Rol_gorodov

Александровск, превращаются в села и станицы. Другие населенные пункты, бывшие еще недавно военными центрами и даже имевшие уездный и губернский статус – Кизляр, Моздок, Георгиевск, утрачивают свое значение, уступают место новым. А такие, как Ставрополь, Грозный, Дербент, ставшие крупными промышленными и хозяйственными центрами, переживают подъем предпринимательской активности. Они становятся средоточием основных купеческих капиталов, крупной торговли, железнодорожного строительства и успешно развиваются на протяжении второй половины XIX и начала XX в.

ЛИТЕРАТУРА

1.Бондарь В.В. Феномен войсковых городов // Полиэтнический макрорегион: язык, культура, политика, экономика: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции (9–10 октября 2008 г., г. Ростов-на-Дону) / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2008. С. 44-46

2.Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1772 по 1803 год. СПб., 1869. Часть 2. – 602 с.

3.Военно-статистическое обозрение Российской империи. Том XVI, часть 1. Ставропольская губерния / Сост. Н. Забудский. СПб., 1851. – 280 с.

4.Горбунова Н.В. Дворянство казачьих областей юга России XVIII – первой половины XIX в.: государственная политика и сословная самоорганизация (по материалам Войска Донского). Ростов-на-Дону: Издательство Фонд науки и образования, 2014. – 170 с.

5.Губернии Российской империи. История и руководители. 1708 – 1917. / Под общ. ред. Б.В. Грызлова. М.: Объединенная редакция МВД России, 2003. – 480 с.

6.Дебу И. О Кавказской линии и присоединенном к ней Черноморском войске. СПб., 1829. С. 77–78.

7.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.) / Отв. ред. А.Л. Нарочницкий. М.: «Наука» 1988. – 659 с.

8.Мансурова А.Г., Абдуллаева М.И. История строительства почтово-торгового тракта Темир-Хан-Шура – Гуниб – Кумух // Вестник Дагестанского научного центра. 2014. №55. С. 84–87.

9.Нольде Б.Э. История формирования Российской империи / Пер. с фр. Л.Ф. Сахибгареевой; Отв. ред. акад. РАН В.А. Тишков. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2013. – 848 с.

10.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.20. №14607.

11.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.20. №14392.

12.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.21. №15447

13.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.22. №16188.

111

14.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.22. №16193.

15.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.22. №16194.

16.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.24. №17634.

17.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.28. №29138.

18.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 1-е). СПб., 1830. Т.29. №30078.

19.Полное собрание законов Российской империи. (Собрание 2-е). СПб., 1830. Т.1. №878.

20.Российское государство от истоков до XIX века: территория и власть / Отв. ред. Ю.А. Петров. М.: РОССПЭН, 2012. – 462 с.

21.Столетие Военного министерства. 1802-1902. Т. XI. Ч. I. Главное управление казачьих войск / Сост. А.И. Никольский. СПб., 1902. – 900 с.

112

Гусева Ю.Н.

г. Самара

ТУРЕЦКАЯ «МЯГКАЯ СИЛА» НА КАВКАЗЕ И ЕЕ ОСВЕЩЕНИЕ В СОВЕТСКИХ АНАЛИТИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТАХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX ВЕКА:

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Аннотация: В статье анализируются факты, освещающие активность турецких политических и военных деятелей в отношении будущих советских республик Северного Кавказа и Закавказья в первой половине XX века. Приводятся сведения и аналитические данные работников Восточного отдела ОГПУ и архивных учреждений НКВД, которые рассматриваются через призму понимания сущности категории «панисламизм» как категории, использовавшейся сотрудниками советских спецслужб для квалификации сути происходивших событий.

Ключевые слова: Панисламизм, турецко-российские отношения, Восточный отдел ОГПУ, Северный Кавказ, Закавказье.

Abstract: The article analyzes the facts highlighting the activity of Turkish political and military figures in Soviet republics of the North Caucasus and Transcaucasia in the first half of the 20th century. The Eastern Department of the OGPU and the archival institutions of the NKVD data presents the understanding of the essence of the category "pan-Islamism" as a category used by state security officials to qualify the essence of the events that occurred.

Keywords: Pan-Islamism, Turkish-Russian relations, the Eastern Department of the OGPU, the North Caucasus, the Transcaucasia.

Специфика российского продвижения на Кавказ, в Среднюю Азию и Крым в XVIII–XIX вв. и историческое многовековое соперничество мультиэтничных и мультиконфессиональных империй – Российской и Османской – не уходят из поля зрения современных исследователей. Актуальные империологические зарубежные и российские исследования свидетельствуют о наличии многочисленных параллелей и принципиально сходных закономерностей развития обоих субъектов, при этом раскрывая различные аспекты их военноидеологического противостояния на Кавказе [см., например: 11; 19].

Общеизвестно, что мусульмане обеих империй, в частности, кавказского региона имели исторически сложившиеся связи, которые накладывали существенный отпечаток не только на межгосударственные взаимоотношения в межвоенный период XX в., но и существенно повлияли на позицию советского государства в отношении ре-

113

лигиозно-национальной элиты «мусульманских» народов Кавказа и отчасти всего СССР.

В нашей статье речь пойдет о процессе накопления советскими государственными органами данных о связях кавказских мусульман с Турцией в дореволюционный и постреволюционный периоды. Оставляя в стороне рассуждения о доказательности/безосновательности «контрреволюционного» характера подобных связей, сосредоточим свое внимание на тех оценках и процессе выработки решений, которые были характерны для органов государственной безопасности большевистской России, в частности, для Восточного отдела ГПУ– ОГПУ и НКВД как ключевой структуры, отвечавшей за формулирование практической «восточной» внутренней и внешней политики Советского государства.

Общеизвестно, что Кавказский регион лишь осенью 1921 г. постепенно и не беспроблемно включался в сферу советского нацио- нально-государственного строительства. Турция потенциально могла выступить в качестве внешнего покровителя, стремившегося получить контроль не только над этой, но и среднеазиатской, бывшими имперскими «окраинами».

Современные исследователи прямо указывают на наличие систематических каналов поддержки антибольшевистского движения со стороны английских спецслужб и Турции [9, с. 137]. Известно, что турецкие офицеры активно лоббировали идею создания формально независимого объединенного Кавказа. При этом не стоит заблуждаться в отношении абстрактности целей турецких политиков до- и постреволюционного периода и их единодушия в отношении кавказских единоверцев. По мнению современных турецких специалистов, османская политика на Кавказе и до 1917 г. и после преследовала цель удержания культурных и религиозных связей российских мусульман с Оттоманским халифатом. Однако при этом в среде турецкой элиты было распространено мнение, что сотрудничавшие с имперскими российскими властями кавказские лидеры (в частности, муфтий Кавказа Хусеин эфенди Гаибов) сами постепенно русифицировались. Установка России на активную защиту интересов «своих» мусульман [Подробнее: 18], позиционирование российского императора как «Белого султана» (AkPadişah) имели сравнительный успех: часть оттоманской мусульманской элиты считала мусульман России

«чужими» [17, p. 73–79].

114

Очевидно, что исторический бэкграунд обширного мирного взаимодействия и страниц военного противостояния Турции и России на Кавказе позволял как угодно вольно обращаться с ним большевистским лидерам, но для этого они должны были узнать все составляющие этого процесса. И в 1920-е гг. мы наблюдаем активный процесс накопления информации о связях мусульман Турции и Кавказа.

Восточный отдел ГПУ–ОГПУ, который в 1920-е гг., наиболее критичные для региона, годы был центральным органом, занимавшимся проблематикой национально-государственного строительства и взаимодействием с «восточными» религиозными лидерами и исламскими странами Ближнего Востока, Северной Африки, Азии, в 1923–1924 гг. систематически готовил обзоры о «положении на Восточных окраинах СССР и в сопредельных странах». Эти многостраничные документы содержали, в том числе, и раздел о влиянии Турции на ситуацию на Кавказе, на Волго-Урале, связях советских мусульман с турецкой эмиграцией. Подобная информация регулярно предоставлялась в распоряжение высшего советского и партийного руководства и рассылалась на места – в полномочные представительства ГПУ–ОГПУ в регионах.

Забегая вперед, отметим, что во всех подобных источниках отмечается серьезное турецкое влияние на кавказские дела, угрожающее государственным интересам Москвы. В «Обзоре №4 Положения на Восточных окраинах СССР и в сопредельных странах» (по состоянию на 1-е января 1923 г.) приводились следующие факты:

Благодаря постепенному усилению «Западнической группы» в ВНСТ (Великом национальном собрании Турции – авт.) СТРЕМЛЕНИЯ (выделено в ист. – авт.) господствующих классов Ангорской Турции к расширению ее пределов направляется в сторону советских мусульманских окраин. Дружеские отношения ВНСТ к

СССР, продиктованные в свое время безвыходным положением Ангорского национально-освободительного движения, по мере ослабления вооруженного воздействия со стороны Англии, начинает значительно охладевать.

Понято, насколько – при подобном официальном отношении Ангоры к СССР – широко развертывается работа кемалистских агентов на наших окраинах, особенно на Северном Кавказе и в Закавказье. Руководимый турецкими консулами и миссиями они здесь не только всемерно поддерживают мусульманский контрреволюцион-

115

ный элемент, поддерживая его денежными средствами, панисламистской литературой, оружием, агитаторами, военными инструкторами.

Турция оказывает широкую помощь военными инструкторами и агитаторами. Рельеф местности дает возможность проводить любую организационную работу, не опасаясь не только активного вмешательства Соввласти, но даже глубокого наблюдения с ее стороны [5,

лл. 3–4, 9].

Многочисленные военные и общественно-политические усилия турецкой стороны подкреплялись многообразными гуманитарными связями личного и религиозного порядка. Духовные связи шейхов и их мюридов, находившихся в обеих странах, не ослабевали, а Турция охотно предоставляла свою территорию в качестве убежища многим из них. В начале 1920-х гг. в Константинополе проживали два сына крупнейшего чеченского шейха Кунта-Хаджи Кишиева, которых по приказу Н. Гоцинского планировалось перевезти в Чечню [5, л. 73].

Как пишет известный специалист по истории исламских общин Дагестана И.Х. Сулаев, «В 1925 г. общины мюридов Али-хаджи Акушинского обвинялись в пособничестве зарубежной эмиграции и в создании антисоветских повстанческих комитетов для нанесения удара по тылу Советского Союза в случае войны, в установлении постоянной связи между организацией и враждебными силами за рубежом. Чуть позже, в 1926–1927 гг., суфийские братства Дагестана обвинялись правоохранительными органами в установлении контактов с зарубежными “контрреволюционными центрами в Турции”» [13, с. 55]. С учетом вышеприведенных фактов, вряд ли стоит считать подозрения работников ВО ОГПУ совсем безосновательными.

Оживление турецкого шпионажа в начале 1920-х гг., приезд эмиссаров-турок, агитировавших за создание «единого мощного мусульманского союза» – все это формировало в сознании советских аналитиков и управленцев идеи о стремлении турецкой стороны вывести Кавказ из сферы российского влияния.

Особенное беспокойство Москвы вызывала ситуация в Азербайджане, который благодаря наличию организованных общественнополитических групп, партий, превращался в глазах советских наблюдателей в оплот «панисламистской» работы Турции. На всем протяжении 1920-х гг. особая активность турок наблюдалась именно в Азербайджане, который, по данным ВО ОГПУ, был буквально наводнен «панисламистскими» организациями [5, л. 13; 6, лл. 44–50].

116

Еще в ноябре 1919 г. азербайджанское правительство направило в Дагестан в качестве главнокомандующего северокавказского фронта Нури пашу, члена партии «Иттихад-ве-теракки» («Единение и прогресс»). Его задача заключалась в том, чтобы в случае приближения к Дагестану русских большевиков присоединить Дагестан к Азербайджанской республике. Нури паша должен был объединить разрозненные национальные части Северного Кавказа под знаменем ислама для борьбы с большевиками, для этого он организовал переговоры между полевыми командирами и лидерами Дагестана и Северного Кавказа (Али-Гаджи Акушинским, Ибрагим-Гаджи, Кязим беем, Н. Гоцинским, К. Алихановым), обещая им военную помощь из Азербайджана. «Азербайджан посылал своих и турецких офицеров в качестве инструкторов и командного состава преимущественно в Дагестан» [8].

Помимо прочих очевидных «минусов» для советской власти подобная активность таила в себе опасность распространения турецкого влияния за пределы Кавказа, к примеру, в мятежную Среднюю Азию, ситуация в которой в 1920-е гг. был далека от стабильности. Органы контрразведки в начале 1920-х годов отмечали, что Кавказ, после Туркестана, стоит на втором месте по активности антисоветских сил и группировок, многие из которых получали поддержку из-за рубежа

[12, с. 271].

Так, известный казахский общественно-политический деятель Мустафа Чокаев, вспоминая свой разговор с Нури-пашой в 1920 г., писал:

Нури-паша проявил огромный интерес к Туркестану. Его больше всего интересовала, если можно так выразиться, военностратегическая емкость этой мусульманской страны… Он набросал передо мной обширный план военных действий, цель которых заключалась в освобождении как самого Туркестана, так и всех восточных мусульманских стран от ига чужеземцев…Нури предполагал перебросить в Туркестан свыше 200 турецких офицеров... Я снова приехал в Баку, но уже не для встречи с Нури-пашой, а по другим делам. Нури-паша в это время (в сентябре 1920 г. – авт.) был уже в Дагестане [16].

Вплоть до конца 1920-х гг. Восточный отдел ОГПУ отмечал туркофильские настроения, призывы к переселению в Турцию в Аджаристане, в Азербайджане. Тогда же была раскрыта деятельность азербайджанской национальной организации «Иттихад-Ислам» [О ее роли в событиях на Кавказе в этот период см. также: 14]. В одном из

117

обзоров 1923 г., на основании данных Закавказской ЧК, делался вывод об особом значении, которое придавала Анкара работе в Азербайджане:

Ближневосточный кризис создает новые надежды муссаватистам, иттихадистам и другим панисламистским организациям, ЗАСТАВЛЯЕТ АНГОРУ ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ НА КАВКАЗ, ОСОБЕННО АЗЕРБАЙДЖАН (выделено в тексте. – Авт.), который представляет наиболее благоприятную почву для к/работы (контрреволюционной – авт.)… Турецкое влияние все усиливается и в настоящее время бросается в глаза всем, что даже Реввоенсовет Отдельной Кавказской армии бьет в набат и требует от Москвы соответствующего содействия на турецкую дипломатию...

Турецкие консулы в Персии непосредственно руководят этой работой, причем агентами являются турецкие офицеры, через Персию направляющиеся в Азербайджан и Нахичеванский край. Не ограничиваясь поддержкой панисламистов, они используют и дашнаков. В ряде городов Персии происходят объединенные собрания как тех, так и других, и намечаются планы дальнейшей работы.

Западный район Туркестана (Туркменская область) снабжается оружием из Азербайджана, из последнего же туркестанские националисты получают панисламистскую литературу [5, лл. 13, 14].

Мы видим, что турецкое влияние на регион было исторически сильным, усилившимся в период английской интервенции и гражданской войны. В целом оно ложилось на хорошо возделанную почву общественно-политической анархии, когда население Кавказа в первые постреволюционные годы де-факто находилось в неопределенном положении, не принимая ни новорожденных монархистов (Добровольческая армия), ни новую большевистскую власть. Ситуацией фактического безвластия и пытались воспользоваться турецкие политики, мечтавшие об укреплении позиций Турции в регионе. Учитывая то, что в качестве идейного основания для потенциального объединения Кавказа с учетом специфики развития региона (наличия слоя религиозной и слабое оформление светской национальной элиты) предлагалась исламская составляющая, не удивительно, что подобные усилия оценивались со стороны как «панисламистские».

Дополнительные аргументы в пользу подобных оценок советские политики получили в более поздний период. В момент очередного военного противостояния двух стран, в годы Второй мировой войны, архивистами из НКВД был подготовлен комплекс справок,

118

касавшихся методов и форм продвижения Турцией своих интересов на Кавказе. «Справка-ориентировка о методах насаждения Турцией идей панисламизма и пантюркизма в России» (1944 г.) содержала, в частности, информацию такого порядка:

Турция пыталась распространить свое влияние на ту часть территории России, которая исповедовала ислам: народы ВолгоКамского бассейна (татары, башкиры, чуваши), Кавказа (ингуши, чеченцы, тюрки, аджарцы), Крыма (татары), Средней Азии (казахи, узбеки, туркмены, таджики и пр.). Для этих целей турки использовали все методы легальной и нелегальной пропаганды, оказывая прямую или косвенную поддержку тем, кто пытался утвердить и развить эти идеи в России. Турецкие миссионеры проникали в Российскую империю под видом паломников, активно задействуя тюркскую прессу для пропаганды своих идей. Легальными формами и методами объединения мусульман были мусульманские благотворительные общества, среди покровителей которых имелись и турецкие сановники, дипломаты [4].

В «Справке о методах иностранных разведок на Северном Кавказе. 1910-1917», подготовленной в 1945 г. в НКВД, указывалось:

Большую разведывательную деятельность осуществляли различные религиозные секты, действующие на Кавказе в 1910-1917 гг. Махмуд-Магомет-Оглы, проживавший в селе Новый Юрт Грозненского округа, известен был как проповедник панисламизма. Он распространял идеи панисламизма, собирал среди населения деньги якобы для религиозных целей. На самом деле Махмуд-Магомет-Оглы был явным турецким шпионом, который пользуясь своим положением проповедника, получал необходимые сведения, изучал обстановку и т.д. …Турция в своей шпионской деятельности на Кавказе питала особые надежды на мусульманское население, которое легко могло поддаваться религиозным призывам [2, лл. 1–3].

Советские аналитики внимательно отнеслись к материалам, которые аккумулировались в имперских архивах: составили поименный список «панисламистских деятелей и пропагандистов на Кавказе

1911–1915 гг.» [3].

Негативизм со стороны российских наблюдателей усиливался высказываниями и исследованиями радикально настроенных представителей турецкой интеллектуальной элиты, продолжавших и в середине XX века отстаивать идею покровительства и «спасения» «северных турок» от негативного российско-советского влияния [см.,

119

например, материалы тематического досье вестника иностранной служебной информации ТАСС «Турция – Пантюркизм» (февраль– октябрь 1943 г.), хранящиеся в ГАРФ: 1].

Таким образом, устанавливавшие в 1920-е гг. на Кавказе новые правила политической игры большевики стремились максимально учесть внешние факторы, могущие повлиять на процесс воссоздания союзного государственного пространства. Восточный отдел ОГПУ при посредничестве Полномочных представительств ОГПУ накапливал информацию и анализировал характер актуальных взаимодействий региональных лидеров с турецкой стороной, увязывая эффективность деятельности последней с внутри- и внешнеполитической позицией Ангорского правительства. Отводя ведущую роль усилиям кавказских религиозных авторитетов, и их духовным и социальным связям с единоверцами, советские аналитики оценивали происходящее с угрожающих советским интересам позиций, именуя этот процесс «восточной контрреволюцией» с «панисламистским» оттенком.

Обращение к материалам имперского периода в 1940-е гг. также давало советским управленцам богатую почву для размышлений о характере, целях, методах турецкой «мягкой силы» в кавказском регионе на протяжении предшествующих столетий. Учитывая позиционирование Османской империи как центра мусульманского мира, халифата, хранительницы святынь – Мекки и Медины, еще имперские чиновники уверенно относили любые попытки турецкой стороны усилить свои культурные, экономические, политические позиции в среде российских мусульманских подданных к категории «панисламистских» или «пантюркистских». Вместе с именами, фактами, освещавшими «кавказские» страницы деятельности турецкой стороны, советские работники архивов, находившихся тогда в системе НКВД, вольно или невольно воспроизводили и имперский дискурс: взгляд на суть происходивших на Кавказе процессов.

ЛИТЕРАТУРА

1.Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р4459. Оп.27. Д.2330.

2.ГА РФ. Ф.Р 5325. Оп. 4. Д. 172.

3.ГА РФ. Ф.Р 5325. Оп. 4. Д. 306.

4.ГА РФ. Ф.Р 5325. Оп. 4. Д. 345.

5.Центральный архив ФСБ Российской Федерации (ЦА ФСБ России). Ф. 2. Оп. 1. Д. 657.

6.ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 5. Д. 308.

120