Светоний о Цезаре

Гай Светоний Транквилл (ок. 70-160 гг. н.э.) - адвокат, секретарь императора Адриана, автор Жизнеописаний двенадцати Цезарей, в которых изложены биографии римских императоров отЦезаря до Домициана Флавия. Один из самых эрудированных античных авторов, Сетоний представляет интересные сведения о характере военной диктатуры Цезаря, росте недовольства диктатором римского народа и сенаторов, считавших Цезаря тираном.

45. Говорят он был невысокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни на него стали нападать внезапные обмороки и ночные страхи... (2) За своим телом он ухаживал слишком даже тщательно, и не только стриг и брил, но и выщипывал волосы и этим его многие попрекали. Безобразившая его лысина была ему несносна, так как часто навлекало насмешки недоброжелателей. Поэтому он обычно зачесывал поредевшие волосы с темени на лоб; поэтому же он с наибольшим удовлетворением принял и воспользовался правом постоянно носить лавровый венок. (3) И одевался он, говорят, по-особенному: он носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал оптимистам остерегаться плохо подпоясанного юнца...

54 Бескорыстия он не обнаружил ни на военных, ни на гражданских должностях Проконсулом в Испании, как нищий, выпрашивал у союзников деньги на уплату своих долгов, а у лузитановразорил, как на войне, несколько городов, хотя они соглашались на его требования и открывали перед ним ворота. (2) В Галлии он опустошал капища и храмы богов, полные приношений, и разорял города чаще ради добычи, чем в наказание. Оттого у него и оказалось столько золота, что он распродавал его по Италии и провинциям на вес, по три тысячи сестерциев за фунт. (3) В первое свое консульство он похитил из капитолийского храма три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько же позолоченной меди. Он торговал союзами и царствами: с одного Птоломея он получил около шести тысяч талантов за себя и за Помпея. А впоследствии лишь неприкрытые грабежи и святотатства позволили ему вынести издержки гражданских войн, триумфов и зрелищ.

55 В красноречии и в военном искусстве он стяжал не меньшую, если не большую славу, чем лучшие их знатоки...

57. Оружием и конем он владел замечательно, выносливость его превосходила всякое вероятие. В походе он шел впереди войска, обычно пеший, иногда на коне, с непокрытой головой, несмотря ни на зной, ни на дождь. Самые длинные переходы он совершал с невероятной быстротой, налегке, ... реки преодолевая вплавь или с помощью надутых мехов, так что часто опережал даже вестников о себе.

58. ... Он никогда не вел войска по дорогам, удобным для засады, не разведав предварительно местности...

59. Никогда никакие суеверия не вынуждали его оставить или отложить предприятие...

60. В сражения он вступал не только по расчету, но и по случаю, часто сразу после перехода, иногда в самую жестокую непогоду, когда этого меньше всего от него ожидали...

62 Если же его войско начинало отступать, он часто один восстанавливал порядок: бросаясь навстречу бегущим...

65. Воинов он ценил не за нрав и не за род и богатство, а только за мужество; а в обращении с ними одинаково бывал и взыскателен и снисходителен...

67. Проступки солдат он не всегда замечал и не всегда должным образом наказывал. Беглецов и бунтовщиков он преследовал и карал жестоко ... (2) На сходках он обращался к ним не воины!, а ласковее: соратники!...

68. Всем этим он добивался от солдат редкой преданности и отваги.

75. Его умеренность и милосердие ... были удивительны... Он призвал своих воинов щадить жизнь римских граждан, а потом позволил каждому из своих сохранить жизнь одному из неприятелей... И когда впоследствии против него говорилось или замышлялось что-нибудь опасное, он старался это пресекать, но не наказывать...

76. Однако все это перевешивают его слова и дела иного рода: он принимал почести сверх всякой меры: бессменное консульство, пожизненную диктатуру, попечение о нравах, затем имя императора, прозвание отца отечества, статую среди царских статуй возвышенное место в театре, он даже допустил в свою честь постановления, превосходящие человеческий предел: золотое кресло в сенате и суде, священную колесницу и носилки при цирковых процессиях, храмы, жертвенники, изваяния рядом с богами, место за угощением для богов, ... название месяца по его имени; и все эти почести он получал и раздавал по собственному произволу.

77. Не менее надменные были и его открытые высказывания: ... Республика - ничто, пустое имя без тела и облика; Сулла не знал и азов, если отказался от диктаторской власти; С ним, Цезарем, люди должны разговаривать осторожно и слова его считать законом...

78. Но величайшую, смертельную ненависть навлек он на себя вот каким поступком. Сенаторов, явившихся в полном составе поднести ему многие высокопочтеннейшие постановления, он принял перед храмом Венеры Прародительницы сидя...

79. ... (3) Более того, все чаще ходили слухи, будто он намерен переселиться в Александрию или в Илион и перевести туда все государственные средства, обескровив Италию воинскими наборами, а управление Римом поручив друзьям, и будто на ближайшем заседании сената квиндецемвир Луции Кота внесет предложение провозгласить Цезаря царем, так как в пророческих книгах записано, что парфян может победить только царь.

80. Это и заставило заговорщиков ускорить задуманные действия, чтобы не пришлось голосовать за такое предложение... (4) В заговоре против него участвовало более шестидесяти человек; во главе его стояли Гай Кассий, Марк Брут и Децим Брут. Сперва они колебались, убить ли его на Марсовом поле, когда на выборах он призовет трибы к голосованию, - разделившись на две части, они хотели сбросить его с мостков, а внизу подхватить и заколоть, - или же напасть на него на Священной дороге или при входе в театр. Но когда было объявлено, что в иды марта сенат соберется на заседание в курию Помпея, то все охотно предпочли именно это время и место...

82. Он сел, и заговорщики окружили его, словно для приветствия. Тотчас Тиллий Цимбр, взявший на себя первую роль, подошел к нему ближе, как будто с просьбой, и, когда тот, отказываясь, сделал ему знак подождать, схватил его за тогу выше локтей. Цезарь кричит: Это уже насилие! - и тут один Каска, размахнувшись сзади, наносит ему рану пониже горла. (2) Цезарь хватает Каску за руку, прокалывает ее грифелем, пытается вскочить, но второй удар его останавливает. Когда же он увидел, что со всех сторон на него направлены обнаженные кинжалы, он накинул на голову тогу и левой рукой распустил ее складки ниже колен, чтобы пристойнее упасть укрытым до пят; и так был он поражен двадцатью тремя ударами, только при первом испустил не крик даже, а стон, хотя некоторые и передают, что бросившемуся на него Марку Бруту он сказал: И ты, дитя мое? (3) Все разбежались; бездыханный, он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки со свисающей рукой, не отнесли его домой. И среди стольких ран только одна. по мнению врача Антистия, оказалась смертельной - вторая, нанесенная в грудь. (4) Тело убитого заговорщики собирались бросить в Тибр, имущество конфисковать, законы отменить, но не решились на это из страха перед консулом Марком Антонием и начальником конницы Лепидом.

Цит. по изданию: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1990. С. 20-23, 25-29, 31-35.