Лекция 14

Краткое содержание предыдущей серии: мы остановились на проблеме, связанной с пониманием феномена прощения долга, на правовой природе этого самого прощения долга и на дискуссии по первому из злободневных вопросов, на дискуссии, связанной с противопоставлением понимания прощения долга как односторонней сделки или как соглашения. Я приверженец определенной позиции, но по чести и по совести, я сказал, что вопрос этот в значительной степени является вопросом веры, потому что аргументы, которые в пользу каждой из позиций приводятся, они обладают примерно равной степенью убедительности и неубедительности. К сожалению, вся эта дискуссия будет продолжена и после 1 июня 2015 года, потому что новая редакция п.1 ст.415 ГК РФ опять дает возможность для самых разных истолкований: Обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нем обязанностей, если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора.

Собственно это то, что было до 1 июня 2015 года. Просто подставлена цифра 1. Появляется п. 2: Обязательство считается прекращенным с момента получения должником уведомления кредитора о прощении долга, если должник в разумный срок не направит кредитору возражений против прощения долга.

Опять истолкование п.2 ст. 415 ГК РФ, понимание п. 2 может быть самым разным и самым вопиющим. И опять, кто до 1 июня 2015 года придерживался определенных взглядов на вопрос о правовой природе прощения долга, тот и продолжит их придерживаться ровно таких же и после новой редакции и найдет собственно подтверждение своей позиции и в новой редакции ст. 415 ГК РФ. Например, Артем Георгиевич в своем кратком комментарии к новеллам ГК РФ как исходил раньше из того, что прощение долга суть договор, так и понимает п.2: по умолчанию прощение долга – это договор, при этом волеизъявление со стороны должника презюмируется. Перед нами та самая ситуация, когда молчание является волеизъявлением в силу прямого указания закона. А вот, когда должник не согласен, он может в разумный срок после получения уведомления от кредитора заявить об этом возражении. Учет воли должника несогласного еще раз подчеркивает, что в основе лежал договор, потому что он по сути дела дезавуирует исходную презумпцию, превращает ее в обратное. Почему прощение долга не происходит? Потому что нет никакого договора, должник выказывает прямо противоположное мнение на сей счет.

Ну и ровно наоборот, если кто-либо из исследователей являлся приверженцем до 1 июня 2015 года понимания прощения долга как односторонней сделки, он найдет подтверждение собственной позиции в новой редакции. Он скажет: здесь написано «уведомления», а дальше написано «если не заявит о своем несогласии». Согласие – это отдельный совершенно феномен. Для того чтобы прощение долга было договором надо не согласие, надо волеизъявление, а о волеизъявлении здесь ничего не указано. Более того, указание на уведомление лишь подчеркивает, что перед нами односторонняя сделка, но в отдельных случаях эта односторонняя сделка не может возыметь эффект, потому что этот эффект блокируется встречным волеизъявлением несогласия со стороны должника.

Все замечательно описывается и все замечательно вмещается в одну и ту же редакцию. Мы опять находим подтверждение абсолютно любой позиции. В этом смысле, может быть, вопрос в значительной степени лишается той практической остроты, потому что у нас теперь нет проблемы, связанной с навязываем этого прощения долга, с пониманием вообще значения в возражении или невозражении, наличия презумпции определенной, отсутствия этих возражений. Из практической сферы вопрос в значительной степени уходит, хотя некоторые практические проявления они продолжат оставаться и дальше. С точки зрения именно догматической это все превращается в знатный холивар. Как была соответствующая дискуссия, она тем же тоном будет продолжена. Просто по дополнительному аргументу, связанному с новой редакции, участники соответствующей дискуссии получат. На мой взгляд, это не самое лучшее решение нашего законодателя. Собственно это решение было предложено разработчиками, оно было предложено в рамках концепции. В ней уже, по сути дела, проект этой нормы был заложен. Еще в концепции совершенствования общих положений обязательственного права. Они не посчитали нужным эту дискуссию разрешить, гордиев узел этой дискуссии разрубить. Почему? Не знаю. Просто я не совсем в курсе, как развивались там события, и насколько была дискуссия по соответствующему вопросу, и кто в конечном счете генерировал саму эту редакцию. Редакция в значительной степени впитывает то регулирование, которое имеется в итальянском кодексе. У меня есть ощущение, что эту идею и такое воплощение предложил О.Ю. Шилохвост, потому что в одной из своих работ он ссылался на итальянский кодекс как на наиболее удачное решение, которое учитывает интересы обеих сторон. Но был ли какой-то дискурс относительно правовой природы или не был? Или, в конечном счете, это учитывает интересы сторон, и каждый дальше про себя продумывает, (1) и подтверждает, что это договор, или (2) и подтверждает, что это односторонняя сделка. Никаких дебатов не было. Мне, к сожалению, не известно. Получили то, что получили.

Второй известный вам дискуссионный вопрос, касающийся понимания природы прощения долга, - это вопрос о соотношении прощения долга с дарением. Причем очень часто эти вопросы рассматриваются пулом, они взаимосвязаны между собой. Иногда, не желая отвечать на второй вопрос, исследователь сразу выбирает свою позицию по первому вопросу. Иногда, прогнозируя постановку второго вопроса, исследователь сразу предлагает некую корректировку правил или ст. 415 ГК РФ, или ст. 572 ГК РФ, чтобы этой коллизии избежать.

Статья 572. Договор дарения

1. По договору дарения одна сторона (даритель) безвозмездно передает или обязуется передать другой стороне (одаряемому) вещь в собственность либо имущественное право (требование) к себе или к третьему лицу либо освобождает или обязуется освободить ее от имущественной обязанности перед собой или перед третьим лицом.

При наличии встречной передачи вещи или права либо встречного обязательства договор не признается дарением. К такому договору применяются правила, предусмотренные пунктом 2 статьи 170 настоящего Кодекса.

2. Обещание безвозмездно передать кому-либо вещь или имущественное право либо освободить кого-либо от имущественной обязанности (обещание дарения) признается договором дарения и связывает обещавшего, если обещание сделано в надлежащей форме (пункт 2 статьи 574) и содержит ясно выраженное намерение совершить в будущем безвозмездную передачу вещи или права конкретному лицу либо освободить его от имущественной обязанности.

Обещание подарить все свое имущество или часть всего своего имущества без указания на конкретный предмет дарения в виде вещи, права или освобождения от обязанности ничтожно.

3. Договор, предусматривающий передачу дара одаряемому после смерти дарителя, ничтожен.

К такого рода дарению применяются правила гражданского законодательства о наследовании.

Но бывают и смешные варианты. Ну, например, в одной из работ была высказана позиция, что изначально законодатель хотел, чтобы прощение долга было односторонней сделкой, и в ст. 415 ГК РФ она была односторонней, а потом, когда принимал вторую часть, он передумал и решил, что она будет договором. Поэтому ст. 572 ГК РФ имеет преимущество именно с точки зрения темпоральной (закон, принятый позже, отменяет принятое ранее). Поэтому прощение долга – это двусторонняя сделка, только потому что ст. 572 ГК РФ принята позже, чем ст. 415 ГК РФ. Это, конечно, абсолютно бредовая идея, но она показывает, что в умах исследователей два этих вопроса рассматриваются, как взаимосвязанные. Хотя по гамбургскому счету, эти вопросы вполне могут быть разделены. На самом деле представить себе формат, что прощение долга будет осуществляться посредством одностороннего волеизъявления, при том, что дарение – это двусторонняя сделка (договор), в принципе возможно. Здесь нет никакой глубинной не состыковки. Гипотетически это возможно.

К сожалению, наша доктрина находится на зачаточном уровне в этом вопросе, и соотношение дарения и прощения долга в основном дебатируется применительно лишь к двум ситуациям. Есть две самые распространенные концепции:

1. Прощение долга равно дарению

2. Прощение долга равно дарению в части

Недостатки первого подхода вопиюще и бросаются в глаза при самом первом беглом взгляде. Прощение долга может существовать и в рамках возмездных отношений сторон. Кроме того взгляд, отождествляющий прощение долга и договор дарения особенно с учетом одиозного правила ст. 575 ГК РФ о запрете дарения между коммерческими организациями, по сути, закрывает возможность прощения долга в любых формах в любых концептах для коммерческих организаций. Отсюда у нас ставятся под сомнение или вообще рушатся такие феномены как мировое соглашение, которое может включать в себя прощение долга полностью или в части, и в своем исходном кондовом варианте мировое соглашение – это взаимные скидки с долгов, это по умолчанию концепт именно прощения долга. Но нет сейчас никой идеи отождествлять мировое соглашение и прощение долга. Сам ключевой исходный формат мирового соглашения – это прощение долга, по крайней мере, частичное. Тогда просто закрываются соответствующие вопросы. Вроде как мы вторгаемся в совершенно другую область, тут начинаются оговорки. Прощение долга равно дарению, но мировое соглашение, допустим, в рамках Закона о банкротстве, который прямо допускает его совершение, или в рамках процессуального законодательства, которое прямо допускает совершение подобных соглашений. Это, типо, исключения, прямо указанные в законе, и здесь не действует ст. 575 ГК РФ, хотя она изложена как универсальная, и там нет указания, что иное может быть предусмотрено законом. Более того приоритет положений ГК РФ делает зацементированным этот запрет раз и навсегда в любых формах и в любых конструкциях. Вот это вот два таких очевидно вопиющих случая, которые не позволяют разделить идею отождествляющую прощение долга и дарение. Кроме того, есть еще и другие аргументы, в том числе, не менее значимые, чем те, которые были обозначены ранее. Например, очевидно, что договор дарения – это юридический факт, порождающий обязательство, в то время как прощение долга – это способ прекращения. Не может одно и то же обстоятельство одновременно влечь и возникновение и прекращение. Даже никакой логической секунды не будет: возникло и сразу прекратилось. Так не может быть. Кроме того, при соответствующем подходе у нас смысл и существования ст. 415 ГК РФ ставится под сомнение, потому что прощение долга явно покрывается конструкцией дарения. Значит, одна из норм излишняя, а это показатель, что толкование является неправильным. Эта позиция, полностью отождествляющая дарение и прощение долга, крайне маргинальна, и ее на сегодняшний день из серьезных исследователей не придерживается практически никто.

Более популярная, в том числе и поддержанная ВАС РФ в ИП № 104, позиция, согласно которой прощение долга отождествляется с дарением в части. В той части, когда речь идет о безвозмездном прощении долга. К сожалению, эта концепция отвечает на первые два замечания (как быть, когда ситуация явно возмездная, и как быть со случаем запрета дарения), но исследователи почему-то не хотят замечать, что все остальные сущностные аргументы они остаются, в том числе, значимыми и для данной концепции. У нас опять получается, что институт общей части оказывается поглощенным институтом особенной части. Кроме того, эта позиция она еще менее удачна, чем предыдущая. В части, когда речь идет о безвозмездном прощении долга, - это дарение. Замечательно! А в другой части – это что? Это остается как самостоятельное прощение долга, или оно покрывается каким-то иным договором особенной части. Наряду с дарением, например, неким непоименованным договором в ситуации, когда речь идет о взаимном прощении долгов, т.е. сделки явно возмездные. И наряду все с теми же ситуациями, когда у нас отождествляется институт, который является основанием возникновения и институт являющийся основанием прекращения, у нас появляется проблема непонятного статуса прощения долга, которое не охватывается дарением. Причем, как бы мы не рассуждали, получается пшик абсолютнейший. Если это отдельный институт, не покрываемый другим институтом особенной части, перед нами проблема, как институт общей части начинает коррелировать с институтом особенной части и в одном случае это и основание возникновения и основание прекращения обязательства, а в другом – это только основание прекращения, что внутренне разрывает системность прощения долга как единого правового феномена. Если же он покрывается другим институтом особенной части, т.е., когда безвозмездный – это дарение, а когда возмездный – например, мена или иной договор меновой направленности. Тогда та же самая проблема, что и в первой ситуации: в чем смысл существование ст. 415 ГК РФ и где ее логические пределы, она полностью погашена, норма оказывается излишней. Ну, вот этой идеологии и этих аргументов почему-то исследователи стараются не замечать. Они рады тому, что уже ответили на вопрос о том, как быть, если прощение долга взаимное, они уже осознали, что прощение долга может использоваться в ситуации, когда отношения сторон не являются безвозмездными, но вот всех иных пороков они не замечают.

И третья точка зрения. Она, к сожалению, из юридического дискурса исключена, хотя, на мой взгляд, она самая работоспособная и самая удачная. Для того чтобы выйти из порочного круга дарения как договора особенной части в соотношении с институтом общей части, надо просто развести эти понятия как разнопорядковые так, чтобы они не пересекались вообще между собой. А чтобы они не пересекались, надо признать, что это сделки, являющиеся разными правовыми явлениями. Договор дарения – это сделка обязательственная, она потому и порождает обязательство, в то время как прощение долга, чтобы она никак не коррелировала с дарением, - это сделка распорядительная, которая является непосредственно способом изменения имущественного положения участников оборота. При таком подходе все становится на свои места. У нас никакой коллизии между ст. 415 ГК РФ и ст. 572 ГК РФ напрочь не существует. Если лица хотя т безвозмездно простить долг, то заключается обязательственная сделка: безвозмездный договор дарения, он порождает обязательство простить долг, а само по себе прощение долга является средством исполнения соответствующей обязанности и не входит в коллизию с дарением как основанием своего возникновения никаким образом. Это самый удачный и самый приемлемый, на мой взгляд, вариант. Более того, удачность данного варианта признается всеми. Даже те исследователи, которые отрицают за прощением долга статус и природу соглашения, даже они полагают (а многие из них серьезные исследователи), что прощение долга должно рассматриваться именно как распорядительная сделка. Например, в нашем кафедральном учебнике Байбак В.В. именно такую позицию и поддерживает. Он считает, что прощение долга – это односторонняя сделка, но при этом эта сделка распорядительная.

Алина: тогда получается, что если мы рассматриваем как распорядительную, то мы рассматриваем ее как двустороннюю?

Почему?

Алина: как иначе?

Во-первых, не всякая распорядительная сделка должна быть двусторонней (например, зачет - ярчайший пример распорядительной сделки, которая прямо является односторонней, это уже отлито в граните, как говорит второе лицо в государстве, в ст. 410 ГК РФ). Такой несостыковки этих двух позиций: дарения как двусторонней сделки (договора) и прощения долга как односторонней сделки, - нет. Может же исполнение обязательственной сделки быть в виде односторонней сделки. Гипотетически это возможно. В прошлой жизни мы опустили дискуссию. Есть разные понимания существа исполнения. Несколько концепций исходят из того, что исполнение – это всегда односторонняя сделка, а некоторые исходят из того, что универсального понимания исполнения не существует, и в отдельных случаях исполнение вполне может быть односторонней сделкой. Ну и здесь точно так же: возникает соглашение, а исполняется путем одностороннего волеизъявления. Это бьется между собой. Конечно, некая несостыковка возникает в другом: если мы одновременно признаем это предоставлением. Странно, что увеличение имущественной массы лица будет происходить без его волеизъявления. Странно, но не критично. В общем и целом, это можно представить. На мой взгляд, так не должно быть. Наверное, это одна из причин, по которой я предполагаю, что прощение долга является двусторонней сделкой. Видимо, у Байбака В.В. это все сходится. Гипотетически-то возможно. Какого-то вопиющего нарушения логики и здравого смысла здесь нет. Это соотносимо между собой. Вот взгляд на прощение долга именно как распорядительную сделку, на мой взгляд, является самым удачным решением, потому что все аргументы, которые выдвинуты против иных позиций, они здесь получают адекватное разрешение. Никаких нерешаемых проблем не существует. Еще раз повторю: то ли эту позицию никто не принимает всерьез, то ли многих пугает само использование категории распорядительных сделок (они же знают соответствующий посыл одного из авторов, чьи труды составляют доктрину ГК). Он же считает, что все те лица, которые знают термин распорядительная сделка, подлежат анафеме, а те, кто использует в своей речи или в научной дискуссии этой термин, - за 101 километр. Конечно, они никакого участия в доктрине не принимают. Поскольку все иные исследователи хотят принять участие в доктрине, то отметают для себя возможность получить черную метку от мэтра. Я не знаю, почему. Действительно, по поводу прощения долга и этих двух вопросов достаточно большая литература. Но вопрос о распорядительной природе практически не дебатируется. Почему эта теория считается нерукопожатной, почему к ней не обращаются, тайна сия велика.

ВАС РФ в ИП № 104 вроде бы формально признал вторую концепцию, что прощение долга не тождественно дарению в тех случаях, когда оно совершается возмездно. На самом деле, из ИП № 104 можно вывести подтверждение и третьей точке зрения. Другое дело, что ее, конечно, ВАС РФ не имел в виду. Тут уж не надо кривить душой, не было этого понимания, этой идеологии при принятии ИП № 104, но, в общем и целом, она выводима, и она этому разъяснению в ИП № 104 не препятствует.

Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 N 104

3. Отношения кредитора и должника по прощению долга можно квалифицировать как дарение, только если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара. В таком случае прощение долга должно подчиняться запретам, установленным статьей 575 ГК РФ, пунктом 4 которой не допускается дарение в отношениях между коммерческими организациями.

Общество с ограниченной ответственностью (заимодавец) обратилось в арбитражный суд с иском к акционерному обществу (заемщику) о взыскании процентов по договору займа и неустойки за несвоевременный возврат суммы займа.

Как следовало из представленных суду документов, ответчик, получив от истца денежные средства по договору займа, обязался в установленный договором срок возвратить сумму займа и уплатить проценты за пользование денежными средствами. Поскольку заемщик не выполнил своевременно своих обязанностей, руководитель заимодавца направил в его адрес письмо с требованием немедленно возвратить сумму займа, указав при этом, что в случае исполнения данного требования заимодавец освобождает заемщика от уплаты процентов за пользование денежными средствами и неустойки за несвоевременный возврат суммы займа. Заемщик сумму займа возвратил.

В своих возражениях на иск ответчик указал на отсутствие у него обязанности уплатить проценты и неустойку, так как данные обязательства прекращены прощением долга.

Суд первой инстанции иск удовлетворил, мотивировав свое решение следующим.

Прощение долга представляет собой освобождение кредитором должника от имущественной обязанности. В связи с этим прощение долга является разновидностью дарения (статья 572 ГК РФ), поэтому оно должно подчиняться запретам, установленным статьей 575 ГК РФ, в соответствии с пунктом 4 которой не допускается дарение в отношениях между коммерческими организациями.

Таким образом, прощение долга, совершенное заимодавцем, является ничтожным, не влечет каких-либо последствий, поэтому обязанность заемщика уплатить проценты по договору займа и неустойку за несвоевременный возврат суммы займа не прекратилась.

Суд кассационной инстанции отменил решение суда первой инстанции и в иске отказал по следующим основаниям.

В соответствии со статьей 415 ГК РФ обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нем обязанностей, если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора.

Суду не представлено каких-либо сведений, на основании которых можно было бы сделать вывод о нарушении прощением долга прав третьих лиц в отношении имущества кредитора.

Оценивая квалификацию судом первой инстанции прощения долга в качестве разновидности дарения, суд кассационной инстанции указал: квалифицирующим признаком дарения является согласно пункту 1 статьи 572 Кодекса его безвозмездность. При этом гражданское законодательство исходит из презумпции возмездности договора (пункт 3 статьи 423 ГК РФ). Поэтому прощение долга является дарением только в том случае, если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара. Об отсутствии намерения кредитора одарить должника может свидетельствовать, в частности, взаимосвязь между прощением долга и получением кредитором имущественной выгоды по какому-либо обязательству между теми же лицами.

Изучив отношения сторон, суд кассационной инстанции установил, что целью совершения сделки прощения долга являлось обеспечение возврата суммы задолженности в непрощенной части без обращения в суд, то есть у кредитора отсутствовало намерение одарить должника.

Поскольку в данном случае у кредитора не было намерения освободить должника от обязанности в качестве дара, в удовлетворении иска отказано.

Вот существующий дискурс и вытекающий из него вывод. Дальше начинается интересное. Понимание прощения долга как распорядительной сделки. Все серьезные исследователи, а некоторые даже несерьезные, исходит именно из этого. Но дальше возникает вопрос, который проклят для всех распорядительных сделок. Хорошо она распорядительная, а абстрактная или каузальная? И вот с распорядительным характером у светлой стороны цивилистики нет никакого конфликта, а наоборот – есть консенсус, то с абстрактным и каузальным характером, как обычно в данных вопросах, все крайне сложно и непонятно. Я ярый сторонник очевидной позиции на сей счет. Мне кажется, что любая распорядительная сделка может быть абстрактной и только абстрактной. Иначе сложно представить, как это она совершается по разным основаниям. Если она совершается по самым разным основаниям, то логическим отсюда выхлопом является то, что она может совершаться и без основания, но на ее совершение это никоим образом влияния не оказывает. Мы должны понимать, что в этом вопросе уже нельзя быть столь уверенным. Можно с уверенностью сказать, что прощение долга – это распорядительная сделка, а все остальное, конечно, чушь. Там слишком большое количество проблем, не находящих разрешения и выхода. Там дальше в этих исходных дискурсах, попытка решения проблемы лишь усиливает контраргументы, которые против этой позиции приводятся. По поводу абстрактности и каузальности нет общего представления, и вопрос о прощение долга является заложником общей соответсвующей проблемы. К моему сожалению, наши доктрина и судебная практика оказываются не готовы к восприятию абстрактных сделок. Дальше все начинается в духе «где это написано!?» и «ты ничего не понимаешь!» и иные подобного рода аргументы приводятся (каузальность – наше все, мы с ней жили, живем и будем жить). Это вопрос, не имеющий однозначного ответа, это опять же вопрос веры. С точки зрения оборота, конечно, мне кажется, что она должна быть абстрактна и никак иначе. Я уже приводил цитату В.В. Байбака, что, когда говорят с точки зрения оборота и интересов кредиторов, она лукавая в существе своем, даже если в нее веришь. Есть столько же ситуаций, когда это оказывается с точки зрения оборота, не верно. Я верю в абстрактность. Хотя понимаю всю дискуссионность ситуации и аргументы, которые могут быть приведены против соответствующего понимания. Эта дискуссия усиливается существованием одиозной ст. 575 ГК РФ с запретом дарения между коммерческими организациями. Если прощение долга – это каузальная сделка, то подавляющее большинство соответствующих ситуаций не разрешимо. Хорошо, когда она на возмездной каузе основана, и мы не входим в эту проблему. А если она не основана на возмездной каузе, когда либо отношения вообще сугубо безвозмездные, либо имущественный интерес настолько отдаленный, что он не подлежит какому-либо учету и на возмездность не влияет, как некая величина погрешности. Тогда мы рапрощаемся с прощением долга.

Алина: есть исследователи, которые говорят, что прощение долга – это безвозмездная передача имущества, но нет анимуса донанди, значит, это не дарение. Надо считать это самостоятельным непоименованным договором. Например, анимуса нет, когда долг прощается, потому что его лень взыскивать.

Подождите. Когда лень взыскивать, ты свое волеизъявление, в лучшем случае, можешь проявить путем бездействия. Когда ты прощаешь долг, ты уже свое активное поведение демонстрируешь. В моем представлении, лень взыскивать в активном поведении не демонстрируют. Вообще лень активному поведению сущностно противоречит.

Алина: я не спорю. Просто некоторые говорят, что есть какой-то интерес в очистке от долгов. И появляется прощение долга.

Мне кажется, что это очень вольное понимание анимуса. Есть достаточно устойчивое понимание этого признака дарения. Оно и в литературе и в судебной практике обозначено. Но эта ситуация не подходит под описание анимуса донанди. Мы тогда раздвигаем его до бесконечности. А без логических границ это не интересно для науки и практики. Этим явлением можно назвать все что угодно. И равно можно упрекнуть, а почему все относится к этому явлению.

Рената: а законодательно нам совсем не за что зацепиться, чтобы обосновать абстрактность прощения долга?

Вообще никак. То есть с уступкой требования, даже с традицией, есть за что зацепиться. С прощением долга надо финт ушами совершить. Единственное, за что можно цепляться, - ст. 1106 ГК РФ.

Статья 1106. Последствия неосновательной передачи права другому лицу

Лицо, передавшее путем уступки требования или иным образом принадлежащее ему право другому лицу на основании несуществующего или недействительного обязательства, вправе требовать восстановления прежнего положения, в том числе возвращения ему документов, удостоверяющих переданное право.

В ст. 1106 ГК РФ это предоставление права. Если сказать, что предоставление права – это калька освобождения от обязанности, а следовательно, раз одно явление имеет определенную квалификацию, то и второе должно точно также иметь. Либо вывернуть, что это не освобождение от обязанности, а распоряжение правом кредитора, но это все равно кульбит, прямо из ст. 1106 ГК РФ это не вытекает. Это вопрос веры. Или мы начинаем общими категориями мыслить. Подавляющее большинство распорядительных сделок абстрактно. Если все абстрактны, то почему прощение долга должно быть каузально. Это сложно обосновать. Нам сразу в пику поставят традицию, против которой все в одну дуду (если с уступкой права требования на тебя еще посмотрят и промолчат, то тут нет), что это каузальная сделка. До крика доказывают, что традиция каузальна. Но как только мы традицию выводим из общей канвы, у нас теряется весь аргумент. Да, некоторые сделки могут быть абстрактными, некоторые – каузальными, а как понять какие какие? Либо еще аргумент общего порядка. Как я исходно пытался объяснить (как я поверил, что прощение долга – это абстрактная сделка), помимо того, что это хорошо для оборота (я всегда пытаюсь как независимый третий участник оборота на это посмотреть, мне кажется, что оборот – это куда большая ценность, чем непосредственные участники отношений). Я пришел к тому, что любая распорядительная сделка может осуществляться по самым разным основаниям. Она потому и распорядительная. Если основание безразлично, то следующий логически шаг: может быть, что никакого основания и нет. Это значит, что не только безразлично то, какое основание, но и безразлично - есть оно или нет. Меня это в свое время убедило. Но я соглашусь, что это в значительной степени вопрос веры. Тут невозможно что-то доказать и объяснить. Почему-то в нашем юридическом сообществе есть презупция каузальности. Я не знаю, откуда это. Я понимаю, откуда это у людей старшего поколения: нас так учили.

Все: нас тоже так учили!

В мое время всерьез об абстрактности даже не говорили. Вас учили люди, которые были приверженцами соответствующей концепции. Сегодня к абстрактности относятся с опасением. Для меня Карапетов А.Г. лакмусовая бумажка. Он продвинутый цивилист, явно не ортодокс, он готов широко открытыми глазами на многие вопросы смотреть, но есть и у него пунктики. И один из них – это абстрактность. Он не говорит, нет, каузальность наше все. Он говорит, что абстрактность не обосновать. Но при этом он исходит из презумпции каузальности, т.е. есть некоторая внутренняя установка, как она сформировалась, я не знаю. Единственным известный мне примером обратного был Е.А. Крашенинников (он брал от немцев). Но у них такое отношение к этому сформировала культура. Он легко это воспринял.

Рената: насколько я помню, нам объясняли презумпцию каузальности тем, что это логичнее. Как правило, явления имеет связь с основанием, из которого они возникают. Отсюда абстрактность – это аномалия, которая должна быть прямо предусмотрена.

Не уверен, что это логично. С точки зрения устойчивости оборота логичнее была бы абстрактность. Когда явление, которое присутствует в обороте, порождает правовые последствия независимо от того, есть ли порок, который не виден в настоящий момент, но при более детальном анализе может быть обнаружен. Причем порок не в самом действии, а порок, ранее существующий. Это все равно, что отказать в принятии в ВУЗ, потому что у лица в 4 поколении есть купцы. Как это относится к лицу-то? Пока мы не обращаемся к анализу, мы видим явление, которое должно породить все правовые последствия, исходя из объективных показателей. С точки зрения абстрактности объяснить многие вещи можно было бы намного понятнее, в том же вещном праве. Убедить кого-то в этом вопросе вообще невозможно. Большинство не верит в абстрактность. Равно, как и наоборот примерно все то же самое. Интересно, что и аргументы те же самые.

Ну, и еще одна небольшая проблема с формой, в которой должно совершаться прощение долга. Взгляд на прощение долга, как на распорядительную сделку, приводит нас к тому, что это неформальная сделка, потому что закон не предписывает для нее особую форму, а значит, она может быть совершена в любой форме, в том числе и устно, что подтверждается, кстати, предписаниями п. 1 ст. 159 ГК РФ (никакие правила иные по аналогии не могут использоваться, так как нет пробела).

Есть еще одна знатная проблема. Конечно, она куда менее глобальная, чем все предыдущие, связанная я прощением долга. Она заключается в применении правил о прощении долга применительно к обязательствам со множественностью лиц. Прежде всего, это касается солидарных обязательств, так как в долевых нет никакой особенности. Поэтому разговор здесь вести не о чем. А с точки зрения солидаритета тут все крайне сложно и непонятно. Непонятно еще и по той причине, что есть сразу несколько мыслимых логических направлений. Более того, в отдельных авторитетных западных правопорядках и наднациональных системах представлены разные позиции, поэтому сказать, какое решение с точки зрения исторической или сравнительно-правовой является доминирующим и правильным, тоже достаточно тяжело.

Давайте начнем с пассивной множественности. Давайте сразу на концепцию множественности перейдем, потому что здесь перед нами как раз та ситуация, где проблема самого понимания прощения долга применительно к солидаритету не сильно завязана на понимание характера множественности как единого обязательства, или как нескольких обязательств.