Rol_gorodov
.pdfционного государства и метаморфозе всего общественного организ-
ма» [1, с. 42].
С течением времени «метаморфозы» достигли и глухой российской провинции, находящейся в спячке. Одним из таких периферийных российских уголков был Северный Кавказ, куда изменения доходили со значительной задержкой. Однако, со временем они становились не менее кардинальными, чем в столичном регионе.
Голод, дезорганизация общественной жизни, отвращение к царизму, вовлекшему Россию в бездну горя и невзгод, ощущались не только в столице и крупных индустриальных центрах, но и на периферии, в её национальных областях.
Вначале XX в. вплоть до 1921 г. большую часть Северного Кавказа занимала Терская область со столицей в городе Владикавказ, являвшимся одним из крупных политических, экономических и культурных центров Юга России.
Преобразования, последовавшие за революционным взрывом, коснулись сторон жизни людей. Причиной, спровоцировавшей революционизацию будничной жизни горожан Терской области в 1917– 1920 гг., можно назвать, прежде всего, тяжелейшее материальное положение большей части средних слоев. «Оно было вызвано причудливым переплетением высших и низших форм капитализма, а также комплексом объективных долговременных факторов исторического и макроэкономического характера, как-то: природно-климатические условия, политика правительства, аграрное перенаселение. Невысокий уровень жизни и двойственное положение, порождали определенную иерархию ценностей, ключевыми среди которых являлись общинность, уравнительность, неосознанный патернализм» [2, с. 7].
К осени 1917 г. на Северном Кавказе возникла ситуация, граничащая с анархией. Район превратился в бурлящий котёл самых разнообразных антагонизмов. А Терская область, будучи полиэтнической по составу, оказалась в наиболее критической ситуации.
Вмае и сентябре 1917 г. состоялись первый и второй Съезды горцев Кавказа, во время деятельности которых был сформирован Союз объединенных горцев. Руководящие должности во вновь созданном органе заняли крупные кавказские предприниматели и помещики. Правительство объявило Союз автономным от России, хотя отношения сохранялись с атаманами Кубанского и Терского войск, а также Временным правительством, которое обещало преобразовать
71
Кавказ в федерацию. Вскоре после этого у каждого из северокавказских народов появились свои политические структуры.
Вадминистративных центрах Терской и Дагестанской областей Временным правительством были созданы исполнительные комитеты. Наряду с этими структурами, как и по всей России, возникли советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, в работе которых приняли участие представители социалистических партий.
Вгородах Пятигорск, Владикавказ, Моздок, Георгиевск, Кисловодск, Грозный также сформировались советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. «Казачество удерживалось верхами в обособленном состоянии, организовывалось в военно-сословный «Круг» [3, с. 27]. Первый Войсковой Круг на территории России был проведён во Владикавказе 13 марта 1917 г. Атаманом Терского казачьего войска стал бывший депутат Государственной Думы Российской империи М.А. Караулов [4. с. 139].
Катализатором политического участия горожан стали выборы в городскую думу во Владикавказе. В ряде мест выборы были сорваны,
втом числе и в таком крупном центре, как Грозный, где в это время были разгромлены Ново-Грозненские нефтяные промыслы. Итоги выборов по всей области так и не были подведены [5, с. 56].
Гражданская война, как кровопролитное продолжение Октябрьского переворота, не прошла бесследно не только для участников противоборствующих сторон, но коренным образом сказалась на обычных горожанах, даже безразличных к политическим переменам, вторглась в их повседневную жизнь. Причём воздействие её проявлялось как в боевых действиях, имевших место в Терской области, так и
вкарательной политике: различных мобилизациях, изъятии вещей и скота для действующей армии, всевозможных мероприятий для помощи фронту и т.д.
Установившаяся в крае власть в осуществлении своей политики старалась опираться на городское население Северного Кавказа, рассчитывая именно на него, как на опору и залог своего существования
вбудущем, а также гарантию победы в кровопролитной войне.
К тому же, политическое поведение обывателей являлось своего рода градусником, показывающим градус кипения политических страстей в городских центрах.
В городах проживало, в основном, рабочее население и, в отличие от сельской местности, установление новой власти здесь осуществлялось с гораздо большей скоростью. По меткому выражению
72
Н.И. Сухановой, «пролетариат Северного Кавказа представлял собою чрезвычайно пестрый конгломерат с переходными типами от пролетарских к непролетарским элементам, сложными условиями сословной и национальной розни» [6].
В сельских местностях, в среде крестьян этот процесс происходил значительно сложнее. Крестьянам были присущи некоторые сомнения, поэтому все старания большевиков были направлены на достижение поддержки партии среди крестьянства и на популяризацию ее теорий в сельской местности.
Большая часть рабочего люда северокавказского края почти сразу же заняла сторону новой власти и была верна ей в течение всей Гражданской войны. Поэтому вполне закономерным было то, что «на Северном Кавказе Советская власть утверждалась в начале в городах и административных центрах, прежде всего в Ростове, Екатеринодаре, Новороссийске, Майкопе, Ставрополе, Владикавказе, затем она создавалась в уездных центрах, в селах и станицах, хуторах» [7, с. 44].
Значительное влияние на политический настрой имело также геополитическое расположение городов. Так, например, обыватели небольших городков, таких как Моздок и Кизляр, были более безразличны к политическим трансформациям, являлись приверженцами традиционного, патриархального уклада, нежели их столичные сограждане (Грозный, Владикавказ). Возрастные группы также значительно отличались в политических интересах и в коллективных настроениях: более зрелые горожане скептически воспринимали революционную реальность, были предусмотрительнее молодых активистов. Тем не менее, и тех и других объединяет универсальное будничное общественное сознание со сходными настроениями и моделями поведения, к коим, например, относятся расплывчатая социальная позиция (вернее, ее отсутствие), органическая беспомощность и неспособность к активной идейно-политической и, тем более, вооруженной борьбе за свои интересы. На это указывает большое количество исторических источников, в которых часто встречаются упоминания о перепуганных горожанах, просто остолбеневших от ужаса происходящих событий, с грустью взиравших на осколки своего прежнего мира.
И большевики, и их политические противники, воспринимали горожан одновременно и как поддержку и как угрозу для новой власти, поэтому использовали в работе с ними упредительные каратель-
73
ные меры, намного превосходившие необходимый уровень, как то: повальный террор, бесчисленные сборы и платежи, взятие заложников, ограничение в правах. Широкая распространенность подобных репрессивных способов, указанная во многих архивных источниках, производила «должное» впечатление на городских обывателей: «Мирная жизнь города прервана бандами полковника Соколова, ночью внезапно напавшими на город… В течение 11 дней население переживало все ужасы гражданской войны на улицах города» [8, с. 115].
В1917–1920 гг. армия превратилась в инструмент всеобщего и глубокого разделения социума, до того будучи гарантией стабильности и мира. Она породила бесчисленное множество маргиналов, прослойку людей с недостатком гражданственности и патриотизма, неимением общепринятой морали и чести, склонных к актам насилия и жестокости. «Человек с ружьём» привносил в общество культуру конфронтации и жесткой борьбы. Его психология стала важнейшей частью массового сознания целого исторического периода. Эпидемия насилия в обществе заменила общечеловеческие ценности идеей «классового подхода» [9].
Вотношении городского населения большевистская политика и идеология своим основным результатом имела уничтожение складывавшейся на протяжении многих веков социальной структуры городов, а именно: разрушение старых социально-экономических прослоек, таких как сословия и классы. Прежние дворяне, интеллигенция, буржуазия, духовенство и другие социальные группы механически пополняли число «лишенцев».
Методами насилия и давления активно пользовались большевики, равно как и их противники, и в период «военного коммунизма». Так, к примеру, во Владикавказском совете рабочих депутатов был поставлен вопрос о «желаемости и необходимости муниципализации кинематографов, бань и гостиниц» [10, с. 1]. Подобные документы свидетельствуют о применении политики обобществления среди местного населения. Они являются выражением того, как большевики пытались осуществлять национализацию, несмотря на степень готовности городского населения к такому переходу.
С конца 1917 по 1921 г. Северный Кавказ попеременно был во власти то «белого», то «красного» террора. Поочерёдная смена власти не приносила горожанам ничего, кроме бесконечных погромов, смертей и разрухи, да и являлась уже повседневным явлением.
74
Взаимный террор был естественным выражением трагедии гражданской войны. Самое печальное заключалось в «неразборчивости» карательных действий противоборствующих сторон, которые осуществлялись не только в отношении врагов «белых» или «красных», а против любых, попавших под горячую руку жителей захваченного города.
Это провоцировало нагнетание социальной напряженности, трансформацию менталитета и разрушение здоровых отношений внутри городского социума.
Вполне логично и естественно желание большевиков превратить советскую страну в объединённый военный лагерь в условиях враждебного окружения. Военизация тыла и чрезмерное напряжение всех ресурсов, имеющихся в наличии, явились залогом победы в гражданской войне. В конечном итоге, перевес в борьбе оказался на той стороне, которой в значительной мере удалось привлечь и мобилизовать все имеющиеся в распоряжение силы.
ЛИТЕРАТУРА
1.Щербинин С.А. Власть и население Северного Кавказа в период революции и гражданской войны // Вестник Адыгейского государственного университета. 2005. С. 42.
2.Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть. СПб., 2001. С. 7.
3.Шляпников А.Г. За хлебом и нефтью // Вопросы истории. 2002. №11. С. 19–120.
4.Политические деятели России 1917 года. (Биографический словарь). М., 1993. С. 139.
5.Коренев Д.З. Революция на Тереке. 1917–1918 гг. Орджоникидзе, 1967. С. 56.
6.Суханова Н.И. Гражданская война на Северном Кавказе в 1917–1920 гг.: социаль- но-политический аспект. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Ставрополь, 2004.
7.Щербинин С.А. Указ. соч. С. 44.
8.Борьба за Советскую власть в Северной Осетии (1917–1920 гг.). Документы и материалы. Орджоникидзе, 1957. С. 115.
9.Суханова Н.И. Указ. соч.
10.ЦГА РСО-А. ФР. 303. Оп. 1. Д. 9. Л. 1.
75
Гарунова Н.Н.
г. Махачкала
РОССИЙСКИЕ ГОРОДА-КРЕПОСТИ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО КАВКАЗА В ПРОЦЕССЕ ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ КОНТАКТОВ НАРОДОВ ПРИКАСПИЙСКОГО РЕГИОНА
Аннотация: В данной статье проведен анализ проблемы, позволивший рассмотреть интеграцию провинциальных регионов периферии в систему Российского государства на юге страны, а также проанализировано развитие опорных пунктов по усилению влияния России в XVIII–XIX вв.
Ключевые слова: крепость, поселение, политика, Россия, Северо-Восточный Кавказ, торговля, купцы, границ
Abstract: This article analyzes the problem that allowed considering the integration of provincial regions of the periphery in the Russian state system in the south of the country, and also analyzed the development of strong points for strengthening Russia's influence in the 18th-19th centuries.
Key words: fortress, settlement, politics, Russia, North-Eastern Caucasus, trade, merchants, borders
Среди проблем, которые составляют предмет повышенного внимания российского руководства, кавказские вопросы занимают особое место, поскольку этот регион всегда был и остается принципиально важным для России, а как следствием этого была длительная борьба Российской империи за Кавказ в целом, за Северный Кавказ в частности. [16 , с. 17–20]. Понятно, что любое государство, обладающее сильным потенциалом, мощной военной базой и, как правило, большими стратегическими возможностями имеет сложившуюся и гибкую систему геополитических интересов. Под влиянием этих процессов постоянно изменяется система сдержек и противоречий, обеспечивающая безопасность мира [4, с. 47]. Геополитическое влияние является следствием геополитических интересов, которые обычно классифицируются следующим образом: интерес с точки зрения безопасности; экономический интерес; социально-политический и культурный интересы. Исходя из перечисленных интересов, вероятно, и должна вырабатываться стратегия геополитического влияния России [2, с. 139].
Основной задачей государственной политики, особенно с XVIII в. в ходе присоединения новых территорий, когда формировалась политика России на Северном Кавказе, было расширение и укрепление собственных территорий, увеличение число подданных русского ца-
76
ря. Эта задача, как и способы ее решения, диктовалась экономическими интересами империи в данном регионе, а также ходом военнодипломатического противодействия с конкурентами в лице крупнейших государств Европы и Азии.
О понимании необходимости проведения Россией государственной политики на Кавказе свидетельствует создание Кавказской укрепленной линии. Сюда входили, существовавшие, строящиеся вновь крепости и редуты от Кизляра до Екатеринодара. По сути дела, это была первая в России граница, устроенная по единому проекту с соблюдением всех требований пограничной службы на тот период, требовавшая достаточно больших финансовых вливаний. Возникает вопрос: зачем? Во-первых, она способствовала предотвращение набегов на южные территории России, далее здесь шло освоение под прикрытием линии земель Предкавказья, развитие здесь сельского хозяйства (хлебопашества, скотоводства, шелководства и др.). Нельзя не отметить и тот факт, что это в военном аспекте было создание единых, сообщающихся между собой рубежей против Турции и Ирана, чтобы в случае военной опасности быстро маневрировать на пространстве от Астрахани до Крыма. Некоторые предлагают ее рассматривать как создание плацдарма для присоединения Северного Кавказа с выходом в Закавказье через Военно-Грузинскую дорогу. Некоторые авторы среди наиболее важных целей указывают на такую функцию, как пресечение неконтролируемого ввоза товаров из Закавказья, Турции и Ирана, а также установление здесь таможенного контроля для получения доходов в казну. Нельзя не отметить и такую цель, как получение доступа к рудам и минералам предгорий Северного Кавказа. Можно, обобщая различные точки зрения, отметить, что Российское правительство делало все для закрепления своих позиций на Северном Кавказе [10, с. 30].
В XVIII в. российские цари и правители в отношении Кавказа придерживались осторожной политики, с обеих сторон в этой политике не исключались спекуляции, заигрывания, простые и сложные комбинации, в зависимости от ситуации, интриги, направления. Тем более, что и Турция, и Персия тоже и посулами, и угрозами старались привлечь на свою сторону как можно больше местных владетелей
[14, с. 127].
Во всех русских городах-крепостях, можно заметить несколько особенностей. Возникали они не случайно на древней оживленной международной торговой трассе. Обычно им предшествовали мест-
77
ные поселения. Стремясь достичь максимального расширения связей с соседями и укрепить свои торговые и политические позиции на Востоке, русское правительство оказывало всяческое покровительство пестрому по национальной принадлежности восточному купечеству, и вскоре в этих городах обосновались своеобразные колониислободы «иноземцев» с особым статусом, предусматривающим равные права с русским купечеством, полное освобождение от всякого рода повинностей, кроме уплаты различных таможенных сборов. Жители этих колоний – нерусских слобод – пользовались свободой вероисповедания и могли беспрепятственно отправлять свои религиозные обряды. Экономическая активность жителей слобод была высокой и оказывала всевозрастающее влияние на экономическое развитие края. В административном отношении эти слободы представляли собой особые самоуправляющиеся общины, во главе которых стояли выборные лица. Они следили за соблюдением правил внутреннего распорядка, решали возникавшие внутри общины конфликты [7, с. 13].
Укрепление России вызывает все больше недовольство и сопротивление со стороны европейских держав. В начале 40-х гг. и до 1747 г. (смерти Надир-шаха) очень тревожно было и на Тереке [9, с. 34]. В Астрахани занялись срочно постройкой флота, в крепости Кизляре дислоцировались немалые силы на случай отражения иранской агрессии. Администрация Кизляра, следуя изменившемуся в тот момент политическому курсу, в 1751 г. старались погасить междоусобную борьбу на Кавказе и выступила за невмешательство в иранские дела, против подстрекательства султана Махмуда [3, с. 76].
С основанием русских городов-крепостей на Тереке, сюда, в надежде на покровительство русских властей, семьями и в одиночку бежали представители зависимых категорий мирного населения. При условии принятия ими христианства, их принимали на царскую службу, зачисляли на казенное довольствие, разрешая селиться в отдельных кварталах. Это обстоятельство привлекло угнетенных горцев к Кизляру. Так, согласно неполным архивным данным из фондов «Кизлярского коменданта» Государственного архива Республики Дагестан из Аксайского владения в Кизляр бежало 92 человека, из Костековского – 34, из Тарков – 20 человек [Гарунова, 2008. С. 37]. В письме эндирейского владетеля Темира Хамзина коменданту Н.А. Потапову 4 апреля 1764 г. содержится просьба вернуть его беглых холопов: «…..Прошу отдать вышеописанных холопа и холопку. Ар-
78
мяне, торгующие в андереевской деревне, крадут наших холопов, везут в Кизляр, где их крестят» [13, с. 196].
По условиям Кючук-Кайнарджинского договора открывался выход к Черному морю; Ингушетия, Восточная Осетия, Кабарда присоединялись к Российской империи и отличительной его особенностью явилось совпадение интересов России на защите южных рубежей и народов Кавказа в их освободительной борьбе против восточных завоевателей [1, с. 14].
Россия предприняла энергичные меры, укрепив экономические связи с народами Дагестана и приняв в свое подданство целый ряд дагестанских владетелей. [13, с. 196].
Конечно, развитие торговых отношений народов Прикаспия с Востоком и, в частности через русские города служило не только развитию промышленности, но и усилению авторитета и политического влияния России среди стран Востока и народов Кавказа. И преследуя эти политические цели, самодержавная империя вовсе не желала иметь себе соперников, предоставлять другим политическим силам распространить здесь свое влияние. Создавая свой флот на Каспии, российские власти также не допускали и мысли, чтобы еще какая держава имела бы здесь военные корабли и вооруженные силы. Да и кочевые народы, и горцы еще долго вызывали тревогу, и любое их военное усиление настораживало. Поэтому и торговля с кавказскими
ивосточными народами велась в условиях сложившихся политических установок и приоритетов, с ограничениями и многочисленными запретами [1, с. 14].
Содной стороны, правительство России делало все, чтобы приобрести привязанность народов, внушая, «какое обогащение, пользы
ивыгоды последовать могут им от спокойного владения и торговли с россиянами, покровительствовать и поощрять паче всего нужно…». В этих целях еще с XVI–XVII вв. применялись таможенные льготы, беспрепятственный проезд в русские города, начиная с Терков, освобождение от уплаты пошлин, открытие меновых дворов и другие способы развития торговых отношений. На российских рынках шла бойкая торговля такими товарами Востока, как персики, виноград и другие плоды и ягоды, а также шелк, производимый во владениях кумыков (Костеке, Аксае, Андреевской деревне), и гребенскими казаками. Мастера из Тарков доставляли сабли замечательные и др. [7, с. 12]
79
С другой стороны, торговля служила не только целям сотрудничества и развития цивилизации, но и средством воздействия на непокорных и непослушных, своего рода экономическим рычагом, с помощью которого можно было эффективно управлять делами в крае, привлекая на свою сторону тех или иных влиятельных феодалов Се- веро-Восточного Кавказа.
Блестящие победы, одержанные Россией над традиционными соперниками в лице Турции и Ирана в конце 20-х гг. XIX в., привели к тому, что их влияние на народы Северного Кавказа в последующее десятилетие резко падает. Османский и персидский фактор перестает создавать острую угрозу российским интересам в регионе. С одной стороны, это гарантировало кавказскую администрацию от вмешательства эмиссаров шаха и султана, которые своей агитацией склоняли городские народы к борьбе против русских, и, безусловно, способствовало нормализации ситуации. С другой стороны, отсутствие новой политической конкуренции порождало чувство вседозволенности, создавало иллюзию быстрого, преимущественно военного решения кавказского вопроса. Активизация английской агентуры на Севе- ро-Западном Кавказе в 30-е гг. XIX в. была возможной и имела успех лишь потому, что местные народы все сильнее втягивались в вооруженное противоборство с Россией и искали себе союзников. Сами англичане, усиливавшие в это время свою экспансию на Ближнем Востоке, видели в кавказских горцах оружие, ослаблявшее их потенциального конкурента. Кроме того, высказывались мнения о возможности использовать регион в качестве рынка сбыта товаров и источников сырья. Но в любом случае кавказские народы были разменной монетой в хитроумных политических комбинациях Англии. Показательно, что начиная с 40-х гг. британские официальные круги «перепоручили» оказание помощи черкесам польским националистам, т.к. сочли выгоднее для себя придерживаться формально дружеских отношений с Российской империей. В целом, английское влияние на Кавказе не следует переоценивать. Ни наладить регулярное снабжение оружием и боеприпасами местных племен, ни скоординировать их выступления против, англичане в должной мере не смогли. Другое дело, что интерес Великобритании к Кавказу заставлял царское правительство торопиться с распространением здесь своей реальной власти, а это вынуждало отдавать предпочтение силовым методам, казавшимся наиболее эффективными и доступными [11, с. 35].
80