978-5-906000-08-8

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

положение как можно ближе к правовой позиции ЕСПЧ, но с учётом особенностей российского уголовного судопроизводства, указав в ч.3. ст. 6.1, что разумный срок уголовного судопроизводства включает в себя период с момента начала осуществления уголовного преследования до момента прекращения уголовного преследования или вынесения обвинительного приговора.

Такое определение пределов разумного срока уголовного судопроизводства, в целом соответствуя позиции ЕСПЧ, тем не менее породило новую проблему как регулятивного так и доктринального характера. Дело в том, что положения УПК РФ относительно начала осуществления уголовного преследования достаточно противоречивы. Так, согласно п. 55 ст. 5 УПК уголовное преследование - процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления. Тем самым, начало уголовного преследования связывается с появлением в уголовном деле лица, обладающего процессуальным статусом подозреваемого или обвиняемого, что, как правило, происходит в ходе предварительного расследования либо с момента возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица. В свою очередь ч. 2 ст. 21 УПК связывает начало уголовного преследования с обнаружением прокурором, следователем, органом дознания и дознавателем признаков преступления, и началом осуществления ими мер по установлению события преступления, то есть с началом проверки в стадии возбуждения уголовного дела.

В свою очередь судебная практика связывает начало уголовного преследования с момента возбуждения уголовного дела. Так, например, согласно п. 5 и 6 постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 14 января 2000 года № 1-П «публичное уголовное преследование в связи с совершенным преступным деянием начинается актом возбуждения уголовного дела; …возбуждение уголовного дела является проявлением функции уголовного преследования; …возбуждение уголовного дела, в сущности, представляет собой возбуждение уголовного преследования» [2].

Таким образом, все указанные толкования термина «начало уголовного преследования» можно разделить на 2 группы, различные по своему процессуальному значению относительно ч. 3 ст. 6.1 УПК и защиты прав и свобод человека в уголовном судопроизводстве. Первая группа толкования связывает начало уголовного преследования с первым процессуальным актом обвинения (возбуждение уголовного дела) либо появлением объекта уголовного преследования (подозреваемого, обвиняемого). Данная позиция бесспорно соответствует содержанию уголовного преследования и содержательно следует позиции ЕСПЧ по данному вопросу. Однако с позиции полноты обеспечения права

– 121 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

на разумный срок уголовного судопроизводства данное толкование представляется ущербным, так как начало уголовного преследования не совпадает с началом уголовного судопроизводства, в результате чего из сферы разумного срока выпадают сроки проверки в стадии возбуждения уголовного дела (ст. 144 УПК), так как она проводится до начала уголовного преследования.

Вторая группа толкования (ч. 2 ст. 21 УПК) связывает начало уголовного преследования с появления предусмотренных в ч.1 ст. 140 УПК поводов к возбуждению уголовного дела и осуществления действий по их проверке является ошибочной, так как эти действия фактически не содержат уголовного преследования и не соответствуют правовой позиции ЕСПЧ. Однако именно с этих действий начинается уголовное судопроизводство и соответствующие процессуальные сроки, соблюдение разумности которых в целях защиты прав и законных интересов участников уголовного процесса и является целью настоящего процессуального положения.

Таким образом, для устранения указанной коллизии целесообразно изменить ч. 3 ст. 6.1 УПК изложив её в следующей редакции: «При определении разумного срока уголовного судопроизводства, который включает в себя период с момента подачи заявления, сообщения о преступлении до момента отказа в возбуждении уголовного дела (преследования), прекращения уголовного дела (уголовного преследования) или вынесения приговора» далее по тексту.

Однако вместо то, чтобы изменить ч. 3 ст. 6.1 УПК, установив понятие разумного срока судебного разбирательства с определением его общих пределов законодатель пошёл по порочному пути умножения сущностей, дополнив Федеральными законами от 21.07.2014 № 273-ФЗ[4] и от 03.07.2016 № 331-ФЗ [5] ст. 6.1 УПК частями 3.1 и 3.3. В результате положения о разумном сроке уголовного судопроизводства дополнились новым понятием – «разумный срок досудебного производства».

Включение в ст. 6.1 УПК наряду с разумным сроком уголовного судопроизводства разумных сроков досудебного производства не исключило вышеуказанные проблемы разумных сроков уголовного судопроизводства. Но также породило ряд новых проблем.

Во-первых, возникает вопрос о соотношении разумных сроков уголовного судопроизводства и разумных сроков уголовного судопроизводства, так как особенности новой конструкции ст. 6.1 УПК позволяют сделать вывод о различном содержании уголовного судопроизводства и досудебного производства. Такой вывод подкрепляется различными пределами уголовного судопроизводства и досудебного производства, определённых соответственно в ч. 3 ст. 6.1 и ч.ч. 3.1, 3.3. ст. 6.1 УПК. Досудебное

– 122 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

производство, согласно данным положениям начинается раньше уголовного судопроизводства (разумный срок досудебного производства - со дня подачи заявления,

сообщения о преступлении, разумный срок уголовного судопроизводства – с начала уголовного преследования). Таким образом, согласно ч. 3.1, 3.3 ст. 6.1 УПК досудебное производство может осуществляться вне пределов уголовного судопроизводства, что формально даёт возможность говорить о его частичной самостоятельности от уголовного судопроизводства. Такая ситуация не только противоречит легальному определению уголовного судопроизводства, которое согласно п. 56 ст. 5 УПК включает в себя досудебное производство, но и подрывает процессуальные начала уголовного судопроизводства.

Во-вторых, и ч. 3.1 и ч.3.3 ст. 6.1 УПК дают определения разумных сроков досудебного производства, однако их содержание существенно различается. Если в ч. 3.1

ст. 6.1 УПК разумный срок досудебного производства, включает в себя период со дня подачи заявления, сообщения о преступлении до дня принятия решения о приостановлении предварительного расследования по уголовному делу по основанию, предусмотренному п.1

ч.1 ст. 208 УПК (приостановление уголовного дела вследствие неустановления лица совершившего преступление), то в ч. 3.3 ст. 6.1 УПК разумный срок досудебного производства, включает в себя период со дня подачи заявления, сообщения о преступлении до дня принятия решения об отказе в возбуждении уголовного дела либо о прекращении уголовного дела по основанию, предусмотренному п.3 ч.1 ст. 24 УПК (истечение сроков давности уголовного преследования). В результате возникает вопрос – какое из указанных положений все же является разумным сроком досудебного производства, так как одинаковые понятия, исходя из законов логики, не могут иметь разное содержание.

В третьих, недоумение вызывает момент окончания разумного срока досудебного производства, которое связывается не с прекращением уголовного дела (уголовного преследования) и не с окончанием досудебного производства с составлением обвинительного заключения (акта, постановления) и направлением материалов уголовного дела в суд, а с решениями об отказе в возбуждении уголовного дела приостановлении уголовного дела вследствие неустановления лица совершившего преступления либо прекращением уголовного дела в связи с истечением сроков давности уголовного преследования. Приостановление уголовного дела не прекращает уголовное судопроизводство и соответственно не означает достижения пределов разумного срока.

Установление же в качестве предела разумного срока досудебного производства прекращения уголовного дела исключительно в связи с истечением сроков давности уголовного преследования противоречит ч. 3 ст. 6.1 УПК, согласно которому разумный

– 123 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

срок уголовного судопроизводства достигает своего предела при прекращении уголовного преследования по любым основаниям, а не только на основании п. 3 ч.1 ст. 24 УПК РФ.

Таким образом, можно констатировать, что положения о разумном сроке уголовного судопроизводства являются ярким примером унифицировать российское уголовное судопроизводство с положениями международной модели уголовного судопроизводства, основанной на иных подходах с содержанию и структуре уголовного судопроизводства. Механическая рецепция таких положений, без надлежащей их адаптации не способна обеспечить их эффективность, а приведёт только к деградации национальной модели уголовного судопроизводства.

Список использованных источников:

1.Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание 2005 №4. Levshiny v. Russia, no. 63527/00, § …, 9 November 2004

2.Cайт Конституционного Суда Российской Федерации. URL: http://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision30416.pdf

3.Cайт Европейской конвенции по правам человека. URL: http://www.echr.ru/documents/doc/12028557/12028557.htm

4.Собрание законодательства РФ. 2014 № 30, ст. 4274

5.Собрание законодательства РФ. 2015 № 27, ст. 4264

6. СПС	«Консультант	Плюс».	URL:
http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ARB;n=170641#0

7.СПС «Консультант Плюс». URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=4534#0

– 124 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

Н.В. Лантух, кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного процесса, Санкт-Петербургский университет МВД России

ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА: 15 ЛЕТ СПУСТЯ

В статье рассматриваются вопросы, связанные с реформированием отдельных уголовно-процессуальных институтов на современном этапе. Автор делает вывод о том,

что некоторые концептуальные положения судебной реформы были реализованы, однако многие позиции так и не нашли должного воплощения. Реалии сегодняшнего дня ставят перед законодателем и правоприменителями новые серьезные проблемы реформирования не только отдельных процедур, но и стадий уголовного судопроизводства

Ключевые слова: судебная реформа, эффективность уголовного судопроизводства,

субъекты уголовно-процессуальной деятельности, уголовно-процессуальные институты

N.V. Lantukh

PhD in Law, Associate Professor of the Department of criminal Procedure Saint Petersburg University of the Ministry of the Interior of Russia

INSTITUTIONALIZATION OF CRIMINAL PROCEEDINGS IN RUSSIA

The article discusses issues related to the reform of the criminal procedural institutions at the present stage. The author concludes that some conceptual provisions of the judicial reform was implemented, however, many items never found the proper implementation. The realities of today put before the legislator and law enforcers new challenges to reform not only individual procedures, but also stages of criminal proceedings

Keywords: judicial reform, the efficiency of criminal procedure, subjects of criminal procedure, the criminal procedure institutions

В Предисловии к Концепции Судебной реформы в Российской Федерации 1991 года было обозначено: «…Концепция судебной реформы в РСФСР не навязывает умозрительных схем и не претендует на всеохватность, она ориентирована на создание и

«запуск» механизмов саморазвития преобразований, которые, по замыслу, должны идти естественным путем, опираясь на заинтересованную поддержку общественности»[2, С. 4].

Следует отметить, что концептуальные положения коснулись, прежде всего, сферы судебной власти. Была воссоздана мировая юстиция, предусмотрена процедура

– 125 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

рассмотрения дел с участием присяжных заседателей, введен особый порядок судебного разбирательства, существенно изменилась система пересмотра судебных решений и др.

Некоторые нововведения нашли достойное воплощение в российской уголовной юстиции,

другие – претерпели с течением времени серьезные изменения, а отдельные идеи были реализованы без учета объективных факторов, системного, комплексного подхода, что привело в итоге к неэффективности отдельных уголовно-процессуальных институтов.

Концепция Судебной реформы 1991 года с учетом существовавших в то время потребностей права и правоприменительной практики обозначила основные направления реформирования законодательства о судоустройстве и уголовном судопроизводстве. Она предусматривала, прежде всего, что уголовное судопроизводство в судебных стадиях будет дифференцировано в зависимости от 1) категории общественно опасного деяния (введение института мировых судей, к подсудности которых планировалось отнести дела об уголовных проступках, за которые предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 6 месяцев; введение суда присяжных наряду с коллегией из трех судей-

профессионалов – для рассмотрения уголовных дел; 2) апелляционного (в отношении решений единоличных судей) и кассационного порядка (для решений, принятых коллегией судей) пересмотра судебных решений. Производство в надзорной инстанции как способ обжалования и пересмотра при этом предлагалось ликвидировать.

Концепция Судебной реформы также предусматривала внедрение института судебного контроля в досудебном производстве, что и было впоследствии реализовано.

В досудебном производстве предлагалось ликвидировать дознание как самостоятельную форму расследования, ввести институт судебных следователей, которых наделить подлинной процессуальной независимостью и самостоятельностью.

Безусловно, многие прогрессивные идеи, касающиеся принципиальных положений уголовно-процессуального законодательства, статуса участников и их процессуальных гарантий, которые были заложены в Концепции, нашли свое воплощение в УПК России.

Однако следует отметить, что возникли серьезные трудности в реализации отдельных важных положений уголовно-процессуального права, а в некоторых случаях следует констатировать противоречивость таких нововведений.

Так, включение в судебную систему мировых судей было призвано разгрузить районные суды, рассматривавшие до 90% всех уголовных дел. Безусловно, часть нагрузки была распределена между судьями мировых и районных судов, рассматривавших дела по первой инстанции. Однако при этом надо учитывать, что районные суды выступили вышестоящими инстанциями по отношении к мировым судам, что означало увеличение

– 126 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

нагрузки судей районного суда, связанной с пересмотром судебных решений в порядке апелляции (т.е. полного нового рассмотрения уголовных дел). При этом решения мировых судей пересматривал единоличный судья, имеющий такой же статус, как и судья мировой.

Следует отметить, что в дореволюционном российском уголовном процессе апелляционный пересмотр решений мирового судьи осуществлял коллегиальный орган – съезд мировых судей, что более всего укладывается в идею пересмотра дела более компетентным судебным органом, действующим коллегиально.

В этой связи следует учитывать, что нагрузка судей районного уровня складывается не только из временных и ресурсных затрат на рассмотрение дел по существу и апелляционный пересмотр дел, но и на производство по жалобам в порядке ст. 125 УПК РФ, судебный контроль за следственными действиями и применением мер принуждения, а

также на разрешение отдельных вопросов, связанных с исполнением приговора,

возмещением имущественного ущерба и др.

Как следствие, увеличение в несколько раз нагрузки судей районного звена послужило предпосылкой для широкого применения особого – сокращенного и упрощенного – судебного разбирательства. Если на момент принятия современного УПК РФ рассмотрение дел в особом порядке составляло 20-30 % от всего числа уголовных дел,

то в настоящее время - около 80% уголовных дел. Вероятно, эта ситуация отражается на качестве итоговых решений по уголовным делам. В настоящее время юристами отмечается крайне низкий процент вынесения оправдательных приговоров, что напрямую связывают с широким применением особого порядка судебного разбирательства. Поэтому возникла необходимость в создании новых процессуальных институтов, с одной стороны,

обеспечивающих качество и справедливость судебных решений, а с другой – распределяло бы полномочия судебных органов по осуществлению правосудия и судебного контроля и принятию процессуальных решений в различных стадиях уголовного судопроизводства.

Так, взаимосвязанным с этими положениями негативным фактором является несформированность практики состязательного процесса, обеспечивающего всесторонность и полноту установления фактических обстоятельств дела и справедливость судебного разбирательства, что выступает главной причиной обвинительного уклона в деятельности судов и принятии ими процессуальных решений. Как отмечает Л.А

Воскобитова, обвинительный уклон явно противоречит функциональному построению процесса, но это явление пока еще не осознано практикой и не нашло достаточно глубокого теоретического исследования. Может быть, потому, что отсутствует регулярный мониторинг законности практики и признаки этого явления недостаточно выявлены и

– 127 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

формализованы. Это явление пока не объективируется в социологических наблюдениях и судебной статистике: нет системы официальных показателей, посредством которых его можно выявить, зафиксировать и статистически обобщить [1, С. 455-462]. Конкретные признаки обвинительного уклона чаще всего проявляются в следующем: 1) дублирование в описательной части приговора изложения фактических обстоятельств, представленных в обвинительном заключении; 2) приоритет материалов уголовного дела над доказательствами, представляемыми и исследуемыми непосредственно в суде; 4)

признание органами расследования, прокурором и судом доказательствами обвинения материалов, не отвечающих понятию доказательства, и непризнание подобных материалов для усиления позиции защиты.

Помимо этого отмечается, что при исследовании доводов, приводимых в пользу подсудимого, государственный обвинитель не опровергает, а суд не требует от обвинителя опровержения этих доводов. Органы расследования, государственный обвинитель, а также суд при наличии противоречивых доказательств, часто берут за основу процессуальных решений доказательства обвинения, а не доказательства защиты.

Основным средством обеспечения состязательности судебного разбирательства,

искоренения обвинительного уклона, выступает, по мнению некоторых правоведов,

расширение подсудности уголовных дел суду с участием присяжных заседателей. К 2018

году запланировано введение коллегии присяжных заседателей в состав районных судов,

что, безусловно, вызовет трудности в практической реализации такой реформы в силу организационных, кадровых и иных причин.

По словам Л.В. Головко, при решении известной дилеммы между активным в континентальной модели и пассивным – в англо-американской – судом теоретически недооцененной остается проблема зависимости суда от процессуального

(профессионального или непрофессионального) статуса судьи. Состязательная форма уголовного процесса моделировалась в Англии исключительно к непрофессиональному суду присяжных, активность которому по своей природе не свойственна. Континентальный уголовный процесс всегда модернизировался иным способом: через профессионализацию суда, находящегося в центре уголовной юстиции. В то же время профессиональный суд может осуществлять правосудие только опираясь на два технических инструмента: 1)

принцип Jura novit curia; Суть этого правового положения состоит в том, что суд и судьи вольны сами выбирать какие законы следует применить для решения рассматриваемого спора. Даже при отсутствии или наличии ссылки от заинтересованных сторон на

– 128 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

относящиеся к рассматриваемому делу законы, суд независимо ни от кого определяет,

какие законы должны быть применены для решения спора.

2) судебно-следственные полномочия, предоставленные суду для самостоятельного установления любого необходимого ему для разрешения уголовного дела фактического обстоятельства. Речь идет об институциональных закономерностях, недооценка которых ведет к деформациям уголовного правосудия. [5]

Еще одно планируемое в последние годы нововведение, разработанное теоретической Концепцией «Возрождение института следственных судей в российском уголовном процессе»[4], касается создания особой фигуры следственного судьи, которая бы обеспечивала состязательность уголовного процесса в ходе предварительного расследования. Анализируя в целом данный институт, следует высказать ряд соображений о целесообразности его введения в уголовный процесс.

Следственный судья, по мнению авторов Концепции, должен, прежде всего,

обеспечить судебную защиту конституционных прав личности. Именно полномочия по осуществлению оперативного судебного контроля, направленного на защиту конституционных прав личности, исторически присущи следственному судье.

Так, авторы Концепции в обоснование своей позиции пишут, что институт оперативного судебного контроля не выполняет свою задачу в российском уголовном процессе. Судьи, чьей основной задачей является рассмотрение дел по существу, большую часть рабочего времени вынуждены посвящать рассмотрению жалоб участников процесса,

даче разрешений на заключение под стражу, проведение органами расследования следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий. Загруженность

«непрофильными» вопросами неизбежно снижает качество рассмотрения основных уголовных дел. Тем более, что «арестные» полномочия плохо совместимы с сохранением беспристрастности судей при вынесении приговора 4].

Следственный судья призван также активно участвовать в выяснении обстоятельств,

подлежащих установлению, принимая соответствующие процессуальные решения при рассмотрении вопросов: о применении, отмене, изменении мер пресечения, иных мер процессуального принуждения; о признании доказательств недопустимыми; о возмещении реабилитированному лицу причиненного ему вреда, а также при проверке жалоб на действия (бездействие) и решения органов предварительного расследования и прокурора при проведении судейского следственного действия.

По нашему мнению, активная познавательная деятельность следственного судьи при разрешении указанных выше вопросов является необходимым условием принятия

– 129 –

Научная школа уголовного процесса и криминалистики СПбГУ Уголовнаая юстиция XXI века (к 15-летию применения УПК РФ)

законного и обоснованного решения. Однако необходимо обратить внимание на то, что полномочия по осуществлению оперативного судебного контроля предлагается изъять у судей именно с целью обеспечить беспристрастность при рассмотрении уголовного дела по существу. Есть опасность того, что следственный судья столкнется подобной проблемой на досудебных стадиях, производя судейские следственные действия или осуществляя деятельность по преданию суду.

Концепция предполагает, что решение следственного судьи относительно допустимости того или иного доказательства, полученного на стадии предварительного расследования, приобретает характер преюдиции, поскольку для признания допустимым доказательства, признанного следственным судьей, недопустимым и наоборот, необходимо выявление новых, ранее неизвестных обстоятельств. Целесообразность данного положения вызывает сомнение. Если решение следственного судьи относительно допустимости того или иного доказательства, полученного на стадии предварительного расследования, будет иметь преюдиционный характер, то тем самым ограничивается свобода оценки доказательств судом, рассматривающим уголовное дело по существу.

Однако авторы Концепции запрещают следственному судье делать выводы о достоверности доказательств, устанавливающих виновность обвиняемого, указывая на недостаточность процессуальных условий на стадии предварительного расследования для подобного вывода.

Возникают сомнения относительно достаточности процессуальных условий на указанной стадии для принятия решения о допустимости доказательств, то есть для ограничения свободы оценки доказательств судом, рассматривающим уголовное дело по существу. Есть опасность того, что следственный судья, избрав меру пресечения в виде заключения под стражу, будет связан своим же решением при возможной проверке нарушений закона со стороны органов предварительного расследования при собирании доказательств.

Как указывает Л.В. Головко, характеризуя тенденции развития континентального уголовного процесса, классическое разграничение уголовного преследования

(прокуратура) и предварительного следствия (следственный судья) стало вытесняться во многих странах разделением на следствие-розыск (полиция и прокуратура) и судебный контроль (следственный судья или судья). Следственный судья постепенно превращался в

«судью над следствием» [3, С.70-81].

– 130 –