Глава 4. Развитие понимания духовной реальности человека

с открытием неосознаваемого.

Как уже говорилось, в связи с кризисом в мировой традиционной классической психологии, перед психологами и философами в этой области возникли вновь сложные исторические задачи, как когда-то перед Декартом 350 лет назад. Защищать физиологическую детерминацию означало идти назад – к физиологическому подходу и к отказу от психической реальности. Отказаться от физиологической и социально-культурной детерминации значило отойти еще более назад – к магически-анимистическому подходу. И традиционный рационалистический подход к психической реальности как только к сознанию, основанный на классическом стиле мышления и классическом упрощенном детерминизме, - стал исчерпывать себя и даже приводить к тяжелым последствиям. Значит, надо было идти вперед – к стадии качественно новой, к новому принципиальному открытию. Исторически оно и состоялось. Оно может быть условно названо “глубиннойпсихологией” – четвертой стадией развития науки о духовной реальности. Оно связано прежде всего с открытиями З.Фрейда, которые привелик сменепарадигмы и, по признанию даже М.Г. Ярошевского, “изменили облик психологии ХХ века”[1].

Стадия “глубинной психологии”.

Сам термин “глубинная психология” изредка применял Фрейд [2], он уже начал встречаться и у нас [3]. Но осознание того, что это не частное направление, а качественно иная стадия понимания всего существа духовной реальности человека, нам еще не встречалось нигде. Такие намеки имеются у Л.С.Выготского и Ал.Лурия [4] и Н.С.Автономовой [5].

“Глубинная” – это не только психоанализ Фрейда. Его открытия, о которых мы говорили выше – это только начало, основа сдвигаи разработанный осознанныйсигналк сдвигу других направлений. Глубинная психология и философия духовной реальности – это не коррекция, асменанаучной парадигмы,основаннаяуже на так называемой гормической детерминации (от слова горме – желание). Это более сложный тип детерминации.

Свои концептуальные основы она пересмотрелапод влияниемоткрытия бессознательногов структуре духовной реальности человека.Главная суть новой научной парадигмы состоит в том, что она окончательно и бесповоротно отказалась от взгляда на дух человека как на эпифеномен бытия.Этим она превратила и саму психологию, психиатрию, всю духологию и человековедение из эпифеноменальной (дополнительной, второстепенной) в феноменальную, но реальную(в данном случае мощную и не мистическую) силу человечества. Она не решила, да и не могла решить всех задач, но стало ясно, кто этого не поймет, тот (человек, школа, страна) отстанет навсегда.

Глубинная психология имеет не одно, а ряд направлений:

• гормическое;

• понимающее;

• психоаналитическое;

• неофрейдистское;

• аналитическое;

• индивидуальное;

• клиническое;

• психологию установки;

• когнитивное;

• генетическое;

• лингвистическое.

Анализ этих взаимодополняющих направлений глубинной психологии следует начать, на наш взгляд, с “гормической психологии”, разрабатываемой больше всего Мак-Дауголлом (1871-1938), американским философом психологии. Эта предтеча внесла свой вклад в глубинную психологию обоснованием догадки о том, чтоизначальным детерминирующим фактором всего живого вообще является желание, хотение (возбуждение, стремление, порыв – по греч. “горме”).Как нам представляется, здесь обоснованно подчеркивается, что духовная (возбуждающая) форма жизни – горме - в зачаточном виде существует в любомживомпредставителе. Будь то растения, низшие животные, высшие животные, тем более люди. Желание, хотение – первый признак жизни. Но у самых низкоорганизованных существ горме существует, конечно, не в виде сознания, не в виде души, а в виде стихии возбуждения: неосознанного стремления к сохранению равновесия плюс к размножению – в растительном допсихическом мире; в виде стремления к сохранениюравновесия, размножению плюс к приспособлению – в животном мире. А сохранение равновесия, по Мак-Дауголлу, обнаруживается уже внеорганическом мире, поскольку это бывший органический мир.(Глубинные закономерности бытия, намеченные З.Фрейдом, см. в параграфе 1.1 данной работы).

Желание, стремление, возбуждение как изначальная форма духовной реальности свойственна и человеческому существу, что и движет его изнутри. Но у человека она проявляется больше в форме стремления к цели, в видецелевой детерминации. Цель – фундаментальное явление, свойственное человеку,как справедливо считает Мак-Дауголл. Целевая психология и философия, которую он называет расширительно “гормической”, была и остается явно необходимой, дополняющей. Заметить это тем более важно на фоне бихевиоризма и других вариантов рефлекторных теорий, которые видели человека больше всего в образе манипулируемой марионетки.

Желание, стремление, привлекательность, возбуждение (заметим, а не только нужда извне) как элемент духовной самодетерминации, гормической психологией понималась как стихийная энергетическая сила. Она могла быть истолкована и истолковывалась в том числе и с виталистских, и с магических, и с телеологических позиций. Но дело в том, что сей реальныйфакт (желание, хотение, стремление, возбуждение, влечение, привлекательность, порыв, тем более в виде цели как движущих духовных сил человека)трудно опровержим онтологически.

“Для меня во всем словаре нет другого слова, которое слаще бы пахло жизнью и вообще было бы прекраснее, чем слово “возбуждение”, - справедливо считает Ортега-и-Гассет, - физика его не знает: в физике одна вещь является причиной другой вещи, но не источником ее возбуждения. Разница между причиной и возбуждением состоит в том, что действие всегда лишь пропорционально причине…Биллиардный шар, сталкиваясь с другим таким же шаром, передает ему практически весь свой импульс. Но вот племенной конь, лишь почувствовав легкий укол шпор на своих боках, совершает скачок, ни в какой мере не соответствующий движению шпор. Шпоры здесь не причина, а лишь источник возбуждения…плещущей через край жизненной стихии”[6]. А вот как возбуждение “попадает “ в человека – эту сложную сторону проблемы в меру сил объясняет деятельностный подход, к современной разработке которого мы обратимся ниже.

На становление гормического направления психологии оказали влияние взгляды Фихте (1762-1814) и В.Вундта (1832-1920) через Мюнстенберга (1863-1916), основателя “психотехники”. Идеи гормической психологии разрабатывались “понимающей психологией” и пригодились затем в открытии бессознательного З.Фрейдом.

“Понимающую психологию” представляют В.Дильтей (1863-1911) и Э.Шпрангер (1882-1963). Они были предтечей глубинного подхода в науке о духе человека. Они поняли, что к познанию животрепещущего духа человека анатомический (имеющий дело уже с мертвым; безжизненный) метод познания не подходит. Нужен в принципе иной. Дильтей предложил то, что позже было названо понимающей психологией и философией. В центре наук о духе оказалось “понимание”. Исходной посылкой такой концепции являетсявидение жизни как потока времени, как хаоса гармонии и диссонансов, имеющих “темпоральность”. В связи с жизненным потоком настоящее схватить практически трудно. Фактически мы все время познаем сознанием прошедшее, “настоящее же никогда не существует”, так как “то, что мы переживаем как настоящее, всегда заключает в себе воспоминание о том, что только было в настоящем”[7] – поток унес. Поэтому психология должна переместиться в познание не психики и не ее частностей, остановленных и умершвленных искусственностью эксперимента, а в познаниеживойдуши, стать наукой о духе. Для этого познание должно бытьпониманием переживания, описанием самого феномена непосредственно переживаемой внутренней связи душевной жизни человеческого существа. Иначе, все – от лукавого.

А это возможно способом перенесения-себя-на-место-другого, некоим подражанием, сопереживанием [8]. Далее, это возможно всепонимающим истолкованием различных воспоминаний, различных текстов бытия, особенно их ценностного смысла.

Природа понимания состоит нев том, что здесь в основаниеположен образкак некая реальность, а в том, что этот образ не дан, а фактическиконструируетсянашим духом ( не только отражается), выходя лишь таким -–конструирующим – образом к адекватному постижению объективной реальности [9]. Понимание – это “переход от постижения неопределенно-определенных частей к попытке схватить смысл целого, а затем уже к попытке, исходя из этого смысла, лучше определить эти части”[10].Понимающая психология это еще и понимающая эпистемология [11].

Идеи понимающей психологии и понимающей эпистемологии оказали заметное влияние на трактование духа человека не только глубинной психологией, но и последующей гуманистической психологией. Главной же заслугой сдвига к глубинной стадии всей психологии и человековедении является все же психоаналитическое направление, открытое и разработанное Фрейдом и фрейдизмом.

“Психоаналитическая психология” Фрейда, как уже говорилось, открыла наличие в духовной реальности помимо сознания еще и бессознательную сферу, и ее различные проявления. Это произвело настоящуюсмену видениявсей психологии и философии человека, повлияло и на общую картину мира. Под ее влиянием и сформировалась качественно новая стадия науки о духовной реальности, называемая “глубинной психологией”, которую мы рассматриваем. Из всех аспектов бессознательного, открытых З.Фрейдом, главным вкладом является все-таки открытие им сферыдинамическогобессознательного, то есть неосознаваемыхпобудителейсознательных действий. (Историческое место фрейдизма в смене видения духовной реальности человека см. в главе 1).

Фрейдизм породил гроздь других неофрейдистских открытий, других направлений и школ. Они подробнее разрабатывают основные идеи о бессознательном, хотя отношение к классическому фрейдизму у них было и остается неоднозначным.

“Неофрейдистская психология”,критически относясь к фрейдизму, сама разрабатывает теорию бессознательного, рассматривая детальнее влияние на бессознательное и через него на сознание не только биологии, но и других мощных детерминаций: и культуры – К.Хорни (1885-1952), влияние и межличностных отношений – К.Салливан, влияние и социальных факторов – Э.Фромм (1900-1980).

Так, например, К.Хорни разработала в духовной реальности человека такой феномен, как чувство базальной или “коренной тревоги”[12]. Она пришла к выводу, что этот комплекс - глубинной тревожности, неуверенности, страха – имеет причины скорее не в нарушении сексуального и вообще энергитического развития, как чаще всего считал Фрейд, а в противоречивых взаимоотношениях людей, в разнице их культур. Особую роль играют взаимоотношения с родителями в детстве. Объективная изначальная беспомощность и зависимость ребенка от взрослых осложняется еще и неадекватным воспитанием - запугиванием, недостатком любви, или чрезмерным восхвалением, опекой-подменой. В итоге возникает и фиксируется враждебно-боязливое отношение к миру в целом. Человек становитсяглубинно конфликтным.

В случае конфликта с самой жизнью человек начинает прибегать к трем основным стратегиям: стремится к другим людям, но под психологический зонтик; бежит от людей, желая независимости, но отчуждаясь; идет против людей, агрессивен в поведении [13]. Как видно, здесь много ценного, работы К.Хорни оказали большое влияние на формирование глубинного подхода в науке о духе человека.

«Аналитическая психология» К.Юнга (1875-1961) главное продвижение в глубинном подходе сделала то, что подчеркнула важностьдуховногоаспекта в психике человека. Она открыла действиесамого глубинного слоябессознательногов человеке, который по своей природе никогда не был осознан и не вытеснен. Он не забыт и не инстинктивен, он врожден. Таким слоем в дополнение к индивидуальному-бессознательному является слой функционирования еще и «коллективного-бессознательного». Оно через «архетипы»влияет на общее поведение человека [14]. Задача – распознать, что это за вид архетипа, который схватывается самим человеком лишь с аналитической помощью извне, но исподволь влияет на тенденцию его поведения.

Понимание модели духовного бытия человека при этом меняется. Юнг принимает общий подход Фрейда к психике как к спонтанной психической энергии. Но по Фрейду источником этой энергии является либидо как стремление к жизни. У Юнга же психическая модель преобразуется в духовную модель. И в основании с архетипом, а не с либидо. Модель духовного бытия человека понимается сложнее, как единство разнородных взаимосвязанных систем: Я(Эго), Маска(Персона), Тень, Образ души, Личное-бессознательное с комплексами, Коллективное-бессознательное с архетипами [15]. Всех их должна объединить Самость. Интеграция Самости с Я есть конечная цель психологического развития человека (индивидуации) [16]. Архетипы и коллективное–бессознательное у Юнга многозначны, но все-таки этопреимущественно культурные образования и в итогене мистические фатальные процессы [17].

“Индивидуальная психология”А.Адлера (1870-1937) доказывает, что каждый индивидуум сам формирует свою личность. Мы не беспомощные марионетки в руках внешних чьих-либо сил. Пожалуй, главное его открытие состоит в том, что психика человека движима не столько отражением, сколько “искусной уловкой и собственной конструкцией индивида”[18]. Это конструирование самого себя “компенсирует” свою естественную “несамодостаточность” в бытии.

Логика конструированиячеловеком самого себя, по А.Адлеру, такова. Человек естественнонесамодостаточен. Но он, в отличие от других видов бытия, способен испытывать и понимать свою несамодостаточность, он ищеткомпенсацию. Каким-либо конструированием самого себя он компенсирует неполноту. Однако поиск компенсации для устранения несамодостаточности может выплескиваться через край. И превратиться не только в чувство неуверенности, но даже в“комплекс неполноценности”, либо - не только в чувство уверенности, но и вчувство превосходства. Сами же по себе чувства неполноценности и чувство уверенности не являются ненормальными. Они есть адекватное проявление естественной неполноты и незавершенности человека, и в этой своей роли есть “причина всех улучшений человечества”.

Общая цельдля всех людей есть, считает А.Адлер, и ею является компенсация. Человеку быть адекватным трудно. Поэтому компенсация претендует то на превосходство (которое по сути дела есть тоже форма проявления неадекватности, неполноценности), то превращается в комплекс неполноценности.Целевая детерминация- главная движущая сила человеческого индивида. Цель движет нами целостно. “Любое душевное явление, если оно должно помочь нам понять человека, может быть осмысленно и понятно лишь как движение к цели”[19].

Цель определяет “основные линии жизни”, “стиль жизни”. Цель жизни не всегда осознаваема человеком. У цели есть различные функции: обеспечить самосохранение и чувство общности; придать уверенность и побудить к совершенствованию; заглядывать вперед. Есть в цели и теневая сторона - если стремление к компенсации переходит в превосходство, тем более преувеличенное, то в жизнь привносится враждебность и насилие, отдаление от реальности, избегание настоящей жизни, поиск жизни рядом с жизнью ( в лучшем случае в искусстве, но чаще всего в пиетизме, в неврозе или в преступлении). Образуется жизненная ложь и сваливание ответственности “на судьбу”, за которую не отвечаешь, привносится доминанта “чем хуже одному, тем лучше другому”[20].

Динамика к окончательной компенсацииобнаруживается и у здоровых людей и у больных. Разница у невротика – в более сильной «защитной тенденции» и в том, что его цель всегда «находится на бесполезной стороне жизни»[21]. Разница и в средствах достижения цели. Здоровые выбирают сами и конструируют «чувство общности», «кооперацию и сотрудничество» и такие «жизненные задачи», как работу, дружбу и любовь, а не стремление к личному превосходству, свойственному невротику.

Если человек сотрудничает с людьми, он никогда не станет невротиком,полагал А.Адлер. Человек чаще всего сам делает себя невротиком. Но в детстве этому могут способствовать “препятствия росту” – органическая неполноценность, избалованность (подмена; когда другие все делали за него), отверженность (когда недолюбили и не хватило кооперации в доме). Так что “индивидуальная психология” А.Адлера несводима к открытию лишь “комплекса неполноценности”. Это весьма полное ценное направление. Оно оказало влияние на формирование следующей неоклассической стадии – “гуманистической психологии и философии человека”. Но прежде всего изменилось направление “клинической психологии”.

“Клиническая психология” под влиянием глубинной стратегии в понимании человеческого духа претерпела особо парадигмальное изменение. До глубинной стадии врачам приходилось довольствоваться малозначащими общими понятиями, типа “нервозность”, “беспокойство”, “перегрузки”. Все это лежало на поверхности. Психологические предписания были столь банальными, вроде “не нервничайте”, “расслабтесь”, “не обращайте внимания на эти пустяки”. Глубинная психология совершила буквально переворот в клинической психологии,в помощи людям.Особое внимание претерпела теория и практика лечения неврозов.

Психоанализ Фрейда дал ряд принципиальных методов психотерапии, фактически создал, наконец, новый вид лечения - психотерапию. Из методов – это применение гипноза как осмысленного и саногенного метода проникновения в бессознательное духа человека; метод свободной ассоциации; проективные методы; применение глубинных тестов; метод личностных опросников и т.д. Появился новый вид врачей – психотерапевты и психоаналитики. Стали лечить именно психические явления, помогать жить психологически комфортно и здоровым людям в этом сложном мире [22].

Сегодня иногда говорят, что психоанализ как помощь и “излечение через осознание – это утопия. Но совсем не утопичным является шанс, который психоаналитик дает человеку, осознать и изменить инициирующие болезнь реалии”[23]. (Нелишне привести факты, что у нас (на 1999 год) всего

2 тыс. дипломированных психотерапевтов и 15 тыс. психиатров, и единицы квалифицированных психоаналитиков. Всего 17 тыс. Для сравнения, в США таких специалистов в системе зравоохранения 375 тыс. В то же время, в России 300 тыс магов, колдунов, экстрасенсов и т.п. [24]).

Психоаналитический метод свободной ассоциациивпервые позволил четко изучать причинные связи именно психических явлений. Ибо он пролил свет на подсознательные звенья духа, не принимавшиеся до тех пор во внимание. Свободная ассоциация дала возможность не только выводить неосознаваемые мотивы из подсознания в сознательную сферу духа, но и затем реконструировать неосознаваемые фиксации. Стало возможно за ними наблюдать – что же шального наконструировала именно духовная реальность человека (а не взаимодействие духа с физиологией и со средой). Какие наконструировала, например, симулякры, фантазмы, идеологемы, различные мутанты самого человеческого духа,его собственной креативности и больше ничьей. Появилась, далее, возможность «рассасывать» их через сознательную рационализацию и другие виды самопомощи и защиты ( о которых пойдет речь в главе 4). Травмогенный, но ранее неосознаваемый конфликт, «вытащенный» в сознание с помощью психоаналитика, теперь вновь переживается человеком, но в ослабленной форме, достижимой для рационального анализа духа самого человека.

В психодиагностике возникают первые проективные техники – методыпсиходиагностики глубинных личностных структур, основанные на принципе проекции Фрейда, такие как метод свободных ассоциаций Юнга и тест Роршаха.

Под влиянием глубинных идей, методологии и методов образуются целые новые научно-саногенные поднаправления. Так, из понятия «стресс», введенного Г.Селье, образуется так называемая «психология стресса»[25]. Из отдельных понятий о психологической самозащите Фрейда и других появляется на наших глазах молодая наука “психология защиты”[26]. На крупном философско-методологическом уровне постепенно преодолевается кризис в клинической психиатрии [27]. В корне пересматривается в гуманистическом направлении вся «психосоматическая проблема»[28]. В психотерапии появляется и заявило себя парадигмально новое направление – “логотерапия”[29]. Все эти подвижки в клинической психологии в свою очередь сами внесли вклад в разработку общей философии и психологии духа человеческого существа. В углубленное понимание духовной реальности человека внесла значительный научный вклад также и “психология установки”.

“Теория установки”разрабатывалась в нескольких направлениях. Но наиболее значительный общепсихологический вклад сделан школой Д.Н.Узнадзе (1886-1950). Здесь было сделано открытие. Его суть состоит в том, что традиционная психология, будучи преимущественно рефлекторной, исходила из “постулата непосредственности”. Она видела главным образом готовый идеальный образ, даваемый средой - непосредственное и прямое действие внешней среды, окружающих условий (стимулов) на сознание, - не принимая всерьез спонтанную работу самого сознания, не говоря уже о том, что не принимала во внимание действие неосознаваемого.

Психология установки открыла опосредствующее активное звено – в виде установки. Узнадзе в советское время был одним из редких ученых, который не только был согласен с Фрейдом в том, что сознание не исчерпывает всей духовной реальности человека. Он создал собственную теорию соотношения сознания и неосознаваемого, разработав такую функциональную единицу бессознательного, как установку.

Установка – это такая часть психической реальности, которая помимо физической и психической реальности, существует и действует в виде особой связующей и активной реальности; она занимается выработкой такого идеального продукта как интенциональность, предшествование восприятию и предрасположенность влияния физической реальности на психическую и психической на психическую [30]. Эта “пограничная” реальность существует в виде целостногопрослоечного состояния психики, в которое входит и сознательное и бессознательное, когнитивное и некогнитивное. Это состояние и расслаивает и соединяет (активно опосредствует) внешнее и внутреннее, внутреннее и внутреннее. Оно возникает и развивается не только по законам отражения, а и по своим спонтанным законам и порождаетсвои действияпо восприятию ситуации и реагированию на нее предрасположенным образом.

Открытие установки внесло свой вклад в изменение представлений на природу духовной реальности. В частности, внесло свою часть доказательств в ее не только отражательную, но и спонтанную конструирующую природу. Кроме того, теория установки нашла свое широкое практическое применение. Она продвинула вперед разработку социологической концепции установки, теорию “ценностных ориентаций”, гуманистическую сторону всей науки о духовной реальности человека, чего так не хватало традиционной классической психологии и философии человека.

Глубинный подход пошел “вглубь” не только в бессознательное, но и в“вглубь”всамом сознании.Особо досконально наука о духе стала изучать информационно-познавательные свойства сознания. Так возникает “когнитивная психология”.

“Когнитивная психологтя”. Дело в том, что рассмотренные выше концепции глубинной психологии разрабатывали больше так называемые “нижние” этажи духа человека, а “верхние” этажи оказались несколько подзабытыми. Особенно в тени осталась роль мышления в детерминации поведения человека. Кроме того, в начале 1960-х годов, в связи с нашими успехами тогда особенно в естественно-научном и инженерно-техническом образовании, в связи с полетами в космос наших первых спутников, американское образование и необихевиоризм почувствовали отставание интеллектуального развития страны. Как уже говорилось, так была введена на государственном уровне знаменитая программа “Мерит”(заслуженный) и возникла альтернатива бихевиоризму в виде когнитивной психологии. Этому направлению способствовало и бурное развитие кибернетики, информатики, математического программирования. Эра бихевиоризма и необихевиоризма - недооценки сознания и принижения роли мышления в детерминации поведения человеческого существа - перешла в эру бурного их изучения и развития. Причем, теперь в единстве с успехами, достигнутыми к этому времени всех некогнитивных (рассмотренных выше) направлений наук о духе человека.

Когнитивное направление больше всего интересует уже, как устроеносознание человеческого существа, особенно его системазнаний.Причем “познание человеком окружающего мира…рассматривается как активный процесс, необходимым компонентом которого являются психологические средства, формирующиеся в процессе обучения,…включая обучение самой жизнью”[31]. Главным здесь являетсяинформационный подход, можно сказать информационная детерминация.Как человек воспринимает, перерабатывает, хранит информацию о мире и самом себе, каким образом он ее использует при принятии решений и в повседневном поведении? Когнитивные процессы в человеческом духе в данном направлении вычленяются и намеренно являются аналогом программы вычислительной машины. И наоборот, программа вычислительной машины в меру возможного уподобляется живому когнитивному процессу в духе человека.

Уподобление мышления живого человека программным языкам высокого уровня для ЭВМ и технологии программирования оказалось в известном аспекте не только вредным, но и полезным. Теория отражения и здесь стала вынужденно дополняться теорией конструирования(спонтанности, самопорождения, самоорганизации). Проявилась такая закономерность, что одни и те же исходные данные, введенные в машину, порождают разные результаты в процессе их обработки, что зависит от того, по какой программе работает машина. В рамках информационного подхода разрабатываются уже некоторыетонкостипознания - модели ужемикроструктурывосприятия, внимания, кратковременной памяти, протекающие в основном в миллисекундном диапазоне времени.

С годами, конечно, обнаружилась и ограниченность информационного подхода, и механистичность, бездушность самой когнитивной психологии. Особенно при анализе структуры человеческого интеллекта, мышления, долговременной памяти, при анализе речевой деятельности. А тут еще открылось, что “мешают” ценностные параметры, “решают” оказывается экзистенциальные свойства духа, “вклинивается” целая сфера неосознаваемого в духе человека. Тем не менее стало ясно, что у организма человека имеется множество связанных друг с другом в динамическую систему “схем”.

“Схема” – это основное понятие когнитивной психологии. Оно пришло вместе с идеями кибернетики и информатики. “Схема” представляет собой имеющиеся в голове человека план сбора и программу переработки информации об объектах и событиях, воспринимаемых органами чувств. Эти “схемы” по своей структуре и способу функционирования мало зависят от источников и характера информации..Восприятие, память, мышление и другие познавательные процессы определяются примерно также, как устройство организма генотипом. Когнитивные схемы складываются в индивидуальном опыте человеческого существа, но отчасти являются врожденными. Они-то и позволяют не каким попало, а определенным образом воспринимать, перерабатывать и хранить информацию о прошлом, настоящем и вероятном будущем.

Как рождается в духовной реальности человека, например, когнитивная научная мысль и как она как реальность, соотносится с объективнойреальностью?Мы приведем пример детерминационной цепочки “психической причинности”, выявленной Г.Башляром [32]. Мысль, скажем, о микрочастице “вовсе не опирается нареалистическое ядропонятие электрона”, а скорее на ту духовную атмосферу, которая его окружает, - говорит он. Подготавливая свои эксперименты, физика начинает, конечно, с реальности здравого смысла. Физикназываетсвои инструменты так же, как называет стол. Однако после того, какпробуждается мышление, все резко меняется. То, что производится инструментально (электрон, поле, поток и т.д.), теперь рассматривается теоретическим мышлением как логический субъект (!) (то естьконструкт, который начинает действовать), а не субстанционально. Если же какие-то субстанциональные остатки остаются, то они должны быть устранены. Этот стойкий реализм постоянно воспроизводится и постоянно приходится, по Башляру, “отрубать ему голову”, что является одной из самых характерных черт человеческого мышления.

При этом изменяется статус реального, образуется уже новая реальность. Так“мысль создает опору длясвоего движения”. Именно здесь, в это короткое мгновение открытия и можно уловить решающую перемену в научной мысли. Реконструируя эти драгоценные мгновения в процессе преподавания, мы формируем научный дух в его динамике, диалектике и детерминизме. Здесь образуются резкие противоречия в опыте, возникают сомнения в очевидности аксиом. Формы априорного синтеза стремятся раздвоить реальное, здесь происходят тонкие повороты мысли,дух пробивается к объективной реальности[33]. Когнитивистика дополнилась “генетическим” направлением.

“Генетическая психология”Ж.Пиаже (1896-1980) усилила в когнитивистике исследование происхождения и развития интеллекта человеческого существа, превратившись в одно из самостоятельных направлений стадии глубинного подхода в психологии. Но данное направление связало себя с изучением возникновения человеческого интеллектане на животных, как это делала традиционная психология, а с изучением психического развития ребенка, его интеллекта. При этом широкое применение нашли понятия эпистемологии, логики и математики. Само интеллектуальное становление представлено в виде учения о развитии логического мышления у детей с рождения до юношеского возраста [34].

Генетическая психология и эпистемология специализируются не на всей духовной реальности человека, а на психологии знания. Ее продвижение вперед состоит в том, что появление знания у человека объясняется не рефлекторным путем (дается), а путем как раз конструирования и размышления в самом интеллекте, благодаря чему шаг за шагом вместе возникаетболее точное определение структуры реальности [35]. Кроме того, Ж.Пиаже также усилил тенденцию проникновения в науку о духе человека не способа метафизического противопоставления, а постоянного взаимодействия рационального и сенсуального, теоретического и эмпирического, духовного и материального, макро- и микро- генетического.

Учитывая и когнитивистику, и в частности, ассимилируя идеи генетической психологии, с 1980-х годов начался процесс перестройки нашей отечественной общепсихологической науки, ее постепенная интеграция в мировое общепсихологическое знание. В науке о когнитивной грани бытия духа человека складывается еще одно интересное современное направление – такое как лингвистическая психология и философия.

“Лингвистическая психология”базируется на языковой детерминации. Нельзя сказать, что традиционная психология и философия не видели значения языка. Видели, но разрабатывали лишь его репрезентативную и отражательную роль. И она в нем действительно есть. Лингвистическая же психология в лице Ф.де Соссюра, Ж.Лакана, Э.Сепира и Б.Уорфа, Ж.Деррида, С.Лэша, Дж.Сёрля, Дж.Куллера и других пошла значительно дальше, разрабатывая в языке с помощью глубинного анализаконструирующую роль языка в бытиидуха и в конструировании бытия. Лингвистическая психология и философия сделала своего рода открытие. Его сущность в том, что структуры языка ( речи, знака, символа, письма, текста) сами детерминируют – обусловливают и даже причиняют – восприятие мира и мышление человека и человечества [36].

Детерминационный импульс заключается в том, что языковые нормы и навыки бессознательно определяют картины мира у носителей определенного языка, языков, письма, текстов. А грамматический строй языка навязывает способ различения и описания окружающей действительности. Причем, до такой степени, что, по мнению Ж.Дерриды, например, “фонетизация письма начинает захватывать мир культуры”, затягивает в “логоцентрическую эпоху” и нуждается в смягчении “логоцентризма”[37].

С этой целью лингвистическое направление радикализирует фрейдизм. К середине ХХ века психоаналитическая теория как критическая и вызывающая, по их мнению, начинает оскудевать. Ответом на это явилась новая волна радикализации фрейдизма, предпринятая особенно французской школой. В частности, у Лакана психоанализ предстал как творческая авантюра. Бессознательное видится им как нечто абсолютно иное, непознаваемое и нередуцируемое к категориям сознания, как это было у Фрейда. Для этого Лакан уподобил структуру бессознательного языковой структуре и сделал главной опорой психоанализа не биологию с медициной, а лингвистику и другие гуматитарные науки [38].

Благодаря этому, лингвистическая психология позволяет человеку совершать, по терминологии Бодрийяра, “взрыв внутрь”[39]. Она полагает, что можно добиться “замены всей системы ценностей, выраженной в классической оппозиции” с ее опасным логоцентризмом, приведшим человечество к черте самоуничтожения и самовырождения [40]. Что касается сверхзадачи, то попытка радикализации фрейдизма была культурной борьбой с хаосом, “наведением плана на хаос”[41]. Если без преувеличений, то, конечно же, с помощью лингвистической психологии и эпистемологии в культуре можно выйти к более глубокому пониманию бытия и его значительному благородному переконструированию.

Итак, подведем итоги, в чем же заключается глубинность неклассической стадии развития науки о духе человека?

Глубинная психология и философия духа человека в отличие от традиционной классической обращается к гораздо более отдаленным слоямдуховной реальности человеческого существа, к более отдаленнымвременампредпосылок ее формирования, к более отдаленнымдетерминациямивлияниям на этот процесс, к более отдаленным, глубокимзначениям, к более скрытымфункциям, к более глубоким слоям познания, к более глубокимсостояниям, к более разнообразнымформам проявления. Требуется продолжение этой работы, практически существует ее детальная программа. Глубинная психология это уже психология особого рода. Здесьпроизошласмена целостного видения духовной реальности человека, основанной на более тонкой, но реальной специфической детерминации – гормической детерминации.

Главное изменение произошло в том, что она стала стала не психологией сознания, а психологией осознаваемой и неосознаваемой сфер целостного духа человека. Традиционная психология до сих пор наивно полагает будто в декартовском духе “Я мыслю, следовательно существую” сознание позволяет быть полным хозяином в собственном доме субъективности, да еще без особых проблем. Глубинная психология открыла, чтосубъективность человека гораздообъективнее.Наша субъективность зависит еще и от динамики безличных влечений, она не всегда имеет так называемый центр и потомумы не всегдахозяева в собственной субъективности, наше “Я” имеет более гетерогенныеоснования,посторонние к нашей субъективности в нашей же субъективности.

Главным новшеством Фрейда, как справедливо считает Лакан, явилось введение в психологию понятия энергетики. Это хорошо дополнило традиционную психологию, которая этого не видела вовсе, которая была больше когнитивна, видела сам дух, сводимый к сознанию, внеэргитивным. А энергитивное находится больше в бессознательном. Хотя нельзя сказать, что прежняя психология не видела бессознательных процессов духа. Если и видела, то поскольку она была в основном когнитивистской и пренебрегая ихзначением, она пренебрегла и энергетической стороной духа человека, полагая ее от лукавого. А когда эти процессы пытались учитывать, то учитывались в лучшем случае ихотрицательныепроявления и последствия – эмоции и аффекты, которые мешают мыслить, видоизменяют поступки человека, а то и мешают жить. Считалось, что бессознательное можно уловить лишь по тем деформациям, которое оно вызывает.

Глубинная же психология учла бессознательные процессы как закономерные, какпитающиемыслительные процессы источником энергии, как связанные с ними случайно посредством слов (оговорок) и невербальным образом (непроизвольными движениями), как то, что может нарушать работу мысли и порождатьпарадигизмы.Но, подчеркнем, глубинной психологией замеченаи своя позитивностьбессознательного, которая еще плохо разработана. Ведьбессознательное есть еще и определенный способ решения проблем, поскольку бессознательное есть “носитель собственного смысла”[41].

Глубинная психология имеет дело с психикой, во-первых, уже как с объективной реальностью, хотя она у субъекта, во-вторых, с другой реальностью – больше с духовной реальностью. Для традиционной психологии духовная реальность не была духовной, а была психической реальностью, точнее – ее частью (образ лишь как отраженное). А психическая реальность не признавалась обладающей собственной данностью, потому что в ней виделся эпифеномен– совокупность некоторых психическихфункций, которые к тому же являются в итогеотражениемвнешней реальности.

Иначе говоря, традиционная психология фактически изучала не психическую реальность, а ту же внешнюю реальность, но копируемую, фотографируемую, отражаемую нашим сознанием. Здесь продолжала действовать механическая логика: нет отражаемого без отражающего и т.д. Все это объясняло лишь один из аспектов бытийности духа человека, но не его сущность, стихию бытия духачеловека. Не случайно традиционная психология была далека от жизни, отживогочеловека, а потому как предмет, к сожалению,чаще всего нелюбима [43]. Традиционная психология изучает чаще всего лишь “события”, то есть отраженное и не понимает, что такое, например, “фантазмы”, “кажется” человека как собственно психически-духовную данность, как объективную реальность - хотя и нематериальную и возможно вздорную.

Глубинная же психология идет дальше, глубже и сущностнее: она изучает и “события”, но вместе с любыми “накрученными” вокруг них еще духом человека различными “кажется”. Иначе говоря, она изучает отображаемое, но как сконструированный образ, вместе с созерцаемым и со сконструированным самим же духом человека. Сконструированное духом чаще всего неизвестно каким образом и зачем, но – сконструированное, то есть без чего человеческое существо не может существовать в качестве человека. Оно просто “умрет”(начинает деградировать, томиться, искать лже-компенсаций, хорошо, если безобидных) без такого способа самоосуществления, без именно такого конструирующего способа компенсации своей природной несамодостаточности.

Фантазмы, парадигизмы, симулякры, артефакты, виртуальные реальности – то есть различные конструкты вообще неподвластны традиционной психологии и стали в какой-то мере подвластны глубинной психологии. В лице Фрейда наука впервые заинтересовалась обстоятельно тем, чем раньше интересовались “поэты, фантазеры, мистики” (С.Л.Франк) – областью грез, сновидений, игры воображения. Глубинная психология открыла в человеке мир иррациональных, потенциально бесконечных сил, попытавшись выразить их в привычных категориях рационального опыта.

Своеобразие глубинной психологии в отличие от традиционной состоит еще в том, как подчеркивает И.Брес, что “речь идет именно о независимой реальности, энергитически обеспечивающей выполнение всех функций под эгидой принципа удовольствия и в отрыве от внешней реальности”[44]. В глубинной психологии дух в человеке рассмотрен как объективная реальность, обладающая своим бытием, а не выполняющая только роль средства, как это было в традиционной психологии сознания.

В глубинной психологии произошел поворот к жизни, к душевной практике, причем без демагогии и деклараций о заботе человека. Здесь изучаются жизненные проявления живого человека, самого духа, а не априорные предвзятые схемы под видом объективного подхода, не умершвленного человека, не психики животных, приписываемой человеческому существу. Человек здесь рассматривается в науке не умным животным, не искусным ретранслятором, не сложной машиной, не уникальной марионеткой. Глубинная психология не подражает естественным наукам, а впервые создает настоящую науку именно о психике человека и закладывает основы науки о духовной реальности человека, включается в порядок герменевтики, эстетики, философии.

Резюме.Таким образом, глубинная психология почти преодолела кризис общей психологии и сегодня мировая психология процветает. Однако это не значит, что наука о духе человека стала законченной, всемогущей и всеобъясняющей, единой для всех времен. Не случайно, как показал Э.Фромм, судьба особенно психоанализа в США, да и в Европе, совпала с судьбой марксизма в Советской России [45]. Как оказалось, в глубинной психологии все-таки был недостаточен гуманистический компонент. Он начал восполняться в следующей стадии развития понимания духа человеческого существа.

Особенностью всех догуманистических подходов является то, что онибазируются на том или ином “дочеловеческом” типе детерминизма. И дело сводится у них не к человеческому развитию и счастью, а в конечном счете лишь к выживанию, к адаптации биологической, по их мнению, к адаптации природы человека к жизни в обществе. Тут не до самого человека, коль он средство; и даже для самого себя. И только направления гуманистической методологии по-настоящему пекутся о человеке как о нем самом. Поэтому в странах, где исходят практически из такого мировоззрения и из такой методологии, у них успешнее все и получается.

Стадия “гуманистической психологии”.

Пятая стадия развития науки о духовной реальности человека может быть названа “гуманистической психологией”. Гуманистическая стадия также не рассматривалась качественно самостоятельной стадией. Некоторыми авторами она видится как одно из частных направлений общей или глубинной психологии [46]. Это верно, но лишь в парадигме нашей отечественной психологии, которая еще только начинает переходить к стадии глубинной и ей не до стадии гуманистической. В общемировой же психологии гуманистическая стадия имеет свою сущность, направления и главное –принципиально инойподход к человеку и его духовной реальности.

В конце ХХ века наука о духовной реальности человека окончательно повернулась в сторону человека. В чем радикальная разница? Если раньше человек рассматривался как средство (вещь, орудие, функция, фактор и т.п.), то теперь “устанавливается презумпция” человека как цели и самоценности. Так образовалась новая самостоятельная стадия, которую называют гуманистической психологией. Первопроходческими работами, заложившими краеугольный камень в новейшее понимание духа человека, были работы К.Юнга, Э.Фромма. Основными же разработчиками были В.Франкл, К.Роджерс, А.Маслоу, Р.Ассаджоли, С.Гроф и другие.

Гуманистическую стадию можно отнести к неоклассицизмув науке о духе человека. Основная сущность неоклассицизма –синергитическое видение мироздания и возврат к человеку как уникальному существу в этоммироздании, поворот к его духовности, но на новом витке спирали, вбирая все ценное и учитывая все понятые сегодня недостатки, как в классическом традиционном мировоззрении и рационалистической психологии, так и в неклассическом и глубинной психологии. Истоки этих гуманистических идей – в философских традициях гуманистов Возрождения и Просвещения, немецкого романтизма, философии Фейербаха, Ницше, Гуссерля, Толстого, Достоевского, в современном экзистенциализме, в некоторых восточных философских системах.

Гуманистическая стадия развития психологии и философии духа человека – это принципиально новый подход. Она пошла дальше и традиционной и глубинной стадии. Она критикует традиционную за механистичность подхода к психике человека, за взгляд на человека в конечном счете как на животное или вещь, или машину, или марионетку, за рассмотрение человеческого поведения причинно зависимым от внешней среды, внешних стимулов, продолжая разрабатывать собственно человеческую сущность человека, социально-культурную сторону существования человеческого существа.

Признавая заслуги и глубинной психологии, гуманистическая преодолевает и ее недостаточность – недооценку тоже специфических для человека высших побуждений кчеловеческомусуществованию, еще и в третьем собственно человеческом -духовном измерении. Гуманистическая психология открыла и доказала, что преимущественным типом детерминациичеловекав качествечеловекаявляется такой, который можно назватьэкзистенциальным типом детерминации.

Экзистенциальная детерминация означает побуждаемость не только “низшими” мотивами и стимулами и то по-человечески, но также объективно и “высшими” – жизнесмыслообразующими детерминациями, внутренними и внешними. Главное и исходное здесь – правильно понять природу человека в мироздании, не перепутать его с кем-нибудь, с чем-нибудь. Как мудро подчеркивает В.Франкл, если мы “дадим” человеку неверное понятие о его природе, мы можем его испортить [47].

Что такое человек как человек?Чего недопонимала традиционная рационалистическая и глубинная психология и философия, так это то:

• что человек есть уникальное существо бытия; это никакое не живот-

ное; человек – это персона, его не поймешь с позиции землянина, а лишь с позиции бесконечности бытия;

• что человек – это конструирующее существо, движимое прежде всего

смыслом жизни, осознанно и неосознанно, а не инстинктами и внешней средой;

• что человек – это существо, имеющее дух (сознание, неосознаваемое и

душу), а не что-то одно из них и в конечном счете существо, решающее за себя сам; лишь он обладает реальной свободой (как самопричинностью) от внешней детерминации и инстинктов в самом себе, благодаря смыслам и ценностям, которыми он в итоге руководствуется в своем выборе и действиях; больше никто этим не обладает;

• что человек - это аристократическое существо ( от греч. аристос –

совершенствуюшийся), неутолимо стремящееся к самореализации, к какому-то совершенству, пусть даже ложному; отсюда он не может жить в качестве человека вне культуры, без нее он томится, нервничает, реализует свою конструирующую сущность через разрушение и саморазрушение;

• что человек постоянно куда-то растет, а потому переживает духовные

кризисы, которые неправомерно смешивать с болезнью духа, которые нуждаются в ненавязываемой помощи, не в подмене самого человека;

- что человек – это не репрессивно-безответственная, а гуманистическая ответственная педагогика; это индирективная (не диктуемая) психотерапия и логотерапия, это социально-психологически-духовный тренинг, а не давление.

Возможно, с точки зрения новизны идей, исторически здесь мало, что нового, но зато эти идеи о человеке как об уникальном – надприродном, духовном, конструирующем, аристократическом, культурном , имеющем душу - существе, были взяты за основу сразу рядом направлений и школ. Причем на уровне фундаментальной теоретической и прикладной их разработки, воедино с практическим воплощением их в жизнь. Так что и в самих новогуманистических идеях и в их претворении в практику в массовом государственном порядке в развитых странах и состоит неоклассический поворотгуманистической стадии науки о духе человека.

Основными направлениямигуманистического подхода в понимании духовной реальности человека являются:

• направление гуманистического психоанализа;

• экзистенциально-аналитический анализ;

• психология самосовершенствования;

• трансперсональная психология.

Коренной поворот от глубинной к гуманистической науке о духе человека

был начат Э.Фроммом (1900-1980). Совокупность его взглядов получила название “гуманистический психоанализ”. Гуманизм его взглядов перешел рубеж предмета психологии и состоял в том, что он заложил основуиной философской тенденциивидения сущности человека. В человеке он увиделуникальноесущество. А его уникальность – в егодуховной сущности. Он один из первых понял, что человек - это не психологическая машина для переработки биологического и социального материала. Это самое главное, что можно поставить в заслугу именно данному направлению и в особенности Э.Фромму. Этот поворот к духовной сущности человека был подхвачен другими учеными.

Э.Фромм критически отнесся как к биоцентристской, так и к социоцентристской позициям во взгляде на исходную сущность человека и подошел к человеку с точки зрения его всеобщегосуществования в мироздании, причемреальногосуществования, которое всегда человеком как-топереживается.Он не побоялся упреков ни антропологического релятивизма, ни антропологического абсолютизма и сам не повторил их в ином виде. Он считает, что у человека есть существенные качества, которые эволюционны, историчны, топологичны, но есть и его константное качествокак человеческого вида, качество, которое можно считатьлишь человеческим, сохраняющимся неким ядром именно человеческого существа. Его называют еще природой человека. Сам сущностный, а не нормативный подход, не нов, но важно здесь новое объяснение этого ядра человека.

Уникальность сущности человека, по Фромму, в том, что он находится между природой и культурой, он есть причуда бытия, он находится “ни здесь, ни там”[48]. Имея природное, человек не часть природы, не “мыслящий тростник”, не животное (хотя и разумное, интеллектуальное, политическое, общественное и т.п., но не животное). Человеческое начинается как раз там, где кончается природное.

Уникальность человеческого существа также в том, что он единственное существо, которое угораздило иметь духовнуюсущность ипереживатьэту свою промежуточность. Человек казалось бы оснащен инстинктами и интеллектом, которые позволяют достичь непосредственно практических целей, гарантированного выживания, развивать свой язык и инструменты выживания – производить. Что еще нужно? Однако уникальность человека состоит также в том, что онобладает“лишним”,”ненужным” (для выживания) - духовным свойством, а потому оннуждаетсяв “лишнем”, “ненужном” (для выживания и адаптации) –в культуре. Этого существенного свойства нет у животного.

Переживая свою незавершенность, неготовность жить лишьв природе - в “первом доме бытия”, он путем производства и познания создает себе “второй дом бытия”. Казалось бы все – ты выжил, адаптировался - остановись. Но человек постоянно переживает желаниестать каким-то более совершенным(“аристос”- по греч. совершенствующийся) существом,хотя бы в чем-то, по своей доморощенной мерке. И более или менее успокаивается, когда сконструирует “третий дом бытия”- культуру.

Человек конструируеткультуру.Культура – есть третий дом бытия человека. Он конструирует (прибавляет к бытию) то, чего никогда не было, не бывает в эволюции и не будет вне самого человека, рассчитывая в культуре как “третьем доме бытия” на очеловечивание себя. И ему немало удается. Он конструирует культуру из себя, для себя, под себя,он способен жить не томясь хотя бы вкакой-нибудь, но культуре,то есть в специфическом доме. Готовый природный дом (IДом бытия) и даже созданный производством утилитарный дом бытия (IIДом бытия) емукак человеку, увы, не подходит.

Но человек по ходу конструирования себе необходимого человечьего дома - культуры как IIIДома бытия - почему-то конструирует и совсем ненужное, даже вредное для него как вида. Почему? Это не совсем ясно и требует изучения. Однако он устроен так, что не может остановить эту свою конструирующую сущность, ибо тогда перестает быть и перестанет быть человеком. Он конструирует культуру, которая переконструирует его самого и еще неизвестно, куда это его приведет и каким боком ему это обойдется.

. Человек осознает все это, несмотря на определенную иррациональность. Имея свой конструирующий разум, человек “впервые является жизнью, которая осознает самое себя, трансцендирует всю остальную жизнь”, он “осознает самого себя, свое прошлое, и свое будущее, которое есть смерть”[49]. Он единственное существо, которое знает, что у него есть егожизнь и в итогеегосмерть. Он единственный, кто знает о своей личной смерти. Онпереживаетвсе это, включая переживание своего переживания. Переживает осознанно и чаще всего неосознаваемо как фон.

Уникальность ситуации, в которой вообще оказался человеческий вид, состоит в том, что главные страсти человека возникают, по мнению Фромма, вот из этого всеобщегоуникального существования. Всеобщего – здесь означает, что человек есть не одна из форм бытия, а “точка схождения всех бытийных горизонтов”[50], что изолированный анализ только психического или только социального или только биологического не позволяет понять собственно человеческое в человеке. Человек не сын и не дочь природы, и не совокупность общественных отношений, как полагали многие мыслители, хотя все это имеет к нему отношение. Он - иное. Живя в мироздании, он в нем своего рода “инопланетянин”. Он принадлежит к двум дополняющим или конфликтующим (кому как удается) между собой мирам: он является и телом и душой, так сказать ни ангел, ни зверь, он пленник природы и одновременно свободное существо в своем мышлении, в своей возможности принять за себярешение.Эта двуединость в человеке требует своего разрешения. Он ищет всякий разрешения, чтобы почувствовать себяв мире, как дома,достичь гармонии, почувствовать единство с миром. И это немало ему удается.

Уникальность человека, таким образом, состоит в том, что он есть единственное существо, для которого егосуществование, собственное существованиекаждогоиз насв качестве человека, являетсяпроблемой. И он умеет, в принципе способен ее решать. Толькокаждомунадо решать, что может сделать человек, чтобы справиться с этой своей кентавричностью, незавершенностью, неготовностью жить в этом вечном мироздании (не бог и не зверь), которая придана его существованию. Каждый из нас зажатальтернативойчеловека: он может выбирать между двумя возможностями – идти “назад” или двигаться “вперед”.

А может быть никуда не идти? А не идти не может – не дает в нем его духовная, конструирующая, аристократическая, культурная сущность. Сама альтернатива человека это не посторонняя альтернатива, а его собственная, которая требуетегожерешения: куда двигаться, зачем жить, как справиться со скукой, а надо ли все это, коль будущее у меня все равно смерть и так ли это, и т.д.

Причем сама альтернатива требуетрешения. И решение может быть только прогрессивным или регрессивным.Но не никаким. И, подчеркнем еще раз, решение обречен принимать лично сам человек. Если никаким - человека настигает скука, экзистенциальный вакуум - тяжелейшее явление. Если прогрессивное – оно обладает тяжестью и как прийти к нему, и принять его, и тяжестью выполнения и ответственности за него. Регрессивное же обладает архаичностью. Возвратом к до-человеческому состоянию, к злу, к уничтожению в человеке специфически человеческого: разума, любви, свободы, совести. И это альтернативное решение приходится принимать всякий раз человекуконкретно.

Абстрактные решения важны, но это - идеи, планы, фантазии, они имеют мало общего с действительностью до тех пор, пока не будет принято настоящее решение.Как конкретно показывает Фромм, “настоящее решение он принимает лишь в этот момент, когда перед ним лежит сигарета и он должен решить, будет он курить эту сигарету или нет, позже он должен решить это в отношении другой сигареты и т.д. Это всегда конкретный акт, требующий решения. В каждой из этих ситуаций вопрос звучит так: свободен он не курить или не свободен?”[51].

Итак, гуманизм его теории проявляет себя в подходе к человеку именно как к человеку, а не как к замаскированному животному, марионетке, невротику, роботу или демиургу. Гуманизм этотреальный, он состоит в понимании человекакак самоценности бытия, всочувствиичеловеку и впомощи самоосмысленияэтой запутанной ситуации. Чтобы он смог точнее принимать человечески разумное, а не иррациональное решение, ибо лишь человек склонен идти вперед и назад, только он склонен к добру и злу, ибо когда обе склонности находятся в равновесии, только он свободен выбирать, так как лишь человек может осознатьсвоюситуацию и способен ксерьезнымусилиям. Специфически только человеческой является и способность нестиответственностьза последствия своих свободных действий.

Фромм хорошо уточняет понятие “ответственность”. Ответственность – не в смысле наказания, вины, греха, при которых получается так, что мое несправедливое действие отслоилось от меня, его сделал как бы уже не я, а другой во мне, “грешник”, “злой дух”. В такой прегоминидной ответственности получается лишь печаль, презрение в самом себе ипренебрежение жизнью. Человеческая ответственность – вещь вдвойне конструирующая: ответственность в смысле осознания, что это я совершил несправедливость, а не кто-то во мне ив противовесэтому яделаю праведное дело, а не просто печалюсь и начинаю пренебрегать жизнью [52].

Доминанта философской рефлексии Фромма – напряженное постижение сущности человека, и как человеку стать человеком и удержаться человеком. Дополняя или исправляя попытки раскрытия этой тайны,осуществленные Фейербахом, Марксом, Фрейдом и другими мыслителями, он постоянно пытается определить кардинальные свойства человеческого индивида и ответить на вопрос: человек – бог или чудовище? В его исследованиях человек открывается богоподобным и чудовищем, пророком и глупцом, героем и злодеем, воителем и беглецом, жизнелюбом и убийцей. При описании человеческих страстей он добивается при этом высокой степени индивидуальности, рельефности. Возникают типы биофила, нарцисса, некрофила, а также социальные типы конформиста, садиста и т.д. Кодом же его работ являются поиски путей к “обновлению”, “возрождению”, “самовыявлению” и “самореализации”. Гуманистическую тенденцию глубже всего, как мы понимаем, разработало другое направление, в основании которого лежат работы В.Франкла.

Философию и психологию В.Франкла (р.1905) можно условно назвать гуманистическим направлением “экзистенциально-аналитического анализа”.Среди уникальных особенностей и движущих сил человеческого существа здесь выделяется осознаниесмысла жизни. Было сделано открытие, состоящее в том, что человек может нормально жить (не психуя и не томясь) тогда, когда он имеет, не потерял смысл жизни и может реализовать его. Отсюда цель самого этого человека и референтного человека – помочь себе или другому, утратившему смысл жизни, обрестиегосмысл жизни. Главные средства обретения смысла жизни – искусное активное включение самого человека в многообразный поток бытия, выведение из аута реальности и второе крупное – с помощью экзистенциальной логотерапии.

Хотя это направление называют гуманистической психологией, но это не совсем так. Это не только психология, а целое новое гуманистическое неоклассическое видение бытия и бытия человека – это иные базисныепосылки, иное мировоззрение, и психология, и педагогика. Особенно в работах В.Франкла “Доктор и душа”, “Человек в поисках смысла”заметно, что сформировалась принципиально новая стадия науки о духе человека. Эта философия и психология пошла дальше традиционной и глубинной стадий. В чем эта новизна?

Исходный тезис об уникальности человеческого существа существует и здесь, но он развивается. Уникальность человека выводится из бесконечности (а не конечности) мироздания и видится в том, что он обладает бытием и ввысшихсвоих устойчивых свойствах. Высокие мотивы и действия человеческого существа также объективны, без них он также невозможен. Он не только изначальный эгоист и невротик, каким подчас его видит глубинная стадия; он не только рефлексное животное, не марионетка и не когнитивная машина, каким его больше видит традиционная рациональная стадия; он и не мистически-демиургическое существо, каким его преимущественно видит магическая стадия.

Уникальность человека экзистенциально-аналитический анализ увидел в том, что человек в любыхслучаях есть прежде всегодуховноесущество. Человек - это больше чем психика: человек – это дух, неоднократно повторяет В.Франкл свое собственное открытие.Гуманистическая психологияи философия стремится продвигаться в том направлении, где проходит водораздел между психикой и духом, а не между психикой и телом[53].

Уникальность человека состоит в том, что это единственное существо на свете, которое в конечном счете решаетсамо за себя. Поэтому и его психическая реальность требует более точного подхода и наименования – это уже “духовная реальность”. В духовной реальности человека его дух – это та реальность, которая не может быть объяснена чем-то внедуховным, Дух человека уже не сводим к чему-либо вне себя: к инстинктам, к врожденному комплексу, к среде – это во-первых и, во-вторых, дух пронизывает всю психику человека, а не является его частью (тело мол бездуховно, душа - на стыке, а вот дух уж духовен и обязательно высокомерный дух, как нередко объясняют дух человека) [54].

Гуманистическая стадия не отвергает ни инстинктов, ни врожденной предрасположенности, ни среды. Ее исследования показывают, что все эти детерминанты обусловливаютповедение человека и сам его дух, ноне продуцируютего, то есть не являютсяпричиннойдетерминацией. Вот эту детерминационную разницу важно понять. Последнее слово в человеке, в любом человеке, всегда остается за духом человека – за свободой решения человека, за свободой принимать или отвергать свои инстинкты, врожденность, среду.Нельзя не согласиться, что это уже совсем иная, а именночеловеческая детерминация.

Факты показывают, что в одинаковой даже невыносимой ситуации концлагеря, как свидетельствует В.Франкл, один человек дегенерировал, в то время как другой вел себя как порядочный человек. Наблюдения также показывают, что из пары идентичных близнецов один стал ловким преступником, в то время как его брат – искусным криминалистом. Поэтому, гуманистическая философия, опираясь на многочисленные наблюдения, исследования и измерения частных наук, исходит из качественно иной парадигмы: “человек ни в коем случае не является всего лишь продуктом наследственности и среды. Существует третий элемент: принятие решений. Человек в конечном счете решает сам за себя! И, в сущности, образование должно быть ориентировано на формирование способности принимать решения”[55].

Почему решение?Потому что в решении, как в концентрации свободы и ответственности, человек не только принимает или отвергает свои инстинкты, врожденность и среду, а изобретает себя,конструирует свою сущность, свою самость, то, чтоонесть, чемон должен быть, чемонстанет, конструирует смысл своей жизни (он нам открывается), ане получаетего от инстинктов, врожденности и среды[56]. Человек – не животное, не вещь, не функция, не средство. Любой человек.

Заметим, даже нисходя по проявлениям до этого, он делает это по-человечьи: либо качественно “лучше”, либо качественно “хуже” любого животного, марионетки, орудия - так сконструирует это лучше или хуже, что им и не снилось.

Среди всех проблем каждый человек движется в конечном счете базовымипроблемамии прежде всегоих решением:

- проблемой вечности, проблемой времени, проблемой жизни и смерти;

- проблемой самоопределения, проблемой свободы, ответственности и выбора;

- проблемой общения и разобщения, любви и одиночества;

- проблемой смысла и бессмысленности существования, проблемой решения.

Решаемость этих прежде всего проблем приводит человека к самоактуализации, к счастью. Нерешаемость – к душевной и духовной фрустрации. Нерешенность - к душевно-духовной пустоте и глубинной скуке, к так называемому “экзистенциальному вакууму”.

Уникальность человеческого существа как раз состоит в том, что он всю свою жизнь и на свой доступный лад решает (даже в условиях концлагеря) эти свои базовые смыслообразующие проблемы, и им движет не только и не столькосуета, иллюзия и выживание. Да и последние – лишь один из способов решения этих смыслообразующих проблем, когда не удаются другие. “Эта воля к смыслу - наиболее человеческий феномен, так как животное никогда не бывает озабочено смыслом своего существования”, справедливо считает В.Франкл.Воля к смыслу - “одно из самых достоинств человека”.Даже в варианте выживания “убеждать продолжать жизнь, постараться выжить в самых неблагоприятных (или пресыщенных – Г.М.) условиях можно только тогда, когда выживание представляется имеющим смысл”[57].Но почему это так важно и так ли это, не все ли «гораздо проще»?

Сегодня стало понятно, что есть прежний классический гуманизми нарождающийся практическийновый гуманизм. Последний основан не на таком гуманизме, который способен превратить жизнь в мучение или жизнь в средство. Гуманистическая философия и психология исходит из того, что не стоит требовать от мира, от людей абсолютности, стопроцентностной рациональности, этичности, «богоподобности», превращая мироздание, жизнь, человекав средство для гуманизма,порождая слепоту к внутренним ценностям собственного бытия, порождая обесценивание всей окружающей действительности, «дереализацию» и невротизм. Потому что природа рациональна, но в конечном счете и иррациональна одновременно [58].

Именно такое требование чрезмерного, нереального, порождает “метафизическую тревогу”, “интолерантность к иррациональной остаточности” своей и бытия, интолерантность к расхождению между тем, что есть и тем что должно быть. Такие стремления приобретают “качество ачеловечности”[59], не давая жить «экзистенциальной фрустрацией». Экзистенциальная фрустрация – это возможное засевшее в нас отчаяние по поводу отсутствия смысла жизни и абсолютности в ней, переживания безбудущности. И тогда выручает так называемая психология экзистенциально-аналитического анализа.

Эта новогуманистическая наука о духе человека базируется уже на таких теоретических основаниях,

что каждый человек уникален в бесконечном мироздании,

что человеческая жизнь есть ценность сама по себе,

что смысл жизни человеческая жизнь никогда не утрачивает,

что жизнь имеет смысл до последнего дыхания,

что жизнь оправдывает себя своим существованием,

что жизнь есть задача, есть миссия человека жить в качестве человека,

что быть человеком – значит быть сознающим и ответственным зажизнь.

Мировоззренческое недопонимание всего этого исходного – путь к ачеловечиванию, одна из фундаментальных причиннаносной тревоги, путь к собственной бездуховности, фрустрации, конфликтности (с миром, с окружающими, с самим собой).

Искаженная установка на жизньи смысловая фрустрация возникает также в виду«бесплановости».Бесплановости способствуют и объективные обстоятельства – угроза каких-либо катастроф (типа глобальных проблем современности), тем не менее от этого человеческая жизнь не теряет ценности сама по себе. Бесплановость, будучи возможно сама следствием (скажем, небрежности к жизни), становится причинойсоскальзыванияк установке на жизнь «одним днем», когда плановость считается ненужной. Плановость может считаться и невозможной, если мировоззрение человека поражено фаталистической установкой к жизни. Человек чувствует себя тогда беспомощным объектом воздействия внешних обстоятельств и своих внутренних состояний, позывов.

К смысловой фрустрации приводит и «массовое» мышление. Как показывает Ортега-и-Гассет, при массовом мышлении человек хочет слиться с массой, погружается в нее, отказывается от самого себя как свободного и ответственного существа в мироздании, от своей свободы, сваливая свою ответственность на что-нибудь, кого-нибудь. Причем «человек массы» – это не «коллективист», он игнорирует и собственную и чужую личность [60].

К смысловой фрустрации ведет и фанатизм.Неоклассический гуманизмумеет различать убеждение, веру, одержимость, фанатизм. И знать им каждомуцену.Фанатизм качественно отличается от убеждения, веры и одержимости [61]. Фанатик игнорирует личность другого, человека мыслящего иначе, отрицая в итоге и свое право на обычное существование. Для фанатика все есть средство для его “пристрастия”, его “идеи”, даже сам мир, даже сама жизнь. Подгоняя все под идею, ему не приходит в голову, что может быть с самой идеей что-нибудь не так, если она выше самой жизни.

Итак, прежняя глубинная стадия исследовала в человеке “глубины”. Задача же заключается в том, как говорит В.Франкл, чтобы исследовать “не только глубины, но и высоты тоже”. Ибо нельзя проглядеть тот факт, что очень многие люди могут быть мотивированы столь же объективно и более фундаментальными благородными амбициями, нежели заурядными, а такженичтожными и подлыми. Высокие детерминации объективно свойственны не только подвижникам, но и обыкновенным людям.

Но что такое “гуманное” и “высокое”,есть ли здесь объективныйкритерий ?Надо сказать, что прежние стадии философии – и классическая и неклассическая - несколько терялись в этом вопросе, потому что они были “доядерной философией”. Напомним еще раз, что ни гениям Просвещения, ни гениям Неклассицизма (Марксу, Фрейду и другим) даже в страшном сне и воображении не могли присниться Хиросима и Нагасаки, Чернобыль, нависшие Глобальные проблемы современности. Их подходы, их менталитет были в принципе иными и не могли быть другими. Им и не мог быть ведомкритерий всех критериев – соотношение жизни и смерти. Такой критерий четко осознался и сформулировался лишьНеоклассицизмом. И в частности, в работах гуманистической философии и психологии, в особенности в работах А.Швейцера, Э.Фромма, В.Франкла, Х.Ортеги-и-Гассета и других.

Глубинная стадия сделала очень много, тем не менее ей свойственна, как справедливо полагает В.Франкл, “разоблачающая и обесценивающая” человека тенденция. Психологизм, биологизм, социологизм – представляют общий феномен конца девятнадцатого и первой половины двадцатого столетия. Он “полностью исказил образ человека акцентированием многочисленных ограничений, налагаемых на него и делающих его якобы беспомощным. Человека стали представлять как ограниченного биологическими, психологическими и социологическими факторами. Внутренне присущая человеку свобода духа, которая сохраняется вопреки всем этим ограничесниям, свобода духа вопреки природе, осталась незамеченной. И, однако же, именно эта свобода является тем, что составляет подлинную сущность человека”[62].

Сравнительный анализ показывает, что целью прежней глубинной психологии было примирение с реальностьюза счет осознания некоторых ранее неосознанных и угнетающих драйвов и отречение от них. Целью прежней традиционной психологии было требование от человека смелости попреобразованию реальности. В гуманистической же стадии произошел дальнейший прорыв в другое измерение –прорыв к внутренней реализациичеловека, да еще реализации ценностных потенциалов, составляющих сущность жизни. Главное, что здесь разрабатывается –остался ли человек верен своему истинному уникальному призванию человека. Не пошлали жизнь человека в качестве человека внутренне наперекос в процессе примирения и преобразования. Хотя внешне она может быть состоялась успешно – состоялись всевегетативныеивитальныесмыслы бытия. Но состоялись личеловеческиесмыслы бытия.

Внутренняя человеческая реализация состоит в том, чтобы состоялось выполнение того, что этотчеловек, только этот сможет сделать лучше всего, смог бы и выполнил лучше всегомиссию человека.Общей стратегией здесь являетсяпереориентированиес того, что человек ждет от жизни, на то, что жизнь ждет от человека -его,твоей ответственности за жизнь.

Отсюда, прежняя глубинная стадия оперировала больше динамикой аффектов, гуманистическая же пошла вообще за пределы аффектов, вскрывая за ними духовную борьбу человека по реализации своего истинного человеческого призвания, своей миссии человека в мироздании. Иначе говоря, в гуманистическом подходе вперед начали выходить как самоценности и первоценности жизнь человека, а не что-то еще более важное над ней ичеловеческая жизнь, а не какая попало, что раньше таким не являлось. Раньше доминировали как первоценностиусловия жизничеловека, ане человек вусловияхи жизнькак инструмент, как функциональная дочеловеческая жизнь.Почувствуем разницу.

Человек угнетался уже самой постановкой вопроса. Сущность человека как духовного существа, единственно способного в мироздании на свободное и ответственное решение упускалась и искажалась уже самой постановкой вопроса. Раньше, как замечает В.Франкл, например, психотерапевты “не философствовали”, обходились “без философии”. Единственным философским принципом было утверждение ценности здоровья. При этом он мог навязать человеку “личную философию доктора”. Теперь же в гуманистической стадии доктор вынужденфилософствовать - оздоровляющими стали прежде всего вопросы о смысле бытия, вперед вышли более сложные вопросы и ценности бытия, не решив которые нельзя стало двигаться дальше. Причем возникла невозможность навязывания личной философии доктора.

Чем же обретается человеком смысл жизни?

Опыт показывает, что никаких мистических средств здесь нет, а имеется несколько проверенных земных средств. 1)”Человек может наполнить свою жизнь смыслом посредством реализации того, что я называю креативнымиценностями, посредствомрешениязадач (а не нытья – Г.М.)… 2)посредством реализации ценностейпереживания, посредством переживания Добра, Истины и Красоты, 3) посредствомпознанияодного-единственного человека во всей его уникальности. А воспринимать одного человека как уникальное человеческое существо означаетлюбитьего. 4)Но даже человек, оказавшийся в самом большом несчастье, при котором ни активность, ни творчество, ни переживание не смогут придать жизни ценность и смысл, даже такой человек может сделать свою жизнь исполненной смысла тем,как онвстречаетсвою судьбу, свое несчастье. Принимая на себя свое неустранимое страдание, он все же может реализовать ценности.Жизнь имеет смысл до последнего дыхания. Достойная встреча вашей судьбы – ценность, высшее достижение дарованное человеку”. Такие ненадуманные крупные средства, проверенные горьким опытом, формулирует В.Франкл [63]. Но далее… Когда эти проверенные средства восстановления утраченного смысла оказываются невозможными, тогда прибегают еще 5)к помощи методов “логотерапии”.

Здесь используются уже методы экзистенциальной логотерапии:

• метод экзистенциального анализа и диалога;

• метод логотерапии как таковой;

• метод парадоксальной интенции;

• метод дерефлексии и другие.

Они также разработаны В.Франклом [64] и принципиально отличны от психоанализа и психотерапии глубинной и традиционной стадий, но хорошо дополняют их.

Метод экзистенциального анализа предполагает выход на иноемировоззрениеотносительно человеческой жизни – это прежде всего. Он построен также на том, что быть человеком – это быть сознающим и ответственным. Он ориентирован именно на то, чтобыпомочь(именно помочь, а не подменить и не навязать) человеку в осознанииего ответственности, а не внешнего референтного человека. Задачей здесь является помочь человеческому существу пережить элементответственностив егособственномсуществовании. Но не вести дальше этого пункта. Ведь экзистенциальный вакуум не в экстремальных, а в обычных условиях генерирован в значительной степени фундаментальным излениванием человека и растренированностью его воли. На то бывают свои причины [65], но это отдельный вопрос, а мы исходим из факта.

Тем не менее, в экзистенциальных трудностях человеческого существа дело обстоит таким образом, что все что насильственно, то порочно. Поэтому здесь важно остановиться перед вторжением в частную личную зону человеческого духа. Важно не превышать свои полномочия, обсуждая философские вопросы, которые ему доверяют и верят в него («зачем жить» и т.д.). Главное – вытащить человека на чувство осознания ответственности, его ответственности за реализацию ценностей, за конкретный смысл жизни. Но не вмешиваться в ранжирование: за то-то, за те-то, за такой-то. В этом и суть иного неоклассического гуманизма, что он перестает быть агрессивным (абсолютистским, стопроцентным, навязчивым, максималистским и…внутренне эгоистичным и беспощадным, когда человеку хочется крикнуть: «да отстаньте вы от меня, со своим гуманизмом»).

Современный неоклассический гуманизм удовлетворяется не самим собой, а тем, что человеческий индивид начинает оценивать, выбирать, конструировать, принимать решения. Какие же ценности он выбирает, до каких решений он «додумывается» – остается его собственным делом. Здесь человек не бросается в беде, но и не вталкивается в новую беду (беду лишения его самому конструировать решения и отвечать за них). Императивной границей остается, по-видимому, лишь ось «жизнь – смерть», лишь решение «за жизнь». И не далее. Ибо жизнь - не проблема выбора, она уже заранее и давно «выбрана»; тем, что человек выбрал себя человеком.

В этом и состоит изначальная латентная граница – перекресток человеческого существа в отличие от девиантного человека. Куда развернулся и развернется вектор его стремлений, решений и действий: в сторону жизни (биофилии) или в сторону редукции жизни, «способности» поднять руку на жизнь человека (некрофилии)? Ведь, как уже говорилось, и собственная человеческая жизнь – не личная собственность сама по себе, жизнь есть задача, миссия человека жить, реализовать «закон индивидуации», идею которого разработал еще Аристотель в “энтелехии” или “осуществленности” несущего в себе свою цель [66]. Закон индивидуации означает, что каждый человек обладает латентной целостностью, сущностью, которую ему под силу реализовать, трудом всей своей жизни выполнить от рождения егоиндивидуальное задание [67].

Экзистенциальный анализ занимается не тем, какие решения конкретно человек принимает и какие он выбирает цели, а способностью человека принимать решения. Это метод достижения осознания ответственности как основы человеческого существования. Поэтому здесь идет апелляция к свободе человека. Но свободе позитивной, не “свободе от”, не для избавления от необходимости заниматься своими жизненными задачами, а “свободе для” решения жизненных задач. Главная суть логотерапии – привести человека к независимой ответственности, чтобы он нашел своюжизненную задачу, которая почему-либо утеряна или не сформировалась, чтобы он нашел новое содержание жизни после какого-либо разочарования или образовавшегося экзистенциального вакуума – пустоты и скуки бытия, утери смысла своего существования.Новый гуманизм здесь состоит не в “борьбе с”, а в “возрождении” и очередном “преображении”, в нарастании положительного, когда негативное израстает и исчезает за ненадобностью, без борьбы, толерантно.

Метод логотерапии как таковой в отличие от психотерапии не занимается отдельным симптомом, а скорее стремитсятрансформировать мировоззренческую установку с выходом на симптом.Экзистенциальный симптом проявляется как какой-либо видобсессии (навязчивости)пустоты, скуки, безбудущности, страха и т.п. Чаще всего причины такого симптома состоят в нереальном представлении о мире, о себе. Отсюда - максимализм; общая жадность, сверхпретензии; фиксации на них; ослабление витальности организма и он поощряет ослабление физическое и духовное; попадание в зависимость от того, что человек сам себе нереально сконструировал, преувеличил.В результате чрезмерности образуется обрывок психической функции от нашего я, который стал предоставлен самому себе, начал гулять по психике сам по себе, затем прилип произвольно, не на том месте и начал повелевать нашим я, да еще не к месту и не ко времени (ситуация, когда “хвост управляет собакой”).

Логотерапия должна начаться с релаксации и снижения напряжения. Далее, надо сделать так, чтобы человек не боялся своей боязни. Для избавления от страха страхов логотерапия рекомендует действовать с фактами в руках, а не общими словами. Практически важен юмор, самоирония. Человека важно научить также принимать структуру своего характера, ставшую на данное время словно “судьбой”, чтобы снять вокруг ядра дополнительное страдание. Страдающий тревожностью перестает существовать в обычном мире, каков бы он ни был, чтобы принимать реальное решение. Он убегает от реальности, пренебрегая реальностью. Обучить спокойному принятию сложившейся реальности (т.н.“судьбы”) – это важный момент, позволяющий человеку принять собственноерешение.

Главное здесь научить игнорировать свою дополнительную обсессию (фиксацию), порожденную преувеличением, и вести нормальную жизнь вопреки ей. Даже в ненормальных условиях возможна нормальная жизнь, то есть адекватная ненормальным условиям, а не надстраивающая ее еще больше своей бесконтрольной реакцией на нее. Для этого нужен еще один шаг – обращаться кконкретнойжизненной задаче, которая и побудит ответственность за жизнь, в том числе и за свою жизнь в ней.

Итак, гуманистическая сущность логотерапии - не в борьбе, а в надстраивании позитивных мировоззренческих, а затем переходящих в психологические, установок в отношении: а)жизни как смыслу до последнего дыхания; б)психологической “судьбе”; в)жизни как к собственной задаче – не переносить свою ответственность на кого-нибудь, что-нибудь, включая самого родного человека или доктора, или на культурного руководителя, педагога; г)своего решения. Главное в логотерапии – это обучение человека ответственности, умению пробиться вперед к конкретномусмыслу его собственного существования, остерегаясь навязывания своей жизненной философии и перетягивания, сдвига его ответственности на себя.

Если возникает вопрос,а можно ли обойтись без всего этого, то, конечно, можно. Но тогда не следует обижаться, что наш подопечный действует как животное или марионетка, или бездушная машина. Тогда следует также сознавать, что отличает педагога, родителя, руководителя от дрессировщика или наладчика ЭВМ, настройщика пианино, а доктора от ветеринара [68].

Метод парадоксальной интенции основан на принципе духовное выправляется духовным. Он применяется в случае навязчивой тревоги или страха, когда подрываетсябазовая вера в бытие. Для устранения такого рода излишних фиксаций применяется опять же не борьба и запрет, а, наоборот, делаются шаги навстречу, доводя преувеличение до своей противоположности, до смешного, до абсурда. Используется так называемый «двойной факт», свойственный духовной реальности в человеке [69]. Скажем, в случае навязчивой тревоги рекомендуется хотеть не запрещения себе страха, а стремиться как можно больше хотеть бояться в себе страха и тогда преувеличенный страхотлипаетот человеческого я.

Как считает В.Франкл, открывший этот метод, рекомендуется даже говорить себе вроде того, что «вот я сейчас так боюсь, что буду сегодня чемпионом по испугу». Суть двойного факта в том, что интенция (направленность духа на предмет внимания) и результат находятся не в прямой зависимости, а в двойной или опосредствованной зависимости. Поэтому закономерностьдействия человеческого духа здесь такова, что ожидаемая тревога порождает (словно желание) именно то, чего человек боялся – это первый факт; в то время как стремление (снова как желание) иметь то, чего боишься, делает невозможным саму эту боязнь - это второй факт. В итоге реальность восстанавливает свое обычное состояние.

Здесь используется специфически человеческая существенная особенность – способность дистанцироваться и посмотреть на себя и на мирсо стороны. В самоотстраненности и самотрансцендентности происходит восстановление реальности бытия, происходитотлипаниеот нашего я того, что нами же наконструировано и пристало к нашему я. Напомним,когда обрывокпсихической функции начинает повелевать нашим я, да еще не к месту и не ко времени.При самоотстраненности же часть перестает повелевать целым. Иначе говоря, преувеличение поражается собственным же оружием, но уже сознательным.

Однако, почему парадоксальная интенция ценна для философского рассмотрения? Нам представляется потому, что здесь происходит гуманистическое воздействие на более глубоком уровне. Здесь восстанавливается базовая опора в бытии мироздания, достигается нечто существеннее, чем изменение поведенческого образа, а именно достигаетсяэкзистенциальная реориентация. Ведь подлинный смысл жизни должен быть найден скорее в окружающем мире и вместе с этим в собственной духовной реальности, поскольку она не замкнутая система. Самоактуализация не будет достигнута, если последнее становится самоцелью, а мир средством. Тут важно еще не обесценить мир. «Мир нельзя рассматривать как просто выражение своей самости. Не следует рассматривать также мир и как просто инструмент, или как средство для достижения самоактуализации. В обоих случаях видение мира превращается в обесценивание мира»[70]. Адекватной самоактуализации и помогает парадоксальная интенция. Данный метод применим вместе с методом дерефлексии.

Метод дерефлексиипредставляет собой экзистенциальную технику нейтрализации чрезмерной склонности к самонаблюдению, контролю сознания за всем и вся. Это приводит к тирании, например, в случаях нарушения речи, боязни неудачи, тирании бессонницы, кишечника (диареи), диктата незабывания и, как к следствию, к пассивности, деморализации и деструктивным действиям. Иллюстрацией этому может быть известный сюжет о сороконожке, которая не сумела передвигаться, как только решила понаблюдать, как это она умудряется ловко шагать, не перепутывая одну ногу с другой. Последовательность действий дерефлексии такова.

При навязчивости, скажем, речевого недостатка или бессонницы: а)нужно отказаться от амбиций (быть хорошим оратором или побыстрее уснуть), приняв реальность субъективно-объективной ситуации, как она есть; б)снизив претензию, снизить этим напряжение произвола действия оторвавшегося от нашего я образа и прилипшего не к месту; в)переключить внимание больше на «что» и меньше на «как», которое нас и тиранит. Такая переориентацияопять же с части на целое приводит наск возврату своегоспецифического призвания быть человеком.То есть самосовершающимся, выполняющиммиссию человека, а не миссию хорошего оратора или «как я выгляжу, когда говорю и что обо мне сейчас думают» или не миссию идеального человека, который может вот так сразу управлять своим сном, не миссию кишечника и т.п.

Итак, в методе дерефлексии происходит опять же обращение к человеку не как к жалкому, упрощенному, претенциозному существу, а как к существу с его свободой и ответственностью, на которую, как оказывается, наша психически-духовная реальность отзываетсяпри умелом обращении с ней, и в ней происходит экзистециальная переориентация. Так восстанавливается душевно-духовное здоровье человека, которое может давать сбои, заметим, при здоровой психике.

Концепции самосовершенствования.Проблема движущих сил – что движетчеловеком, чтобы стать и сохранитьсячеловеком, сохранить свое душевно-духовное и психическое здоровьечеловека, держаться на плаву жизни и развиваться вкачестве человека – получила особое раскрытие в работах такого новогуманистического направления как«психология самосовершенствования».Здесь выделяются концепции«самоосуществления» Ш.Бюллер (1893-1974), теория «самоактуализации» А.Маслоу (1908-1970) и концепция «самоидентификации» К.Роджерса (1902-1987).

Из всех движущих сил Ш.Бюллер выделила потребность человека в самоосуществлении. А не только в разрешении агрессивных конфликтов – комплексов обладания, комплекса неполноценности и превосходства, власти, преобладания и т.д. – как это видела догуманистическая стадия. Бюллер исходила из целостного подхода к изучению жизненного пути человека. Вличностиона видела изначально данное духовное образование, не изменяющееся по сути дела на протяжении всей жизни. Показателем уровня развития является«коэффициент развития», введенный Бюллер, вместо широко известного «кооффициента интеллекта». В этом стало заметно, что, если для глубинной психологии проблемы психики были больше психиатрическими проблемами, то для гуманистической они стали больше психологически-духовными проблемами.

Почувствуем разницу. Психиатрическая проблема – это презумпция болезненности, анормальности, а то и порочности, испорченности человека, отсюда – лечения и перевоспитания. Психологически-духовная проблема – это презумпция здоровья и нормы, но еще не созревшего организма и человека, а отсюда – не лечения, ароста иоказанияпомощиестественному саморосту, воспитание через оказание помощи самоосуществлению, а не латентные репрессии. Это уже качественно иной подход, иные цели, средства и результат.

Создавая свою концепцию, К.Роджерс также исходил из того, что каждый человек обладает стремлением и имеет способности к личному самоосуществлению. Будучи уникальным существом, человек сам определяет для себя смысл жизни, ее цели и ценности, является высшим экспертом и судьей. Но «самость» ему не дается так просто. К своей «самости» ему приходится пробиваться через «идеальную самость», то есть достигатьсамоидентификации [71]. («Самость» иногда еще называют «Образом Я», а «идеальную самость» – «Я концепцией»[72]). Базовой предпосылкой концепции Роджерса является наблюдение, что люди используют свой опыт (“идеальную самость”) для очерчивания себя (своей “самости”). Это очерчивание затормаживает их рост, поэтому нужна самоидентификация, которая сняла бы препятствие для личного самосовершенствования.

Последовательность идей концепции самоидентификации здесь такова. Человек есть уникальное существо. Его уникальность состоит прежде всего в том, что он имеет духовную реальность с ее основной способностью конструирования (а не отражения) образов действительности. Духовная реальность действенна. Поэтому человек живет в опыте. Сконструированные духом человека “слова и символы также относятся к миру реальности”. Они относятся к миру реальности, как “карта к территории, которую она представляет”. Человек живет по воспринимаемой “карте”, которая никогда не есть сама реальность. Под реальностью Роджерс понимает то, с чем человекунадо считаться, неважно какой она природы и происхождения. Из этой смеси сущего и сконструированного о себе и образуется реальность [73].

Роджерса называют теоретиком самости. И не зря, потому что он к пониманию самости применяет организмический подход. “Самость” не есть устойчивая неизменная сущность. Это и не тождество личности, которая устойчива и даже вечна. Это и не обычный гештальт. Так считают другие теоретики. Роджерс жепод самостью понимает в человеке то, что обладает способностью роста, изменения, личного развития. “Самость – это сложный, богатый, разнообразный набор чувств и наклонностей, существующих в человеке на организмическом уровне”[74]; это ядро непредвзято осознанной реальности о себе; это ядро своей личности; но еще больше это устойчивый, лежащий за этим ядром текучий процесс; это организованный связный гештальт, постоянно находящийся в процессе формирования по мере изменения ситуации; это непрерывный процесс осознания; это то, что внутри нас хорошо управляет собой, нами, когда за ним не следят со страхом [75]. Самость или представление о себе, есть взгляд человека на себя, основанный на прошлом опыте, данных настоящего и ожидания будущего.

Но у человека есть еще «идеальная самость». Идеальная самость – это принятие себя таким, каким человек хотел бы быть; это самость, наслоенная конструирующей способностью духа человека сочинять дополнительное о себе, то, чего нет на самом деле. Идеальная самость может быть положительной, противоречивой (амбивалентной), отрицательной.

Положительной – когда представление о себе не имеет значительного разрыва с самостью; тогда идеальная самость создает иллюзию, но настолько, чтобы быть программой самосовершенствования. Ибо человек есть динамическое состояние бытия, раз и навсегда невозможно стать и остаться человеком. При незначительном разрыве идеальная самость в целом верно отображает реальность. Противоречивой – когда разрыв с самостью достигает примерно равновесия. Отрицательной – когда идеальная самость неверно отображает реальность, является вымышленной и искаженной. Тогда то, что не согласуется с идеальной самостью, может быть вытеснено из его сознания, отвергнуто, хотя на самом деле может оказаться истинным.

Суть в том, что ради «защиты» своего ложного идеального образа себя, человек тормозит свое актуальное состояние, может сломать карьеру, жизнь. Духовная причина образования отрицательной идеальной самости, полагает Роджерс, состоит в том, что в силу ряда обстоятельств, у человека может возникнуть недоверие к своему организму и полагание, что локус (источник) оценки лежит вне его. Тогда он обзаводится «защитными» масками-схемами предвзятой реальности о самом себе. Таким образом, идеальная самость есть одно из препятствий личному росту. Это препятствие надо преодолеть. Преодолеть, по Роджерсу, путем самоидентификации.

Самоидентификацияи означает прорыв человека к непредвзятой реальности о себе, к своей невыдуманной самости. Самоидентификация имеет огромное значение. Исследования обнаружили некуюзакономерность- «если данные наших органов чувств противоречат нашему представлению о себе, эти данные искажаются. Мы не можем видеть то, что доносят до нас наши органы чувств, а лишь то, что соответствует нашему представлению о себе»[76].

Чем же достигается самоидентификация и самоосуществление?

Для этого важна так называемая организмическая открытость своему опыту, целостное доверие своему организму, расположенность и меньше страха перед своими эмоциональными реакциями, доверие своему сознанию. Ибо тогда “сознание, вместо того, чтобы быть сторожем многочисленных и опасных непредсказуемых побуждений, из которых лишь немногим может быть разрешено появиться на свет, становится довольным обитателем общества побуждений, чувств и мыслей, которые как обнаруживается, очень хорошо управляют собой, когда за ними не следят со страхом”[77].

Важна также самоидентификация источника выбора решений и оценочных суждений человека. Важно чувствовать, что источник оценки лежит внутри самого человека, что он все меньше и меньше ищет у других одобрения или неодобрения решений, стандартов, по которым надо жить. Сверка состоит не в конкретностях, а лишь в том, полностью ли и верно ли выражает человека его образ жизни. Осознание того, что “именно я выбираю, определяю ценность опыта для себя” вливает в человека силы, делает ответственным за себя.

Для открытия себя и чтобы стать самим собой, важно также желание существовать как процесс, нежели как застывшая сущность.

В случаях прилипанияк человеку его маски-схемы или идеальной самости, близкой к неврозу, возможно применение так называемойиндирективной психотерапии. Ее суть в том, что она центрирована на человеке, а не на схемах о нем, не на идеальных его образах о себе и не на социальных отношениях, которые превращают нас в средство. Ее цель – помочь достичь согласования “самости” и “идеальной самости”. Основное правило такого метода – не давать прямых советов человеку и прямых оценок его поведению, а путем глубинного эмпатического контакта с ним вызвать все творческие возможности человека и довести его до самостоятельного решения проблем. Не подменяя его самоактуализации.

Итак, основной крупнейший недостаток прежних стадий науки о духовной реальности человека, преодолеваемый гуманистической стадией, в том, что ни традиционная, ни глубинная стадии не оценивали по достоинству самость и самостоятельность человеческого существа и отсюда его самосовершенствование. Им была известна больше негативная мотивациянедостатков человека и меньше положительная мотивация роста. Имибылапроработана больше несамостоятельность человека– они полагали причинную зависимость, а не обусловленность (а это большая разница!) человека от внешней среды, от инстинктивных внутрених влечений,но меньшеспонтанность сил человека. Эти недостатки были восполнены концепциями Ш.Бюллер, К.Рождерса, а также теорией самоактуализации А.Маслоу.

Признание главенствующей роли самоактуализациироднит между собой всех представителей гуманистического направления, несмотря на значительные расхождения в их взглядах. Но до А.Маслоу такой теоретический фрагмент, как самоактуализация, не был подробно исследован. Главный вопрос его теории самоактуализации – это, что такое самоактуализация, каковы основные характеристики самоактуализированного человеческого существа?

А.Маслоу считает, что догуманистические стадии изучали калек, карликов и горбунов, каталогизировали трудности и ошибки средних и невротических индивидуумов. С оценкой проделанной теоретической работы его предшественниками трудно согласиться. Но его утверждение верно в том отношении, что нам надо строить обобщения относительно того, какова природа человеческого существа, изучая илучшихее представителей, каких только удается найти, искать приближениек реальномуцелостномуиздоровому, а не исковеркованному человеку [78]. Действительно,нам жить надо, жизнь строить, а не бороться и страдать.

Для этого он отбирал индивидуумов по двум критериям. Во-первых, это были люди практически без невроза и других значительных личных проблем. Во-вторых, это были люди наилучшим образом использовавшие свои таланты, способности и другие данные. В результате получилось содержание духовной реальности самоактуализирующихся людей.

Что такое самоактуализирующийся человек? Исследования А.Маслоу показывают, чтосамоактуализирующемуся человеку свойственны следующие характеристики:

- более эффективное (без искажений) восприятие реальности и более комфортное отношение к ней; бытие, мироздание для него родное;

- принятие себя и других, природы и мира на стоический манер, не жалуясь

на воду, что она мокрая;

- спонтанность, простота, естественность; мотивация не недостатка, а мотивация роста, развитие собственного стиля, отсутствие позы;

- центрированность на проблеме, а не на себе;

- потребность в уединении, некоторая отъединенность, не нуждаемость в других в обычном смысле, самостоятельность;

- автономия, независимость от культуры, среды; зависимость лишь от собственного продолжающегося роста и развития внутренних ресурсов, самодостаточность;

- постоянная свежесть оценок, сохранение свежего чувства счастья и новизны;

- способность пиковых переживаний, опыт высших состояний;

- чувство общности с человечеством, подлинное желание помочь людям;

- более глубокие и избирательные межличностные отношения;

- демократическая структура характера;

- различение целей и средств, добра и зла; обладание сильными и определенными моральными стандартами, часто не совпадающими с обычными представлениями;

- философское, невраждебное чувство юмора;

- самоактуализирующееся творчество; оригинальное изобретательство, творчество как выражение здоровья личности, как способность сохранить свежий, наивный и простой способ видения жизни, как всеобъемлющее творчество неиспорченного ребенка;

- сложное отношение с менее здоровой культурой, в которой они живут: усилия по улучшению культуры изнутри, а не бесполезная борьба с сосуществующей нездоровой культурой; тяга к общечеловеческой культуре; терпимость, внутренняя отстраненность, устойчивость к поглощению себя извне, сопротивление инкультурации, трансцендирование любой частной культуры;

Самоактуализирующиеся люди тоже не совершенны, им присущи и недостатки: эти люди бывают временами эгоистичны, раздражительны, вспыльчивы, нетерпеливы, гневливы, угрюмы, рассеяны, невежливы, черствы, сверхдобры; они не свободны от чувства вины, тревоги, внутренних конфликтов. Но они не невротичны [79]. Итак, главное, что характеризует самоактуализирующегося человека – это психически-душевно-духовное здоровье, а не идеальность.

Чем же достигается самоактуализация духовной культуры человека?

Твердым детерминационным основанием самоактуализирующегося человека, по наблюдению А.Маслоу, являются его глубинные философско-мировоззренческие воззрения: философское понимание природы своего я, человеческой природы вообще, социальной жизни и физической реальности. Многие другие детерминанты есть производное от них: своеобразно удобные отношения с реальностью, чувство общности со всем человечеством, состояние фундаментальной удовлетворенности жизнью, своим посещением на Земле, ясное различение целей и средств.

Самоактуализирующийся человек – это «базально удовлетворенная личность»[80]. Но это не банальное самодовольство. Его мир, его принципы и ценности – это мир не отчаявшегося человека. Мир сложен, но он здесь не представляется местом, полным опасностей, джунглями, враждебной территорией, населенной теми, над которыми он может доминировать и теми, которые могут доминировать над ним. Его система ценностей – это система возможностей, которые организуют и в которой доминируют высшие потребности, а не низшие потребности размножения и безопасности, выживания, доминирования над другими. Все это детерминирует духовную атмосферу в нем и рядом с ним, в которой подозрения, беспокойство, враждебность и агрессия исчезают как бы сами собой; аналогично этому исчезают реакции на опасность и самоконструирование опасности в любых других межчеловеческих ситуациях, в браке, в семье.

Самые важные следствия таких детерминационных оснований: это уменьшение или исчезновение конфликта и борьбы, амбивалентности, неопределенности во многих сферах жизни. Потому что многие проблемы исчезают не появившись, так как на поверку они мнимы, созданные конструирующим

духом человека. Другие проблемы не столько разрешены, сколько сняты, поскольку самоактуализирующийся человек становится выше тривиальностей.

Характерно изменение и к “различиям”, “противоречиям” и “конфликтам”. Известно, сколь богатым источником тревоги, страха, агрессии, зависти являются такие различия и противоречия как половые, возрастные, классовые, этнические, кастовые, политические, ролевые, религиозные. Но для самоактуализирующихся людей эти различия являются источником удовольствия, а не страха. И тогда различия не перерастают в противоречия, а противоречия во время разрешаются и не перерастают в конфликты.

К более конкретным путямдостижениясамоактуализацииотносятся следующие:

- Прежде всего – это вовлеченность в дело. А.Маслоу убедился, что “самоактуализированные люди, без единого исключения, вовлечены в дело, выходящее за пределы их шкурных интересов, в нечто во-вне-себя”[81].

- Переживание того, что происходит в нас и вокруг нас, переживание живое, беззаветное, с полной концентрацией и впитыванием, интенсивным интересом.

- В каждом выборе решать в пользу роста, а не безопасности, прислушиваясь к самости в каждый момент жизни.

- Существовать реально, фактически, а не потенциально, не позируя, не стараясь хорошо выглядеть или удовлетворять своими ответами других; принимать ответственность за свои действия, проявлять «самость», а не «идеальную самость».

- Соблюдать иерархию удовлетворения потребностей. Как известно, А.Маслоу выделил пять уровней потребностей, которые не стоит перескакивать [82].

- Важно иметь определенные идеалы или метапотребности, выполняющие роль метамотивации. В системе мотивации они столь же существенны. Их отсутствие ведет к фрустрации.

- Важен бытийный подход и вообще необходимость различения «бытийной и дефициентной» мотивации, познания,ценности, любви: Б- и Д- мотивации, Б- и Д- познания, Б-и Д- ценности, Б-и Д- любви.

Эту замечательную идею о «бытийном и дефициентном»Маслоу поясняет таким образом. Речь идет, например, о том, что голодный человек замечает только пищу, нищий только деньги, то есть нехватку, которая все искажает и ведет к деградации, а не к самоактуализации. Он справедливо подмечает, что догуманистические теории в большинстве своем занимаются только дефициентной мотивацией. Однако внимательный взгляд на поведение людей обнаруживает и другой род мотивации,собственно человеческую – бытийную мотивацию.Она столь же объективна.

Дефициентная мотивация – это мотивация выживания, а не жизни. Это мотивация вне радости, она ориентирована на удовлетворение какой-то недостающей для выживания или фрустрированной потребности. Она состоит в недовольстве настоящим. При такой мотивации настоящее теряет ценность и дополнительно его фрустрирует.

Бытийная мотивация – это мотивация роста или метамотивация. Это когда организм не испытывает ни голода, ни боли, ни страха, когда появляются новые мотивации, такие как любознательность или желание игры, деятельности, когда они могут приносить удовлетворение и радость как таковые. Здесь речь идет о желании искать позитивные ценностные цели, наслаждение и удовлетворение в настоящем, удовлетворение ростом, а не компенсацией недостатка.

Дефициентное познание – это познание, где объекты рассматриваются как средства для других целей, исключительно как удовлетворяющие потребности, а не сами по себе. Особенно это справедливо, когда потребности сильны. Тогда они чаще всего канализируютиочерчиваютвосприятие и мышление так, что человек осознает только те аспекты реальности, которые имеют отношение к удовлетворению потребности. За их пределами человек многое не замечает и еще хуже – игнорирует. То есть опять же голодный человек замечает только пищу, сытый замечает значительно больше; студент, который учится для сдачи зачетов, а не фундаментального образования, фактически не становится культурным человеком и т.д.

Бытийное познание – более точное, полное и эффективное потому, что здесь в меньшей степени искажается свое восприятие в соответствии с потребностями и желаниями выживания. Такое познание не судит, не оценивает и не сравнивает, тем более по своей мерке, а воспринимает сущность вещей, какова она есть. Оно способно иценитьсущность как таковую, восприятие является более богатым и полным. Воспринимающий остается здесь в каком-то смысле независимым от воспринимаемого. Внешние объекты ценятся как таковые, в себе и сами по себе, а не в их отношении к личным заботам. Фактически в состоянии Б- познания человек стремится оставаться погруженным в созерцание или объективное наблюдение, активное вмешательство становится неуместным. Бытийному познанию можно доверять. Человек здесь не застит сам собой истину, добро и красоту.

Одна из опасных особенностей дефициентного познания состоит в том, что человек может быть побуждаем к немедленному действию и к попытке изменения ситуации быстрее, чем для этого созрело существующее состояние. А вторжением нарушается естественность развития. Вот почему, если наука существует вначале не ради науки, а искусство существует вначале не ради искусства, то они ни есть ни наука, ни искусство. Они обречены на нанесение вреда человеку и человечеству и естественно на самодеградацию и провал. Либо они и их представители должны самоактуализироваться, то есть выйти на новый виток самореализации.

Итак, самосовершенствование (самоосуществление, самоидентификация, самоактуализация) возможно. Но самосовершенствующимся людям не стоит представлять себя существами без недостатков и изображать их такими хорошими, что они становятся карикатурой, на них никому не хочется походить. Чтобы избавиться от разочарований, нужно избаваиться и от иллюзий. Словом у них все как у людей, но они не невротичны. Кроме того, самосовершенствование возможно, но дается нелегко. Оно связано и с преодолением духовных кризисов.

Преодоление духовного кризиса в гуманистической теории духа связано странсперсональным философско-психологическим направлением.Оно разрабатывается С.Грофом и его последователями с 1960-х годов и набирает силу. В науке о духовной реальности человека данное направление разрабатываеттрансперсональную реальностькак достаточно самостоятельное образование в духе любого человеческого существа. Это направление – теория, исследующая самореализацию человеческого существа через преодоление душевно-духовного кризиса ивыход в обновленноенадличностное (трансперсональное) состояниена всех стадиях этого процесса. Прежняя наука о духе не различала в духовной реальности человека заболевание и духовный кризис. Ведь внешне они немало похожи. Поэтому первое и существенное, что сделало данное направление, это провела и обосновала эти принципиальные различия.

Дело в том, что духовный преобразующий кризис возможен в силу различных обстоятельств: из-за физических, физиологических, психических, душевных, духовных, идеологических травм. Но он возможен и из-за динамики, в которой духовная реальность человека находится постоянно. А истинная духовность основывается на личных переживаниях, а не на внешних влияниях и вливаниях. Как и все в человеке, его дух растет скачками – перерывами постепенности. Очередное духовное прозрение чего-то или сам скачок сопровождается естественнымипереживаниями и подчас драматическими.

Весь процесс очередного естественного перерождения «сознания» во всех его фазах и трудностях и называют духовным кризисом[83]. Его действительно можно спутать с душевным заболеванияем, а, следовательно, применить не ту и не безвредную стратегию влияния на психику и на духовный мир человеческого существа и искалечить его. Поэтому подчеркнем, духовный кризис – это не болезнь, а рост духа человека, но в силу своей скачкообразности сопровождаемый необычными состояниями сознания, неосознаваемого, души человека и такими переживаниями в это время, которые он сам не всегда может отрефлексировать и овладеть ими ; здесь желательна и возможна помощь. Психически-душевное заболевание – это тоже сшибка сознания в необычное состояние, сопровождаемая переживаниями, но без роста духа, без прозрения, и даже с его деградацией; здесь необходимо уже лечение, иначе деградация может быть необратимой. Здесь важно представлять, что есть норма “сознания”[84].

Трансперсональная психология открыла такое различие, разработала формы проявления и различные стратегии поведения человека при очередном духовном прозрении, признаки опознания, а также действия людей по оказанию помощи (не лечении!), проходящим такое состояние духа. Сущность действий (врачей, руководителей, педагогов, родителей) при духовном кризисе в том, чтобы помочьчеловеку выбраться, особенно при “пике-переживании” (термин А.Маслоу),духовными жесредствами,а не лечить его.

Для этого сначала важно опознать и не перепутать духовный кризис роста с психическим заболеванием. При понимании сути дела духовный кризис можно превратить в очередной рост личности. При недопонимании – в стресс, депрессию, а то и в психическое заболевание. “Трансперсональным” такое направление и называется потому, что кризис очередной трансформации духа человека – это не трагедия, а выход человека за пределы его прежнего духовного развития в иное по отношению к обычному повседневному в своей личности [85].

Такие переживания духовной трансформации, происходящие с каждым человеческим существом, невозможно описать в рамках традиционных направлений и даже фрейдовским бессознательным. Ибо они очерчены биологией, биографией и фрейдовским индивидуальным бессознательным. Поэтому, как считает С.Гроф, здесь необходимо значительно расширенное видение психики человека.

Такая новая модель включает два дополнительных уровня психики, называемые перинатальным и трансперсональным[86]. В свете современных исследований духа человека они рассматриваются не как надуманные, экзотические, а как естественные, нормальные, хотя и критические выражения глубинной динамики человеческой психики.

Перинатальные и трансперсональные уровни включают в себя потрясение, переживание и прозрениепри каком-либо открытии для себя: например, при коренной переоценке ценностей в обществе (потрясения от реформ с 1985 года на одной шестой части земного шара; террористическая акция 11 сентября 2001 года над землянами), при предательстве (измене) кого-либо из близких, при резкой потере веры в сверхъестественное или, наоборот, при осенененности религиозной верой; при встрече с ясным пониманием факта своей смерти; при открывшемся чувстве единства с другими людьми, с природой, космосом, животными, вечностью и бесконечностью бытия; при встрече в себе с архетипическими существами в состоянии сна, болезни; при психологическом посещении мифологических областей внезапно открывшихся других культур; при встречах с воспоминаниями о прошлых перевоплощениях [87].

Перинатальный – означает “относящийся к рождению”. В основе перинатального потрясения лежит тот факт, что рождение человека есть всегда для него травма. Она глубоко западает в неосознаваемую кладовую духа человека на всю жизнь и время от времени оттуда дает о себе знать. Как уже говорилось, перинатальный период (исчисляется за 2 месяца до рождения ребенка, затем травмирующим пиком является само рождение и особенно первые 7 суток жизни новорожденного) - есть самый драматический период жизни у любого человека. Поэтому позже воскресшие неосознаваемые перинатальные переживания прежде всего “сосредоточены на проблемах биологического рождения, физической боли, агонии старения, болезни и дряхления, а также умирания и смерти.

Потрясающее столкновение с этими критическими аспектами человеческого существования неизбежно сопровождаются кризисом…и духовными поисками, после того как встанут лицом к лицу с этими переживаниями в себе”, - так объясняет их истоки С.Гроф. “Даже твердокаменные материалисты, позитивистски ориентированные ученые, скептики и циники, бескомпромиссные атеисты…неожиданно начинают интересоваться духовными поисками, после того как встанут лицом к лицу с этими переживаниями в себе”[88]. Глубоко захороненная память о травме перинатального периода – столкновения со смертью – оказывает сильное воздействие на психику любого человека и в дальнейшем может снова всплыть на поверхность. Люди, у которых пробудилась память о перинатальной травме, чувствуют неосознаваемую угрозу своей жизни, испытывают экзистенциальный кризис

Преодоление этого кризиса возможно. И двоякими путями: распознанием и овладением этими проснувшимися переживаниями; тогда происходит духовное прозрение, переход к другим ценностям, обновление смысла жизни. При нераспознании характера этих переживаний и неовладении ими происходит потеря контроля над собой, переход в неосознаваемую коренную депрессию и базальную тревогу.

Итак, речь идет о встречах человека с более потаенными глубинами своей же психики и всего духовного мира. Эти глубины не надуманы. Они объективно существуют в духовной реальности человека и экспериментально проверены. В частности, с помощью раскрытия психики путем применения дозированной фармакологии (психоделиков), гипноза, холотропного (ускоренного) дыхания, побуждающей музыки, работы с телом по разблокированию энергии, путем применения стратегий и методик выхода к пра-знанию (глубинам бытия, вечности и бесконечности бытия). Некоторые механизмы измененного состояния духа человека давно и небезуспешно применялись и применяются в научно неосмысленном виде в доиндустриальных культурах, как описывает Дж.Фрезер [89].

Разумеется, границы между глубинностью и мистикой, между нездоровыми и здоровыми, но еще недостаточно изученными пограничными переживаниями духа, могут быть перепутаны, не обнаружены и нарушены. Но все дело здесь в компетентности, а не в самих границах трансперсональных состояний духа человека. В классической традиционной психологии, да и в неклассической глубинной их относили к патологии и выплескивали вместе с водой и ребенка.

Сами глубинные переживания, их исследование и разработка с помощью трансперсональной философии и психологии имеют не частное, а общесистемное значение в помощи человеческому существу. Они важны и как далеко идущие последствия для понимания духа человеческого существа, природы человека, бытия в целом. “Не исключено, что именно трансперсональный опыт человека станет полезным для обоснования нового цивилизационного проекта. В нем не будет фатального разделения физического и духовного аспектов человеческого существования, не будет “утеснения” духовных традиций, спонтанности человека, его тяги к трансцендентному”[90].

Наиболее ясно гуманистическую сущность всей трансперсональной психологии показывает одно из ее направлений – “психосинтез” Р.Ассаджоли(1888-1974). Психоаналитический подход к проблемам человека он считал не ошибочным, а частичным, неполным [91]. Для полноты этому подходу не хватает, по мнению Ассаджоли, правильного представления о духовной стороне жизни человека. Для восполнения пробела он разработал теорию, которую назвал “психосинтезом”. В теоретическом основании у него лежат те же гуманистические выводы о самоценности жизни, об уникальности человека, состоящей прежде всего в наличии у него духовной реальности. Он считает также, что для каждого человека характерно постоянное духовное развитие, рост и реализация скрытого потенциала. В духе человека он подчеркивает не мрачные, хотя он видит их, а позитивные, творческие, приносящие радость, компоненты; особенно важной в человеке считает волю.

В структуру духовной реальности у него входят:

- нижний уровень бессознательного; он управляет базовой психологической активностью и эмоциональными комплексами;

- средний уровень бессознательного; это область, где опыт ассимилируется, прежде чем достичь сознания;

- высший уровень бессознательного – суперсознание; это область высших чувств и способностей, таких как интуиция и вдохновение;

- сознание – сфера, где размещены чувства, мысли, импульсы, которые доступны для анализа; сознание разделено на:

• сознательное Я – это точка чистого познания и на

• высшее Я или трансперсональное - это нечто существующее вне сознательного разума и тела.

Важным компонентом теории психосинтеза является концепция субличностей.По этой концепции считается, что личность человека не едина и состоит из множества структур или субличностей. Они оказывают управляющее воздействие в зависимости от обстоятельств. Субличности выражают себя в ролях, которые мы выполняли, выполняем или воображаем себе выполнять. Например, ребенка, друга, родителя, педагога, мужа или мифологического героя, или даже животного и т.д. Задача психосинтеза – идентифицировать и интегрировать субличности в хорошо функционирующее динамическое целое.

Духовное развитие, как образно показывает Ассаджоли, это долгое и трудное путешествие по незнакомой стране, полное приключений, опасностей, сюрпризов, веселья и созерцания красоты. Оно побуждает дремлющие способности, возвышает сознание до нового уровня, решительно преобразует “нормальные” элементы сознания человека, которое функционирует отныне в новых внутренних измерениях. Духовное развитие – это фундаментальная трансформация.

Духовное развитие проходитнесколько критических этапов:

- кризис, предшествующий духовному пробуждению. Это “этап опознания”. Здесь человек узнает о различных, ранее скрытых, элементах своей личности и начинает воспринимать их на уровне сознания. Задача руководителя – поддержать человека при возможном появлении у него при этом чувства паники;

- кризис, вызванный духовным пробуждением. Это “этап дезиндификации”. Здесь происходит самоосвобождение от влияния вскрытых элементов и развитие способности контролировать их активность. Задача руководителя – признать истину уверений человека, показать природу его ошибки и помочь ему понять, что необходимо различать уровни сознания, не оспаривая и не высмеивая временную аберрацию сознания (например, если человек почувствовал себя всемогущим существом или состояние неадекватно возвышенной радости и т.п.);

- реакция, следующая за духовным пробуждением. Это “этап чистилища”. Здесь человек постепенно открывает свой объединяющий психологический центр. Это самый полезный и вознаграждающий этап роста. Задача руководителя – довести до человека истинное понимание природы кризиса, в чем ему помогает психосинтез;

- процесс преобразования человека. Это “этап преобразования”. Здесь происходит кульминация процесса, характерная самореализацией и интеграцией различных Я вокруг нового центра. Это самый длительный и сложный этап, соответственно усложняется и роль руководителя. Ассаджоли считает, что в кульминации преобразования духа человека руководитель может и должен оказать следующую помощь:

Объяснить человеку, что на самом деле происходит в нем и помочь найти правильное отношение к происходящему.

Научить его мастерству пользования волей, чтобы разумно контролировать и направлять стремления, рожденные подсознанием, при этом не подавляя их страхом или осуждением.

Научить его методам преобразования и сублимации сексуальной и агрессивной энергий. Эти методы создают основу для наиболее подходящего и конструктивного разрешения многих психологических конфликтов.

Помочь человеку правильно распознать и ассимилировать поток энергий, поступающих с уровней Я и суперсознания.

Помочь ему выразить и применить эти энергии в альтруистической любви и служении. Это особенно важно как противостояние тенденции крайней интроверсии.

Быть для человека проводником в его подъеме по различным фазам реконструкции личности на пути к высшему внутреннему центру, то есть в достижении личного духовного психосинтеза [92]. Ассаджоли полагает, что самая большая помощь, какую мы можем оказать человеку в его борьбе за саморазвитие, это помочь ему постоянно видеть перед собой цель. Человек – существо ведомое целью, а не толкаемое в спину средой и инстинктами.

В какой-то мере, по нашему мнению, к гуманистической стадии примыкает и наше отечественное современное деятельностное направление, анализ которого мы продолжим.

Современное деятельностное направление.

Что же удалось современному деятельностному подходу? Самое главное, как нам представляется, это продвинуться вперед в объяснении спонтанной работы духа человека и в какой-то мере преодолеть разрыв духа и тела, навести между ними своеобразный мост. Обе эти древние проблемы (“спонтанности” и “моста”) хорошо взаимосвязаны и важны.

Для оценки современной стадии продвижения деятельностного подхода в решении этих двух взаимосвязанных проблем, по-видимому, необходимо ясно учесть, во-первых, отличие человеческой деятельности от животной, машинной и марионеточной, во-вторых, строение самой деятельности человека. А исходя из того, что есть именно человек, расстаться, наконец, с “орнитологическим” и с религиозно-мистическим подходом к человеку, особенно к его духу.

Сущность человеческой деятельности. Исходное определяющее понимание деятельности связано с выявлением определенного типа отношений к миру, определенного типа бытия в мире, который составляет существо деятельности. В самом общем виде деятельность можно определить как специфически человеческую форму активности – не животную, не машинную, не марионеточную и не мистического активизма[93]. Содержанием такой активности является целесообразное изменение и преобразование окружающего человеческого мира[94]. Но это содержание требует явного уточнения. Оно, на наш взгляд, еще в парадигме Просвещения.

Потому что, например, “машиной” в кибернетике называют систему, способную совершать действия, ведущие к определенной цели, или систему, способную совершать целесообразные действия. Машинная деятельность направлена на исполнение того, на что ее направят, на исполнение целей человека. Далее, “преобразования”; преобразования окружающего мира осуществляет и животная деятельность, хотя, конечно, не такие, как человеческая. Теперь, “активность”; марионеточная деятельность способна к имитационной активности; причем, настолько, что может создавать виртуальную реальность.

Однако главное возражение не только в этом, а в том, что человеческая деятельность тоже совершает все эти виды деятельности, но в отличие от животной, машинной, марионеточной она принципиально по другому определяется, принципиально для другого предназначена, по иному осуществляется, имеет принципиально различные возможности и совершенно иные последствия. Так что объяснения человека и человеческой деятельности с позиции “рефлексы”, “реакции”, “отражения”, несмотря на всевозможные прихорашивания (особые, активные, опережающие, деятельностные и т.д.) нам, людям в принципе не подходят: после их срабатывания в нас человеческое лишь начинается, а не ими исчерпывается.

По определяемости – человеческая деятельность всестороння. Деятельность животных определяется биологически заданными программами; животное, что называется, не собьешь с толку. Машинная деятельность определяется заданием человека. Недалека от этого определяемость и марионеточной деятельности. Человеческая же деятельность определяется как подобными программами, так и определяется самоопределением, да еще на фоне исторически выработанных социокультурных программ. Причем самоопределяется как реальными, так и иллюзорными и виртуальными программами. Как уже говорилось, человек детерминируется прежде всего смыслом бытия, смыслом жизни, осознанно или нет. Напомним, инстинкты и среда влияют, но не определют его поведение, как это есть у животного.

По направленности – человеческая деятельность конструирующа и всенаправленна. Поведение животных направлено на поддержание биологического существования в пределах генетически обусловленной ниши. Машинная и марионеточная деятельность направлена на то, на что ее направят – на исполнение любых возможных для машины заданий человека. Иными словами, деятельность животных, машин и марионеток адаптивна и инструментальна, удобна в управлении и манипулировании. Человеческая деятельность также адаптивна и инструментальна, но она и самобытийна, просто стихийно бытийна, самоценна и внеценна, а потому самостоятельна, подчас не предсказуема, капризна и неудобна в управлении. Часто специфику человеческой деятельности видят в активном преобразовательном отношении к окружающему миру, но уже активна и преобразовательна деятельность и животных. Специфика человеческой деятельности не в самой по себе активности и преобразовательности, а в принципиально иной активности и преобразовательности: она конструирующа и направлена во все стороны - как на целесообразное, так и на внецелесообразное, уже витально ненужное и даже витально опасное, но неостановимое изменение этого мира и самое себя в нем.

Разница творчества и конструирования. Изменение изменению рознь. Одно дело человеческая деятельность направлена на изменение как творчество реальности, не имеющейся в готовом виде и недостающей человеку в качестве человека (творчество окультуренной среды). Другое дело, в силу непонятных пока причин, человеческая деятельность направлена на конструирование в этом мире совсем иной (“ненужной”) реальности. Так что не просто деятельный, активный, преобразовательный и даже творческий, а конструирующий характер деятельности (хотя бы в каких-нибудь формах и размерах) – отличительный знак деятельности прежде всего человеческого существа. Конструирование – это то, что отличает человеческую деятельность от всяких других деятельностей, животной, марионеточной, машинной. При этом не забудем, что и разрушение – это тоже конструирование реальности, но с обратным ценностным знаком, и что творчество и конструирование также весьма различающиеся вещи.

“Конструирование” не одно и то же, что “творчество”. Об этой разнице уже начинают догадываться[95]. Творчество, в широком смысле, - это мыследеятельность духа с выходом за обычное, стандартное, имеющееся, привычное, шаблонное. В более узком плане можно различить творчество и конструирование. Под творчеством понимается все-таки предпосылочное производство нового, а под конструированием – и беспредпосылочное создание нового. “Изобрести что-то, - писал И.Кант, - это совсем не то, что открыть; ведь то, что открывают, предполагается уже существующим до этого открытия, только оно еще не было известным, например, Америка до Колумба; но то, что изобретают, например, порох, не было никому известно до мастера, который это сделал”[96]. Дело тут не только в конвенциональности, о которой говорит И.Кант.

Творчество – это открытие того, что в принципе в бытии существует, было, но было еще не познано. Творчество – это и оригинальное трансформирование того, что вообще-то существовало в бытии, но в другом виде, то есть это комбинирование необычного из того, что было и есть.

Конструирование же понимается тоже и как комбинирование, но в собственном смысле – это изобретение как придуманное, надуманное, как каприз, игра сознания и неосознанного в человеке как чистейший плод креативности духа человека. И в этом плане конструирование – это новое, оригинальное, взявшееся вообще «ниоткуда», вообще «из ничего» и выдуманное, произведенное «не для чего», а есть способ самореализации скрытой от глаз, но базовой человеческой черты духа любого человека – сконструировать хоть какую-нибудь принципиально иную реальность; хотя бы плохонькую.

А если не получается что-нибудь выдумать, сконструировать, то – томиться этим, переживать, страдать от этого или беситься, нервничать с виду беспричинно, или еще хуже, геростратствовать, конструировать разрушение, некрофильствовать и все это – чаще неосознаваемо. Даже, если согласиться с мнением, что «ниоткуда вообще не бывает», то предпосылкой конструирования может быть взявшееся из непостижимого и для непостижимого. Но «непостижимого» – не сверхъестественного (словно уже известно кому-то, что оно сверхъестественное), а как показывают факты, естественного, но лишь идущего из бесконечности бытия. (Вспомним здесь градацию бытия по С.Л.Франку: бытие познанное; непознанное пока; непостижимое[97]. Но непостижимое - не мистическое, а умудренное неведение, в силу объективного наличия бесконечности бытия).

Конструирование – это новый тип творчества. Он был и раньше, но стал заметен особенно сегодня, с переходом от биосферы к ноосфере и от ноосферы к техносфере. В сознании человеческого существа незаметно произошли существенные сдвиги в мыследеятельности: с приспособления – на преобразование; с преобразования наличного – на преобразование возможного; с открытия нового – на изобретение нового; с изобретения нового как блага – на изобретение как игру; с креативности как игры – на деантропологизаторскую креативность. На всю эту цепочку трасформаций человеческой деятельности обратил внимание В.А.Кутырев[98].

Сама по себе мысль о конструирующей стороне природы духа человека не нова, но она переоткрывается. У нас впервые на серьезном уровне проблема конструктов в творчестве была специально рассмотрена в монографиях Е.Е.Ледникова и В.Н.Николко [99]. Конструирование в духе человека не отражает, не дублирует мир, и не творит как открывает его; конструирование его “сочиняет”, изобретает, надумывает, придумывает, создает искусственные слои реальности. От которых сознание человека внутри себя отталкивается, кстати, снова как от объективной реальности первого рода. Но они-то таковыми уже не являются. Они – конструкты.

Человек как уникальное существо бытия, живет не для адаптации, хотя он ею тоже занимается. Трактовать так человека, как нам кажется, это ничего не понять в человеке. Но даже в целях адаптации – познания мира- сознание человека создает не образы мира, а конструкты: “гипотетические конструкты”, “промежуточные конструкты”, “правильные конструкты”. Мы уж не берем креативность как игру, как хулиганство, как некрофильство.

Современные научные теории характеризуются все возрастающим использованием “абстракций крайне высоких порядков”. О каком отражении тут идет речь, когда происходит сплошная реконструкция и конструкция реальности. Образуются целые “искусственные” и “виртуальные” классы и отношения в противовес “реальным” классам и отношениям. ведь все дело в том, что и в самой жизни, и в девиантности, и в пороке, и в смерти тоже просвечивает жизнь. И что же дальше?

По возможностям человеческая деятельность неограниченна. Поведение животных ограниченно. Ограниченно меркой своего вида, оно детерминировано извне, рефлексно, осуществляется в силу видовой нужды и в полном соответствии с теорией отражения. Человеческая деятельность самодетерминируема, в этом смысле “богоподобна” и “дьяволоподобна”. Она неограниченна потому, что в принципе всегда свободна. А свободна потому, что своемерна, самоопределяема, самостимулируема, самомотивируема, самооцениваема, самопереживаема, отсюда – всегда ненасытна, хотяща. Это заметно даже в деятельности отдельного конечного человека, тем более в деятельности человеческого рода.

Люди, конечно, тоже действуют в силу нужды, но даже в случае деятельности людей из-под палки, голода, холода, страха и нужды, это лишь доказывает, что кто-то другой человек, другие люди проявили над ними свою “дьявольскую” неограниченность. Вне последней любой человек , если он в здравии, должен еще проявить изобретательность, чтобы остаться голодным и холодным. Если брать человека как животное, то человек был бы вполне самодостаточен. Но человек не животное, он не самодостаточен как человек, а потому инерция его деятельности неограниченна. Глобальные проблемы современности, образовавшиеся в ХХ веке благодаря человеческой деятельности, доказали ее очевидность. Остается понять причины этой неограниченности и что делать с этой нашей особенностью неограниченности. Суть заключается, разумеется, не в подчеркивании того тривиального положения, что человек – самое активно действующее в мире существо, хотя далеко немногие это понимают, а в осмыслении специфики осуществимости его деятельности и что с ней делать.

По осуществимости человеческая деятельность специфична тем, что она прежде всего самодетерминируема, то есть осуществляется в соответствии с теорией конструирования как принципиально иной реальности вокруг, так и себя в ней как иной реальности. Во всяком случае человеческая деятельность несет в себе эту самую креативную составляющую как ведущую, предопределяющую все другие в человеке. Лишь поняв это и приняв, начинаешь понимать что-то в природе человека как вида бытия и более или менее предвидеть его поступки, действие и линию жизни. Сегодня стало ясно, что человек детерминируется главным образом смыслом жизни (понимает он сам это или не очень), а не инстинктами и средой, которые влияют, но не определяют его поведение, как у животных. На смену отражательной внешнедетерминационной парадигмы приходит конструирующая самодетерминационная.

Процесс пересмотра парадигмы отражения шел и идет в несколько этапов:

- Отражение начали трактовать как “опережающее отражение”, опираясь на работы нейрофизиологов, прежде всего П.К Анохина [100]. Конечно, такое отражение похоже на “жареный снег”, как ерничает В.А.Кутырев [101], но оно пробило первую брешь в зоопсихологическом характере теории духа человека и самой сущности человеческого существа.

- Следующий этап перемен ознаменовался усиленным цитированием известного положения, что “сознание не только отражает мир, но и творит его”, не объясняя, как это творчество происходит, либо пытаясь выйти за пределы теории отражения, оставаясь в ее границах [102].

- Было признано, что “момент творчества входит в само отражение”, появились разделы “отражение как творчество”.

- Завершилось все это достижением некоего паритета между сторонниками отражения и творчества, тем, что “сознание есть отражение и творчество”.

- В 1980- 90-е годы об отражении, если уже вспоминали, то лишь как о “моменте творчества” – пластинка перевернулась.

- В настоящее время книг по отражению больше не издают, конференции посвящаются творчеству, сознание рассматривается “как творческое по самой своей сути”[103]. Отражательная парадигма сменяется не просто на творческую, а, как мы говорим, на современную конструирующую парадигму [104].

Смена парадигмы происходит прежде всего по внутренним причинам, хотя причастны здесь и политические, социальные и даже идеологические процессы. Главное же то, что под влиянием научно-технологической революции, пронесшейся над миром за последние три-четыре десятилетия и которую проспало наше руководство страны, в корне изменилось практическое отношение человечества к миру. Не только биосфера превращается в ноосферу, но и ноосфера реально превращается в техносферу – опредмеченный результат конструирования мира. Значение конструирования стало заметно воочию. Среда обитания из естественной превращается в искусственную, сконструированную. Стало видно, что все искусственное в конечном счете выдумано и произведено. Стала видна иная не отражательная, а изначально конструирующая порода такого существа как человек.

Но куда девать “отражение”? Оно что, не существует в принципе или перестало существовать? С фактами грандиозного конструирования и превращения ноосферы в техносферу никто не спорит. Этого только пока многие недопонимают. Но, что теперь, надо “отменить отражение”? В чем, собственно, дело? Мы считаем, что его не надо “отменять”, но надо найти ему свое адекватное место, которое является не всеобщим, а частным, и далее разрабатывать сущность духовной деятельности человека. Причем, разрабатывать изнутри.

Мы считаем также, что не стоит смешивать и отождествлять проблему сознания с проблемой познания. На теории отражения базируется познание истины, осознание же познанного основывается на теории отражения лишь вначале и отчасти. Поскольку процесс познания и процесс осознания пересекаются, но они не совпадают. Познание происходит и на неосознаваемых уровнях духовной реальности человека. Познание происходит и больше нужного для выживания и адаптации, выходит за пределы того, что подсказывает сознание (“остановись мгновенье, ты (итак !) прекрасно”).

Ошибка сторонников натуралистического - рефлексного, рефлекторного и упрощенно деятельностного - подхода не в изучении такой грани сущности духа человека как отражение, а в игнорировании ими уникальности, специфичности других граней сущности духа человека. Таких как активности даже созерцания и тем более конструирования, а также в отстаивании положения об отражении во всех возможных и невозможных аспектах, как всеобъясняющего положения. Далее, ошибка состоит также в том, что понятие отражение употребляется не в своем прямом смысле – на уровне сенсорики, а его значение искусственно расширяется до уровня образования образа, тем более логического образа, который есть уже продукт конструирования самого духа человека, а не отражения, то есть не обретения нечто готового извне. Такое наивно-реалистическое толкование отражения создает иллюзию объяснения сущности духа человека – его сознания, неосознанного, души человека, - искажая конструирующий по своей сути процесс креации знания, переживания, понимания, оценки какого-либо объекта, будучи самому частью этого же объекта, чуть в более широком масштабе , тем более в бесконечности и вечности бытия.

Мы считаем также, что в объяснении сущности духа человека необходим в известной мере возврат к онтологической методологии, не противопоставляя ее гносеологической и аксиологической. Способность духа человеческого существа не только к отражению, но далее и прежде всего к рефлексии, отражению отражений и конструированию представляет собой феномен онтологически укорененных существенных его свойств. В исследовательском и практическом подходе дух человека не может быть больше сведен ни к чему тому, что вне его самого. Ни к “прозрачному” только самосознанию, ни к социальным отношениям, не лишь к его проявлениям и т.п., хотя важно не чураться, а интегрировать их. Потому что в духе человека присутствует “нечто”, что и делает его человеком, уникальным существом, любого человека, даже падшего и ничтожного, в отличие от животного, марионетки или машины, а так же мистического демиурга.

Причем это “нечто” онтологически укоренено, а не выдумано и не может быть редуцировано чему-то вне его собственного бытия. Иначе, зачем нам такое фальшивое представление? Важно не повторить ошибку прошлых эпох, ошибку “перетягивания каната”: то сущность духа видится в созерцании и в самоявленности, а не в каком-либо отражении и тем более не в конструировании; то в высшей форме отражения и только в отражении; то в мистическом творчестве и свойство отражения начинает игнорироваться совсем. Иначе говоря, важно дополнять целое открытием и описанием какой-либо части, а не выдавать часть за целое вновь и вновь.

Что касается “теории отражения”, то, как подчеркивает Э.А.Тайсина, “всерьез” отменить “отражение пока никто не решается, но попытки потеснить его существуют”[105]. Нам представляется, что первое делать не стоит ни всерьез, ни мимоходом, потому что отражение не придумано, а онтологически существует как одно из свойств бытия, в том числе и духовной реальности человека, наряду с другими свойствами. А вот второе - потеснить - надо и существенно: рассматривать не теорию, а парадигму отражения; не как абсолютную, а как одну из парадигм; и не как альтернативу другим, а как существенное дополнение, вместе с другими; разрабатывая и вписывая ее в общее представление о конструирующей сущности духа человека; прекратив претензии с ее стороны на абсолютность, самодостаточность и самодовольное игнорирование других парадигм, поскольку и без того постичь конструирующую сущность духа человека весьма не просто.

Сущность духа человеческого существа имеет конструирующую природу, что не означает неучитывания способности и отражения. Но здесь важно различать, что является ядром, а что периферией. Попытку конкретизировать сущность сознания как конструирования, при этом не “отменяя” отражения, исследователь Л.А.Микешина, например, осуществляет следующим образом. Ссылаясь на “теорию восприятия” она полагает, что сенсорные данные, хотя и являются отражениями, но это лишь материал для дальнейшей “переработки уже неотраженного характера”. Сам же “предельный образ не является копированием действительности”, а есть гетерогенный образ или конструкт, созданный человеком, а не внешним миром. Его создание есть уже не отражение, а “принципиально иная процедура” - процедура выбора, категоризации, интерпретации, выдвижения гипотез, апробации, предсказания новых объектов, свойств, процессов. И вот суть – главным условием при конструировании становится не внешнее воздействие предмета (оно не игнорируется), а “личностные действия – система личностных культурно-исторических, предметно-практических предпосылок, установок, в целом ценностных ориентаций субъекта”[106].

Конкретные исследования подтверждают, что из одних и тех же сенсорных данных можно “вывести” совершенно разные “объекты”[107]. Коль в процессе осознания происходит выход за пределы показаний анализаторов, раз в содержание перцепции включается то, чего нет в воздействиях непосредственных раздражителей, то все это говорит о конструирующей природе духа человека, которая на начальной стадии конструкта не обходится без отражения и созерцания, но не сводится к отражению. Как же происходит самоконструрование в духе человека?

Механизм самоконструирования духом человека своих образов, переживаний, пониманий, других духовных образований чрезвычайно сложен. Попробуем описать его в меру возможностей. Одно из объяснений мы находим в анализе феномена сознания человека у В.Д.Евстратова. Опираясь на данные К.Р.Мегрелидзе, Б.Д.Поршнева и других, он ссумировал свой ответ на вопрос, как и почему самоконструируется духовная данность – какая либо абстракция. Во-первых, она есть «психическое явление, отторгнутое от непосредственной связи со своим источником». Во-вторых, самоконструирование духовных данностей в человеческом сознании объясняется здесь связью с языком, речью, словом.

Оказывается, природа первичных речевых образований обнаруживает, что в языке генетически первой идет его императивная функция и прежде всего глагольная форма слова. И затем уже идет информационно-номинативная функция и предметно-существительная форма слова. Казалось бы ясно, что речевое общение есть следствие общения и сообщения. Но само это средство превратилось в детерминирующий фактор: речь, язык, слово стали «инспираторами», «решающим условием перемалывания чувственного материала в абстрактные образования»[108]. Данное объяснение дополняет общую картину конструирующей сущности духа человека. Оно представляется тем более важным, если не продолжать застарелой ошибки, о которой напоминает исследователь – не отождествлять гносеологическую первичность с хронологической.

А теперь, что касается строения человеческой деятельности. Анализ показывает, что оно является иерархически сложным, но не хаосообразным и не мистическим. В деятельности просматривается, во-первых, уровень действий; затем - уровень операций ; далее – уровень психофизиологических функций; и, наконец – уровень особенных деятельностей и особых видов деятельности. Основная единица анализа строения деятельности – действие.

Действие включает: потребность; интерес; цель; идеал; задачу; операцию или их некоторую совокупность. Действие - это переход стимулирования в мотивирование действия и мотивирования через всю цепочку звеньев духа в операцию. Действие начинается с потребности.

Потребность – это исходная врожденная форма активности любых живых организмов. Потребность занимается стимулированием (не путаем с мотивированием) организма к какой-либо операции. Но у животных действие в сущности равно операции и действие начинается сразу после появления потребности, а стимулирование не перерастает в мотивирование. У человека существует целая цепочка самоконструирования самодетерминации – потребность превращается в интерес, интерес в цель, цель в задачу и идеал, задачи в операцию. Само превращение потребности в операцию и есть процесс самоконструирования и осуществления самодетерминации человеческой деятельности. Как же детальнее происходит процесс самодетерминации?

Человек – не самодостаточен, поэтому либо хнычет, либо погибает, либо начинает действовать и действие начинается с потребности. Потребность –это нужда человека в определенных составляющих, лежащих вне его бытия, утоление которых делают его бытие более или менее самодостаточным, это еще неотдифференцированная форма активности, еще вожделение. Потребностей у человеческого существа много, причем удовлетворяются они уже сразу человеческим способом и фактически тут же преобразуются. Поскольку устойчивой их классификации не существует, можно говорить об их некоторой систематизации. Потребности бывают [109]:

• материальные, духовные и их различные сочетания;

• индивидуальные, общественные и их модификации;

• фундаментальные, сиюминутные; стратегические, этапные;

• здоровые, нездоровые, больные, извращенные.

К числу фундаментальных потребностей можно отнести следующие, которые можно дорабатывать, но с ними трудно не согласиться [110]:

• физиологические (пища, вода, сон, половое влечение и т.п.);

• потребности в безопасности (стабильность, порядок);

• потребность в любви и принадлежности (семья, дружба);

• потребность в уважении (самоуважение, признание);

• потребность в самоактуализации (творчество, конструирование, развитие способностей, искусство, познание).

Действие потребностей происходит в соответствии с определенными

общеизвестными закономерностями [111]. а)Чем развитее человек, тем шире круг его потребностей и многообразнее формы их удовлетворения, и наоборот. б)По мере удовлетворения потребностей получается их возрастание и обновление, и наоборот. в)Удовлетворение потребностей не терпит их забегания, перепутаницы и перескакивания. Для большинства человечества “высшие” потребности недостижимы без удовлетворения “низших” как их опоры, ибо высшая природа человека опирается на низшую, нуждается в ней как в основе и не сводится к ней.

Однако потребности стимулируют, а не мотивируют деятельность человека. Кроме того, потребности есть и у человека и у животных, но мотивы есть лишь у человека и их нет у животных. Отсюда проблема различения стимулирования и мотивирования. Стимулами мы называем заставление, принуждение человека к активности; действие здесь вынужденное, не желаемое, не любимое и в этом смысле внешнее и малоэффективное. Мотивы – это собственные влечения человека к активности; влечение – это добровольное, желаемое стремление и в этом смысле внутреннее и более эффективное. При действии стимула “решение принимает” организм в человеке, а при действии мотива решение принимает сам человек, его субъективность, его я, его надорганизменная психо-душевно-духовная надстройка. Стимул переливается в мотив, но между стимулом и мотивом мы видим не количественную, а качественную разницу, отличающую нас в принципе от животных.

Именно специфичность деятельности человека, ее самодетерминирования, механизма действия, направленности, последствий показывает, что есть человек. Сущность человека далеко не ясна, но сегодня понятно,что человек не есть животное. Человек не есть био-социальное существо, не есть самое умное животное (не политическое животное, не разумное животное, не общественное животное, не животное делающее орудие труда, ни даже “высшая ступень живых организмов на Земле”[112] и т.п.). Человеку не нужны никакие подхваливания и комплименты, даже самому из нас бомжу из бомжей. Потому что в своей изначальной основе, кратко говоря, человек есть иное - культурное существо. Во-первых, уже по рождению. Во- вторых, и по способу удовлетворения потребностей.

Уже по рождению мы появляемся на свет с т.н. “врожденными идеями”, “коллективным-бессознательным” и “неживотными влечениями”. Факты показывают, что в человеке с самого рождения (с 2-3 месяцев) существуют потребности органические (пища, вода, кислород и т.п.) и сразу же душевно-духовные: в частности, познавательные и социальные. Познавательные – поиск и активное добывание информации из внешнего мира: перцептивные исследования малыша, практические манипуляции, ранне интеллектуальные моменты познания. Социальные – контакт не с чем попало и с кем попало, а с себе пободными,т.н. “комплекс оживления”[113]. Так что с самого рождения не среда воздействует на человека, а человек сам вылавливает из среды то, что ему надо.

Напомним, что с точки зрения теории неоклассического детерминизма внешняя среда является детерминационным фоном, сама она не “оказывает воздействия”. Она вообще, по определению, не обладает такими детерминационными свойствами. Если “среда” начинает “оказывать воздействие”, это значит, что она превращается в “условие” и далее в “причину”. А причина - это всегда взаимодействие, пусть и асимметричное: это значит, что в среде начал действовать ты сам и (не или!) другой субъект, похожий на тебя.

И по способу удовлетворения даже биологических потребностей мы с самого начала являемся культурными существами. Правда, речь идет об адекватном понимании сущности культуры, а не о норме культурности и форме ее выражения (она бывает разной: от “дикости” до “собственно культуры”). Речь идет также о принципиальной особенности человеческого существа, о принципиальной константной незримой черте, пролегающей между животным и человеческим существом. А то, что среди нашего человеческого вида есть “нелюди”(существа, опаснее животных, переступающие по собственному влечению черту жизни и смерти человека), это лишь доказывает существование этой черты и принципиальной разницы человека и нечеловека.

Человек, по определению, не может жить в качестве человека вне культуры. Культуры как III доме бытия. Без этого он томится, нервничает или становится брутальным, опаснее любого животного. Человек не может не создавать культуру (либо хоть как-то участвовать в этом). Без конструирования ему не удается состояться в качестве человека, он также томится, нервничает или становится тоже еще хуже. В этом смысле, человек есть кентавр-проблема (Ж.Т.Тощенко). Но не в плане био-социо, а в том, что «человек, в процессе познания природы может оторваться от своего воображения, он может открыть и осознать даже то, что ему не под силу представить», что «он является носителем парадоксального сознания и поведения» [114].

Итак, хотя действие начинается с попыток удовлетворения потребности, но вначале человеку непонятна еще своя потребность. Психологически она проявляет себя как неясное томление, смутное чувство радости или недовольство, раздражение. Потребность – это еще хаос, неотдифференцированное влечение. Поэтому начинается спонтанная поисковая деятельность по ее удовлетворению. В ходе поиска происходит встреча потребности с предметом ее удовлетворения. Практически - это с какой-либо вещью, событием, процессом - иначе говоря, с текстом бытия, который предлагает среда. Начинает формироваться интерес.

Интерес – это, когда среди стихии предложений среды. происходит: узнавание удовлетворяющей потребности, затем ее опредмечивание в образе и фиксация (импринтинг) в предпочтительном предмете своего вожделения. В итоге данного этапа самодетерминации – встречи, узнавания, опредмечивания и фиксации – потребность трансформируется в интерес. Подчеркнем, что этот момент – не рядовое , а очень важное событие, это уже действие духа! Ибо в акте образования интереса зародилась самодетерминация деятельности человека, или стимул превратился в мотив действия, или человек окончательно внутри себя разошелся с животным.

Интерес – это опредмеченная потребность; это то, что имеет значимость; это значимо для меня, а не вообще; важно из всего предложенного средой именно вот это. Интерес уже мотивирует действие человека: здесь туманная нужда отдифференцировалась, приняла образ – заместитель вещи,- и теперь уже действует образ, и этот образ, который привлекает, зовет к себе, а не толкает, не принуждает как потребность. Теоретически и практически здесь важно почувствовать разницу! Мотив – это добровольное влечение самого человека и влекомого уже не потребностью и не самим предметом, а его уподоблением – сконструировавшимся идеальным образом-чувством-переживанием предмета.

Мотивирующая детерминация деятельности в виде идеального образа-чувства-переживания, заключенная в интересе “возможна благодаря ее особому качеству - уподобляемости свойствам и отношениям преобразуемого ею объективного мира. Функцию уподобления выполняют поисково опробирующие действия субъекта, строящие образы соответствующих объектов. Первоначально деятельность детерминируется предметом, а затем (в интересе –Г.М.) она опосредуется и регулируется его образом, как своим продуктом”[115].

Итак, потребность превратилась в интерес, а стимул в мотив. И вот, -внимание! – зарождаясь, мотив тут же включается в общую детерминационную цепочку “человек – среда” и теперь уже (как результат) тут же транспонируется во внутреннее средство, выработанное самим же мотивом. Образно говоря, выработалось внутреннее топливо, которое тут же подбрасывается в топку самодетерминации. Теперь уже не кто-то, что-то извне заставляет, а дух изнутри желает, сама “душа горит”. Таким образом это уже действует самозарождающаяся духовная энергия: действие выработало образ и теперь он – образ, - а не физическая реальность, детерминирует дальнейшую деятельность.

Спонтанная работа мотива как феномена самодетерминации весьма мозаична. Один и тот же мотив может побуждать к разным действиям. Но и одно и то же действие может побуждаться разными мотивами. Как показывает А.П.Чехов в рассказе “Детвора”, в игре детей в лото на деньги налицо пять разных мотивов игры: корыстолюбие, честолюбие, сам процесс игры, страсть к недоразумениям и, наконец, "арифметика игры”. Как правило, типичные человеческие действия полимотивированы. Не все мотивы, сходящиеся в одном действии или деятельности равнозначны и равноосознаваемы. Как правило, один из них главный, другие второстепенные. Главный, ведущий мотив – входящий в причинность, то есть “запускающий” детерминационный процесс, попутные мотивы - входят в обусловленность, то есть все время предпосылают и дополняют причинность в детерминационном процессе деятельности.

Итак, интерес породил мотив деятельности. Но продвигаемся дальше. Интерес – это мотив, который начинает осознаваться и в сознании человека возникают вопросы: а куда двигаться, каков будет результат этого движения, насколько это важно, значимо для меня, каков личностный смысл этого движения. Вся эта внутренняя духовная работа происходит осознаваемо и неосознаваемо. В ее итоге возникает пучок мотивов. Более или менее осознаваемые, а значит отдифференцированные, возникшие из мотива-интереса превращаются в мотив-цель, возможно в мотив-идеал, и уж непременно в мотив-задачу. Смутно осознаваемые и возникшие тоже из мотива-интереса, но скорее всего пограничные, превращаются в мотивы-эмоции, расщепляющиеся в свою очередь на собственно эмоции, на чувства, аффекты и страсти. Неосознаваемые, возникшие также из мотива-интереса, превращаются в мотивы-переживания, в экзистенциальные переживания личностного смысла, смысла вечного бытия и их соотношения.

Иначе говоря, образуется иерархическое соотношение мотивов в человеке, которое не осознается в полной мере. Проясняется эта иерархия мотивов особенно в ситуации пересечения мотивов, которое может развиваться до амбивалентности мотивов и даже мучительного конфликта мотивов. Но продолжим анализ и вернемся к цели.

Иногда действие определяют как процесс направленный прямо на реализацию цели [116]. С этим можно согласиться лишь в той мере, что цель – важнейший элемент самодетерминации действия именно человека. Цель жестко входит в определение человеческого действия. На этой фазе спонтанной активности духа начинает действовать целевая детерминация. Это специфическая детерминация, свойственная лишь человеку. Машиной называется система, способная совершать действия, ведущие к определенной «цели». Но у машины, фактически нет целей, они у нее не возникают, не формируются, а закладываются человеком. Ведь что такое цель? Цель – это образ желаемого результата; результата в каком-либо конкретном виде (предмета, выполнения замысла, достижения творческой задачи и т.д.); результата, который хочется достигнуть теперь уже именно мне (осубъективизированного, не гетерономного, не чуждого результата); в ходе выполнения действия, потому что он - образ результата во мне - влечет меня, жаждет, зовет.

Подчеркнем самодетерминационный момент. На этапе цели человек пошел сам, пошел сам за образом, его повел в себе конкретный образ. Эта качественная разница часто не улавливается классической, либо мистифицируется неклассической парадигмами философии. Человека здесь никто не толкает в спину, не заставляет, не принуждапет, а он дотягивается добровольно сам; и он тянется не к предмету, а к конкретному образу этого предмета, как его заместителю (репрезентанту), некоему духовному подобию; этот желанный образ сформировался (сконструировался) сам внутри человека, а не снизошел мистически и не вставлен средой механически, как кассета в магнитофон.

Даже в случае подневольных действий решение на цель принимается в конечном счете самим человеком, считает В.Франкл. “В концлагерях, например, - в этой живой лаборатории и на этой испытательной площадке – мы наблюдали, что некоторые вели себя, как свиньи, в то время как другие вели себя как святые. Человек заключает в себе обе возможности; какая из них реализуется, обратим внимание,«зависит от принимаемых решений, а не от условий”[117].

Свобода не от условий, а свобода занимать позицию в отношении условий все равно остается, несмотря на то, что человек есть существо конечное и его свобода ограничена условиями [118].

Одним из первых, кто в отечественной философии выступил против абсолютизации роли внешней среды и условий, кто увидел различие причин, условий и среды применительно к человеческому становлению, был Д.А Волкогонов. “Внешняя среда не есть причина развития сознания. Это своеобразная природная, общественная, духовная колыбель, где осуществляется развитие человека и приложение им своих творческих сил. А причина развития – внутренние противоречия сознания, которые возникают и разрешаются в этой среде. Условия превращаются в формирующий фактор лишь при деятельности коллективов, личностей (разве мало благоприятных условий, которые иногда в полной мере не используются!)”[119].

Итак, человек в конечном счете есть существо самоопределяющееся и это самоопределение находит себя точнее в цели. Если мы хотим добиться от человека чего-то стоящего, мы должны добиться того, чтобы это превратилось в его, в “родную цель” данного человека, а не осталось на этапе потребности или не было вашей целью. Цель – это одна из важнейших духовных самодетерминант, довершающих образование внутренней самопричинности. Далее она наращивается.

Мы долго не признавали целевую причинность, считая это идеалистическим подходом. И до сих пор с трудом прививается в нашей отечественной парадигме мысль, что “для человека слишком типичны действия, которые подчиняются не логике внешних воздействий, а логике внутренней цели. Это не столько реакции на внешние стимулы (как у животных – Г.М.), сколько акции, направленные на достижение цели с учетом внешних условий”[120]. Без целевой причинности внутри нас “мы бы сравнялись с живым существом рангом амебы. Только неживое подчинено очевидной каузальности. Но жизнь – это долженствование, а человеческая жизнь – это целевое долженствование, целевая каузальность”[121], подчеркивает А.Адлер.

Помимо такого важнейшего свойства как быть самопричинностью у цели есть еще одно ценное качество – быть “мостиком” между внутренним и внешним, между телом и духом, между сознанием и поведением. Цели, как и потребности, чрезвычайно разнообразны и разномасштабны. Говоря о сложных составных действиях, следует увидеть, что конкретный набор и последовательность действия диктуются логикой взаимодействия цели и предметной среды. Если мы не соотнесем свою цель с устройством телефона, то никогда не свяжемся с абонентом. Чтобы наловить бабочек, нужно уже в цели обязательно учесть их образ жизни и поведение. Мостиком является и то, что действие включает в качестве непременного компонента акт сознания в виде цели, и в тоже время данный целевой акт сознания не замкнут в себе, а сам раскрывается в действии. Получается мостик – неразрывное единство сознания и поведения.

Все это составляет несколько новые моменты и преимущества в современном деятельностном подходе по сравнению с рефлексным, рефлекторным и ранним деятельностным подходами. Главное же в том, что деятельностный подход стремится раскрыть принцип активности, а не только принцип реактивности. И это ему немного удается. Actio – это действие, где исходная точка причинности (а не просто детерминация средой, условиями) «помещена» внутри человека, в его духовной реальности в целом, и она не помещена, а самозарождается в процессе действия. Reactio – это привносимое действие, где исходная точка во внешней среде. А, как уже подчеркивалось, современный детерминизм различает функции среды, условий и причины. Внешняя среда и условия не являются причиной, а лишь участники детерминации, они есть фон и предпосылки в процессе детерминации, которые тоже необходимы и от них никуда не денешься, да порой и деваться не нужно. На этом детерминационном поле – не больше - образуется (самоконструируется ) и протекает причинный процесс.

Ведь коренное расхождение между принципом реактивности и принципом активности не в в признании или отрицании активности, а в том, почему и как «образуется» активность или кто-что «запускает» исходную точку активности. Так вот современный деятельностный подход пытается видеть эту исходную точку постоянно во взаимодействии, а не в воздействии, концентрация которого - в целевой причинности.

В более сложной деятельности человека цель превращается далее в идеал. Идеал – это детерминация связанная со смыслом жизни, с духовным посылом к некоему Абсолюту. Идеал это очень тонкий и важный детерминационный элемент в структуре духа человеческого существа[122]. Особенно это заметно, если его сопоставить с внешне похожими образованиями, такими как «утопия», «греза», «мечта»[123]. Идеалом можно назвать духовное образование, в котором концентрируются образ обобщенного жизнесмыслообразующего результата и воображаемого направления движения к чему-то вне-себя в пределах неудовлетворенных пока фундаментальных потребностей, но и в пределах возможностей их удовлетворения. В идеале потребности превращаются через интересы и цели в метацели. В этом плане идеалы – это мощная метамотивация человека.

Идеал это не обязательно нечто неземное и живущее вне настоящего. Идеал призван точнее, сущностнее ориентировать человека относительно достижения им смысла жизни в процессе удовлетворения потребностей, достижения интересов и целей. Но человеческой жизни. Утопия же, на наш взгляд и в отличие от других авторов, объективно дезорентирует человека, отдаляя от жизни, ставя какую-либо ценность выше жизни. И в этом ее не просто негативное, но и опасное значение. Любого вида утопий. В принципе, утопизм – это остатки “архаического сознания”[124]. А оно, как известно, еще не отличается способностью к дифференциации вещей и ценностей. Оно еще не умеет проводить ясные грани, особенно между реальностью и вымыслом, между жизнью и смертью, едва только реальность становится сложнее. Ему свойственно слипание различий и отсутствие невозможности. Отсюда видно, что возможны еще и фальшивые идеалы, которые в сущности превращаются в идолы.

Забегание и перепутаницу в удовлетворении фундаментальных потребностей способны вынести редкие индивиды. Если эта закономерность не соблюдается, то идеалы или не появляются, застревая в утопиях и мелких и пустых мечтах или возможно появление фальшивых идеалов. Вопрос этот очень важен. Фальшивые идеалы это такие, которые тоже духовно увлекают (самодетерминируют) своим процессом трансцендирования во вне-себя; тем, что в представлении происходит вроде что-то великое и фундаментальное, но, как мудро подмечено Э.Фроммом, трансцендированное в сторону от жизни и даже против жизни [125]. Детерминирующая сущность идеала – в духовной детерминации будущим - следствием, которое превращается в причину в процессе причинения [126].

Но, как говорят в народе, дух – он барин, то есть будущее может быть взято духом из прошлого, из настоящего и из собственно будущего [127]. Идеал – это выход вне-себя. Выход вне-себя увлекает человека, становясь мощной духовной детерминацией. Но что такое «вне-себя»: куда? во имя чего?, зачем? насколько? - то есть возникает вопрос критерия. Все прогрессы реакционны, если рушится человек. Критерием выхода во вне-себя в идеале является сущность человеческой жизни, сущность человека, а не что-то вне их, стоящее над ними, подменяющее их своим возможным очарованием. Перевал за эту границу чреват превращением идеала в идол, в разочарование, в «демона». Однако практического осуществления действия еще нет и здесь. Оно осуществляется в операции.

Операция образует следующий, нижележащий уровень действия. Операцией называется способ выполнения действия, последовательность частных действий. Главное здесь – методическая, процедурная, техническая сторона выполнения действия и переход к детерминации условиями. Ибо характер применяемых операций зависит больше от условий, в которых протекает действие. Если все действие отвечает больше собственно цели, то операция, как элемент, отвечает больше условиям, в которых эта цель сформировалась. Цель превращается таким образом в задачу. Потому что цель, данная в определенных условиях и называется задачей [128]. При этом под условиями имеются в виду как внешние обстоятельства, так и внутренние человеческие возможности, вовлекшиеся в операцию по осуществлению действия. (Не забудем, что действие есть процесс, направленный на реализацию цели, то есть образного духовного акта).

Уровень операций заполнен больше автоматическими действиями и навыками. Иначе говоря, еще одно из свойств операций состоит в том, что они мало осознаются или совсем неосознаваемы. Этим, а также задействованием условий (а не обстоятельств среды) операции качественно отличаются от действий. Действия предполагают и сознательную цель, и вовлечение начал детерминации, то есть среды, и сознательный контроль за протеканием действия.

Зачем все это надо? Понимание границ, отделяющих действие от операции – существенно, так как позволяет узнать, чем “занято” сознание человека, в каком оно состоянии (эмоционального возбуждения или утомления), насколько человек продвинулся в обучении.

Итак, деятельностный подход наметил три “механизма” конструирования самодетерминации или образования мотивов. Первый - это механизм преобразования потребности в интерес, интереса в цель, а в дальнейшем – в идеал, в задачи и операции. Он происходит по линии более дифференцированного осознания и распознания смыслов предметов и стремления к ним или избегания их. Второй – это механизм превращения интереса в эмоции (эмоции, чувства, аффекты, страсть). Он происходит по линии дифференцированного оценивания смыслов предметов и их отношения к самому человеку и человека к ним. Таким образом мотив наращивается. Третий – это так называемый механизм сдвига на цель (по А.Н.Леонтьеву), и сдвига на эмоции. Суть этого механизма состоит в том, что цель, ранее побуждаемая к ее осуществлению каким-то мотивом, сама становится мотивом, то есть сама со временем приобретает самостоятельную детерминирующую силу. То же самое происходит и с эмоцией.

Таким образом, получилось, что деятельностный подход не все объясняет, но помогает объяснить не отражение, а создание образов, которые далее делают свое тоже конструирующее дело. Продвижение современной деятельностной методологии лаконично поясняет Г.П.Щедровицкий. "Надо, говорим мы, перестать “пялиться” на объект и в нем искать причины и источники этого беспорядка во взглядах на него, а обратиться к собственной МД (мыследеятельности, что означает примерно к творческому, а не отражающему, сознанию – Г.М.), к ее средствам, методам и формам организации и произвести перестройку в них, ибо наши представления об объекте, да и сам объект как особая организованность, задаются и определяются не только и даже не столько материалом природы и мира, сколько средствами, методами нашего мышления и деятельности. И именно в этом переводе нашего внимания и наших интересов с объекта как такового на средства и методы нашей собственной МД, творящей объекты и представления о них, и состоит суть деятельностного подхода”[129].

Однако из груши не рождаются яблоки. Из чего же берется производство самого производства образов? И вот здесь деятельностный подход помогает также достичь примирения нативизма (врожденности) и эмпиризма (приобретенности). Каким же образом? Деятельностный подход показывает, что понятие “происхождение” относится к сознанию человека, духовная же реальность человека не происходила, а она была. Мы считаем, что дух не появился, он был всегда, как, скажем, гравитация. Это сознание отдельного человека имеет происхождение – возникает, формируется, производится в процессе деятельности. Духовная же реальность отдельного человека это не та форма бытия, которая произведена человеком. “Врожденные идеи” были.

Деятельностный подход как раз и помогает свести концы с концами: человеческое существо этим и отличается, что оно рождается с психически-духовной предпосылкой, которая затем путем собственной культурной деятельности в некоторой культуре выпестывается самим человеком. Духовная реальность отдельного человека (не отождествляем ее с сознанием; сознание лишь часть духа человека) с рождения человека (ребенка) не “чистый лист”. Она полна предуготованных психически духовных ассоциаций и форм, своеобразных гомункулюсов, управляющих человеком. Юнг, например, назовет их “коллективным-бессознательным”, “архетипами сознания”. Как они туда попали?.

Они не попали, они были. То есть сформировались деятельностным опытом предшествующих поколений и передались конкретному человеку в силу действия великого закона наследственности[130]. У отдельного же человеческого вида они воспринимаются как априорные, потому что рефлексируются значительно позже, чем передались, и рефлексируются как личная собственность, будучи вместе с тем и родовой принадлежностью. У человеческого рода и вида они имеют деятельностное происхождение, а у индивида – они врожденны, поэтому кажутся внеопытными, хотя к родовому опыту, переданному по закону наследственности затем приращивается (или истрачивается) индивидуальный деятельностный опыт.

Иначе говоря, то, что априорно для отдельного человека, апостериорно для человеческого рода и вида.

Современная наука сделала недвусмысленный вывод, что человек (ребенок) с момента рождения уже имеет некоторую готовую духовную реальность[131], накопленную и переданную от деятельности рода, которую последующая собственная индивидуальная жизнедеятельность человека упражняет, наращивая или отнимая, транспонируя или искажая, в силу конструирующей сущности духовной деятельности данного человека в определенной культуре. Так что, через деятельность духовное и материальное, внутреннее и внешнее, врожденное и приобретенное имеют не только реальный «мостик», но и представляют неразрывное единство, не теряя своих собственных природ и спецификаций.

Итак, деятельностный подход в современной его разработке также проделал большую работу и внес свой вклад в разработку сущности духовной деятельности человека. Он шел к объяснению творческого начала через более подробное развитие принципа деятельности, который по-прежнему не следует абсолютизировать.

Резюме. Особенностью всех догуманистических подходов является то, что они базируются на том или ином «дочеловеческом» типе детерминизма. Поэтому дело у них сводится не к человеческому расцветанию, а в конечном счете лишь к адаптации разумного и прочего животного в облике человека к жизни в подобном со-обществе.Тут не до самого человеческого индивида. И только направления новогуманистического методологического подхода по-настоящему пекутся о человеке как о нем самом, помогают ему решить его проблемы самоосуществления, постепенного расцвета. Поэтому «у них» и получается.

Выводы по главам 3 и 4:

1. Развитие методологических подходов к пониманию сущности человека и его духа шло следующим образом: доклассическое (магическое) – классическое (органическое, рационалистическое) – неклассическое (глубинное)– неоклассическое (гуманистическое). Их основой было то или иное понимание сути детерминационных оснований. Все эти подходы и понимания, кроме магического, по своему уместны, объективно дополняют и наращивают достоинства друг друга и элиминируют недостатки и заблуждения друг друга. Главный недостаток каждого из них, кроме гуманистического, состоит в абсолютизации самое себя, чем значительно обескровливается каждый из них.

2. Гуманистический подход среди них парадигмально заметно выделяется. В нем на данное время интегрируется все ценное в каждом предыдущем подходе и преодолевается логико-историческая недостаточность каждого. Он доказал и доказывает себя на практике, не абсолютизируя себя. Главное его преимущество в том, что он основан на человеческом типе детерминации. Только здесь недвусмысленно обнаруживается, что человеческое существо, благодаря наличию у него духовной реальности, обладает имманентной свободой и возможностью быть ответственным, является уникальным явлением бытия мироздания. С таких исходных позиций мы и продолжим исследование природы неосознаваемого.

Примечания к главе 4:

1. Ярошевский М.Г.Зигмунд Фрейд – выдающийся исследователь

психической жизни человека//З.Фрейд. Психология бессознательного. М.,

1990. С.3; См.также Радзиховский Л.А.Теория Фрейда: смена

установки//Вопросы философии. 1988. №12; Фромм Э.Величие и

ограниченность теории Фрейда. М., 2000.

2. Фрейд З. Я и Оно. М.- Харьков, 1998. С.774.

3. Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С.390.

4. Выготский Л.С., Лурия Ал.Предисловие к русскому переводу работы

“По ту сторону принципа удовольствия” //Фрейд З. Психология

бессознательного.М., 1990. С.35.

5. Автономова Н.С. От переводчика//Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б.Словарь по

психоанализу. М., 1996. С.10.

6. Ортега-и-Гассет Х. О спортивно-праздничном чувстве

жизни//Философские науки. 1991. №12. С.141.

7. Дильтей В.Наброски к критике исторического разума//Вопросы

философии. 1988. №4. С.136.

8. Там же. С.143.

9. Там же. С. 152.

10. Там же. С. 152.

11. Дильтей В.Предпосылки или условия сознания либо научного

познания//Вопросы философии. 2001. №9.С.124-125.

12. Хорни К. Наши внутренние конфликты//Теории личности в западно-

европейской и американской психологии. Самара, 1996. С.195.

13. Там же. С.242.

14. Юнг К.-Г.Архетип и символ. М., 1991.

15. Юнг К.-Г. Исследование феноменологии самости.М., 1997. С.13, 18.

16. Юнг К.-Г. Проблемы души нашего времени.М., 1994. С.49.

17. Там же. С.136; См.также Адлер Г. Лекции по аналитической

психологии. М.,1996. –282 с.

15. Адлер А.Индивидуальная психология: ее гипотезы и результат//Теория

личности в западно-европейской и американской психологии.Самара, 1996.

С.169.

15. Там. же. С.167.

20. Там же. С.177.

21. Там же. С. 170.

22. Гуревич П.С.Теория и практика психоанализа. М., 2000; Берн Э.

Психоанализ и психотерапия для несведущих. М., 2000.

23. Пружинина А.А., Пружинин Б.И. Психоанализ в России – между

прошлым и будущим//Вопросы философии. 2000. №10. С.21.

24. Решетнитков М.М. Современное состояние российской психотерапии и психоанализ//Философские науки. 2000. №4. С.104.

25. Эверли Дж., Розенфельд Р. Стресс:природа и лечение. М.,1985. –223 с.

26. Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита.

М., 1997. –334 с.

27. Зорин Н.А.Кризис клинической психиатрии: истоки и попытки

преодоления (философско-методологический аспект)//Философские науки.

1989. №8; Гуревич П.С.Клиническая психология. М., 2001.

28. Губанов Н.И., Царегородцев Т.И. Психосоматическая проблема

//Философские науки. 1990. № 12. С.22-32.

29.Франкл В. Человек в поисках смысла.М., 1990. –368с.

30. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М., 1966. С.406.

31.Найсер У. Что такое когнитивная психология?//История зарубежной

психологии: 30-60 годов. Тексты. М.,1986. С. 116.

32.Башляр Г.Новый рационализм. М., 1987.

33. Там же. С.122, 331.

34. Пиаже Ж.Избр.психол.труды. М., 1994.

35. Там же. С.63.

36. Меньчиков Г.П. Язык как детерминирующий фактор изменения

сознания человека//Литература и язык в контексте культуры и

общественной жизни. Казань, 1992. С.133.

33. Деррида Ж. Язык и письмо//Контексты современности. Хрестоматия.

Казань, 1995. С35.

33. Лакан Ж.Семинары. М., 1999. Кн.2. С.177; См. так жеАвтономова

Н.С.От переводчика//Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по

психоанализу.М., 1996. С.6.

33. Цит. по Контексты современности. Хрестоматия. Казань, 1995. С.72.

34. См. Сёрль Дж. Перевернутое слово//Вопросы философии. 1992. №4

С.59.

33. См. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия. СПб,. 1998. С.252.

34. См. БертранМ.Бессознательное в работе мысли//Вопросы

философии. 1993. №12. С.35.

33. См. Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива

в постсоветской психологии. М., 1997; Зинченко В.П. Размышления о

душе и ее воспитании (час души)//Вопросы философии. 2002. №2.

33. Брес И.Психоанализ и психология//Вопросы философии.1993. №12.

С.55.

33. Фромм Э. Душа человека. М., 1992.С.354.

* * *

46. Психологический словарь. М., 1996. С.79.

47. Франкл В. Доктор и душа. СПб., 1997. С. 25.

48. Фромм Э.Духовная сущность человека//Философские науки. 1990.

№8. С.89.

49. Там же. С.89.

50. Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуалистики

//Вопросы философии. 1997. №6.С.65.

51.Фромм Э. Духовная сущность человека//Философские науки. 1990. №9.

С.98.

52. Там же. С.98.

53. Франкл В.Доктор и душа. С.138.

54. Там же. С.22.

55. Там же. С.24.

56. Там же. С.245.

57. Там же. С.14.

58. Там же. С.71.

59. Там же. С.65.

60. Ортега-и-Гассет Х.Восстание масс // Его же. Избр.труды. М., 1997.

61. Меньчиков Г.П. Убеждение, вера, фанатизм//Вера, знание, убеждение.

Казань, 1992. С.49-51.

62. Франкл В. Там же. С.45.

63. Там же. С. 17.

64. См. подр. Франкл В. Человек в поисках смысла: введение в

логотерапию//Франкл В. Доктор и душа. М., 1997. С.153-280; Его же.

Доктор и душа: от психотерапии к логотерапии//Там же. С.13-152.

65.Трудовая этика как проблема отечественной культуры: современные

аспекты (Матер.”круглого стола”)//Вопросы философии. 1992. №1.

66. Аристотель. Метафизика//Соч. в 4-х т. М., 1975. Т.1. С.246.

67. Адлер Г. Лекции по аналитической психологии. М.,1996. С.189.

68. Это справедливо заметил еще великий психиатр Дюбуа. См. по: ФранклВ.

Доктор и душа.Там же. С.18.

69. Там же. С.92.

70. Там же. С.256.

71. Роджерс К.Что значит становиться человеком //Теории личности в

западно-европейской и американской психологии. Хрестоматия. Самара,

1996. С.390-408.

72. Немов Р.С.Психология. В 3-х кн.М.,1995. С.299.

73. Роджерс К. Там же. С.399.

74. Там же. С.403.

75. Там же. С.404.

76. Там же. С.399.

77. Там же. С.403.

78. Маслоу А.Мотивация и личность //Теория личности в западно-

европейской и американской психологии. Самара, 1996. С.410.

72. Там же. С. 422-447.

73. Там же. С.449.

74. Там же. С.410.

75. Там же. С.418.

76. Гроф С. Духовный кризис. Статьи и исследования.М., 1995. С.14;

См. также: Гроф С. За пределами мозга: рождение, смерть и

трансценденция в психотерапии. М., 1993; Гроф С. Психология

будущего. М., 2002.

72. О норме “сознания” см. Зейгарник Б.В., Братусь Б.С.Очерки по

психологии аномального развития личности М.,1980. С.100; Александер

Ф.,Селесник Ш.Человек и его душа: познание и врачевание от древности

и до наших дней. М., 1995. С.336.

85. Гроф С. Области человеческого бессознательного. М., 1994. С.22.

86. Там же. С.2.

87. Там же. С.2.

88. Там же. С.115.

89. Фрезер Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.,1983.

90. Гуревич П.С.Бессознательное как фактор культурной динамики// Вопросы

философии. 2000. №10. С.40.

91. Ассаджоли Р.Психосинтез.М., 1997. –320 с.

92. Ассаджоли Р.Самореализация и психологические потрясения //Гроф

С. Духовный кризис.Статьи и исследования. М.,1995. С.42-60.

* * *

93.Человеческая сдержанная (культурная) форма активности,

отличающаяся от «аксиологически слепого» (Г.С.Батищев) и «мистически

слепого» активизма в последнее время различается и разрабатывается,

например, в работах: Арсеньева А.С. Глобальный кризис и личность//Мир

психологии и психология в мире. 1994. №2; Курашова В.И.Экология и

эсхатология//Вопросы философии. 1995. №3; Кутырева В.А. Разум против

человека: (Философия выживания в эпоху постмодернизма). М.,1999. –229

с.; Меньчикова Г.П. О смысле творчества человека//Человек и смысл его

бытия. Казань, 1996. С.47-54; Батищева Г.С. Введение в диалектику

творчества. СПб., 1997; ШвыреваВ.С. О деятельностном подходе к

истолкованию «феномена человека» //Вопросы философии. 2001. №2.

94. Философский энциклопедический словарь. М.,1983. С.151.

91. Давыдов В.В. Теория деятельности и социальная практика//Вопросы

философии. 1996. №5. С.53.

96. Кант И. Соч.в 6-ти т. М., 1964. Т.6. С.466.

97. Франк С.Л. Непостижимое//Франк С.Л. Соч. М.,1990. С.279, 398.

98. Кутырев В.А. Разум против человека: (философия выживания в

эпоху постмодернизма). М., 1999. –229 с.

99. Ледников Е.Е. Проблема конструктов в анализе научных теорий.

Киев, 1969. –148 с.; Его же. Критический анализ номиналистических и

платонических тенденций в современной логике. Киев. 1973. –223 с.;

Николко В.Н. Творчество как новационный процесс. Симферополь, 1991.

- 191 с.

100. Анохин П.К. За творческое сотрудничество философов с физиоло-

гами//Ленинская теория отражения и современная наука. М., 1966.

101. Кутырев В.А. Естественное и искусственное: борьба миров.

Н.Новгород, 1994.

102. См.разносторонние, талантливые, но драматические попытки

различных авторов в трехтомнике “Ленинская теория отражения и

современная наука”(Под гл. ред. Тодора Павлова).София, 1973.

103. Кутырев В.А. Осторожно, творчество!//Вопросы философии. 1994.

№ 7-8. С.72.

104.См.развитие конструирующей парадигмы духа человеческого

существа в назв.работах Меньчикова Г.П.

105. Тайсина Э.А. Философские вопросы семиотики. Казань, 1993. С.166.

106. Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности.

М., 1997. С.79.

107. Грегори Р. Разумный глаз. М., 1979. С.9.

108. Евстратов В.Д. Феномен сознания: приоритеты современной

интерпретации//Проблема сознания в свете междисциплинарных

исследований. Казань, 1997. С.16-17; Его же. Сознание как

гносеологическая проблема. Саратов. 1984. –178 с.

109. Крапивенский С.Э. Социальная философия. Волгоград, 1996. С.32.

110. Маслоу А. Мотивация и личность//Теория личности в

западноевропейской и американской психологии. Самара, 1996. С.418.

111. Меньчиков Г.П. Идеалы и идолы в структуре духовной реальности

человека//Социально-экономические и нравственно-этические аспекты

развития социально-культурной сферы в условиях рыночной экономики

. Казань, 1998. С.90-92.

112. Краткая философская энциклопедия.М., 1994. С.516.

113. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. М., 1997. С.116.

114. Тощенко Ж.Т. Кентавр-проблема как особый случай

парадоксальности общественного сознания//Вопросы философии. 2002.

№6. С.32,35.

115. Деятельность: теория, методология, проблемы. М., 1990. С.151.

116. Гиппенрейтер Ю.Б. Там же. С.102.

117. Франкл В. Назв.соч. С.279.

118. Там же. С.274.

119. Волкогонов Д.А. Актуальные проблемы советской военно-этической

теории. М.,1972. С.76.

120. Гиппенрейтер Ю.Б. Там же. С. 103.

121. Адлер А. Индивидуальная психология, ее гипотезы и

результат//Теория личности в западно-европейской и американской

психологии.Хрестоматия. Самара, 1996. С.167.

120. Ильенков Э.В. Об идолах и идеалах. М.,1968. –319 с.

121. Идеал, утопия и критическая рефлексия. М., 1996. –302 с.; Меньчиков

Г.П. Идеалы и идолы в структуре духовной реальности человека //Там

же. С.90-92.; Гизатов К.Т.,Хусаинов Л. Формирование у российского

студенчества общественного идеала. Казань,2000. - 115 с.

120. Cавчук В.В. Новации и архаические элементы

сознания//Философские науки. 1991. №10.

120. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. –447 с.

121. Oddie G. Backwards causation and the permanence of the past//Sinthese.

1990. Vol. 85.№1. P. 75-93.

120. Vihvelin K. Freedom. Causation and counterfactuals//Philosophical

Studies. 1991. Vol.64. P.161-184.

120. Гиппенрейтер Ю.Б. Там же. С.107.

121. Щедровицкий Г.П. Методологический смысл натуралистического и

системно-деятельностного подходов //Избр.труды. М., 1995. С.154.

120. Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1996. С.314.

121. Психологический словарь. М., 1996. С. 94.