Два разных подхода к Другому

Можно также утверждать, что женщина - это личность par exellence. Потому что основная характеристика лич­ности - быть другой. Личность в богословии Отцов восточ­ной церкви - нечто уникальное, неописываемое, абсолют­но другое, в отличие от сущности, которая является общей у Трех Лиц. в Святой Троице. Сущность же может выра­жать себя лишь в неповторимости Лица, Личности. По­слушаем православного богослова Кристаса Ян на раса: "Невозможно выразить своеобразие личности, ее другосгь, - она может быть понята как событие, т.е. как уникальное, несравненное и неповторимое отношение. Другость, соот­ветственно самому понятию, относительна, она формули­руете» лишь в отношении к чему-то, и абсолютная дру-госгь может быть понята лишь как уникальное, несрав­ненное, неповторимое отношение"²⁰.

Именно женщина в истории была этим вечным отноше­нием к чему-то н к кому-то, именно у женщины развита способность трансцендировать за собственные границы, не превращаться в вещь-в-себе, в самодостаточный камень. И именно женщина - Божья Матерь - стала абсолютным отношением к Другому, первым событием христианской истории, праобразом Церкви. Божья Матерь вся превра­тилась в принятие, в великое "Да" Богу²¹.

Можно сказать, что человек и существует в истории, в событии лишь потому, что у него есть этот женский эле­мент "другости", "открытости", "соотнесенности²²'.

Конечно, есть не только персоналистское, "ипостасное", но и невротическое, больное и рабское понимание Друго­го. Это то, которое рассматривает женщину как объект для проекций и как предмет компенсаций, который переносит на нее свои страхи, комплексы, агрессию. Против такого понимания Другого (Другой) уже достаточно много напи­сано феминистками. Они даже перестарались, видя насилие и ложь повсюду: любую поэзию, мистику, любую попытку одухотворить Другое, феминистки оценивают как прием вражеской стратегии, как способ украсить, под­сластить рабство женщин.

С феминистками нужно согласиться: женщина свободна не потому, что она жена кого-то, сестра кого-то, мать кого-то, не потому, что существует в вечной зависимости от человеков.

Другое женщины в другом - в полной независимости от ролей и стереотипов, в осуществлении наиконкретнейшей, не объективируемой свободы, в становлении лично­стью. И настоящая любовь, настоящая мистика и аскетика не порабощают, а раскрывают, освобождают от страхов, позволяют женщине расти. Тогда, став личностью, жен­щина сможет выбрать, кем ей быть: женой, монахиней, матерью или кем-то еще другим - "в доме Отца Моего обителей много".

Христианство и постмодернизм

Из общества закрытого я попала в общество открытое. Живу я в нем уже шесть лет. Его проблемы стали моими, его болезни я научаюсь различать и стараюсь найти к ним лекарство.

Человек на Западе вряд ли более "счастлив, чем человек на Востоке. Посланные Богом изобилие, свободу, права он редко использует для духовного совершенствования и для возрастания в Боге.

На Западе, как и на Востоке, я видела христиан, подав­ленных страхами и предрассудками, боящихся времени и истории. Но на Западе я поняла (как это было мне ясно уже и в России), что христианство в своем самом тради­ционном и вечном моменте состоит в тайной связи с са­мым современным в современности. Мне стало ясно, что именно христианство может ответить на актуальные воп­росы этой самой последней эпохи, которую многие имену­ют эпохой постмодернизма.