2. «Интичиума» австралийцев

Прежде всего отметим, что эти церемонии в Австралии, Новой Гвинее и других местах, как правило, похожи на драматические представления. Намечаются действующие лица (в соответствии с кла­нами, специально заинтересованными в каждом эпизоде церемоний), каждому из которых поручена определенная роль. Роль тщательно заучивается и репетируется. Ритм плясок отмечается хлопающими в ладоши или мерно ударяющими себя по бедрам женщинами, а часто и барабанами. Публика, напряженно следящая за сценами, все пери­петии которых наперед известны каждому из присутствующих, состо­ит из остальной части племени и из членов соседних племен, если их пригласили на празднество.

Не раз описывались, например Г. Кетлином и М. Нейвидом, пля­ски, какие устраивали равнинные индейцы Северной Америки перед охотой на бизонов. В них индейцы представляют, «разыгрывают» от­дельные эпизоды предстоящей охоты. Один из участников, покрытый бизоньей шкурой, подражает движениям пасущегося животного; дру­гие, изображающие охотников, приближаются к нему с бесчисленны­ми предосторожностями, внезапно нападают и т. д. Однако не следует задерживаться на очевидной пантомиме. Она лишь внешняя, зритель­но воспринимаемая сторона церемонии. Последняя имеет также и глубокий символический смысл. Церемония в действительности пред­ставляет собой не игру, а нечто совсем иное. По убеждению индей­цев, церемония мистически действует на расположение, а следовательно, и на поведение бизонов: после нее животные позволят

456

себя обнаружить, приблизиться и убить. Точно так же, наблюдая не­которые эпизоды церемонии посвящения у арунта, «можно в первый момент подумать, что действующие лица хотят изобразить лишь по­вадки определенных животных. Однако речь идет о чем-то более глубоком. Дело в том, что каждый актер представляет предка (являвшегося одновременно и тотемическим животным), который жил в мифические времена Алчеринга».

Здесь не место анализировать и интерпретировать во всех подроб­ностях церемонии, описанные Спенсером и Гилленом, некоторые из них длятся много месяцев. Напомним только, что все в церемониях имеет мистическое значение, начиная с первого момента, когда «за­клинают площадку» (singing the ground), на которой должна разыг­раться церемония, и юноши пускают себе из вены на руке кровь, орошающую других действующих лиц, вплоть до конца церемонии, когда уничтожают предметы, использовавшиеся для празднества.

Чаще всего церемонии преследуют не одну цель, а несколько. Подражая тому, что делали в конкретных обстоятельствах мифиче­ские предки, воспроизводя их жесты и действия, участники церемо­ний приобщаются к ним и становятся реально сопричастными их сущности. Одновременно с этим новичков, коим предстоит включить­ся в поколение старших, вводят в тайны священных обрядов, от ко­торых периодически зависят благосостояние и благополучие общественной группы. А заодно участникам церемоний удается вы­звать умножение, усиленный и быстрый рост растений и животных, являющихся тотемами разных кланов племени. Поэтому в церемо­нии, связанной с определенным тотемом, действующие лица — члены этого тотема. «Церемонии, — добавляет Штрелов, — справляются в местах, каким-нибудь образом связанных с легендой о том тотемиче-ском предке, который фигурирует в действе. Туземцы верят, что в этих местах присутствуют соответствующие тотемические животные, скрытые в скалах и под землей, откуда они выходят, когда во время церемоний старики орошают своей кровью скалы. Здесь, где в начале времен почил или превратился в чурингу, например, предок кенгуру, притаились в скалах кенгуру, которых магическая операция застав­ляет выйти», Спенсер и Гиллен^ по существу, говорят то же самое.

Штрелов отмечает, что эта операция преследует цель умножения тотемических животных или растений, наделения их энергией и си­лой. Когда речь идет о съедобных растениях или животных, то цере­мония, естественно, служит интересам тех, кому никакое табу не мешает их есть. К тому же, по мнению Штрелова, туземцы справля­ют эти церемонии не ради пищевых выгод. В качестве доказательства он, кроме ссылки на слабый альтруизм туземцев, приводит тот факт, что они устраивают подобные церемонии и для таких тотемов, кото-

457

рые не приносят никакой пользы или- бывают даже вредны. Это де­лается потому, что «так установлено предками». Штрелов воспроиз­водит список тотемов, которые не являются ни животными, ни растениями и чей культ не может иметь,никакого иного мотива, кро­ме повиновения предкам. «Для некоторых тотемов, однако, указыва­ются специальные мотивы».

Спенсер, напротив, настаивает на благодеяниях, которые арунта надеются извлечь из своих церемоний. «Глава каждой тотемистиче­ской группы обязан раз в году совершать особую церемонию для обес­печения роста своего растительного или животного тотема. Туземцы твердо верят, что с помощью колдовства они в состоянии заставить животных и растения расти и размножаться. Церемония всегда проис­ходит незадолго до того времени, когда начинается размножение этих животных. Если количество животных увеличивается, то причиной случившегося признается магия того или иного человека; когда проис­ходит обратное, то неудача относится и за счет более сильной враж­дебной магии какого-нибудь злонамеренного врага. Когда животные прибавились в числе, люди, не принадлежащие к данному тотему, приносят на стоянку некоторое количество пищи и передают ее главе (тотема). Он отведывает немного пищи и передает остальное другим, говоря, что он ее сделал для них и что теперь они могут ее есть».

Позже Спенсер имел случай присутствовать на церемониях посвя­щения у какаду, племени в Северной Австралии, живущего на боль­шом расстоянии от арунта. Последняя и наиболее важная часть церемонии мурайян кончается у них следующим образом: «Когда принесли все жезлы и все камни, многие из которых были замеча­тельно разукрашены, их расположили в круг, после чего состоялась заключительная пляска; мужчины очень быстро бегали вокруг, время от времени нагибаясь с вытянутыми руками и крича: «Брау! Брау!», т. е. «Дайте! Дайте!» Как мне впоследствии объяснили туземцы, они обращались к различным животным и растениям, представленным жезлами и камнями, с просьбой или, вернее, с требованием, чтобы те обеспечили их соответствующей пищей.

Эта церемония в высшей степени заинтересовала меня, потому что в основном она была, очевидно, равнозначна церемониям мбам-биума или интичиума, которые Гиллен и я видели и описали впервые у арунта...

Движения людей, когда они танцевали вокруг церемониальных .предметов или катались по земле, все время сжимая эти предметы в руках, как будто отчетливо указывали на то, что участники церемо­нии устанавливают тесную связь между собой и тотемическими рас­тениями и животными, которые представлены священными жезлами и камнями». В этой священной связи мы узнаем то, что называем со-

458

причастием. Символизм посвящения у какаду менее сложен, чем символизм церемоний, подробно описанный в «Туземных племенах Центральной Австралии», но, согласно замечанию Спенсера, природа их в основном одинакова. У арунта и лориджа символы менее просты, чем у какаду (жезлы и камни). Однако как те, так и другие призва­ны обеспечить сопричастие племени, с одной стороны, и животных и растений, в которых оно нуждается для существования, — с другой. Сопричастие, в свою очередь, благоприятствует воспроизведению и росту данных животных и растений.

Перед нами, согласно Спенсеру, магические операции. По суще­ству, они не отличаются от тех, которые мы анализировали в преды­дущей главе. И здесь речь идет о том, чтобы обеспечить себе благорасположение тотемического предка и животных или растений, которые ему сопричастны. «Дайте, дайте», — молят они. Церемония под конец сосредоточивается в просьбе или в формальном требовании: это своего рода молитва, имеющая магическую силу и принудитель­ный характер заклинания.