§ 3. Истинность определения и описания постиндустриального общества.

Характер отношений между дефиницией и дескрипцией в литературе по логике нашел обширное освещение. На наш взгляд, определение (дефиниция) связано с такими категориями, как объяснение, доказательство, аргументация. В рамках соотношения определяемого (Dfd) и определяющего (Dfn) осуществляется причинно-следственная связь, основанная на различении явления и сущности, формы и содержания, возможности и действительности, единичного и общего, количества и качества. Во всем, что происходит, отыскивается объективная основа, которая объясняет, оправдывает и доказывает правомерность существования данного социального объекта или процесса. Чтобы доказать что-то, надо его объяснить, аргументировать, указывая на объективные причины его возникновения, становления, развития, упадка и разрушения. Здесь объективное и ставшее уже объективностью прошлое довлеет над сегодняшним днем. Так было в классически индустриальном обществе. В постиндустриальном обществе на первый план выступают иные аспекты бытия человека и общества. Человек не только свободен в выборе мотивов и ориентиров своей деятельности, но несет в себе также и свою ответственность за будущее своих действий. Сартр говорит, что "у человека нет алиби". Он всегда виновен за содеянное и перед собой, и перед людьми, и перед историей. Человек меняется ежечасно. То, что он сделал и сказал вчера, сегодня уже может быть безвозвратно утерянным состоянием, которого больше нет и никогда не будет. Поэтому принимать решения по отношению человеку, исходя из его прошлого, в современном обществе "не научно", не корректно. Нельзя сегодняшние дела и слова объяснять вчерашними практическими и речевыми поступками. Необходимо для принятия сегодняшних решений исходить из данного конкретного описания, а не определений того, что случилось в прошлом. Прошлое было причиной в классическом индустриальном обществе, когда динамика того или иного общественного события была растянута на долгие часы, дни или даже годы. В современном обществе, где результат зависит от немедленного принятия решения, прошлое лишь мешает, отвлекает, маскирует действительную данность. Поэтому ссылки на прошлое используются современными политиками как один из самых эффективных способов завуалировать свои истинные желания, намерения, цели. Прошлое объясняло, оправдывало, доказывало, аргументировало настоящее в классическом индустриальном обществе, сегодня оно как причина на настоящее не действует. Роль прошлого сводится к тому, чтобы накапливать определения социальных явлений, когда они становятся прошлым, преодолеваясь практикой, основанной на описательном восприятии и познании настоящего. Прошлое то, что не может и не должно больше случиться. Оно объясняет только то, что не должно быть таким, как вчера, но не может объяснять то, что будет и должно быть завтра. В своем прошлом мы имеем определения и определенность, которые не должны больше повторяться. Человек поднимается над обстоятельствами, если нет – он умер, не буквально, а социально. Социальное познание в постиндустриальном обществе должно постоянно учитывать, индетерминистический характер прошлого. Сегодняшний день - более высокая ценность, чем самое хорошее прошлое. Социальное познание должно исходить из настоящего, а не из воспоминаний, пусть даже очень приятных, о прошлом. Описание настоящего приоритетно над определениями прошлого, включаемыми лишь как фон описанного события, а не существенный его детерминант. Современная коммуникация любого ранга, общественный диалог должны исходить не из доминанты прошлого, а будущего. Вместо причины необходимо исходить из цели, что вовсе не означает оправданности любых средств. Современное динамичное общество ориентировано на будущее, а не на прошлое, независимо от рефлексий общественного сознания. Исторические дефиниции не могут определить будущее. Ясно, что самодетерминация через цели ориентирует на будущее и на творческое отношение к настоящему. Человек не раб обстоятельств. Внешние исторические детерминанты могут быть отстранены субъективнрыми мотивациями. Правда, сами мотивации тоже ограничены континуумом социальных реалий, но их ограничение не носит такого предметно-вещного характера как ограничение историческими обстоятельствами. Дефиниции возможны там, где есть жесткая детерминация социальной действительности. Где нет альтернатив выбора, где свобода выступает как осознание наличия необходимости, предоставляющей один единственный ("истинный") вариант действия. Дефиниция возможна там, где есть константный социальный объект, который можно идеализировать. Такой идеальный объект подчиняется законам, которые и можно четко, ясно, логически непротиворечиво, т.е. формально, определить. Здесь целостность объекта должна характеризоваться его стабильностью, хотя бы в аспекте его сущности. Эмпирические характеристики могут быть динамичными, но сущность должна характеризоваться устойчивостью, повторяемостью, шаблонностью, трафаретностью, тиражируемостью, общностью. То, что уникально, неповторимо, случайно, трудно (невозможно) уложить в прокрустово ложе дефиниции. Такие знания носят операционный характер, они пригодны для перестройки лапласовского типа социума, когда человек стремится утилизовать природу и общественные условия своего существования. Поиск дефиниций в современном социальном познании характеризует социального субъекта как "пережитка" прошлого, ибо он ищет операционные знания в надежде использовать как технологии социальной практики, не понимая, что такого социального объекта уже нет, что он опоздал, что он представляет собой запоздалый раритет прошлой эпохи. Попытка манипулировать неманипулируемым приведет социум к непредсказуемым результатам. Особенно актуальна эта проблема для современной России, где стремление реформировать по определенным (дефинированным) шаблонам раз за разом приводит к разрушительным последствиям. Общество для государства не является подобием "сырого материала", из которого "по научным законам" можно лепить нечто определенное. Без специального анализа видно, что здесь сохраняется картезианское "субъектно-объектное" представление на соотношение государства и общество. Такая гносеологическая установка, понятно, приведет к тоталитарной форме устройства общественной жизни. При таком подходе люди лишь орудия идеологии.

В современной социальной жизни России продолжает действовать та же установка, что была еще во времена Петра Великого: преобразовать жизнь на основе науки, научных знаний. Картезианский подход к социуму выражается в том, что субъект-объектные отношения проецируются на отношения государства и общества (население). Народ выступает как некий сырой материал, который государство должно оформлять в конкретную историю. Тоталитарные государства наиболее ярко демонстрируют такой подход и понимание. Идеологизированное общественное сознание дает точные дефиниции каждому и всем вместе, каждому событию в обществе, точно и ясно определяет перспективы, дает однозначные рекомендации, в соответствии с которыми надо осуществлять прогрессивное развитие. Научное понимание общества соответствует по всем параметрам естественнонаучному познанию. При определенных исходных данных однозначно предсказывается будущий результат. Описание рассматривается при такой трактовке общественных процессов как вспомогательное средство для уточнения некоторых деталей дефиниции. Пренебрежение к специфике социального явления выступает прежде всего как пренебрежение к собственному народу. Такое состояние хорошо видно в современной российской действительности. Прогрессизм в данном случае прямо противоречит требованию Кантовской этики, что человек никогда, ни при каких условиях и ни для каких целей не может служить средством. Человек -самодостаточная цель.

Картезианский рационализм применительно к обществу есть предельное упрощение. И знания о социальных явлениях при таком подходе страдают чрезмерным упрощением, приблизительностью, вероятностью. При этом искажения вовсе не те, что бывают при искажениях от средств познания. Здесь искажения носят принципиальный характер, суть которого в том, что человек приносится в жертву абстрактному прогрессу, живая действительность превращается в средство для достижения никогда нереализуемой цели. Мнимая целостность становится самоценностью, подавляющей ценность индивидуального человеческого счастья. В методологическом плане трактовка общественного явления, производная от реальных общественных отношений, определяет сущность общественных установок на соотношение ценностей гуманитарных и ценностей материальных. Предпочтение отдается последним. По сути правильное утверждение, что общество является частью природы, трактуется как их абсолютное равенство в процессе познания. Теряется специфика общества как особой (разумной) части природы. Парадигма познания природы механически распространяется на общество. Картезианский дуализм приводит к дуализму государства и человека, где взаимопонимание строится на почве точных расчетов и данных о всех состояниях общества. А таких данных в современном постиндустриальном обществе, как мы выяснили выше, принципиально невозможно получить.

Новое состояние общества не укладывается в рамки только рациональных категорий. В описательное знание социального события вторгаются такие категории как "доверие", "вера", "имидж", "ценность", "любовь" и т.д. Понять суть принятого в современном обществе решения на основе только рациональных аргументов невозможно. Некоторые решения (порой самые оптимальные) принимаются вопреки очевидным доводам разума, на основе интуиции, построенной на чисто психологических факторах. Эти нерациональные категории социального познания в постиндустриальном обществе могут сыграть более эффективную эвристическую роль, чем самые точные расчеты. Когда динамика социальной жизни требует незамедлительного принятия решения, чаще люди опираются при принятии решений на всякие пристрастия и симпатии, чем точные расчеты всех возможных вариантов. Если бы общество было в гносеологическом плане тождественно природе, то всякие симпатии и антипатии были бы помехой познанию. Современное социальное познании не столько понимающее, сколько угадывающее. Для угадывания важны не столько точные дефиниции и однозначные координаты, а "прочувствованность" данного конкретного состояния и возможных вариантов его развития. Нужен не столько прогноз, сколько виртуальное проникновение-описание в суть происходящего. Тогда социальное предвидение будет более вероятностным с точки зрения его оправдания, его реализации. Надо подчеркнуть еще раз известный момент "комплекса Эдипа" в социальном прогнозировании: предсказание и предсказанное начинают влиять на ход событий в сторону реализации предсказанного и предсказуемого. Чувственное проникновение в суть происходящего в современном обществе становится одним из важнейших критериев истинности социальных знаний. Как пишет один из популярных современных психологов Запада В.Франкл, "абсолютно неправы те, кто утверждает, что любовь ослепляет. Наоборот, любовь дает зрение, она как раз делает человека зрячим. Ведь ценность другого человека, которую она позволяет увидеть и подчеркнуть, еще не является действительностью, а лишь простой возможностью: тем, чего еще нет, но что находится лишь в становлении, что может стать и что должно стать. Любви присуща когнитивная функция"⁴⁹. Современная социальная проницательность основывается не только на точных данных понимающего знания, но и на обширной базе пристрастий, имеющих нерациональный характер. Здесь нет "наилучших теорий", ибо все равны из-за отсутствия точно определенных критериев из различения и оценки до того, когда они будут подтверждены. А когда их прогнозы и предсказания будут подтверждены, они больше уже не будут нужны, ибо социальные процессы, как мы выше видели, необратимы и уникальны. В силу этого в том, что помогло один раз, в другом уже нет надобности, ибо то, что случилось, больше никогда уже не повторится. Если общество устроено "по науке", тогда да, полученное однажды, и подтвержденные на истинность знания будут служить много-много раз. Если оно устроено не по законам классической механики и индустриально-сциентистской модели, то все, что один раз дало верное решение, останется в его воплощении. И лишь как "мертвое" определение (дефиниция) оно способно участвовать в описании новых событий.

Социальная аналитика, отягощенная детерминистской привычкой, выводит "светлое будущее" (никогда недостигнутое) из "мрачного прошлого", вместо того, чтобы связывать прошлое с настоящим и творить будущее. Мы уже не раз подчеркивали, что в обществе объективные детерминанты дополняются целевыми и ценностными самодетерминациями людей, которые сознательно делают "вопреки логике". В жестоком мире не хотят быть жестокими, в подлом – подлыми.

Нередко в мрачные времена создаются шедевры светлого искусства, в трусливом обществе – литературные произведения об истинном героизме. Бывает и наоборот: в благополучной семье вырастают непорядочные люди. Ясно, что законы природы и законы культуры принципиально нетождественны. В обществе нет линейной детерминации настоящего прошлым, будущего настоящим. Настоящее не есть простое накопление и прибавление к прошлому, настоящее в обществе есть нечто уникальное и неповторимое, которое не останется "плечом гиганта", на котором новое поколение будет творить новое. Общественное событие остается навечно самим собой, оно не становится прошлым, оно всегда присутствует в настоящем как данность. Но прошлое общественное событие отличается от настоящего тем, что не подвержено изменению. Прошлое событие участвует в диалоге с каждым новым событием, участвует во все новых и новых взаимодействиях, оставаясь всегда самим собой. Каждое новое поколение «беседует» с предыдущими, по-своему прочитывая суть их культуры. В социальном познании необходимо учитывать наличие самодетерминации целевого и ценностного характера. События, где господствуют причина и необходимость, чаще можно дефинировать, где же господствуют цель и ценности, познание чаще вынуждено пользоваться дескрипцией. Соответственно этому меняется и набор критериев определения истинности результатов социального познания. Если в истории работают объективные закономерности, то современное состояние России необходимо считать победной поступью прогресса. В свете линейного детерминизма все закономерно: хаос в экономике – это переход от неэффективного социалистического планирования к рыночной экономике. В политике осуществляется переход от тоталитаризма к более совершенной форме власти – демократии. Пассивность в внешнеполитической сфере и потеря влияния может быть оценены как неизбежный конец периода холодной войны и т.д. Нет субъекта социального творчества с его непредсказуемыми импульсами и свободой выбора, а есть победная поступь закономерностей переходного периода. Критерием истинности социальных дефиниций служит реализованная и овеществленная практика, критерий истинности социальных дескрипций должен быть дополнен еще практикой духовной. Социальные механизмы не тождественны по характеру своих взаимодействий с природными и тем более с инженерными механизмами. Специфика критериев истины в социальном познании обусловлена присутствием человека, который занимает особое место в цепи природы. Если опустить исторический экскурс и детали, то особенность места человека во Вселенной в том, что он, во-первых, единственное существо, способное определять диапазон своего бытия сам, во-вторых, этот диапазон – бесконечен. В силу этого любой прогноз, любое предсказание будут, во-первых, вероятностными, во-вторых, изменены в силу наличия этого самого предсказания. Социальный прогноз возможен лишь статистически и никак динамически. Социальное познание, претендующее на истинность, должно не ограничиваться лишь научными критериями истинности. Социальное познание должно включить в свой арсенал и такие критерии, как интуиция, предчувствие, угадывание, случайный выбор, волевое решение, цель, ибо их наличие определенным образом меняет ход предсказуемого социального события, в определенном смысле создает его, т.е. тем самым делает знания о нем истинными. Например, считая развал армии крушением сил милитаризма тоталитарного режима, мы предугадываем истинность прогноза, что военная мощь России в ближайшие годы снизится. Характер социального прогноза, основанного на линейном представлении об исторических явлениях, превращается в один из критериев собственной истинности. Можно было бы привести множество примеров того, как неправильная оценка социальной ситуации или явления становится основанием их реальной возможности. Нельзя не понимать того, что как дефиниции, так и дескрипции в социальном познании харктеризуются целым рядом особенностей, отличающих от определения и описания природных явлений. Во-первых, определение и описание в социальном познании являются взаимноструктурными элементами друг друга, во-вторых, они имеют мировоззренческий, методологический, аксеологический, интегративный, коммуникативный, апологетический, целеполагающий, ориентирующий, суггестивный характер. Социальное познание по природе своего предмета антидогматично. Реальный пример. Как оценить то, что происходит в нашей стране? Как прогрессисткое объяснение закономерной победы нового над старым и отжившим или как катаклизм, отбросивший нашу страну на десятки лет назад? Та и другая позиция имеют своих сторонников, от деятельности которых зависит состояние общества сегодня и его будущее. Как узнать истину?

Абсолютной истины, вероятно, мы не найдем, но стремиться к ней необходимо, чтобы наши относительно истинные знания были более полны, конкретны и точны. Та основная идея, которую мы будем аргументировать и защищать в ходе всего диссертационного исследования, заключается в такой трактовке социального знания, субъект которого помещает себя не только в социальное пространство объективных причин, необходимых связей и закономерностей, но и в пространство культурного и ценностного переживания. Рационально-логическое видение социума должно быть дополнено всеми другими формами как дискурса, так и интуиции. Утопии рационализированных обществ ушли в прошлое. Ясно, что реальное общество содержит в себе не только элементы организованности, но и хаоса, не только логики, но и абсурда, не только мыслей, но и чувств, не только действительного, но и возможного. Даже время сегодня уже не только одномерное. Будущее, если даже оно только мыслимое, все равно активно влияет на настоящее, т.е. является реальностью настоящего. Природа и общества, безусловно, находятся в неразрывной взаимосвязи, но каждоеиз них имеет свои особенности. Если эту специфику не учитывать и переносить механически знания природных явлений на знания социальных процессов, ошибки и заблуждения неизбежны. Сказанное для России имеет особое значение еще потому, что мы сегодня находимся в ситуации проигравших, а они, представители проигрывающих команд, как раз склонны, как показывают эксперементы и наблюдения, объяснять свое положение не как итог какого-то прошлого накопления и закономерный итог, а как вмешательство субъективных факторов, случайных обстоятельств, воздействие не только естественных, а, возможно, даже сверхъестественных сил. История России никогда не была благополучной, сегодня ситуация не лучше. Поэтому для социального познания нашей действительности, возможно, более эффективным будет именно видение действительности в пространстве культурного и духовного переживания, а не в поле объективных закономерностей. Та пресловутая загадочная российская душа, возможно, доступна не столько рассудочному познанию, сколько простой духовной интуиции. Не отрицая правомерность поиска в социальной сфере необходимых причинных связей, мы призываем дополнить их поиском культурных ценностей человеческой души. Через десять лет натужных попыток перестроить нашу жизнь "по уму" стало видно, что мы нуждаемся не столько в знаниях экономических, политических и других закономерностей общественной жизни, они у нас есть, сколько в знаниях самих себя: кто мы, чего хотим, во что верим, на что надеемся, что можем и что будем делать. Знания объективных обстоятельств и условий нужны, полезны и необходимы, но недостаточны для полного, конкретного и точного знания социальной действительности. Объективные критерии истинности социального знания должны быть дополнены критериями субъективного характера: потребностями, желаниями, симпатиями и антипатиями, целями, надеждами, верой, любовью людей. Даже в рамках одного общества необходимо учитывать наличие "победителей", которые ощущают себя в обществе как в стабильной природе, где действуют линейные закономерности, познаваемые научными методами, и "побежденные", которые видят общественную жизнь стохастической, где не наблюдается прямой связи между прошлым и настоящим, между настоящим и будущим, где нет прямой связи между событиями, а есть мозаика возможных альтернатив. Богатые хотят видеть и видят социум в виде механизма, весьма и весьма сложного, но имеющего свои закономерности, знание которых позволяет сохранять сложившиеся обстоятельства и воспроизводить эти обстоятельства в будущем. Бедные же предпочитают считать общественную жизнь уникальной в каждом мгновении, неповторимой и полной случайностей, которые могут однажды улыбнуться и им. Наличие этих социальных полюсов превращает общество в нечто такое, чему нет в природе аналога, ибо общество – такое единство, где одновременно реализуются как действительность две разные парадигмы бытия. Общество всегда и во всем противоречиво, антиномично, парадоксально. Разрешение этого парадоксального состояния заранее не предсказуемо, ибо критерии истинности социального познания тоже парадоксальны, внутренне противоречивы.