Givishvili_G_V_Ot_tiranii_k_demokratii_Evolyutsia_politicheskikh_institutov

3.3. Клисфен достраивает здание демократии	143

стник собрания мог выступить со своим соображением. Существовала свобода слова, и ораторам разрешалось подвергать критике любые мероприятия в области внешней и внутренней политики. Право выступить имел каждый гражданин, присутствовавший на собрании.

В-третьих, я преобразовал «совет четырехсот» в «совет пятисот» (булé), который избирался по новым территориальным филам и состоял из 10 частей (пританий) — по 50 представителей от филы, каждая из которых дежурила одну десятую года. Внутри филы (пританий) голоса распределялись между демами, в зависимости от численности их населения. Совет ведал вопросами управления в промежутках между народными собраниями. В его функции входило как руководство текущими делами, так и подготовка вопросов, подлежащих рассмотрению в народном собрании. Совет составлял предварительный проект решения, который мог быть принят или отвергнут экклесией. Решение, принятое без предварительного обсуждения в булé, считалось противозаконным. При текучем составе и большой численности участников экклесии нельзя было рассчитывать на детальное и деловое обсуждение там политических вопросов. Поэтому участие совета пятисот в их подготовке должно было предохранить от принятия необдуманных и вредных для демократии решений.

В-четвертых, я упорядочил судопроизводство. В суде присяжных (гелиэе) могли участвовать неограниченное число раз все граждане Афин, независимо от имущественного ценза, достигшие тридцатилетнего возраста. Ежегодно жребием из желающих отбиралось 5000 судей и 1000 запасных. В дни судебных заседаний (их было не менее 300 в год) судьи жребием распределялись по судебным помещениям. Они заранее не знали, какие дела будут рассматривать, что исключало возможность подкупа и злоупотреблений. Но адвокаты к прению сторон не допускались — каждый должен был обвинять или защищаться сам. Для выступлений существовал строгий регламент. При огромном множестве подлежавших рассмотрению дел, существовала определенная очередность. Вне очереди рассматривались дела о преступлениях против государства, антидемократических заговорах, по поводу которых выносилось «чрезвычайное заявление» (исангелúя). Суд был открытым, гласным. Решение принималось тайным голосованием, простым большинством голосов. Оно было окончательным и обжалованию не подлежало. И последнее, что я должен подчеркнуть особо — афинского гражданина нельзя было подвергнуть тюремному заключению без

судебного приговора.

144	Глава 3. Античная альтернатива (начало холодной войны)

В-пятых, я реформировал и военное командование — учредил коллегию из десяти стратегов, избираемых по одному от каждой филы.

В-шестых, я положил начало созданию системы клерухий — воен- но-земледельческих афинских поселений на территории союзников.

В-седьмых, чтобы предупредить возможные попытки возродить тиранию, я ввел остракизм — суд черепков. Его суть сводилась к следующему. Ежегодно весной специальное собрание решало, нужно ли произвести остракизм, т. е. выявить — нет ли среди граждан человека, потенциально опасного для существующих порядков, способного совершить государственный переворот. Если собрание признавало, что таковые находились, то созывалось вторичное собрание, уже в составе не менее 6000 граждан, на котором каждый их писал на черепке (остраконе) имя опасного, по его мнению, человека. Осужденный простым большинством изгонялся из Аттики на десять лет. Таким-то образом Афины защитили себя от притязаний на тиранию со стороны многих честолюбцев. Среди них, к сожалению, оказались и такие известные личности, как Фемистокл и Аристид. Особенно огорчительно было видеть в изгнании Фемистокла — создателя афинского морского флота и победителя персов в морской битве при Саламине, сыгравшей ключевую роль в благоприятном для греков окончательном исходе войны. Создание флота, кроме того, повлекло за собой политические последствия. Оно усилило позиции демократии в Афинах, и, прежде всего, самых малоимущих граждан-фетов, которые в сухопутном ополчении могли служить лишь в качестве вспомогательных отрядов лучников и пращников. Для службы же во флоте не требовалось иметь собственное дорогостоящее снаряжение. Поэтому они и составили основную массу моряков, вовлеченных в активную воинскую службу, что повышало их вес и значение. Вот, вкратце и все, что я мог сказать о моем вкладе в продолжение реформ Солона, — сказал Клисфен.

— И все это совершено за год-другой! Фантастическая плодотворность и эффективность принятия и проведения реформ, изменивших лицо мира, следует признать. Вы поистине герой демократии, и более всех победителей Олимпийских игр заслуживаете лавров победителя, ибо Ваше дело в наши дни обрело «второе дыхание», — произнес Черчилль, восхищенно покачивая головой и улыбаясь. — Но, как известно, к апофеозу античной демократии традиция относит годы, можно сказать, всевластия в Афинах Перикла. Надеюсь, никто не станет возражать, если мы попросим и его изложить свою точку зрения на сущность того государственного строя, служению которому он отдал свои лучшие годы.

3.4. Перикл — гимн античной демократии	145

3.4.Перикл — гимн античной демократии

—Я пребываю в некотором недоумении от того, что мне оказана такая честь. Ведь я не принимал почти никакого участия в возведении демократии, но скорее пользовался плодами этого строительства. Конституция, все основополагающие, фундаментальные законы, которыми

яруководствовался, будучи ежегодно избираемым стратегом, были приняты и утверждены усилиями, прежде всего, Солона и Клисфена, и отчасти Фемистокла, Эфиальта и даже Аристида, несмотря на то, что он причислял себя к партии аристократов. Мне не оставалось ничего иного, как разумно пользоваться ими, выдвигая частные, соответствующие текущему моменту их интерпретации и уточняющие приложения, а также бдительно следить за их исполнением, занимаясь повседневными делами и разрешая постоянно возникающие проблемы и конфликты, — сказал Перикл.

—Всякое демократическое правление опирается на разум в двух случаях: экстраординарном — в процессе принятия ключевых законов,

ирутинном — в процессе их применения на практике, — заметил Рузвельт. — Мало иметь хорошие законы, необходимы также умение, желание и воля ими пользоваться. Поэтому Вы преуменьшаете свои заслуги, утверждая, что главное — это законотворчество. Не менее важна, а для нас и поучительна другая, будничная сторона деятельности демократического политика.

—Хорошо, я вижу, мне не остается ничего иного, как поделиться с вами своим специфическим опытом правления, который сложился в Афинах благодаря моим предшественникам, и в который я, по мере сил, вносил свою лепту, — сказал Перикл. — Сразу оговорюсь, мое происхождение само толкало меня на путь занятия политикой.

Первое, что я предпринял на этом поприще: ввел жалование для гелиастов — судей верховного суда. Плата была невелика. За каждое судебное заседание гелиаст получал два обола, что примерно равнялось дневному заработку рядового афинянина. Казалось бы — немного. Но, с одной стороны, она возмещала сравнительно зажиточным гражданам невольный ущерб, причиняемый им отвлечением их от их прямых занятий, приносящих доход. С другой стороны, она предоставляла возможность принимать участие в общественной жизни города даже беднейшим крестьянам и ремесленникам без риска для своего кармана. Вслед за этим я добился выплаты казной небольших сумм малоимущим гражданам на приобретение театральных билетов. Ведь все большие общественные празднества в Афинах сопровождались театральными представлениями, поэтому участие в них рассматривалось

146	Глава 3. Античная альтернатива (начало холодной войны)

как гражданский долг. Так что мое нововведение помогало им его исполнять. Далее я ввел оплату архонтам, членам булé и некоторых комиссий, а также лицам, посылаемым для управления владениями Афин за пределами Аттики. Система оплаты распространялась и на граждан, несших военную службу в ополчении, в гарнизонах и на флоте. Таким способом я преобразовал абстрактное право участия всего афинского народа в управлении государством в реальную возможность такого участия.

На этом основании некоторые посчитали меня виновником нравственного разложения афинян, после которого-де, начался подкуп судей и других лиц государственной администрации. Но смысл этих наветов понятен. Аристократы были крайне недовольны тем, что оплата государственных должностей создала возможность теперь уже не только богатым, но и рядовым гражданам принимать участие в общественных делах без урона для своих финансов. Отныне они могли в действительности пользоваться теми правами, которые давало формальное афинское гражданство, но которых они на деле были лишены в силу скромности своего достатка. И это вызывало возмущение консерваторов. Еще один повод для раздражения я дал им, перенеся общую эллинскую казну из Делоса в Афины, и используя ее для грандиозного строительства, которое я развернул в городе. Ведь я хотел, чтобы рабочая масса, не несущая военной службы, могла зарабатывать себе на существование, но вместе с тем, чтобы она не получала денег в бездействии и праздности. А о результатах вы можете судить сами — Парфенон, Элевсинский храм для мистерий, Одеон, Длинная стена и множество других построек, приводивших в изумление чужеземцев своим совершенством, которое, кажется, по сей день восхищает всех, кто их видит.

Между тем, аристократическая партия во главе с Фукидидом из Алопеки подняла крик, что, дескать, я растрачиваю деньги и лишаю государство доходов. Но мне удалось добиться изгнания Фукидида и ослабления позиций противной партии. Тогда-то я получил возможность перестать быть послушным орудием народа, легко уступающим страстям толпы. По большей части я вел его за собою убеждением и наставлением, так что он как бы сам хотел того же, что я ему советовал. Тем не менее, бывали случаи, когда народ выражал недовольство. Тогда я натягивал вожжи и, направляя его к его же благу, заставлял повиноваться своей воле, действуя подобно врачу, который при продолжительной переменчивой болезни по временам дозволяет безвредные удовольствия, по временам же применяет сильные средства и спасительные лекарства. Я научился управлять страстями народа, то сдер-

3.4. Перикл — гимн античной демократии	147

живая его дерзкую самоуверенность, то при упадке духа ободряя и утешая его.

Историк Фукидид, описавший Пелопонесскую войну, воспроизвел по памяти мою речь, произнесенную во время погребения афинских воинов, павших в первый год войны. И так как она верно отражает сущность мой внутренней политики, я позволю себе воспроизвести те ее фрагменты, которые уместны в данном случае. «Для нашего государственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных установлений. Напротив, мы скорее сами являем пример другим, нежели в чем-либо подражаем кому-либо. И так как у нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш государственный строй называется демократией. Что же до дел государственных, то на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству, поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному сословию, но из-за личной доблести. Бедность и темное происхождение или низкое общественное положение не мешает человеку занять почетную должность, если он способен оказать услуги государству… Терпимые в своих частных взаимоотношениях, в общественной жизни мы не нарушаем законов, главным образом из уважения к ним, и повинуемся властям и законам, в особенности установленным в защиту обижаемых.

Мы развиваем нашу склонность к прекрасному без расточительности и предаемся наукам не в ущерб силе духа. Богатство мы ценим лишь потому, что употребляем его с пользой, а не ради пустой похвальбы. Признание в бедности у нас ни для кого не является позором, но больший позор мы видим в том, что человек сам не стремиться избавиться от нее трудом. Одни и те же люди у нас одновременно бывают заняты делами частными и общественными. Однако и остальные граждане, несмотря на то, что каждый занят своим ремеслом, также хорошо разбирается в политике. Ведь только мы одни признаем человека, не занимающегося общественной деятельностью, не благонамеренным гражданином, а бесполезным обывателем. Мы не думаем, что открытое обсуждение может повредить ходу государственных дел. Напротив, мы считаем неправильным принимать нужное решение без предварительной подготовки при помощи выступлений с речами за и против… Мы единственные, кто не по расчету на собственную выгоду, а доверяясь свободному влечению, оказываем помощь другим. Одним словом, я утверждаю, что город наш — школа всей Эллады, и полагаю, что каждый из нас сам по себе может с легкостью и изяществом проявить свою личность в самых различных жизненных условиях».

148	Глава 3. Античная альтернатива (начало холодной войны)

Теперь я должен перейти к объяснению моей внешней политики, которая, как утверждают некоторые, привела к Пелопонесской войне, погубившей Элладу. Еще находясь под руководством спартанцев в войне с персами, греки делали определенные взносы на военные нужды. И теперь, желая, чтобы каждому городу была определена надлежащая подать (форос), они попросили афинян отрядить к ним прославленного своей приверженностью справедливости Аристида, и поручили ему назначить, сколько кому платить в соответствии с их возможностями. Получив такую громадную власть — ведь Греция в каком-то смысле отдала в его распоряжение все свое имущество, — бедным ушел он из дома и еще беднее вернулся, составив податной список не только безукоризненно справедливо, но и к всеобщему удовлетворению. За что его прозвали «счастьем Греции». Так, в конце концов, его усилиями возник 1-ый Афинский или Делосский морской союз, который вскоре преобразовался в Архэ — военно-политический союз полисов под руководством Афин. Общее число полисов, входивших в Архэ превышало две сотни, но никогда не было постоянным, меняясь по мере присоединения к ней, или отпадения от нее тех или иных полисов.

Предпринимал я и военные походы. Вместе с тем, я старался отбить у сограждан охоту вмешиваться не в свои дела. Тем не менее, я всячески содействовал развитию клерухий. При мне в них было выведено более 10 000 афинских граждан. Проводя эти мероприятия, я руководствовался желанием освободить город от праздной и беспокойной толпы, и в то же время помочь бедным людям, готовым осваивать новые земли, но не имеющим возможности делать это в пределах Аттики. И еще, тем самым, я имел в виду контролировать внешнюю политику союзников. Особенно, в связи с ростом могущества Спарты.

К сожалению, однако, вскоре начались раздоры между союзниками по Архэ. Самос и Милет ввязались в усобицу из-за Приены. Между тем на нас посыпались жалобы со стороны коринфян, мегарян и эгинян на то, что им, дескать, прегражден доступ на все рынки, на все пристани, находящиеся во нашем владении, вопреки общему праву свободной торговли и клятвам, данным при заключении 30-летнего мира. Поэтому в поисках причин начала смертоносной для всей Эллады войны со Спартой, я не могу не сослаться на суждение такого независимого и объективного наблюдателя и участника тех трагических событий, как историка Фукидида. Он, как известно, подчеркивал, что «лакедемоняне признали нарушение мира и необходимость войны не столько под влиянием речей союзников, сколько из страха перед афи-

3.4. Перикл — гимн античной демократии	149

нянами, как бы могущество их не возросло: они увидели, что большая часть Эллады находится в подчинении у них».

Истинная причина начала войны, конечно же, состояла в том, что Эллада разделилась на два полюса — на динамичных демократов и консервативных олигархов. Их интересы, как легко понять, были противоположны друг другу. Одни искали новизны и развития, других новизна страшила, а развитие представлялось губительным. Чем закончилось их противостояние вам хорошо известно. Как видим, господа, противоречия вашего времени уходят корнями вглубь, по меньшей мере, на 24–25v веков, — завершил свое повествование Перикл, обращаясь к присутствующим.

—Да, судьба играет с нами в игры, правила которые порой трудно бывает понять. Не будь страшной эпидемии, сломившей дух афинян, не известно, как сложилась бы судьба мировой цивилизации. Возможно, вся последующая история имела бы совершенно иной вид, и возрождение демократии состоялось бы гораздо раньше, чем это произошло в действительности, — сказал Рузвельт.

—Каков был классовый состав населения Афин? Сколько в них проживало граждан, и сколько — не имевших прав их законных жен и детей, а также, метеков и совершенно бесправных рабов? — спросил Сталин.

—Я уже не помню точных цифр. Могу привести лишь оценки. До Греко-персидских войн, т. е. около 480 г. до н. э. в Афинах на одну среднюю семью приходилось примерно по 0,3 раба. После них, именно перед началом Пелопоннесской войны, т.е 50 лет спустя на семью приходился в среднем уже один раб. Это доказывает, что их ряды пополнялись, главным образом, за счет военнопленных, которых поставляли нам персидские армии. Рабами становились те, кто хотел обратить нас в рабство. Тем не менее, я отдаю себе отчет в том, что сам по себе институт рабства несовместим с идеалами демократии. Тогда мы этого еще не понимали, — ответил Перикл.

—Это доказывает, что правами вашей демократии пользовался только один человек из семи или восьми жителей Афин. На что, кстати, указывает ваш закон от 451 г. до н. э., каравший каждого, кто осмеливался присвоить себе афинское гражданство, — возразил Сталин.

—Это делалось ввиду ограниченности земельного и финансового фонда города. Чрезмерное увеличение граждан, имевших право на владение землей, непременно сказалось бы на всеобщем благосостоянии — объяснил Перикл.

—Вы говорили о бескорыстии и альтруизме афинян в своей политике по отношению к союзникам. Но ни о каких равноправных отно-

150	Глава 3. Античная альтернатива (начало холодной войны)

шениях в этом союзе не было и речи. Так, одним из средств укрепления власти Афин над союзниками было ограничение их судебных полномочий. Вы добились перенесения наиболее крупных гражданских процессов союзников, а также всех дел, возникающих между полисами Архэ, на рассмотрения в афинскую гелиэю. Затем Афины стали вмешиваться во внутренние дела союзников. Пользуясь всяческими предлогами, афиняне пытались изменить их государственный строй, насаждая у них конституции, подобные афинской. Далее, подчинение союзников осуществлялось и мерами экономическими. Установив контроль над торговлей союзников, афиняне заключали с ними неравноправные договоры, которые принуждали данный полис ввозить ка- кие-либо товары только из Афин, и так далее. Был даже установлен порядок, по которому черноморский хлеб распределялся по союзным городам только через афинский порт Пирей. Дошло до того, что в 434 г. до н. э. афиняне попытались официально запретить союзным городам самостоятельно чеканить монету. Или я что-то преувеличиваю?

—спросил Сталин, усмехаясь.

—Маршал Сталин, скажите, пожалуйста, какую территорию занимала руководимая Вами страна, каковы были численность ее населения и его этнический состав? — ответил вопросом на вопрос Перикл.

—Двадцать с лишним миллионов квадратных км, и несколько меньше двухсот миллионов — численность. А народов и народностей, проживавших в СССР, было более сотни. Но какое это имеет отношение к делу?

—Прямое. Я надеюсь, Вы не станете утверждать, что все эти народности, и даже вся русская нация в целом, упрашивали Москву взять их под свое крыло, что их объединение в рамках единого государства произошло совершенно бесконфликтно и бескровно. Тем самым я хочу сказать, что все цивилизации мира в процессе своего формирования прошли через стадию преодоления центробежных сил племенного сепаратизма, или трайбализма, как данное явление именуется в Африке, еще терзаемой этим тяжким недугом.

—Именно это я и хотел подчеркнуть, указывая на то, что в столь противоречивом и сложном процессе, как консолидации наций, требующем силы и твердости, нет места идиллии и иллюзиям, — неожиданно прервал свою атаку на Перикла Сталин.

—Вот видите, вы и пришли к обоюдному согласию — примирительно сказал Черчилль. — Мы имели удовольствие общаться с великими воителями и политиками древнего Востока. Античный Запад, в свою очередь, также породил полководца, подобного им, а возможно, и

3.5. Александр — слово в пользу восточных традиций	151

превышающего масштаба. Я имею в виду Александра Македонского. И рад вам сообщить, что он не отказался предстать перед нами, и высказать свои соображения, касающиеся государственного устройства. Мы будем особенно признательны ему, если он, помимо этого, раскроет некоторые факты своего царствования, оставшиеся неведомыми историкам, а также ознакомит нас с намерениями, которыми он руководствовался, приступая к грандиозному предприятию по завоеванию Азии. Я рискую высказать предположение, что он даже окажет нам свое доверие и поделится своими сокровенными планами, оставшимися неисполненными в силу тех или иных причин. Это было бы чрезвычайно заманчиво, — сказал Черчилль, представляя собравшимся героя античности, чьи подвиги продолжают поражать воображение людей спустя тысячелетия после их свершения.

3.5.Александр — слово в пользу восточных традиций

—Я вас разочарую, — ответствовал Александр, — меня совсем не вдохновляет мысль возвращаться к давно исчерпавшей себя и навязшей на зубах теме. Никаких тайн и секретов моего правления не существует. Я лишь снял урожай с поля, засеянного моими предшественниками. Но если вы желаете знать мое мнение о совершенном государственном устройстве, я готов его озвучить. Кем-то из вас было сказано, что, мол, если бы Афины не поразил мор, всемирная история могла бы сложиться иначе. Полагаю, что это не так. Греция упала мне в руки, как переспелое яблоко, благодаря не трагической случайности, а закономерности цепи событий, которые разворачивались в ней задолго до Пелопоннесской войны. Последняя же была не обычной и всем известной междоусобицей, а первой в мировой истории гражданской войной, поле битвы которой являло собой само греческое общество, расколотое на два полюса — на богатых (олигархов) и бедных (демократов). Но так как у греков все без исключения отличалось особым своеобразием, лагерь первых возглавляли нищие аристократы Спарты, вторых — богатые демократы Афин. Правда, к концу войны спартиаты также познали вкус собственности, попавшей им в руки в качестве добычи триумфаторов, но она не принесла им ни мира, ни удовлетворения, и не только не укрепила, но фатальным образом ослабила их дух.

Что же показала эта война? Во-первых, примерное равенство сил, вступивших в схватку, что привело к предельному истощению обеих сторон к концу войны. К моменту завершения боевых действий персы

152	Глава 3. Античная альтернатива (начало холодной войны)

могли голыми руками взять Грецию, терзаемую взаимной ненавистью

иозлоблением. От вторичного вторжения последнюю, я полагаю, удержала лишь память о многочисленных поражениях, потерпевших ими в столкновениях с объединенными греками. Во-вторых, страсти, с которой греки ввязывались в эту борьбу, извращая понятие о человечности и миролюбии, предавали их собственные высокие идеалы. В этом смысле демократы ничуть не отличались от олигархов. Так, Перикл и Клисфен, сами не замеченные ни в каких преступлениях, ведь были потомками Мегакла, прославившего свой род позорным избиением сторонников Килона. Один из самых ярких вождей демократов Алкивиад, который совершил множество подвигов, выйдя победителем в бесчисленных сражениях на суше и на море, нанес Афинам еще больше вреда, переходя на сторону противника, когда это казалось ему либо выгодным, либо спасительным для его собственной жизни. С другой стороны необузданность демагогов — предводителей народа, натравливавших народную массу на состоятельных людей, постоянно разделяла государство на две части. И не удивительно, что страх одних

исвоеволие других заставляли обе стороны сплачиваться и предпринимать контрмеры. Так, на Косе и Родосе демократия пала после того, как там появились дрянные демагоги, взявшие на себя управление государственными финансами к своей выгоде, а знать объединилась. В Гераклее, Мегарах и Киме демагоги так притесняли имущих, чтобы конфисковать их имущество, что те были вынуждены удалиться в изгнание. А, объединившись и собравшись с силами, они вернулись и упразднили демократию. В этих переворотах обе стороны опускались до недостойной эллинов жестокости.

В-третьих, война до предела обнажила пороки как того, так и другого государственного устройства — как демократического, так и олигархического. Начну с Афин. Практика выплат пособий народу, введенная Периклом из соображений укрепления демократии, очень скоро, как и предсказывали некоторые, развратила граждан города. Их политическую активность граждан пришлось искусственно поощрять. И так как авторитет народного собрания (экклесии), суда (гелиэи), городского совета (булé) и других административных органов государства пал чрезвычайно низко, плату за участие в их работе пришлось повышать в несколько раз. Стала прямо-таки разорительной для государства выплата так называемых зрелищных денег, предназначенных для усиления у граждан чувства патриотизма посредством посещения различного рода представлений в праздничные дни. Под влиянием гражданской массы, требовавшей увеличения размеров государственного вспомоществования, сильно возросло давление на казну. Перед Пело-