§ 2. Классовое и общечеловеческое в критериях истинности социального знания.

Каждый класс, сословие или каста в соответствии со своим общественным положением относится к обществу и вырабатывает свое видение социальных процессов, их оценки и познания. Истинность того или иного знания окрашивается в цвета классового интереса. Сами интересы, порожденные ими социальные процессы, их познание – все становится элементом социальной действительности. Бесстрастного познания социальных явлений нет и не может быть. Даже познание событий, происходящих в соседнем обществе, людьми познается с позиции своих интересов и потребностей, своих возможностей и способностей, тем самым корректируя эти события в масштабах человечества.

Класс – это большая группа людей, имеющих общие экономические, политические, правовые, нравственные, эстетические, религиозные и другие характеристики. Материальное и духовное положение класса в обществе определяет весь спектр его гносеологических поисков. Нас интересует лишь один момент: характер определения и описания критериев истинности знаний об обществе. Класс, как и любая другая социальная система, ориентирована на улучшение своего социального положения, своей материальной и духовной (экономической, политической, правовой и др.) позиции. Вся деятельность класса открыто или скрыто определяется этим стимулом. Класс, который считает, что его положение удовлетворительное, будет ориентироваться и в практике, и в теории на то, чтобы общество воспроизводило наличное положение вещей так, как это происходит в природе с явлениями, которые подчинены тому или иному закону. Такой класс ищет и находит такие законы, которые будут укреплять его положение. Он заинтересован в существовании таких законов, он стремится их создать и создает. Это есть особенность социальных законов: они возникают и существуют лишь через сознательную деятельность людей. Какая деятельность, такие и законы. И если бы в обществе были только богатые, только удовлетворенные, только "победители", то в таком обществе реализовывались бы линейные законы и закономерности как в чем-то похожем на стабильные природные системы. Но в силу того, что в обществе есть и класс "побежденных", бедных и недовольных, то они создают совершенно другую социальную ситуацию в том же самом обществе: ситуацию нестабильности, стохастичности, неопределенности, многовариантности с веером альтернативных возможностей. Столкновение двух тенденций превращает социальную действительность во внутренне противоречивую целостность. Познание социальных реалий в силу антиномичности общества тоже будет противоречивым. Каждый класс вынужден будет вводить в свои "истинные" теории и практику коррективы, учитывающие присутствие в данном обществе еще и других классов с их "истинными" теориями и практикой. Каждый класс оценивает такие уточнения вынужденными искажениями правильного положения вещей. Например, класс, который считает, что рабы "закономерно" должны работать на них, вынужден признавать наличие нарушения этих "законов" со стороны класса рабов. Эти законы рабства были бы абсолютно истинны с точки зрения господствующего класса, если бы их не нарушала деятельность самих же рабов. Рабовладельцы полагают, что общество было бы правильным, стабильным, предсказуемым, точно познаваемым, если бы не было рабов, которые почему-то не хотят жить по "естественным законам" и вносят в общественную жизнь хаос. Господствующий тип восприятия удобен, ибо обещает закрепление благоприятно сложившихся обстоятельств в качестве закономерных, прогнозируемых, воспроизводимых. Но есть другое восприятие, которое ищет в стабильном положении вещей нестабильность, возможность изменений, возможность пересмотра, возможность отрицания наличного и реального. Это восприятие не желает видеть в обществе повторения того, что есть в настоящем. Субъект этого восприятия познает общество по-другому, видит в нем совсем иные механизмы, создает их сначала мысленно, а потом и на практике. Этому классу тоже приходится учитывать при определении своих "истинных" знаний о социальном порядке вещей тоже присутствие другого класса и его "истин", которые тоже мешают абсолютной истинности его собственных знаний, которые вносят искажение в силу того, что господствующее видение социального мира не желает признать "истины" угнетенного. Из микста двух видений (внутри каждого могут быть десятки иных своих фрагментов) складывается усредненное общее.

Каждый класс несомненно вырабатывает свой набор критериев истинности своих социальных знаний. Точнее, формально критерии могут быть одни и те же, но содержание у них будет диаметрально противоположным. Например, рассмотрим, как выглядит такой критерий, как практика. Отдельному классу соответствует своя общественная практика, определенная материальным и духовным социальным положением. Если практика подтверждает истинность или ложность знаний, то победившая практика окажется вне суда истинности. Победителей тогда не только не судят, победители тогда абсолютно правы, ибо доказали истинность своего видения общественной жизни. Практика, рассматриваемая в этом смысле как основной критерий истинности в социальном познании, может привести к крайнему цинизму. Но неверным будет и скорый суд, что практика в социальном познании ничего в плане истинности не доказывает и ничего не значит, что победить может и не правый, и вовсе не добродетельный, вовсе не истинный. Практика является критерием истинности в социальном познании. Но практика не отдельных классов, групп или индивидов, а практика общества в целом, спроецированная на общечеловеческую практику. Если сформулировать только суть, опустив детали, то критерием истинности социальных знаний может быть только та практика, которая сама истинна. Такой практикой в конечном счете и является та, которая соответствует критериям общечеловеческой.

Здесь нам необходимо специально оговорить один вопрос, который в нашей отечественной литературе до сих пор не нашел еще соответствующего освещения. Речь идет об онтологической истине⁴⁶. В истории философии категория "истина" применялась не только к знаниям, но и к вещам. "Веритас рей" (истинность вещи) и "веритас интеллектум" (истинность знаний) рассматривались как две стороны единой теории истины ("алетиологии" или на латинский манер "веритономии"). Чтобы постичь истину вещи, нужно чтобы она сама достигла зрелости, своей истинной формы существования. У Аристотеля можно найти даже классификацию соответствия истинных и ложных знаний истинным и ложным вещам. Если не углубляться в дискуссионные детали, то истинность вещи определяется через её соответствие своей природе, через соответствие существования сущности. В терминах Гегеля — "когда реальность соответствует их понятию"⁴⁷.

В социальном познании онтологическая истина более демонстративна, чем в познании природных явлений, ибо ясна четкая граница между зоологией и социумом. К социальному (в других терминах – к гуманистическому или культурному) будет относиться только то, что не позволяет людям жить по зоологическим законам естественного отбора и причинять зла другим, себе подобным существам. Следовательно, та сущность, которой должна соответствовать любая практика, претендующая на истинную человеческую практику, должна по своим характеристикам соответствовать этой двуединой норме гуманизма: запрещать быть зоологическим существом и причинять зло себе подобным. Та практика, результатом которой является такое достижение и которая на этом пути поднимает людей на новый уровень, и будет истинной практикой.

Практика любого человека, социальной группы, класса, касты, сословия, нации, общества или человечества будет служить критерием истинности социальных знаний только в том случае, если она соответствует своей сущности, т.е. истинна. При такой трактовке практики снимается (опять в Гегелевском смысле) внутренняя противоречивость классовой практики и господствующих, и угнетенных классов. В деятельности всех классов общества могут быть как гуманистические, так и античеловеческие элементы. Другими словами, практика любого класса может быть как истинной, так и ложной. И нет в обществе класса, обладающего монополией на истинную практику только в силу своего классового положения. В каждом социальном явлении имеется то, что детерминировано природными началами, и то, что мотивировано культурой. Практика может служить критерием истинности в социальном познании только теми элементами, которые служат усилению в человеке человеческого, т.е. гуманистического потенциала.

Россия - на пороге третьего тысячелетия. За сто последних лет она переживает третью модернизацию своего облика. Из "ситцевой" она была превращена в "индустриальную", а теперь из нее пытаются создать "демократическую".

Практика как критерий истинности социальных дефиниций и дескрипций в эпоху постиндустриального общества обладает целым рядом специфических моментов. Если не учитывать этих элементов, вместе модернизации может получиться архаизация, что порой очень заметно в общественной жизни современной России.

Конец второго тысячелетия продемонстрировал, что картезианская парадигма культуры, основанная на разделении субъекта и объекта как материальной, так и духовной деятельности наряду с позитивными последствиями имеет и отрицательные. Необходимость дополнения рационально-индустриального видения мира другими аспектами духовности стала очевидной. Общественная жизнь не является линейным процессом, где царит лишь объективная причинность и необходимость. Элементы субъективного могут весьма существенно изменить ход событий и определить будущее социума. Но призывы улучшить современное социальное пространство объективных причин и закономерностей путем внесения в него "бархатной" якобы духовности средневековья - явно ошибочный путь. Но он реализуется. Он осуществляется на практике. Сеть церквей, монастырей, мечетей, синагог, храмов и молитвенных домов накрыла современную Россию довольно густо. Такое возрождение духовности - явно не путь модернизации, а архаизации, хотя и осуществляется под лозунгами демократизации и гуманизации общества. Такая практика осуществляется весьма успешно, но она не является критерием истинности проводимых реформ, ибо, по нашему искреннему убеждению, завтрашний день России в ином направлении. Для успешного воплощения реформ в жизнь необходима грамотная социальная рефлексия, которой явно не хватает современным реформаторам. Социальное познание должно учитывать, во-первых, возможности альтернативных поисков своего пути развития для России и для других "незападных" обществ. Вызов времени может иметь множество интерпретаций прогресса, соотносимых с собственным наследием. Во-вторых, реформирование современной общественной жизни России должно вписываться в общий планетарный климат постиндустриального общества с достаточно ясно определенными и описанными императивами в области милитаризма, экологии, инженерной генетики и других областях. В-третьих, модернизация должна рефлексировать социальные процессы не только с позиций объективной причинности и закономерностей линейного развития, но и с позиций духовных ценностей и культурной интуиции. В-четвертых, социальное познание и практика должны исходить из понимания внутренней антиномичности общества, противоречивости практики как критерия истинности социальных представлений и знаний. Мы исследуем социальное познание в целом, поэтому нет конкретизации внутренней противоречивости на уровне национальных и классовых структур.

Антиномичная сущность общества выдвигает и такой критерий истинности социальной рефлексии как консенсус. Противоречие разрешается "снятием" (термин Гегеля) противоположностей в чем-то третьем. Если побеждает одна сторона, то это не разрешение противоречия, а его разрушение. Этот вывод нет необходимости не то чтобы аргументировать, а даже демонстрировать, ибо так много этому примеров в истории нашей страны. Чего стоит, скажем, однопартийная демократия, существовавшая в недавнем прошлом. Консенсус является критерием истинности в социальном познании потому, что его наличие свидетельствует, что общество функционирует нормально - на основе гуманизма (накопления человеческого в человеке). Такое функционирование – истинно, ибо соответствует своей социальной сути – способствует торможению в человеке зообиологических стимулов и наращению культурных форм деятельности. Общественный консенсус как критерий истины в социальном познании имеет очень сложную динамическую структуру по вертикали и по горизонтали общественного бытия и общественного сознания. Противоречия индивидуальные и коллективные, национальные и федеральные, экономические и политические, правовые и нравственные, семейные и профессиональные, случайные и необходимые – все действуют одновременно и в одном и том же социальном пространстве. И каждое из них должно быть снято, т.е. в каждом случае должен быть найден консенсус. Большие и малые компромиссы и соглашения на разных уровнях и плоскостях образуют общую картину социального согласия, без которого не может быть общественной жизни. Социальные знания, которые, как мы уже неоднократно говорили об этом, не просто механически отражают общественные процессы, а своим характером, формой и содержанием влияют на них, будут истинными тогда, когда, во-первых, несут в своем содержании возможность консенсуса, во-вторых, соответствуют этой своей сущности, в-третьих, способствуют формированию общественного согласия и порождают и усиливают тенденцию к консенсусу в отражаемых процессах. Консенсус будет критерием истины в социальном познании тогда, когда он сам истинен. Здесь мы опять наталкиваемся на категорию "онтологической истины". Консенсус истинен, если соответствует, в терминах Гегеля, своему понятию. Если эту мысль выразить понятиями материалистической гносеологии, то консенсус истинен тогда, когда представляет собой не разрушение того или иного большого или малого общественного противоречия (социально противоречивого процесса или явления), а является созиданием на его базе нового процесса или явления, которые не позволяют человеку жить по закону естественного отбора и причинять зло себе подобным. Истинный консенсус тот, который наращивает и укрепляет в обществе гуманистические потенциалы красоты и добра. Консенсус, соответствующий этой своей сущности, во-первых, истинный, во-вторых, выступает как один из важных критериев истины в социальном познании.

Как и в случае с категорией "практики", категория "консенсуса" не является просто по своему наличию критерием истинности социальных знаний. Они могут быть таким критерием лишь тогда, когда сами являются онтологически истинными. А как определяется онтологическая истинность в социуме, мы уже говорили.

При переходе от индустриального общества к постиндустриальному этапу в его эволюции изменяется характер соотношения и роль в социальном познании дефиниций и дескрипций. Критерии практики и консенсуса как в определениях общественных процессов, так и в их описаниях также претерпевают изменения. Деталей много, но главное в том, чтобы дополнить представление об общественном пространстве как о поле объективных причин и закономерностей, представлением об обществе как зоне стихии культурных и ценностных переживаний, зоне духовных детерминант, включающих элементы и рационального, и чувственного, и бессознательного, и подсознательного, и расчета, и интуиции, и просто синтетического духовного экстаза и много других компонентов. Простой пример: консенсус может быть достигнут не только путем математического просчета всех позитивных и негативных моментов для всех участников того или иного общественного процесса, а просто на уровне личных симпатий, доверия, уважения, дружбы или любви. Семейный консенсус, видимо, преимущественно должен строиться не на принципе взаимовыгоды, а на необъяснимом феномене любви, необъяснимом никакой формулой. Здесь может быть такой консенсус, где проигрывающий в постоянном выигрыше, ибо сам консенсус окажется онтологически истинным (позволяющий людям жить по-людски, а не по законам зоологического индивидуализма). Такая семейная практика будет доказывать истинность представлений о сути человеческой семьи, истинность выбираемых на основе таких знаний решений семейных проблем. Счастливая в любви семья - истинная семья, ибо вносит в копилку общественного наращения гуманитарного потенциала вклад как своим существованием, так и подготовкой нового поколения истинно духовных людей. Семейная практика и консенсус будут критерием истинности знаний о событиях и членах этой семьи лишь тогда, когда они способствуют "очеловечиванию" как общества в целом, так и отдельных его членов.

Культурно-цивилизованные критерии истинности, какими бы они не были по конкретному содержанию, должны соответствовать принципу человечности, который мы определяем, во-первых, как запрет человеку падать до уровня зоологических стимулов жизнедеятельности, во-вторых, как требование творить добро и истину. Таковы основные черты критериев истинности знаний в социальном познании в эпоху постиндустриального общества. "В каких-то существенных чертах постиндустриальное общество воспроизводит облик доиндустриального. Эти черты – культуроцентризм (взамен техно- и экономикоцентризма индустриальной эпохи), экологизм, органицизм (императив целостности).

Презумпции постиндустриального сознания в чем-то существенном прямо противоположны прежним авангардистско-модернистским презумпциям, унаследованным от века Просвещения. Оно полагает, что в культуре, как и в природе, нет ничего "лишнего", подлежащего немедленным хирургическим удалениям. Прогрессистской рассудочности, всюду ищущей немедленной отдачи и полезности и готовой вооружаться скальпелем, постиндустриальный разум должен противопоставить свой принцип долгосрочных целей. Сегодня прогрессистская рассудочность адептов "чикагской школы" готова кромсать не только традицию, но и такие отрасли современного духовного производства, как наука и образование, если они не отвечают критериям рыночной рентабельности. Но войдет ли наша страна в постиндустриальное общество в случае демонтажа этих отраслей?"⁴⁸. Мы также разделяем эти опасения. Любое общество в гносеологическом аспекте бесконечно многообразно и вариативно. С позиций однобокого рационализма или еще ýже – однобокого функционализма невозможно достичь истинных знаний в познании общественных процессов. Мир людей бесконечен, ибо бесконечен диапазон духовного бытия каждого человека. Если этот компонент вынести за скобки, тогда мы получим действительно конечный мир и конечные формы познания, где будет возможно найти линейные закономерности и жестко детерминированные связи прошлого с настоящим, настоящего с будущим. Но такие знания не будут соответствовать критериям истины в социальном познании, ибо их наличие будет ссужать, а не расширять мир человека. Такие знания будут тормозить, мешать, отвлекать силы человека в его стремлении к культурно-цивилизованному будущему, в его пути наращения в себе гуманистических потенций.

Критерием истинности не только социальных знаний, но и истинности социума в целом в постиндустриальном обществе являются не только материальные показатели, но и достижения образования, науки, здравоохранения, организация отдыха и быта, культуры. Без этих аспектов оценки общества современная модернизация с его экономикоцентризмом может обернуться для России новым этапом не только архаизации, но и варваризации.