Предисловие к русскому изданию

С чувством удовлетворения представляю это предисловие к рус­скому изданию „Теории справедливости'", которое в основном следует предисловию к французскому изданию 1987 г. Несмотря на значитель­ную критику в адрес этой работы, я все еще разделяю основной ее замысел и защищаю ее центральные доктрины. Конечно, как и следовало ожидать, многие вещи сейчас я хотел бы сделать по-другому и внести в работу важные изменения. Но если бы я писал „Теорию справедливости" еще раз, я не написал бы, как иногда говорят многие писатели, совсем другой книги.

Поскольку предисловие к французскому изданию было первым и единственным, которое я писал для переводных изданий, пользуюсь удобным случаем, чтобы повторить, что в феврале и марте 1975 г. оригинальный текст на английском был значительно переработан для немецкого издания этого же года. Насколько мне известно, эти изме­нения были включены во все последующие переводные издания, и с тех пор ничего не было добавлено. Все переводы, в том числе представляемый русскому читателю, осуществлены с одного и того же пересмотренного текста. Так как этот текст, с моей точки зрения, значительно улучшен, переводные издания (при условии точности перевода) превосходят издания на английском языке.

Перед тем как прокомментировать важные изменения в исходном тексте, и причины, по которым они были введены, я сделаю замечание относительно концепции, представленной в „Теории справедливости", концепции, названной мною „справедливость как честность". Я рас­сматриваю центральные идеи и цели этой концепции в качестве основы философской концепции конституционной демократии. Я на­деюсь, что справедливость как честность будет считаться разумной и полезной концепцией, даже если она и не полностью убедительна для широкого круга глубоких политических вопросов, и тем самым представлять собой существенную часть демократической традиции.

Основные цели и идеи этой концепции я изложил в предисловии к изданию на английском языке. Как я уже объяснял (второй и третий абзацы этого предисловия), я хотел разработать концепцию справедливости, обеспечивающую разумно систематическую альтер­нативу утилитаризму, который в той или иной форме долгое время доминировал в англо-саксонской политической традиции. Главная

8

причина поисков такой альтернативы была, я полагаю, в слабости утилитаристской доктрины как основания институтов конституцион­ной демократии. В частности, я не верю, что утилитаризм может дать удовлетворительное объяснение основных прав и свобод граждан как свободных и равных личностей, что является требованием наипер­вейшей важности для обоснования демократических институтов. Я использовал более общее и абстрактное представление идеи общест­венного договора посредством идеи исходного положения. Убедитель­ное объяснение основных прав и свобод и их приоритета было главной целью справедливости как честности. Вторая цель — объединение этого объяснения с пониманием демократического равенства, ведущего к принципу честного равенства возможностей и принципу различия¹.

В исправлениях, сделанных мною в 1975 г., я попытался устранить некоторые слабые места издания на английском языке. Их я поста­раюсь сейчас показать, хотя боюсь, что многое из того, что мною будет сказано, не очень понятно без предварительного знакомства с текстом книги. Не обращая внимания на это обстоятельство, скажу, что одним из наиболее серьезных недостатков было объяснение сво­боды; на этот дефект указал мне Харт в своем критическом обзоре 1973 г.³ Начиная с § 11 главы II, я внес изменения для прояснения трудностей, замеченных Хартом. Следует сказать, однако, что аргу­ментация в пересмотренном тексте, хотя и значительно улучшена, все еще не полностью удовлетворительна. Лучшую по сравнению с ней версию можно найти в более позднем очерке 1982 г. под на­званием „Основные свободы и их приоритет"⁴. В этом эссе предприня­та попытка ответить на наиболее важные, с моей точки зрения, возражения Харта. Основные права и свободы и их приоритет должны гарантировать социальные условия равно для всех граждан, сущест­венные для их адекватного развития, а также полного и осознанного применения двух своих моральных способностей — способности к чувству справедливости и способности к концепции блага — то, что я назвал двумя фундаментальными случаями. Если кратко, первый фундаментальный случай состоит в применении принципов справед­ливости к базисной структуре общества через осуществление чувства справедливости граждан. Второй фундаментальный случай состоит в применении способности граждан к практическому разуму и мысли при формировании, пересмотре и рациональном преследовании их концепции блага. Равные политические свободы, включая их спра­ведливую ценность (идея, введенная в § 36) и свободу мысли, свободу совести и свободу ассоциаций, призваны гарантировать в обоих слу­чаях свободное и эффективное осуществление моральных способно­стей. Эти изменения в объяснении свободы могут, я полагаю, вполне вписаться в общую структуру справедливости как честности, изло­женную в исправленном тексте.

Второй серьезный недостаток исходного текста на английском языке — это объяснение первичных благ. О них говорилось, как о вещах, которых хотят рациональные личности, чем бы эти вещи ни были, а что это за вещи и почему их хотят — объяснялось при рассмотрении блага в главе VII. К несчастью, это объяснение оставляло

9

неясным, зависит ли то, что считать первичным благом, только от естественных фактов человеческой психологии, или же от моральной концепции личности, воплощающей некоторый идеал. Эта неясность должна быть разрешена в пользу последней альтернативы: люди должны рассматриваться как имеющие две моральные способности (упомянутые выше) и как имеющие интересы высшего порядка в развитии и проявлении этих способностей. Первичные блага тогда характеризуются как то, чего хотят люди, будучи свободными и равными гражданами, а также нормальными членами общества, сот­рудничающими всю свою жизнь. Межличностные сравнения с целью политической справедливости должны делаться в терминах индекса первичных благ граждан, рассматриваемых как ответ на их потреб­ности в противоположность их предпочтениям и желаниям. Начиная с § 15, я делал исправления, призванные донести это изменение во взгляде, но они являются лишь краткой версией того, что полностью изложено в очерке, также 1982 г., названного „Социальный союз и первичные блага"⁵. При изменении объяснения основных свобод, я полагаю, в исправленный текст можно встроить все требуемое в этой связи.

Было внесено много других изменений, особенно в главу III, и чуть меньше в главу IV. В главе III я просто попытался представить ход размышления более ясным и избежать недопонимания. Изменения слишком многочисленны, чтобы все их упомянуть, но они, я полагаю, не отличаются от взглядов, представленных в оригинальном издании. После главы IV изменений весьма мало. Я подверг ревизии § 44 главы V по поводу справедливых накоплений, опять-таки стараясь сделать материал более ясным. Я также переписал первые шесть абзацев § 82 главы IX, исправляя серьезную ошибку в аргументе о приоритете свободы⁶; есть еще и другие изменения в остальной части параграфа. Упоминания о двух, с моей точки зрения, важнейших изменениях в объяснении основных свобод и первичных благ вполне достаточно для того, чтобы донести суть и показать объем сделанных исправлений.

Если бы я писал „Теорию справедливости" сейчас, то две вещи были бы рассмотрены по-другому. Одна касается представления ар­гумента от исходного положения (см. главу III) для двух принципов справедливости. Было бы лучше изложить его в терминах двух ситу­аций выбора. В первой стороны должны были бы выбирать между двумя принципами справедливости, рассматриваемыми как целое, и принципом (средней) полезности как единственным принципом спра­ведливости. Во второй — стороны должны были бы выбирать между двумя принципами справедливости и теми же самыми принципами, но с одним важным изменением: принцип (средней) полезности под­ставляется вместо принципа различия. (Два принципа после подобной подстановки я называю смешанной концепцией, и здесь предполага­ется, что принцип полезности при своем применении подвержен действию первичных принципов: принципа равных свобод и принципа честного равенства возможностей.) Использование двух этих ситуаций выбора имеет то преимущество, что позволяет разделить аргументы

10

в пользу равных основных свобод и их приоритета и аргументы в пользу самого принципа различия. Аргументы в пользу равных основ­ных свобод более сильны в рамках импровизации, потому что аргу­менты в пользу принципа различия включают более тонкие рассмот­рения. Главная цель справедливости как честности достигается, когда становится ясно, что два принципа были бы приняты в первой ситуации выбора, или даже в третьей ситуации, в которой смешанная концепция второй ситуации выбора принята вместо принципа полез­ности. Я продолжаю рассматривать принцип различия в качестве важного принципа и использую его, предполагая, что (как во второй ситуации выбора) существует институциональный фон, который удов­летворяет двум предшествующим принципам. Но лучше все-таки признать, что этот случай менее очевиден и вряд ли имеет силу аргумента в пользу двух первичных принципов справедливости.

Еще одна вещь, которую я сделал бы, — это более четкое раз­деление идеи демократии с частной собственностью (введенной в главе V) и идеи государства благосостояния⁷. Это совершенно раз­личные идеи, но так как они обе дозволяют частную собственность, мы ошибочно можем принять их за одну идею. Главное различие заключается в том, что сопутствующие институты демократии с частной собственностью, с ее системой (работоспособных) конкури­рующих рынков стараются разделить собственность на материальные ценности и капитал, и следовательно, избегается такая ситуация, когда небольшая часть общества контролирует экономику и косвенным образом саму политическую жизнь. Демократия с частной собствен­ностью делает это не через перераспределение дохода в пользу тех, кто имеет меньше, так сказать, в конце каждого периода, но> скорее, через гарантирование широкого распространения прав собственности на средства производства и человеческий капитал (способности, раз­витые в результате образования, и обучение навыкам) в начале каждого периода, все это в условиях равных основных свобод и честного равенства возможностей. Идея состоит не просто в том, чтобы помогать тем, кто теряет из-за случайностей или несчастий (хотя это должно быть сделано), но чтобы поставить всех граждан в положение, в котором они сами могли бы управлять своими собст­венными делами и принимать участие в социальной кооперации, наряду со взаимным уважением при подходяще равных условиях.

Приведем, здесь две различные концепции цели политических институтов по ходу времени. В государстве благосостояния эта цель состоит в том, что никто не должен иметь стандарт жизни, ниже некоторого приемлемого уровня, и все должны получить определенную защиту от случайностей и несчастий, например, пособие по безра­ботице и на медицинское обслуживание. Перераспределение дохода служит этой цели, когда в конце каждого периода могут быть иден­тифицированы нуждающиеся в помощи. Такая система может поз­волить бблыние и ненаследуемые неравенства в богатстве, несовмес­тимые со справедливой ценностью политических свобод (введенной в § 36), так же как и бблыпие неравенства в доходах, нарушающие принцип различия. В то время как делаются некоторые усилия по

11

установлению гарантий честного равенства возможностей, они не являются ни достаточными, ни эффективными, при наличии дозво­ляемого неравенствами богатства и влияния в политике.

В противоположность этому, при демократии с частной собствен­ностью цель заключается в том, чтобы осуществить идею общества как справедливой системы кооперации по ходу времени между граж­данами как свободными и равными личностями. Таким образом, базисные институты с самого начала должны передать в руки всех граждан, а не части, средства производства, дабы эти граждане были сотрудничающими членами общества. Упор делается как на посте­пенном распределении собственности на капитал и ресурсы по зако­нам наследования, и честном равенстве возможностей, гарантирован­ном образованием и обучением, и т. п., так и на институтах, которые поддерживают справедливую ценность политических свобод. Для того чтобы понять значимость принципа различия, он должен рассмат­риваться в контексте демократии с частной собственностью (или либерального социалистического режима), а не государства благосо­стояния: это принцип взаимности для общества, рассматриваемого как честная система кооперации между свободными и равными граж­данами смежных поколений.

Упоминание (несколькими строками ранее) либерального социа­листического режима заставляет меня добавить, что справедливость как честность оставляет открытым вопрос о том, могут ли ее принципы быть лучше реализованы некоторой формой демократии с частной собственностью, или же либеральным социалистическим режимом. Решение этого вопроса должно зависеть от исторических обстоятельств и традиций, институтов и социальных сил в каждой стране⁸. В качестве политической концепции справедливость как честность, сле­довательно, не включает никаких естественных прав частной собст­венности на средства производства (но включает право личной соб­ственности как необходимое условие независимости и целостности граждан), ни естественного права на управляемые предприятия, или же предприятия, находящиеся в народной собственности. Вместо этого предлагается концепция справедливости, в свете которой эти вопросы могут разумно решаться, с учетом конкретных особенностей каждой страны.

Апрель, 1995 г.