3.6. Превращение мифа о змееборце в сказку

В «Окаменевшем» змей легко побеждается, но его жены и мать мстят молодой семье. В богатырских сказках змей является главным противником. Богатырь побеждает змея, но не может рискнуть сразиться с хозяйкой дома. Законы защиты дома будут работать против богатыря.

Против матери змеев или против ведьмы выступает в сказке кузнец. В одних он прячет героев от погони и накаливает колдунье язык, в других он напутствует богатыря, даря ему волшебный меч.

По-видимому, кузнец и ведьма противопоставлены как разные виды магии: огненной и земной. Ибо кузнец правитель огня, а змей – земли.

Сюжет 210. Миф о змееборце отражается в сюжете «Мост» (встреча со змеями на калиновом мосту).

300.1 = АА 300А, 300.2, 300*, 300**, 300А = АА, 300*В = К 303 – победитель змея женится на царевне. Сюжет выступает как фрагмент героической сказки, былины.

«Бой на калиновом мосту» в части возврата героя совпадает с сюжетом «Окаменевшего»: герой подслушивает разговор жен и матери змеев, расстраивает колдовские козни, спасая тем самым братьев, укрывается от преследования в кузнице и с помощью кузнецов губит мать змея.

Вообще сказка по этому сюжету парадоксальна, так как нарушает одно из правил сказочного сюжета: в сказке герой пассивен в потустороннем мире и за него выступают волшебные предметы. Это подчеркивает «Окаменевший».

300А* – возвращение змееборцем похищенных змеем небесных светил – раскрывает мифологическую подоплеку сказки по данному сюжету. Этот сюжет может быть связан с мифом о пропаже месяца. Хотя в поздней интерпретации речь якобы о пропаже солнца.

Возникает гипотеза, что бой на мосту есть сказка переходная от мифа, в силу чего трансформация героя из активного мифического в пассивного сказочного еще не завершена. С другой стороны, этот сюжет используется как военный и надобщинный, что оживляет его как бы уже после сказки. Особенность этого сюжета состоит в том, что он не порождает самостоятельной сказки, хотя как фрагмент входит во многие сказки. Сказка словно до и после, но вне этого сюжета.

300А** – добывание змееборцем чудесного коня змея – является редукцией данного сюжета по отношению к мотиву. Редукция эта идет в направлении модифицировать мотив на правдоподобный в бытовом плане.

Исходным сюжетом для анализа сказки является 300А. От него идет двойственная мифологическая модификация: от мифа и от былины. От мифа модификация ведет к похищению и возвращению светил (300А*). Здесь меняется смысл поступка. Смена идет от подвига за невесту к космологическому смыслу поступка. Модификация к былине идет через фрагментарность, присоединение сказки как части в более глобальное целое, к другим подвигам героя. Этот герой скачет дальше, он как мифический герой устраивает порядок в мире. Это подчеркивает календарный смысл.

Оба варианта соотносят сказку с мифом. По-видимому, сохранение мощного мифологического контекста и делает сюжет столь продуктивным сказочно.

Собственно сказочная модификация соединяет этот мотив с сюжетом «Окаменевшего». Где от яблока (рыбы) рождается два (три) героя. Один из них (сын кухарки или собаки) становится главным. Он похож на потустороннего парня, который в компании с братьями отправляется на поиски невесты. Этот герой как бы потусторонний помощник героя, хотя это не подчеркивается в сказке.

Таким образом, сказка этого сюжета представляет собой выравнивание героя посюстороннего и потустороннего в совместном предприятии. Аналогичное соотношение можно видеть в обряде свадебном в роли дружки. Он активен, в то время как сам жених да и невеста на свадьбе пассивны.

Скрытость потусторонности Сученко или Кухаревича не должна вводить нас в заблуждение. Именно этот герой в сказке активен: он и на мосту дежурит, и змеев рубит в «Окаменевшем», придумывает, как обмануть колдуна – отца невесты. Он не спит ночью, слушая от голубок, что ему и царевичу готовят змеевы невестки (в варианте без змея) или же пробирается, превратившись в котика, в дом змеев (в варианте со змеями).

Котик, якобы съев мертвую еду, попадает в доверие к змеюкам и слушает их планы уничтожения похитителей-победителей. Котик тут похож на парня у Бабы-яги. Парень добивается принятия как своего, и Баба-яга раскрывает ему секрет.

Тут же виден и частичный оборот. Парень появляется у Бабы-яги до сражения с Кощеем, а котик, то есть оборотень – окаменевший, появляется у матери змея после победы над змеем. Баба-яга – начало утраты потусторонним миром, а мать змея – та же Баба-яга в конце утраты.

Тут же проклятие потустороннего мира, которое берет на себя дружка и которое его достигает. С проклятием соотносятся испытания на свадьбе связанные с молчанием и забвением. Молодые молчат, словно мертвые, словно пытаются скрыть, что они похищают дитя из потустороннего мира.

Итак, возможно, сказка об окаменевшем представляет собой модель поведения дружки. Связь этой сказки с мотивом змееборца означает сакральный, смысловой контекст свадебного обряда. Герой приобретает новые функции, связанные с превращением его в мужа, продолжателя рода.

Следовательно, сказка «Окаменевший» отражает четвертый, самый глубинный уровень свадьбы. Герой проникает в потусторонний мир предков и выкрадывает для молодых жизнь будущего дитя.

Таким образом, центровка мотива «Бой на калиновом мосту» переносится в сюжет «Окаменевший». В этом подчеркнуто превращение сказки-мифа (с космологическим и календарным смыслом), каковым является «Мост», в сказку-инициацию (с бытовым и сакральным смыслом), каковой является «Окаменевший».

Перенесение центрации мотива с мифологической в сказочную путает сюжеты: с одной стороны, «Мост», как элемент сюжета, входит в разные сюжеты, с другой – в сюжет «Окаменевшего» может войти иной элемент подвига, заменив «Мост», например добыча дочери колдуна, тогда окаменевший берет на себя проклятие колдуна, он остается послушать колдуна, и тот произносит три проклятия, в том числе проклятие окаменеть тому, кто об этом расскажет.

Что происходит в итоге с мотивацией сказки? Вместо освобождения светила от змея, вместо космологического и календарного подвига, мотив боя со змеем превращается в добычу дружкою невесты для жениха. Предположим, что в мифе акценты обратные. Там сын бога отправляется к змею для того, чтобы освободить солнце, а победив змея, получает его дочь (луну) как награду, то есть в мифе победа над змеем – главная задача, и ее смысл в освобождении солнца. Невеста появляется вследствие этой победы, однако в мифе все эти стороны связаны друг с другом. Нельзя сказать, что в мифе мотив добычи невесты не важен или не обязателен. В сказке же изначально победа змея определена добычей невесты. Так «мост» превращается в «окаменевшего». Космологический смысл сменяется супружеским.

Налицо отщепление от целостного мифологического мотива части, фрагмента, достаточного для сказки. По аналогии освобождение жены есть зачатие.

Вместе с тем оживление дружки именно от крови дитя говорит о том, что сказка подразумевает космологический смысл в рождении нового человека.

300А** – добыча коня – уже редукция мотива, так как таковым он не может выступать в сказке главным. Этим и подчеркивается редуктивность этого варианта. В самом деле, сказка не может рассказывать просто о добыче коня, она повествует про добычу коня для того, чтобы...

Мотив добычи особого коня, такого же, как и у противника героя, есть в сюжете «Дракон», где герою помогают добыть коня Бабы-яги небесные помощники: ветер, месяц и солнце, по более редуцированной версии – чудесные супруги мужей сестер героя.

Отметим общность небесных помощников и спасения небесного светила. Сам же факт добычи коня ассоциируется с «Коньком-горбун­ком». Налицо иная центрация мотивов сказки, нежели мотивов мифа: в мифе главное – добыча светил и змееборство как средство, в сказке змееборство служит как вторичное средство, как и добыча коня.

Сказка сохраняет именно родовую и возрастную сторону мифа: невеста превращается из девушки, дочери своих родителей, неспособной к деторождению, в жену, которая продолжит род. Сказка упрощает космологическую и магическую составляющую такого события, как свадьба.

Возникает вопрос, а чем обусловлена эта модификация сказки? Одно из предположений состоит в том, что сказка рассказывалась детям, которые не могли раньше времени знать космокалендарные механизмы магии.

Итак, змееборство трансформируется следующим образом: с одной стороны, «бой на мосту» становится эпизодом героического эпоса и потому выступает как фрагмент, и эта фрагментальность, как в содержательном, так и в мотивирующем плане, передается сказке; с другой стороны, бытовизация этого мотива в сказках незначительна, она проявляется не в метаморфозе мотива, а в подмене либо иным мотивом, либо редуцированным до добычи коня. То есть редуцируется героическая сторона мотива (помощь ворона, девицы), а сам смысл этой помощи утрачивается.

Сюжет «Мост» представляет собой фрагмент мифа, который сказка до конца не смогла ассимилировать в свою структуру. Вместе с тем влияние этого мифа на сказочные контексты огромно. Так, Баба-яга выступает аналогом матери змея. Баба-яга (или ведьма) стремится отомстить героям, и только помощь колдуна позволяет с нею справиться.