1960-Х годов). Они сопровождались большим количеством льдов в летние месяцы, холодными

ветрами, штормами, резким ухудшением условий охоты.

Местному населению издавна были знакомы и более короткие колебания летних температур,

связанные с малыми циклами ледовитости арктических морей, — трех- или четырех — пятилетние.

«По словам чукчей, сидящих у мыса Шелагского, в состоянии льдов здесь наблюдается известная

периодичность: каждые четыре года (по другому сообщению — пять лет) льды приваливают к берегу,

а затем наступает период, когда они отходят» 33. И хотя регулярность летнего прихода льдов

неодинакова в разных частях Арктики, существование такой периодичности, по-видимому, реальный

факт для многих районов Крайнего Севера 34.

Уже первая систематизация источников выявляет определенную повторяемость экстремальных

природных явлений, выделяющихся даже на фоне общих суровых погодных условий Арктики. В

отдельные годы эти ритмы «возмущений климата» могли складываться и тогда частота и

интенсивность нарушений привычного

130

режима погоды резко усиливались. Такие наложения особо опасных явлений природы отмечались по

средневековым летописям и хроникам на Русской равнине, побережье Северного моря, в ДРУГИХ

частях Западной Европы. Разумеется, они должны были наблюдаться и в Арктике.

В качестве примера можно привести период 1921 —1926 гг. на Чукотском п-ове. Побережье и

внутренние районы Чукотки были охвачены тогда сильнейшими гололедицами, от которых гибли

стада домашних оленей. И на морском берегу из-за обилия льдов, сильных ветров, штормов охота на

морского зверя в сезоны 1922, 1923 и 1925 гг. была неудачной. Незадолго до этого, около 1915 г.,

катастрофические осенние штормы почти разрушили поселок Унгазик на мысу Чаплина, так что часть

его жителей, бросив свои жилища, рассеялась по всему юго-восточному побережью Чукотки вплоть до

устья Анадыря и о. Святого Лаврентия 35.

Очевидно, подобные периоды в истории Арктики были не столь уж редким явлением. Они должны

быть отмечены в источниках, фольклоре, устной традиции местного населения. В 1975 г. я записал в

поселке Сиреники фольклорный текст, повествующий о массовой гибели предков сиреникцев в

результате шторма, унесшего в море на льдинах всех взрослых мужчин-охотников. Сюжеты стихийных

бедствий достаточно популярны в эскимосском фольклоре и несомненно отражают реальное

восприятие жителями Севера своей крайне неустойчивой среды обитания.

Колебания численности животных. Ритмичность биологических процессов, т. е. периодические

изменения численности животных и прироста растений, — характерная черта общей организации

живой природы. С исключительной яркостью она проявляется и в экосистемах Крайнего Севера.

Литература о колебаниях численности промысловых животных Арктики и Субарктики огромна, и нет

возможности изложить ее на нескольких страницах, не перегружая читателя. Поэтому я ограничусь

максимально краткими очерками по основным промысловым видам евразийской Арктики, игравшим в

прошлом ключевую роль в жизнеобеспечении местного населения.

Наиболее важным промысловым животным Арктики всегда был дикий северный олень (Rangifer

tarandus). Охота на него известна с глубокой древности, однако ее продуктивность определялась

своеобразной популяционной динамикой этого вида с его очень резкими подъемами и спадами

численности и колебаниями ареала.

Сведения об изменениях численности диких оленей на севере Евразии обильны, хотя слабо

систематизированы. Массовая гибель животных не раз наблюдалась, например, в результате экстре-

мально суровых, многоснежных зим, катастрофических гололедиц или эпизоотии36. Русский

священник-миссионер А. Аргентов в середине XIX в. встретил в долине р. Анюй на северо-западе

Чукотки «целые поляны», усеянные костями погибших от эпизоотии животных 37.

131

Некоторые авторы устанавливают для популяций дикого оленя достаточно регулярные 10-(10—15)-

или 20-летние циклы числен ности и связывают их со сроками восстановления ягеля или перио-

дическими колебаниями климата 38. Еще отчетливей проявляются для дикого оленя более крупные,

внутривековые циклы продолжительностью в 50—90 лет. Они подробно описаны К. Вибе для

Западной Гренландии, где периоды максимума численности оленьих стад пришлись на 1720—1740,

1830 — 1840. 1910—1920 и 1960-е годы, совпадая с фазами сухого и холодного климата.

Соответственно минимумы численности оленей 1760—1810, 1860 — 1900, 1920—1950 гг.) К. Вибе

связывает с эпохами потепления и общей неустойчивости климата Гренландии 39. Популяционные

колебания с периодичностью в 60—90 лет отмечены и для стад дикого северного оленя на Аляске, в

Канадской Арктике 40. Близкую динамику мы вправе ожидать и в тундрах Северной Евразии.

Для одного из интересующих нас районов — Крайнего Северо-Востока Сибири внутривековые циклы

численности диких северных оленей восстанавливаются по источникам почти за три с половиной

столетия. К моменту появления русских на Северо-Востоке в середине XVII в. поголовье диких оленей

было, очевидно, немногочисленным 41. Оно резко увеличилось в первой половине XVIII в. и оставалось

высоким вплоть до начала XIX в. К 1810 —1820-м годам относятся первые сообщения о внезапных

«недоходах» стад диких оленей на Колыме. Но затем поголовье восстановилось, и массовая добыча

животных местными жителями опять стала обычным явлением.

Новое сокращение численности диких оленей на Колыме стало ощущаться с 1840-х годов, а уже в

1860-е годы массовые переправы оленьих стад через р. Колыму и ее притоки во время сезонных

миграций (так называемые «плави») полностью прекратились. Олени были еще обильны в бассейне

Анадыря, но и здесь неоднократно наблюдались случаи «недохода» животных, обрекавшие на голод

местное население (в 1877, 1889 и 1894 гг.). Положение изменилось с середины 1890-х годов, когда

поголовье диких оленей на северо-востоке вновь стало быстро увеличиваться. Тогда же возобновилась

регулярная охота на «плавях» в низовьях Колымы и среднем Анадыре, устойчиво сохранявшаяся до

1905 —1910 гг. Затем опять последовало очень резкое сокращение численности животных, когда от

крупных многотысячных популяций внезапно остались разрозненные группировки в десятки—сотни

голов. Эти осколки прежних стад просуществовали до 1950—1960-х годов и затем снова с,тали

увеличиваться 42.

Свидетельства подобных колебаний численности диких оленей известны и для других частей

тундровой и лесотундровой зон Евразии: севера Якутии, Корякин, Таймыра, Западной Сибири,

Кольского п-ова.43 К сожалению, они недостаточно полны, чтобы с уверенностью синхронизировать

популяционные циклы на всем пространстве арктической области. Все же представляется возмож-

132

ным говорить о периодах высокой численности дикого северного оленя в Евразии и о периодах,

неблагоприятных для этого вида, когда его численность и ареал стремительно сокращались (как было,

скажем, во второй половине XIX или во второй четверти XX в.). Совпадение этих периодов

соответственно с фазами похолодания и потепления климата Арктики на большей части ареала дикого

оленя как в Евразии, так и в Северной Америке выглядит вполне обоснованным.

Специально хотелось бы отметить, что при общем сокращении поголовьях диких оленей в Арктике за

последние 200 — 300 лет в результате развития оленеводства и увеличения охотничьего промысла,

периодичность популяционных циклов во многих районах не связана непосредственно с

интенсивностью истребления оленя человеком 44. Лучший пример здесь — нынешнее увеличение

численности дикого оленя на севере Средней Сибири, где только таймырская популяция «дикаря»

возросла в 60 —70-е годы до 575 тыс. голов, несмотря на активное хозяйственное освоение территории

и резко возросший отстрел животных 46.

Наконец, имеются отрывочные свидетельства существования еще более продолжительных,

многовековых колебаний численности диких оленей в Арктике. Они известны для Гренландии,

островов Канадского архипелага, севера Западной Сибири, внутренних районов Аляски 46. В двух

последних случаях речь идет о заметном сокращении стад диких оленей на большой территории в

конце I — начале II тысячелетия н. э., в период потепления «малого климатического оптимума».

Несколько лучше известна историческая динамика численности и ареала лося (Alces alces) — другого

важнейшего промыслового вида Северной Евразии. У лося циклические колебания

продолжительностью в 60—90 лет выражены даже четче, чем у северного оленя. Так, в лесной зоне

Европейской России периоды высокой численности лосей наблюдались во второй половине XVIII в., в

1850 — 1880 и 1940—1960-е годы, чередуясь с резкими спадами популяции в первой половине XIX в.

и в 1890 — 1920-е годы, когда звери полностью исчезали на огромных территориях 47.

В пределах арктической полосы Евразии циклы численности лося лучше всего восстанавливаются

опять-таки на Крайнем Северо-Востоке Сибири. Во второй половине XVIII в. лоси были повсеместно

обильны в тундре и лесотундре вплоть до устья Колымы, водораздела Малого Анюя и Чауна, среднего

течения Анадыря и Пенжины. Начиная с 1810-х годов их численность стала быстро уменьшаться, и в

1820 — 1830-е годы добыча лося в Колымском крае считалась большой редкостью. Звери вновь

появились в низовьях Колымы в середине XIX в.; но затем опять последовало резкое сокращение их

ареала, так что к концу XIX в. лоси совершенно исчезли в бассейнах нижней Колымы, Анадыря,

Гижиги и Пенжины. Восстановление популяции началось в первые десятилетия XX в., и к 1960-м

годам лоси вновь заселили свой

133

прежний ареал и даже вышли к побережью Северного Ледовитого океана и Охотского моря, т. е.

достигли границ в период максимума второй половины XVIII в.48

В других районах севера Евразии расширение ареала лося в зону тундры и лесотундры после

популяционного спада конца XIX —начала XX в. было еще более заметным. Если в конце прош-

лого века охотники северной Карелии и Кольского п-ова практически не встречали лосей, то уже в

1930-е годы животные продвинулись на север на 500 км и стали регулярно выходить к побережью

Баренцева моря. До 1940 г. лосей не было и на территории Ненецкого округа, а в 50—60-е годы

они уже освоили всю зону восточноевропейской тундры до берегов Ледовитого океана. На

левобережье нижнего Енисея в 1950—1960-е годы лоси продвинулись к северу на 450—500 км, до

67 — 68° с. ш., заселив огромные пространства, где их не было со второй половины XIX в.

Расширение ареала и увеличение численности лосей со второй четверти XX в. происходило также

на Аляске, где лоси стали появляться у берегов Северного Ледовитого океана, и в скандинавских

странах 50. По-видимому, крупные популяционные циклы у лося развиваются достаточно

синхронно в разных частях Арктики и охватывают обширные, не связанные между собой ареалы.

Периоды подъема популяции лося на севере Евразии в конце XVII в., во второй половине XVIII в.,

в 1850 —1880-е и в 1930— 1960-е годы хорошо совпадают с фазами потепления климата Арктики.

В такие периоды лоси активно заселяли лесотундровую и даже тундровую зону вплоть до 72 —