4. Тем не менее конституция оставалась (хотя и с некоторыми измeнeнйями). Ee' республиканские элементы получили развитие, тогда как монархические остались на бумаге.

По общему согласию партий на пост президента начали выбирать незначащих людей. К ним стали применять английскую кличку outeider, как было принято называть лошадь, не являющуюся фаворитом. Таким, например, был президент Феликс Фор. Неожиданно выдвинутый, он получил в первом голосовании 214 голосов и провалился. Но во втором туре его издал внезапный успех - 430 голосов. Это не помогло ему выбиться из ничтожества.

В конце концов президент был лишен возможности исполнять по собственной воле любую из своих прерогатив. Правительство должно было иметь согласие палаты депутатов. Роспуск (как и отклонение законопроекта) палаты стал фактически невозможным. Командование армией отошло к правительству, военному министерству, генеральному штабу.

Когда Ф. Фор самым серьезным образом потребовал формы, в которой ему было бы прилично производить смотр войск (сидя на лошади), это вызвало повсеместный хохот.

Обыкновенным явлением было то, что число неучтенных голосов (пропавших) превышало число учтенных, определивших состав Собрания. Вот5. Палата депутатов избиралась чаще всего по округам, на основе мажоритарной системы относительного большинства. Каждый округ избирал одного депутата. Но партий было много, и потому выставлялось много кандидатов. Побеждал в конце концов тот, кто набирал относительно больше голосов по сравнению с конкурентами. Бывало, что кандидат получал абсолютное большинство голосов в своем округе. Но гораздо чаще случалось другое. Его большинство было на самом деле меньшинством.

Представим себе, что 5 тысячам избирателей предстоит избрать одного депутата из пяти кандидатов. Допустим при этом, что голоса разобьются таким образом: 2000 - 1500 - 1000 - 450 - 50. Избранным будет признан первый, несмотря на то, что против него голосовали все остальные (3000 человек). Мало того, что мажоритарная система искажала волю избирателей. Повсюду царили покупка голосов, продажность депутатских мандатов.

Известный политический деятель того времени Гамбетта говорил в одной из речей: "Уже начинают покупаться голоса. Развращение и пороки проводятся в избирательную массу (возмущенные крики оппозиции). Не прерывайте меня, иначе я назову имена (оппозиция тотчас смолкает). Кандидатуры делаются предметом публичного торга. Возникает новый предмет торговли, новая политика помещения капиталов в избирательный округ. Да, есть округа, на которые набросились разные промышленники, рассчитывая, что избирательные расходы все-таки будут стоить меньше, чем те выгоды, которые могут получиться для их фирм".

Состав палаты депутатов был очень пестрым вследствие царившей здесь многопартийности. В то время как в Англии или Соединенных Штатах господство попеременно пребывало в руках одной из двух партий, во Франции его добивались по крайней мере десяток, а то и более клик. Здесь не было единой монархической партии, но сразу три. Здесь не было единой республиканской партии. Бурная политическая история (начиная с 1789 г.), с одной стороны, необычайная дробность социального состава страны - с другой, породили разнообразие политических группировок: одни принимали "идеал" республики 1795 года, другие защищали режим 1875 года, третьим нравилась республика 1848 года.

Названия, которые избирали себе разнообразные политические группировки в стране и парламенте, служили прикрытием их действительных намерений.

Либералами, например, называли себя те, кто требовал введения "закона божьего" в правительственных школах; демократами и даже левыми демократами называли себя представители крупного землевладения и только потому, что они разрешали себе Критиковать политику крупнокапиталистических кругов. Слова переставали что-нибудь значить. По ним ничего нельзя было ронять. Для этого существовали другие определители. Если республиканец выступал с прилагательным "искренний", в нем, не без основания, различали скрытого монархиста; если к общеизвестному партийному названию присоединялся эпитет "независимый", это было всегда признаком уклона вправо. Если депутат "защищал" "права семейства", это был клерикал, если "свободный труд" и "уважение к собственности", - консерватор и т.д.'.

6. Многопартийность палаты исключала устойчивое большинство, а без него не было устойчивого правительства. Средняя продолжительность кабинетов составляла 8 месяцев. За 39 лет - с 1875 по 1914 гг. - сменилось 48 правительств.

Но, как это ни странно, кабинеты свергались и сменялись, а министры, их составлявшие, оставались. Происходила некоторая перестановка мест, перемещение с поста на пост. Выпадали незначительные, с которыми можно было не считаться. Новым министром чаще всего делали какого-нибудь особенного крикуна из рядов парламентской оппозиции. Став министром, он переставал быть опасным, а старый кабинет - в его новом облачении - продолжал делать свое дело.

Известный в свое время Бриан оставался министром в течение многих лет, несмотря на смену кабинетов, а Фрейсине оставался министром 13 раз (4 раза он был премьером). Можно вполне понять Клемансо, главу радикалов, прозванного "тигром", когда в ответ на замечание: "Вы опрокидывали все правительства" - он ответил: "Нет, одно единственное и всегда то же самое".

Свержение правительств было чаще всего результатом запросов, делаемых членам кабинета или премьеру, причем нередко по второстепенным вопросам. За всем этим скрывались обыкновенно эгоистические интересы клик, мечтавших добраться до министерских кресел ради осуществления выгодных финансовых операций и проч.

Несмотря на постоянную угрозу свержения, кабинет министров и особенно его глава приобретали все большую власть. В тех случаях, когда нельзя было рассчитывать на поддержку палат, они проводили свою линию явочным порядком, ставя парламент перед фактом. Правительственные акты ("регламенты") превосходили как по численности, так и по значению законодательство парламента.

Совет министров .Франции был в ту пору немногочисленным. Среди одиннадцати министерств только два имели компетенцию в экономических вопросах - министерство земледелия и министерство торговли, промышленности, почт и телеграфа.

7. Местного самоуправления не существовало. Реальная власть в департаментах принадлежала ставленникам правительства. Префекты департаментов со всем вниманием следили за тем, что происходит в Париже, стремясь попадать в тон. От населения, которым управляли, они не зависели. .

Со времени Великой французской революции правящие классы Франции смотрели на департаменты как на возможные опорные пункты оппозиции правительству. Поэтому здесь стремились держать у власти надежных людей. Значение так называемых генеральных советов департаментов, "избираемых населением", было ничтожно.

8. Касаясь политического режима Третьей республики, следует отметить двоякий процесс. С одной стороны, известное расширение свобод, в особенности свободы печати и собраний. С другой - постоянное тяготение к реакции, доходившее до открытого похода против демократии.

В 1881 году палата депутатов после ожесточенной схватки с монархистами и клерикалами уничтожила ограничения печати, установленные в предшествующий период. Отменялось предварительное разрешение на издание газет; преступления печати передавались суду присяжных (за исключением случаев опозорения (диффамации) частных лиц): закон разъяснял, что критика правительственных действий не попадает под понятие "преступлений печати". Такими преступлениями продолжали считаться: подстрекательство к убийству или невыполнению долга военнослужащими.

Свобода собраний была установлена законом 1881 года. Для того времени это было несомненным достижением. Запрещалось, однако, проводить собрания на улице или площади. Кроме того, полиция, которую следовало заранее оповещать о собраниях, могла прекращать их по некоторым обстоятельствам, например, при возникновении драки. Поэтому, когда желали срыва собрания, достаточно было нанять молодчиков, специально тренированных на этот счет.

В 1884 году была наконец разрешена свобода ассоциаций, что означало отмену запрета, введенного законом Ле-Шапелье.

Оценивая и сравнивая обе указанные тенденции, можно заметить несомненное преобладание второй. Недаром американский государствовед Лоуэл констатировал для Франции того периода "тенденцию ограничивать свободу личности, подчинять ее контролю и надзору правительства".

Поворот к реакции в особенной степени определился в 1893-1894 гг., когда под предлогом борьбы с "анархическими происками" развернулась широкая антидемократическая кампания. "Злодейский закон" 1894 года разрешил применять ссылку в тропическую Кайену на каторжные работы всех заподозренных в "пропаганде анархизма" (не говоря уже о других акциях).

Политическая реакция достигла крайних пределов с началом известного процесса Дрейфуса.

Еврей по происхождению, буржуа по своему социальному положению, офицер по должности, Дрейфус был с заведомо провокационной целью обвинен в том, что

выдал иностранной державе план одной захудалой французской крепости. Военный суд, заседая при закрытых дверях, приговорил его к вечному заточению на Чертовом острове (архипелаг Спасения).

Основанием для приговора послужило заключение графологической экспертизы, признавшей руку Дрейфуса в "изобличающем" его документе (так называемое бордеро).

Дрейфус вины не признал ни на суде, ни во время позорной публичной церемонии срыванияпогон и изгнания из армии, устроенной после суда.

Реакционная печать, подстрекаемая правительством, накаляла страсти, особенно антисемитские. ^

В основе всего лежало стремление клерикалов и реакционеров ликвидировать республику. Эта клика рассчитывала, как пишет Анатоль Франс, что, поверив в предательство еврея, возмущенная, дрожащая от страха Франция лишит гражданских прав иудеев, а заодно протестантов, нагонит страх на демократов, что вместе с тем будут отменены демократические свободы. "Смущенные и обозленные люди толпами попадались в ловушку, расставленную антисемитами".

Следствие по делу Дрейфуса велось с нарушением элементарных процессуальных правил. За ним установили постоянную слежку в камере, к нему врывались по ночам, чтобы прочесть на его лице признание вины, - точь-в-точь, как в средние века.

Судьи не были свободны в своих действиях. В 1883 году "несменяемость судей" была приостановлена ради чистки судебного аппарата. В течение трех месяцев было уволено множество либеральных судей, и это послужило уроком для всех других. Судьи убедились, пишет Лоуэл, что они "обязаны скорее оказывать услуги, чем отправлять правосудие*.

После приговора за дело его пересмотра взялись лучшие люди Франции, "дрейфуссары". К ним принадлежали Э. Золя и А. Франс.

Вскоре было установлено, что истинным автором бордеро является князь Эс-тергази. Но его хотели выгородить во что бы то ни стало. Газеты публикуют письма Эстергази, содержащие оскорбления в адрес Франции, письма изменника. Тем не менее его оправдывают, а Золя и его издателя приговаривают к тюремному заключению (за "диффамацию").

Но процесс Золя, речи его адвоката, замечательного юриста Лабори, всколыхнули Францию, способствовали отрезвлению.

В самом генеральном штабе армии нашелся человек, полковник Пикар, восставший против очевидного подлога. Пикар был устранен. Камарилья негодяев, прикрываясь "высокой политикой", утверждала, что раскрытие правды поколеблет единство нации, подорвет авторитет армии и проч. Как будто "единство" и "авторитет" стоят многого, если за ними - преступление.

Но правда неостановима. Под давлением обстоятельств, в обстановке всеобщего возмущения - естественного после стольких разоблачений - правительство Франции оказалось перед необходимостью пересмотреть приговор. В 1899 году Дрейфус был помилован, в 1906 году полностью реабилитирован, восстановлен в правах и в прежней должности.

Клерикально-монархическое правительство было свалено на выборах 1899 года. Франция вступает в полосу относительно либеральной политики. Но последствия дела Дрейфуса были неискоренимы. Воспользовавшись "делом", реакция почти полностью обновила государственный аппарат, изгнав из него честных людей и демократов, заменив их реакционерами, подобранными полицией.

Глава двадцать третья От Германского союза к Германской империи

1. Великая французская революция, "точно громовая стрела", ударила в тот хаос, в ту уже фактически распавшуюся феодальную империю, которой являлась тысячелетняя "Священная Римская империя германской нации".

Наполеон 1 довершил дело ее разрушения. Он уничтожил самостоятельность "вольных" городов и отдельных "суверенностей". Вместо нескольких сотен государств осталось несколько десятков. Значительная часть Германии - ее прирейнские области - была поставлена под непосредственное управление Франции. Здесь были уничтожены крепостное право и феодальные привилегии, введен Гражданский кодекс 1804 года.

Поражение Наполеона не восстановило старой империи. Вместо нее Парижским трактатом 1814 года был образован так называемый Германский союз в числе 34 государств - королевств, княжеств, герцогств и немногих свободных городов. Каждое из объединившихся государств сохранило свою независимость; главенство в союзе принадлежало Австрии.

Германский союз никоим образом не решал проблемы объединения Германии. Сохранялись даже таможенные пошлины, и их последующая отмена была событием.

Орган Германского союза, "Союзный сейм", прозванный из-за своего состава "коллекцией мумий", заботился только о том, чтобы в Германии ничего не менялось. Тон во всей этой политике задавал всесильный австрийский министр Меттерних, одна из самых мрачных фигур европейской политической реакции.

Австрия играла при нем роль всеевропейского жандарма (наряду с царской Россией).

Реакция вовне сопровождалась террором внутри страны: тайные суды, всесильная полиция, почти нескрываемая перлюстрация писем, а вместе с тем народная нищета, с одной стороны, и безумное расточительство - с другой. С финансами было совсем плохо, несмотря на ограбление Италии и славянских стран, захваченных Австрией. "На меня и Меттерниха еще хватит", - утешал себя император Австрии Фердинанд.

По всей Германии торжествовала реакция. Дворяне вернули себе прежнюю власть над крестьянством, феодальные суды и барщину, право охоты и "кровавую десятину" (налог на забитый скот). В ряде областей помещики удержали за собой феодальное право безнаказанного бессудного убийства крестьянина. Сохранился и налог, заменивший право первой ночи.

Движение протеста не шло далее узких рамок студенческих корпораций. Студенческая молодежь устраивала еще шумные собрания, на которых сжигалась порой "капральская палка" (символ ненавистного полицейского режима), и этого одного было достаточно для массовых репрессий. "В Германии, - пишет историк Блосс, - воцарилась кладбищенская тишина, которая нарушалась только хвалебными завываниями сверху в честь временщиков".

После того как в 1819 г. студентом К. Зандом был убит реакционный публицист Коцебу, германские государства по инициативе Меттерниха создали межгосударственную следственную комиссию, преследовавшую любое проявление "либерализма".

332

Террор еще более усилился после революции 1830 года во Франции. Всякое свободное слово преследовалось цензурой, тюрьмой, каторгой.

Правительства Германского союза охотно пользовались услугами платных и добровольных доносителей. Одним из них-и наиболее известным - был литературный критик В. Менцель, по доносу которого были запрещены как вышедшие из печати, так и еще печатавшиеся книги Г. Гейне, Гуцкова и др.

2. Буржуазное развитие Германии между тем совершалось, хотя и медленно. Его воздействием следует объяснить Таможенный союз 1834 года, заключенный между Пруссией, Баварией, Саксонией и некоторыми другими германскими государствами; он сближал между собой коммерческие классы различных государств и областей Германии, концентрировал их силу, способствовал переходу всей массы этих классов в лагерь либеральной оппозиции. Германская буржуазия стала втягиваться в борьбу за власть.

Созданный по инициативе Пруссии Таможенный союз был ее крупным успехом. Он привлек на сторону Пруссии всю буржуазию средних и мелких германских государств, и с течением времени она привыкнет смотреть на Пруссию как на свой экономический, а затем и политический форпост.

Приблизительно в тот же период заявляет о своем существовании германский рабочий класс. Знаменитое выступление силезских ткачей (1844 г.) положило начало борьбе немецких рабочих с феодализмом и деспотизмом.

Нищета и обездоленность силезских рабочих, особенно ткачей, не поддается описанию. За 16 часов ежесуточной работы ткач мог рассчитывать -и то в лучшем случае - на ничтожную сумму 110-120 марок в год. Голодная смерть была здесь обыкновенным делом. А когда зимой 1847-1848 гг. вздорожали продукты питания (следствие недорода), здесь стал умирать каждый двенадцатый. Доведенные до отчаяния рабочие начали громить машины на фабриках, дома хозяев. Ответом были массовые расстрелы и экзекуции.

Французская революция 1848 года дала наконец давно ожидаемый повод к борьбе. Столица Пруссии Берлин покрылся баррикадами (март 1848 г.). Пока пролетариат сражался с войсками, буржуазные либералы упрашивали прусского короля согласиться на некоторые перемены. Наконец они были обещаны, и борьба прекратилась. Среди них фигурируют: уничтожение помещичьих судов и полицейской власти помещиков над крестьянами; распространение суда присяжных на политические преступления; выборы в учредительный ландтаг (Национальное собрание).

Буржуазно-демократическое движение охватило и другие германские государства. Чтобы выиграть время для расправы с ним, короли и князья дали свое согласие на созыв во Франкфурте-на-Майне Учредительного собрания. Составленное из депутатов всех государств, оно должно было дать Германии единую конституцию. Но, к сожалению, франкфуртское Собрание не оправдало надежд германской демократии. Чем дальше развивались события, тем все больше выявлялись непримиримые противоречия, раздиравшие левую и правую части Собрания. Июньская битва в Париже способствовала переходу германской буржуазии на сторону крайней реакции. Вооруженная буржуазная гвардия стала стрелять в рабочих с тем же фанатизмом ненависти, что и во Франции. Крестьяне дали себя успокоить обещанием отмены феодальных повинностей.

Вместо того чтобы действовать, левая часть Собрания дала себя втянуть в бесконечные дискуссии, бывшие на руку реакционным правительствам. А когда революция была раздавлена, франкфуртское Собрание было просто-напросто разогнано штыками. Выработанный им проект общеимперской конституции остался на бумаге.

Конституция, выработанная Национальным собранием Пруссии (1849 г.), содержала в себе некоторые элементы "либерализма", и потому король Фридрих-Вильгельм IV потребовал ее пересмотра. Было решено наконец созвать новое собрание, избранное по особой системе, двустепенными и открытыми выборами.

Система эта получила название куриальной. Суть ее - в следующем. Избиратели - все мужчины определенного возраста - делятся на три "класса", курии. Первые две курии составляют крупные налогоплательщики. В последнюю зачисляются все остальные избиратели. Каждая курия выбирает одинаковое число выборщиков.

Таким образом, две первые курии - в численном отношении незначительная кучка - избирали две трети выборщиков. На долю последней, многомиллионной курии оставалась всего одна треть.

Выборы дали нужный правительству результат: из 350 членов Собрания 250 были чиновниками. Новая прусская конституция (1850 г.) стала, как и следовало ожидать, конституцией торжествующей контрреволюции. Уступки, сделанные буржуазии, были ничтожными.

Торжество контрреволюции было отмечено по всей Германии. В Саксонии участники дрезденских боев были брошены в каторжные тюрьмы, где их в виде наказания морили голодом. Особым изобретением палаческой фантазии сделалось приковывание к ноге заключенного дубового бревна, которое следовало таскать за собой. Смертные приговоры и расстрелы без суда свирепствовали в Бадене, Баварии и многих других германских государствах.

Конституция 1850 года создавала две палаты с законодательной властью. Нижняя из палат была выборной, верхняя состояла из принцев крови, князей, а также других назначенных короной пэров.

Поначалу верхняя палата, названная "палатой господ", была наполовину выборной, наполовину назначенной. В 1852 году прусский двор надумал превратить ее в полностью назначаемую пожизненно и наследственно. По требованию короля, Бисмарк как министр отстаивал этот план и добился его принятия. Только много позже он понял, что был неправ.

Палата, писал он в своих мемуарах, имеющая какое-то число выборных членов, пользовалась у населения престижем, какого никогда не имела палата, ее сменившая (то есть целиком назначенная). А между тем престиж, пишет Бисмарк, - это очень важно, если палата хочет играть отведенную ей роль "исполнителя оборонительных задач". Когда верхняя палата становится в глазах общественного мнения органом правительственной или даже королевской политики, это свидетельствует о дефекте в конституции.

Иногда бывает даже полезно, продолжает Бисмарк, чтобы ничтожная сама по себе и безопасная палата демонстрировала некоторую видимость независимости в суждениях. Правительству бывает иногда на руку побуждать палату к безобидному несогласию, чтобы не очень уж бросалось в глаза ее действительное положение "дублера правительственной власти". Комментарии излишни!

Законодательная власть палат парализовалась абсолютным вето короля. По мысли последнего, сущность конституции 1850 года состояла не в том, чтобы в данный момент или когда-либо в дальнейшем создать новую правительственную систему, а в том, чтобы благодаря "трем вето" - обеих палат и решающему королевскому - помешать "произвольным изменениям существующего положения".

Помимо абсолютного вето на постановления палат, конституция предоставляла прусскому королю законодательную инициативу. Он оставался непререкаемым главой исполнительной власти.

Королю не возбранялось столько раз распускать парламент (ландтаг), сколько он сочтет нужным и когда он сочтет нужным. Много раз это действительно делалось, причем нередко еще до того, как нижняя палата собиралась на свое первое заседание (если не нравился ее состав).

Министры правительства не были подотчетны ландтагу, вотум недоверия был им не страшен. Они не знали, что такое коллективная ответственность. Их действительным главой являлся король, и только перед ним они отвечали за свои действия.

Конституция 1850 года не лишена некоторых деклараций насчет равенства граждан перед законом, свободы слова, собраний, союзов, неприкосновенности личности. Вместе с тем было сделано все для того, чтобы эти свободы оставались мнимыми.

Свобода собираться, например, была обставлена условиями: только в закрытом помещении и не на квартире устроителя.

За этим странным требованием скрывалась простая хитрость: помешать тем, у кого недостает денег на то, чтобы нанимать помещение.

В отмену старого закона, согласно которому никакое учебное заведение не могло быть открыто без разрешения правительства, конституция провозгласила свободу обучения. Но закона о праве открывать школы не было издано, и потому все осталось по-старому.

В других случаях правительство всегда имело возможность обойти неугодный закон. Конституция запретила цензуру на печатные издания. В 1863 году в период острой избирательной борьбы Бисмарк, обозленный нападками оппозиционной прессы, издал, помимо палат, временное распоряжение о введении последующей цензуры. Печатный орган, получавший три предупреждения правительства, подлежал закрытию. Когда выборы были выиграны, Бисмарк с лицемерным смирением представил распоряжение на утверждение палат, хотя прекрасно знал, что оно не будет утверхздено. Так и случилось, но дело было сделано. Бисмарк понимал, что обязанная ему победой клика депутатов не посмеет поднять вопрос об ответственности, да и он не боялся ее, поскольку речь шла об ответственности перед палатами.

Гораздо больший резонанс имел другой "конституционный конфликт" между Бисмарком и ландтагом. В течение четырех лет Бисмарк тратил огромные деньги на вооружение прусской армии, несмотря на прямое запрещение ландтага. По общему правилу, его следовало судить. Но как только была выиграна война с Австрией (1866 г.) и Пруссия стала самой сильной державой Германского союза, раболепный ландтаг постановил о полной реабилитации министра.

Обшитая парламентскими формами, прусская конституция оставалась по своему содержанию конституцией абсолютной монархии, способной удерживать дворянство с опорой на буржуазию, а эту последнюю - с опорой на дворянство.

3. Всеобщая воинская повинность (введенная в Пруссии еще в 1814 г.) и огромные траты на армию (22 млн. таллеров ежегодно при общем бюджете в 51 млн.) делали Пруссию единственным серьезным конкурентом Австрии в Германском союзе. Конфликт между ними решился в войне 1866 года, затеянной из-за герцогства Гольштейн.

В 1864 году Пруссия вместе с Австрией напала на Данию. У последней были отторгнуты две области - Шлезвиг и Гольштейн. Первая отошла к Пруссии, вторая - к Австрии. Через два года после этого Пруссия, придравшись к случаю, силой вытеснила австрийские войска из Гольштейна.

Нелишне отметить, что всего только за три месяца до войны прусский король Вильгельм говорил в присутствии императора Австрии, что Пруссия "не имеет никаких прав на герцогства и потому не может предъявлять никаких претензий на них". Тем не менее война началась и публике было заявлено, что Пруссия, де, озабочена положением немецкого меньшинства в Дании. Из этого видно, что гитлеровская дипломатия не была для Германии такой уж новинкой.

В битве при Садовой (1866 г.) Пруссия разбила австрийскую армию. С этого времени надежды германской буржуазии на воссоединение страны в единое государство стали связываться с Пруссией и ее правительством. Бисмарк стремился оправдать эти надежды. Он ни минуты не сомневался в том, каким должен быть путь к объединению: "Не речами, не постановлениями большинства... а железом и кровью!"

4. Несмотря на то, что победа над Наполеоном и так называемый Священный союз поставили Австрию в центр европейской политической жизни, дни ее величия были уже отмерены историей. Как и в прошлые века, Австрия (собственно, несколько не очень значительных немецких областей) продолжала удерживать и эксплуатировать огромные славянские территории - Чехию, Моравию, Словакию, Хорватию, Далмацию, Силезию, Буковину, Галицию, а кроме них север Италии (Ломбардию) и всю Венгрию. Как в Пруссии, так и в Австрии удерживался реакционный политический и экономический строй - с крепостным правом и безграничной властью дворянства, с огромным бюрократическим аппаратом, строго централизованным, с многочисленным и всесильным жандармским корпусом. Но революция 1848 года захватила и Австрию. Она отмечена многодневными боями в Вене, восстанием в Праге, освободительным движением в Венгрии. Революция смела Меттерниха и привела к власти Учредительное собрание.

Реакция восторжествовала, однако, и здесь. Крестьяне успели завоевать себе личную и имущественную свободу, и это осталось почти единственным достижением австрийской революции 1848 года.

Овладев положением, австрийская монархия возвратилась к прежней политической системе.

' Между тем все более обнаруживалась экономическая и военная слабость Австрии, объясняемая ее политическим и социальным строем. Недаром Энгельс называет Австрию слабой, нищей, истощенной страной. В 1859 году она потерпела поражение в войне с итальянским объединительным движением и потеряла Ломбардию. В 1866 году она, как мы уже знаем, была бита Пруссией.

Пытаясь удержать рассыпающуюся империю, правительство Австрии предоставило некоторые незначительные права по управлению местными делами Чехии и другим национальным районам. В столице империи стал функционировать "парламент" - рейхсрат, состоящий из двух палат - палаты господ и палаты депутатов. Первая сделалась средоточием принцев, высшего дворянства и духовенства, вторая - финансистов, фабрикантов, чиновников.

Стремясь "приласкать" Венгрию, чтобы обрести в ее лице надежного союзника для угнетения других народов империи, Австрия предоставила ей в 1867 году внутреннюю автономию. Венгрия получала право на свои законодательные органы, на свое правительство. Общие дела Австрии и Венгрии должны были решаться с помощью делегаций от их представительных органов, созываемых ежегодно.

Император Австрии объявлялся одновременно с тем королем Венгрии и таким образом объединял в своем лице обе части двуединой империи". Официальным названием ее сделалось - Австро-Венгрия.