К вопросу о татарском происхождении русской брани. Семантика матерной брани. Мат как магический мужской речевой код.

На вопрос: «Откуда есть пошла Русская земля?» – ответил еще Нестор-летописец, предположительно, в начале XII века. Вопрос о происхождении русского мата, откуда в Русской земле завелись всякие «неприличные пошлости», не дает покоя дилетантам от культурологии и лингвистики. Ведь не мог же великий и целомудренный народ сам придумать непристойные слова и выражения. Кто опошлил Русскую землю? Ответ давно известен – «злые татарове». Сколько бы возражений против этой точки зрения ни появилось, она, похоже, неистребима. Ее сторонники встречаются даже среди лингвистов, правда, лишь среди тех, кто не имеет отношения к истории русского языка.

Начнем с логики. Неужели до татарского нашествия русские никак не называли то, что медики именуют penis, vulva, coitus? В таком случае они оказались бы в гордом одиночестве: лингвистам не известны другие языки, в которых соответствующих слов не было бы. Но одно дело логика, другое – достоверные факты. В 1999 году сторонники дотатарской нравственности потерпели окончательное фиаско. В Старой Руссе была найдена берестяная грамота, современная Нестору-летописцу, где один брат обзывает другого «по-матушке», а идею «не оригинальничай, веди себя как все» выражает смачным обсценным фразеологизмом. Оба эти факта убеждают нас, что изобретение матерных слов и выражений является русским национальным достоянием, что даже древнерусский человек умел блеснуть небанальным ругательством.

Традиционно считается, что обсценные выражения – характерный признак сниженного стиля речи. И действительно, в некоторых областях деятельности российского человека литературный язык потеснен бранной лексикой. Армейский быт, сфера строительства, а шире – тяжелого физического труда вообще – не обходятся без мата. Видимо, дело здесь не только (а может быть и не столько) в образовании, интеллигентности и прочих примерах. Трудно себе представить высокоученого мужа, который, попав молотком себе по пальцу, промолвит: «Боже, как больно!» По этой причине трудно себе представить и какое-либо строение на Руси, построенное без бранной лексики. Ну, быть может, церкви – и то в порядке мифологии. Иными словами, мат функционирует как эмоциональная отдушина, охраняющая душевный покой российского человека. Табуированность обсценной лексики в особых ситуациях может снижаться. По лингвистическим параметрам выделяются две ситуации такого рода: языковая игра и контекст шутки, юмора. Разумеется, они тесно связаны друг с другом, хотя и не идентичны. Некоторые анекдоты принципиально предполагают использование мата, причем не обязательно, чтобы анекдот основывался именно на игре с бранным словом, но без него анекдот смотрится значительно менее эффектно.

Семантика матерной брани

Иногда бывает очень трудно определить значение каждого матерного слова. Их значение сугубо ситуативно, и конкретный их смысл может меняться в зависимости от контекста. Попробуйте ответить на вопрос: «Что это за фигня!»

Ответ может быть совершенно конкретным, в зависимости от ситуации и интонации, выражения лица и жестикуляции. Это может быть деталь какого-то механизма, оценка конфликтной ситуации. Этот вопрос может быть и риторическим. Коммуникативная функция матерного слова сведена к минимуму. Оно эмоционально насыщено, даже перенасыщено, если сравнивать со словом из обычной, не матерной, речи. Чаще всего никаких иных смыслов – кроме эмоциональных – оно не несет.

Мат – это возведенная в статус речи система междометий, подражающая грамматической структуре обычного языка. Это смутное воспоминание языка о своем давно забытом изначальном состоянии. Очень часто 2–3 матерных слова, регулярно чередуясь, разбавляют человеческие слова. Мат в такой разговорной ситуации не воспринимается как оскорбление, не имеет никакого вербального значения, но показывает интеллектуальный уровень собеседника – ему трудно подбирать слова, ближе всего лежат те, которые знакомы с детства.

Значение матерной брани кажется предельно ясным, но это впечатление обманчиво. Характерно, что матерщина, как правило, не воспринимается как оскорбление. Одоевский в статье о русском мате рассказывает о встрече двух старых приятелей после долгой разлуки. Один из них, увидев своего друга, сказал ему совсем не те слова, какие произнес бы подобный герой в русском романе. В жизни этот простолюдин сначала завопил: «А! а! держи его! Вот он! Ах!» Потом он смачно матюгнулся. И герои обнялись. Как видим, матерные выражения могут служить даже дружеским приветствием.

По наблюдениям этнографов, сквернословие в общении становится обидным лишь тогда, когда произнесено серьезным тоном с намерением оскорбить; в шутливых же и приятных разговорах составляют главную соль, приправу, придает речи весомость.

Отношение к матерной брани может существенно различаться в зависимости от пола говорящего или слушающего. Матерщина воспринимается по преимуществу как черта мужского поведения.

В некоторых местах запреты на матерную ругань распространяются исключительно на женщин, тогда как в устах мужчины матерщина не является чем-то предосудительным. В Полесье, например, считается, что именно женщинам нельзя материться: матерщина в устах женщин воспринимается как грех, от которого страдает земля.

Мат как магический мужской речевой код

Мат – явление, жестко сцепленное с полом говорящего, это своеобразный мужской код, употребление которого обставлено рядом достаточно строгих и до недавнего прошлого существующих правил.

Что матерщина имеет отношение к магическим практикам – с этим сейчас никто не спорит. Но какие это практики? Где находится область чисто мужского действия и ритуала? Территориями чисто мужскими, исключающими всякое законное женское присутствие, являются война и охота. Две этих области изменяли облик мужчин. Вступая на тропу войны или охоты, каждый мужчина автоматически терял «семейные» роли и приобретал взамен роли чисто мужские, маскулинные. Он уже не отец, не сын, не глава семейства, а охотник, воин, военный или охотничий вождь. Вступая на охотничью тропу или тропу войны, мужчина становился молодым, сильным, агрессивным, готовым к смерти и подвигу, он одухотворен боевым бешенством и превращен в волка, а весь мужской коллектив напоминает волчью стаю. Признаки волчьего, стайного поведения отражаются и в особой речи.

Магически выгороженная из человеческого пространства территория войны и охоты имеет свои нормы, свои формы поведения и речи. «Волкам» не место на человеческой территории. Чтобы стать снова людьми, они должны пройти обряд очищения. Волчьему языку не место на человеческой территории. Мат – это магический язык мужского стайного коллектива.

Употребление бранных, «ругательных» слов входило и в ритуал боевых сражений. По древнему славянскому обычаю перед началом битвы «задразнивали» врага – т.е. всячески поносили, оскорбляли. Таким способом и себя раззадоривали, и противника из засады или укрепления на открытый бой выманивали.

В Киевской летописи рассказывается, как в 1018 году князь Святополк Окаянный в союзе с польским королем Болеславом пошел войной на князя Ярослава Владимировича. Войска противников разделяла небольшая речка. Воевода Ярослава, некто Будый, начал со своего берега «задирать» польского короля, угрожая пропороть жердью его толстое брюхо. Взбешенный Болеслав не утерпел и бросился форсировать речку. Исход боя оказался не в пользу языкастого воеводы – остервенившийся противник долго гнал Ярославову дружину. Западные летописцы-историки «брань перед битвой» отмечали как характерную черту воинов-славян. В русской литературе она отображена в повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» при описании осады польской крепости Дубно запорожскими казаками.