§ 4. Концепции структуры общества и проблема истинности.

Говорить о наличии в России плюралистической демократии и политики всеобщего благоденствия, конечно, пока рано. Но "Россия, быть может, более парадоксальная страна, чем многие другие, и оттого она столь часто выступает в роли непонятной жертвы запальчивых модернизаторов. Один их этих парадоксов состоит в том, что, будучи по сугубо экономическим и технологическим критериям (уровень производительности труда, национального дохода на душа населения, технической оснащенности и т.п.) недостаточно развитой, а в некоторых областях даже и слаборазвитой страной, она является страной высокоразвитой как раз по тем показателям, которые оказываются высокочтимыми в постиндустриальной перспективе. Это — культура, наука (в первую очередь, фундаментальная), образование населения, постэкономический характер массовых ориентаций"⁵⁰. Мы отстаиваем ту точку зрения, которая гласит, что социальная реальность складывается из деятельности индивидов и различных социальных групп. Человеческая деятельность носит целеполагающий характер. Какими бы компонентами она не детерминировалась, результат начнется с того момента, когда смутные интенции возбудят первые симптомы активности. Все, что происходит в человеке, – достояние социума, факт социальной реальности, которую нельзя сводить только к феноменальной фактурной данности.

Концепция "плюралистической демократии" постулирует положение, что государство является демократическим лишь при наличии множества организаций или отдельных групп, участвующих в решении проблемы власти. Такие представления о демократии возникли не случайно. Период перехода от классического индустриального общества к постиндустриальному, как мы неоднократно уже говорили, приводит к ускорению динамики общественной жизни, что выражается в чрезвычайном усложнении структуры социума. Наличие в обществе господствующих и эксплуатируемых классов, слоев, стратов проводит к тому, что неимущие классы, лишенные возможности принимать участие в дорогостоящих выборных компаниях, а тем самым влиять таким образом на политику государства, вынуждены искать помощи в альтернативных (негосударственных) организациях – профсоюзах, гильдиях, потребительских кооперативах и других объединениях. Одним из первых теоретиков плюралистического государства был английский лейборист Гарольд Ласки, который считал, что современный тип государства есть порождение эпохи Реформации. В то время церковь вынуждена была уступить власть светским правителям, что в конце концов привело к тому, что власть оказалась сосредоточенной в одних руках. Процесс бюрократизации привел к централизации власти и сложной ее структурной иерархичности. Махина государства обслуживала интересы собственников. Такое специализированное государство Г. Ласки называл монистическим. По его мнению, вертикальная и горизонтальная разветвленность государственной системы не меняет главного: государство - на службе частной собственности. Все элементы государства включены в эту единую функцию. Декларируемые в период избирательных компаний "всеобщие права" носят формальный характер. Монистическое государство является свободой лишь для определенного класса. Неимущие классы этой свободой должны довольствоваться так, как нищие "довольствуются" красивыми витринами роскошных супермаркетов. Для реализации полной демократической свободы необходимо перейти к "промышленной демократии", считал Г. Ласки. Если в обществе собственниками станут коллективы трудящихся, то на смену централизованной организации власти придет "плюралистическое государство". У нас в стране нечто подобное пытается утвердить как перспективное будущее России врач Федоров, занимающийся (весьма успешно), кроме своей прямой профессии также успешно бизнесом и не очень успешно политикой. Передача прав собственности в руки трудовых коллективов привлечет к участию в политической жизни производственные ассоциации, профсоюзы, объединения деятелей культуры и образования, независимые церкви. Дисперсия (рассеяние) государственного суверенитета по многочисленным объединениям, представляющим интересы различных социальных слоев, обеспечит действительную федерацию свободных людей. Современное государство, утверждает Г. Ласки, не может обеспечить естественные права человека: право на прожиточный минимум и достаточный досуг, право на свободное объединение для совместных социальных действий. На примере эволюции взглядов Г. Ласки можно увидеть основной недостаток практически всех рационалистически трактующих социальную жизнь концепций. Если общество и его государство - нечто подобное технической конструкции или природному объекту, где работает определенная логическая схема (закон, принцип, порядок), то рано или поздно такая концепция придет к мысли о возможности насильственного установления "самой совершенной, самой справедливой, самой свободной" системы общественного порядка. Так случилось и с Г. Ласки, который после Второй мировой войны пришел к выводу, что опирающуюся на военную мощь буржуазию можно заставить отказаться от монопольной власти лишь силой оружия, путем насильственной революции.

В неолиберальных концепциях плюралистической демократии мы видим то же представление о государстве как о логически построенной системе, которую можно познать и которой можно совершенно правильно управлять. Истина одна, следовательно, правильно управлять государством можно только одним единственным способом. Внутренняя противоречивость таких взглядов очевидна. Истинный способ один, а рекомендуемых вариантов много. Институционализм М. Ориу во Франции, теория групп давления А.Бентли в США одинаково ориентировали государство на проведение активной экономической политики, предупреждая при этом о возможности, что это может обернуться выгодой лишь для некоторых социальных групп предпринимателей или корпораций. Чтобы избежать этого, предлагается активизировать роль других, кроме государства, социальных институтов. Юрист М.Ориу представляет социум в виде множества различных организаций, учреждений, предприятий, коллективов, сообществ. Люди, входящие в те или иные социальные организмы, руководствуются идеалами, принципами, идеями, ценностями, которые служат им как бы механизмами активности. Если у коллектива людей есть направляющая их активность идея, то такой коллектив выступает, по мнению М.Ориу, уже в качестве социального института. Для полного оформления формального сообщества в общественный институт, кроме идеи общего дела, стимулирующего энергию, нужно, чтобы эта группа вписалась в правовое поле. Такие институты приобретают логику собственного развития и живут дольше, чем создавшие их люди. М.Ориу выделил две группы социальных институтов: корпоративные (государство, профсоюзы, церковь) и вещные (правовые нормы). Различие между ними в том, что вторые могут применяться в рамках любых объединений, ибо они не имеют своих, однозначно определенных носителей. М.Ориу пытается уйти от иерархии власти, выдавая социальные институты любой общности за явления одного порядка. Основная функция социальных институтов – поддерживание в обществе устойчивого равновесия. Государство должно вмешиваться в жизнь общества, чтобы, скажем, уравновесить экономическую власть предпринимателей. Но тогда нужны будут рычаги, чтобы уравновесить власть самого государства. В интересующем нас плане "теория общественных институтов" подтвердила, что общество (и политика в частности) есть сложнейший процесс не только с множеством участников, но и с многоуровневой структурой практической и духовной деятельности каждого участника. Следствием такого представления является само собой напрашивающейся вывод о недостаточности только научных методов в социальном познании. В предмет политической эпистемологии необходимо вводить вопросы не только об отношениях между государствами, классами, нациями и другими большими группами людей, но и анализ отношений между этими группами и отдельными людьми, учитывая при этом и их "нерационализируемые" компоненты материального и духовного бытия. Следствием такой, казалось бы, чисто гносеологического уточнения позиции явилась критика тоталитарных режимов как наиболее крайней формы рационалистической трактовки общественных процессов и человека. Институционалистические концепции подчеркивают прямолинейность тоталитарного мышления, показывают всю трагическую недостаточность чисто научного подхода, который превращает общественную практику в материальное производство, где люди начинают выполнять роль или винтиков огромного социального механизма, или даже роль "заготовок", "болванок" для обработки в необходимом для государства плане. Институционалистические теории, хотя и сами являются порождением западной парадигмы общественного бытия и мышления, намного ближе к реальному пониманию общественной жизни как синтеза упорядоченных и хаотичных элементов, как сочетания объективно упорядоченного и субъективно не систематизированного, как единства необходимости и случайности, константного и динамичного, спонтанного и линейно развивающегося. Эти концепции усилили аргументацию в защиту идейного и мировоззренческого плюрализма, принципов терпимости по отношению к сторонникам иных политических взглядов, права граждан на оппозицию. Общая схема представляет собой цепочку "плюралистическое общество" – "плюралистическая политическая система" – "плюралистическая власть". Такой взгляд намного лучше другой: "единое общество" – "одна партийная политическая организация" – "тоталитарная власть". Первая линия ближе к постиндустриальному обществу, претендующему стать обществом всеобщего благоденствия. До реализации такого общества далеко, но как идеал оно имеет право на существование как и другие идеалы просветительско-рационалистической утопии. Разумеется, никто не против, чтобы наступила эра всеобщего благоденствия. Однако все дело в том, что это благоденствие каждого не может быть определено и описано одними терминами науки, на которую опираются аналогичные концепции. Построив "по уму" модель благоденствия в партийных программах, начинать их насильно внедрять в общество нельзя. Такой "умный" подход ведет к деформации как жизни общества в целом, так и жизни отдельных граждан.

Отметим везде общую заботу, которая явно или скрыто содержится во всех концепциях: плюралистическая демократия нужна для решения одной всеобщей задачи – дать людям возможность жить по-людски, цивилизованно, культурно, гуманно, т.е. достойно человека. Показатели такой жизни могут быть в разных государствах и в разных теориях разные, но мысль-то общая. Человек нуждается в таких условиях жизни, где бы он не потерял своего человеческого облика, человеческого достоинства, своей принадлежности социальному миру.

Идея общественного благоденствия возникла в период перехода от традиционного индустриального общества к постиндустриальному как реакция неудовлетворительности прямолинейностью объективистского понимания социума, как альтернатива прежним сциентистско ориентированным концепциям в экономике, в политике, в юриспруденции. Социальная жизнь становится бесконечно сложной, имеющей неисчисляемое количество граней, которые мимолетны: то появляются, то уходят в тень или в небытие. На смену фабрично-заводским вещным отношениям приходят субъективно-человеческие связи, поступки политиков определяются не только и не столько его аналитическими знаниями ситуации, сколько "ощущением толпы", т.е. популистскими интенциями. Мессианские притязания научности уступают место интуитивным открытиям и спонтанным решениям. Рационалистическая традиция чаще применяется для "разоблачения" и дискредитации оппонентов, т.е. тогда, когда надо выигрышно выглядеть перед, скажем, электоратом, ибо "массы" продолжают больше верить научному подходу. А в принятии собственных решений уже чисто научный подход явно недостаточен. Желание обуздать "слепую органику" социальной жизни сегодня на деле толкает практиков перешагнуть за скобки научно обоснованных знаний. Научный пафос категорически отрицает право на ошибку. Тогда как современная практика напоминает логическое правило импликации, когда из ложной посылки может получиться истинный ответ. Принятое решение в социальном познании не ждет подтверждения своей истинности, оно ее добивается. Сциентистский подход отстранено ждет, что получится. Постмодернистский подход призывает не только смотреть на получаемый результат, а реализовывать его изнутри. Осознание своей деятельности должно быть и практической ее реализацией. Модель Гегелевского тождества бытия и мышления Абсолютного духа близка к трактовке социального субъекта постиндустриального общества. Хрупкость и мимолетность каждого мгновения социальной жизни обязывает не пренебрегать ни одной ее стороной, ни одним моментом, ни одним элементом, ни одной чертой ради устаревшей к третьему тысячелетию парадигмы научности, предельной рациональности, одновариантной логичности. Лапласовские представления о линейной зависимости между причиной и следствием, между прошлым и настоящим в социальном познании в эпоху постиндустриального общества явно недостаточны. Иногда настоящее должно ориентироваться не только на будущее, но и на прошлое. Как мы видели на примере Востока, такая ориентация также может эффективно решать проблему критерия истины в социальном познании. Требование синтеза восточной и западной парадигм социального бытия и познания на пороге третьего тысячелетия в гносеологическом плане есть требование преодолеть лапласовский детерминизм в трактовке социальных процессов и отношений. В теориях демократического плюрализма и общественного благоденствия такое преодоление просматривается. В третьем тысячелетии люди (независимо от своего сословного, классового, социального положения) должны иметь гарантии защиты своих человеческих прав: права на жизнь, права на работу, права на отдых, на лечение, на образование, на культурные ценности. Материальное производство должно обеспечивать комфорт бытия каждому, а не только привилегированному классу. Понятие высокого жизненного уровня должно включать приобщение и к культурным ценностям. Последние годы в круг этих проблем все чаще стали включать экологические и демографические программы, которые становятся критерием истинности социального благоденствия. Либеральные представления о "государстве социальных услуг" отражают желание стабилизации общества на основе плюралистических принципов, солидарности и партнерства. Постиндустриальное классовое общество, как никогда, должно будет использовать государство для социальной интеграции и разрешения экономических, политических, правовых, национальных, религиозных и других конфликтов общества. Неолиберализм выдвигает лозунги повышения уровня потребления материальных и духовных ценностей, помощи малоимущим, гуманистического решения проблем правонарушений и т.д. Идеология либерализма и неолиберализма учитывает утвердившиеся изменения в современном обществе, но выйти за пределы западного критерия истины в социальном познании не может.

Социал-демократическая трактовка этих проблем имеет некоторые нюансы. Главной целью объявляется достижение демократического социализма. Чтобы общество не рухнуло в пропасть революционного хаоса, необходимо, чтобы государство само подготовило все условия для становления демократического социализма демократическими методами и средствами. Это должно быть со стороны государства не вынужденным шагом под давлением тех или иных социальных групп, а его прямой и главной обязанностью. Государство ответственно не только перед группой политиков и поддерживающих их сословий, классов и социальных слоев и стратов, даже не перед всеми гражданами страны, а перед историей, перед будущим, перед Человечностью.

Один из крупнейших представителей концепции всеобщего благоденствия Мюрдаль (1898-1987) утверждал, что благоденствие во многих странах Запада уже достигнуто. Наличие государственного планирования, по его мнению, позволит проводит в экономическую и культурную политику в соответствии с интересами большинства граждан. Государственное вмешательство в индустриально развитых странах необходимо для поддержания равновесия социальных сил и стабильного роста благосостояния населения. В таких обществах наблюдается, утверждал Мюрдаль, демократизация политической жизни.

Другие представители теории общественного благоденствия Д.Белл, Дж.Роулс, Р.Дворкин отличительным признаком государств, где достигнуто всеобщее благоденствие, считали наличие смешанной экономики, децентрализацию власти, отсутствие идеологического противоборства, защиту интересов всех слоев населения, наличие компенсаторной и распределительной справедливости, осуществление прав граждан на равную долю социального благоденствия.

Можно было бы далее рассмотреть и другие политологические концепции, например, теории "демократического социализма" или "естественного права", но главное, что хотели, мы увидели. Современный социальный мир изменился, но попытки познать это новое состояние социума продолжаются в рамках старой парадигмы индустриального общества.

В отличии от XVI-XVII веков, когда Запад оказался в выгодном историческом положении, сегодня история предоставляет такой шанс Востоку. На основе своего прежнего критерия истинности социума Восток быстрыми темпами усваивает содержание достижений западной культуры и на финише второго тысячелетия начинает вырываться вперед. Сегодня можно с полной уверенностью констатировать, что сформировалось единое планетарное человечество. Это делает необходимым синтезировать ранее разрозненные критерии истинности социального бытия и духовности.

Наш анализ различных концепций общественного благоденствия в рамках социального познания показывает, что ставшее реальностью постиндустриальное общество демонстрирует недостаточность прежней западной парадигмы общественного бытия и познания, требует поиска новых подходов. Предлагаемые либералами, неолибералами и социал-демократами варианты представляют лишь модификацию, количественное реформирование старой парадигмы, но не выход на новый качественный уровень осознания социальной материи. Здесь требуются новые масштабы видения, новые цели, новые ценности и категории, нужна совсем иная трактовка мессии социальной материи в мироздании, в структуре материи, т.е. нужна совершенно иная философия, которая могла бы сочетать в себе все достоинства и достижения как западной, так и восточной философии социума.