очень многое объяснить в наличной жизни рассматриваемого общества, однако оно никогда не сможет пролить свет на причины возникновения данного религиозного отношения, а значит, никогда не сможет указать и необходимые условия его гибели.

Совершенно аналогичным образом обстоит дело в сфере товарных отношений, и не случайно, что на данном этапе исследования Маркс ввел понятие «товарного фетишизма». «При господстве товарного хозяйства, — комментировал Маркса один из крупнейших российских экономистов начала века М.И. ТуганБарановский, — общественные отношения хозяйства, работа одних товаропроизводителей на других, скрываются отношениями обмена, иначе говоря, отношениями товаров. На этой почве возникает то явление товарнохозяйственного строя, которое Маркс объяснил и назвал фетишизмом товарного хозяйства. Фетишизм товарного хозяйства заключается в том, что при этом строе в хозяйстве создается обманчивая видимость, будто не люди управляют отношениями товаров, а товары управляют отношениями людей. Эта иллюзия настолько сильна, что весь наш разговорный язык — нередко

498

и мышление экономиста-теоретика — проникнуты ею. Мы постоянно говорим о товаре, как о живом существе; мы говорим, например, о товарных ценах, что они растут, падают, колеблются, — как будто их изменения суть результат действия каких-то внутренних сил самого товара. И это — не только простая неточность терминологии. Нет, в самой природе товарной цены имеются такие особенности, которые неизбежно вызывают иллюзию независимости товарной цены от человека» [4: 88]. Однако неизбежность и объективность данной иллюзии не мешает ей быть лишь иллюзией. Т. сам по себе никакой цены не имеет, как не имеет никакой священности сделанный дикарем деревянный идол. «И если для товаропроизводителя вещь является ценностью, а деревянный идол для дикаря богом, то это лишь потому, что в среде самих товаропроизводителей (а отнюдь не вещей) существуют отношения, выражаемые категорией ценности, а среди дикарей (а не деревянных идолов) имеются условия, заставляющие их обоготворять деревянные чурбаны» [4: 89].

Что же это за отношения, которые с неизбежностью порождают фетишизацию Т.? Согласно Марксу, цена Т. выражает собой общественное отношение товаропроизводителей, которые в условиях развитого рыночного хозяйства производят продукты всецело на продажу, а не для себя. Следовательно, товаропроизводители глубочайшим образом связаны между собой, представляют собой единое, взаимосвязанное, друг друга производящее и воспроизводящее целое. Однако эти отношения являются результатом не сознательного, планомерного регулирования общественного хозяйства, а стихийного и бессознательного взаимодействия единичных хозяйств, каждое из которых на поверхности выглядит самостоятельным и независимым. В рассматриваемых исследованиях Маркс в полном объеме реализует методологический потенциал немецкой идеалистической философии, прежде всего подходы позднего Фихте и Гегеля, обосновывавших интерсубъективную природу человеческого Я (см.: Мышление, II; Позиция 3.2). Подобно отдельным товаропроизводителям, человеческие Я изначально связаны друг с другом фундаментальной, глубинной основой, так что каждое из них является условием и причиной бытия всех прочих Я. Но, как и в товарном хозяйстве, каждое Я мнит себя самостоятельным и, не ведая подлинных причин своего бытия, сочиняет себе мистического творца в виде бога. Таким богом в экономической жизни

Теоретическая культурология. — М.: Академический Проект; РИК, 2005. — 624 с.

-470