4. Надзорное производство в решениях Европейского суда по правам человека

Европейский суд по правам человека в своих решениях неоднократно констатировал, что надзорное производство не является эффективным средством правовой защиты, причем по данному вопросу судебной практикой ЕСПЧ выработаны определенные критерии. В частности, по мнению Европейского суда, "жалоба в надзорную инстанцию является чрезвычайным средством защиты, использование которого зависит от дискреционных полномочий отдельных должностных лиц". На это Суд указал в решении по делу "Тумилович против Российской Федерации" *(44). Аналогичная позиция Европейского суда позднее была изложена в решении по делу "Питкевич против Российской Федерации", в котором указано, что "пересмотр дела в порядке надзора в Российской Федерации не может инициироваться частным лицом. Это относится к сфере дискреционного усмотрения определенных законом должностных лиц, вследствие этого пересмотр дела в порядке надзора не является эффективным средством правовой защиты по смыслу п. 1 ст. 35 Конвенции" *(45).

Европейский суд по правам человека не признает надзорное производство эффективным средством правовой защиты не только в связи с его недоступностью для гражданина, но и по иным основаниям. В частности, по мнению ЕСПЧ, сформулированному в решении по делу "Брумареску против Румынии" *(46) и в решении по делу "Рябых против России" *(47), "принцип юридической (законной) уверенности, означающий то, что окончательное решение не должно подвергаться сомнению, является фундаментальным аспектом верховенства права. Поскольку пересмотр судебного решения в порядке надзора не ограничен какими-либо сроками, то и окончательные судебные решения являются "неопределенными", тогда как правовая определенность предполагает уважение к принципу res judicata, т.е. принципу неопровержимости решений". В целом аналогичная правовая позиция высказана Европейским судом и в решении по делу "Бердзенишвили против России". С точки зрения ЕСПЧ, "признание надзорного производства в качестве эффективного средства правовой защиты, которое необходимо исчерпать для соблюдения критерия приемлемости, породило бы правовую неопределенность, которая лишила бы смысла "правило шестимесячного срока" обращения в Европейский суд" *(48).

Суммируя сказанное, на сегодняшний день "претензии", если так можно выразиться, Европейского суда к институту надзорного производства как к средству правовой защиты, предусмотренному правовой системой РФ, можно сформулировать таким образом: во-первых, данная стадия российского уголовного процесса недоступна для гражданина, поскольку принесение жалобы не влечет обязательность ее рассмотрения судом надзорной инстанции, и, во-вторых, отсутствие ограничительных (пресекательных) сроков на пересмотр окончательного решения, противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права.

В последнее время столь категоричную позицию Европейского суда относительно характера надзорного производства некоторые ученые и практические работники склонны рассматривать чуть ли не в качестве основания для отказа от института пересмотра вступившего в законную силу судебного решения ввиду несоответствия процедуры судопроизводства в этой стадии процесса общепризнанным принципам и нормам международного права в области прав человека. Такую точку зрения вряд ли можно признать обоснованной и правильной. Конституционный Суд РФ, проверяя конституционность отдельных процессуальных норм, регулирующих порядок пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, неоднократно констатировал, что надзорное производство по смыслу ст. 17, 46, 50, 52, 55, 118, 126 Конституции РФ призвано обеспечить исправление судебных ошибок с тем, чтобы - исходя из принципов справедливости, соразмерности и правовой безопасности - гарантировать эффективную защиту конституционных ценностей, прежде всего прав и свобод человека. Иными словами, институт надзорного производства соответствует Конституции РФ, которая, как известно, обладает высшей юридической силой на территории страны, вследствие чего решения ЕСПЧ, обязательные для Российской Федерации по вопросам применения и толкования Конвенции, не могут и не должны рассматриваться в качестве основания для отказа от надзорного производства как процессуального института. Однако это вовсе не исключает необходимость совершенствования процедуры пересмотра судебного решения, вступившего в законную силу, в том числе и с учетом правовых позиций Европейского суда.

Нельзя забывать, что пересмотр "окончательного" судебного решения допускает и Европейская конвенция (в частности, ее п. 2 ст. 4 Протокола N 7 (в ред. Протокола N 11)), которая не препятствует повторному рассмотрению дела в соответствии с законом и уголовно-процессуальными нормами соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего судебного разбирательства было допущено существенное нарушение *(49). Кстати, в решении по делу "Рябых против России" Европейский суд констатировал, что "сторона не вправе требовать пересмотра окончательного и обязывающего стороны решения с одной лишь целью повторного рассмотрения дела и нового решения по нему". Вместе с тем "полномочия вышестоящих судов по пересмотру (судебных решений) должны использоваться для устранения судебных ошибок, злоупотребления правосудием, а не заменять повторное рассмотрение" *(50). В решении по делу "Сардин против Российской Федерации" Европейский суд отметил, что "отмена окончательного судебного решения представляет собой кратковременное действие, не создающее продолжающейся ситуации, даже если это влечет за собой пересмотр дела в порядке надзора" *(51). Позднее, в решении по делу "Никитин против Российской Федерации", Европейский суд вновь подтвердил, что пересмотр окончательного судебного решения возможен. В частности, ЕСПЧ пришел к выводу, что "в целях ne bis in idem (дважды за одно и то же не наказывать - лат.) надзорное судебное производство может рассматриваться как отдельный вид возобновления судебного разбирательства, подпадающего под сферу применения пункта 2 статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции (параграф 46)" *(52). "Требования правовой определенности не являются абсолютными. По уголовным делам они должны приниматься во внимание в совокупности, например, с пунктом 2 статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции, который прямо позволяет государствам возобновлять производство по делу ввиду открытия новых обстоятельств или в случае, когда обнаружены существенные недостатки, допущенные в ходе предыдущего судебного разбирательства" *(53).

Признание в Конституции РФ и в европейском праве института обжалования "окончательного" судебного решения является правовым основанием для теории презумпции истинности приговора, т.е. судебное решение, вступившее в законную силу, презюмируется законным, обоснованным и справедливым до тех пор, пока не будет установлено обратное. Но, как и всякая иная презумпция, например презумпция невиновности, презумпция истинности судебного решения является опровержимой. Вступивший в законную силу приговор опровергает презумпцию невиновности, а презумпция истинности приговора может быть опровергнута путем его пересмотра в установленном законом порядке в случае, когда при разрешении дела была допущена судебная ошибка.

Судебная практика свидетельствует о том, что исключить судебную ошибку как явление вряд ли возможно в рамках любой правовой системы по той простой причине, что судебные решения принимают люди, а людям свойственно ошибаться. В противном случае механизмы апелляционного и кассационного обжалования судебного решения были бы просто излишними, впрочем, как и сама процедура проверки правосудности судебного решения. Наличие института обжалования судебного решения как такового, регламентация процедуры пересмотра судебного решения и оснований его отмены или изменения изначально не исключают, а, напротив, предполагают вероятность судебной ошибки и предусматривают способы ее устранения. В этой связи было бы совершенно нелогично полагать, что судебная ошибка может иметь место исключительно при рассмотрении дела судом первой инстанции. Судебной практике известны и такие случаи, когда судебная ошибка, допущенная судом первой инстанции, по какой-либо причине не была устранена апелляционной, кассационной или надзорной инстанциями и даже когда эти инстанции сами допустили существенную ошибку при пересмотре приговора. По этой причине следует признать, что даже в случае распространения законодателем в перспективе апелляционного порядка на пересмотр не только приговора мирового судьи, но и любого иного приговора, постановленного судом общей юрисдикции, надобность в институте исправления судебной ошибки после вступления судебного решения в законную силу вряд ли отпадет.

При отсутствии механизма пересмотра окончательного судебного решения вышестоящей судебной инстанцией вряд ли правосудие можно считать справедливым, а саму судебную процедуру эффективным средством правовой защиты прав и свобод гражданина. Такой механизм совершенно необходим в арсенале любой правовой системы. Не случайно 19 января 2000 г. Кабинет Министров Совета Европы на 694-м заседании представителей министров принял Рекомендацию N R (2000) 2, призывающую Договаривающиеся Стороны внести изменения в свои правовые системы, чтобы обеспечить наличие адекватной возможности для пересмотра дел, в том числе возобновления разбирательств, в случае, если Европейский суд установил нарушение положений Конвенции *(54).

Российский законодатель, в известной степени, отреагировал на решения Европейского суда, и процедура рассмотрения надзорных ходатайств была регламентирована в законе. Поступившие в суд надзорной инстанции жалоба или представление влекут за собой безусловное возбуждение процедуры их рассмотрения судьей. Жалоба или представление регистрируются в суде и передаются немедленно судье, который их изучает и принимает соответствующее процессуальное решение: либо об отказе в удовлетворении, либо о возбуждении надзорного производства и передаче на рассмотрение суда надзорной инстанции. Иными словами, законодатель предпринял попытку хотя бы частично ограничить дискреционные полномочия должностных лиц суда, от решения которых зависит движение надзорного ходатайства и возможность добиться пересмотра судебного решения. Вместе с тем было бы преждевременным говорить о том, что принцип свободы обжалования судебного решения в надзорном производстве действует в полном объеме. Да, сам факт обращения гражданина в суд надзорной инстанции с жалобой влечет за собой процедуру ее рассмотрения судьей, что, в свою очередь, еще не свидетельствует о доступности данного средства правовой защиты. Как известно, рассмотрение надзорной жалобы судьей и рассмотрение жалобы судом надзорной инстанции - это далеко не одно и то же. Судья не вправе пересматривать судебное решение по существу, но он вправе своим постановлением остановить дальнейшее движение жалобы, как правило, такое решение принимается даже без истребования материалов уголовного дела. В этой связи В.М. Лебедев совершенно справедливо отмечает, что "дополнительная возможность добиться законного и обоснованного решения повышает гарантию права на справедливое правосудие. Однако процедуру подачи и рассмотрения жалоб на вступившие в законную силу судебные решения необходимо усовершенствовать таким образом, чтобы жалоба гражданина непосредственно рассматривалась судом" *(55).

Признание надзорного производства неэффективным средством защиты позволяет гражданину России сразу после вступления судебного решения в законную силу обращаться за защитой своих прав в межгосударственные органы, например, в Европейский суд по правам человека. Но всегда ли реализация этого права отвечает интересам гражданина? В российской правовой системе институт производства в надзорной инстанции существует не только в уголовном, но и в гражданском и арбитражном судопроизводстве. Кстати, решение о неэффективности надзорного производства по мотиву его недоступности впервые было принято Европейским судом именно по жалобе на нарушение прав в гражданском процессе. Как известно, около 2/3 обращений граждан Российской Федерации в Европейский суд относятся к гражданскому праву и процессу. Вопрос только о приемлемости жалобы решается ЕСПЧ в течение достаточно продолжительного срока: до двух лет и более. Между тем пересмотр судебного решения по гражданскому делу в порядке надзора, т.е. в той инстанции, где дело может быть пересмотрено по существу, должно иметь место лишь в течение одного года со дня вступления решения в законную силу. Совершенно очевидно, что в такой ситуации гражданин вынужден выбирать: либо обращаться в Европейский суд в течение шести месяцев со дня вступления решения в силу, как того требует международная процедура, рискуя утратить возможность обращения в надзорную инстанцию, либо обращаться в надзорную инстанцию, рискуя потерять право на обращение в дальнейшем в Европейский суд. В принципе, конечно, можно обратиться одновременно и в надзорную инстанцию, и в Европейский суд, что на практике и имеет место в том случае, если гражданину оказывает помощь квалифицированный адвокат, что бывает далеко не по каждому делу. Тем не менее официальное и категоричное признание надзорного производства неэффективным способно дезориентировать гражданина при выборе средства правовой защиты, что, в свою очередь, может привести к ущемлению его прав и свобод. Коль институт пересмотра судебного решения в порядке надзора неэффективен, то каков смысл обращаться к нему? Аналогичная в целом ситуация возможна и при обжаловании судебного решения по уголовному делу, хотя срок обращения в надзорную инстанцию здесь не ограничен законом (думается, что это - вопрос времени). В данном случае гражданин, обращаясь сначала в надзорную инстанцию, может утратить право обращения в межгосударственные органы. Судебная статистика показывает, что граждане РФ предпочитают обращаться сначала в надзорную инстанцию. Такой выбор объясняется, наверное, в определенной мере правовой традицией, но все же, скорее, тем, что гражданин рассчитывает на благополучное разрешение дела по существу в суде надзорной инстанции, т.е. в рамках национальной правовой системы, не прибегая к межгосударственным юрисдикционным органам.

Обжалуя судебное решение по уголовному или по гражданскому делу по мотиву нарушения прав, гарантированных Конвенцией, как правило, гражданин почти всегда в жалобе указывает на несогласие с решением суда по существу. Иными словами, подача жалобы в межгосударственные органы - это последняя возможность добиться пересмотра судебного решения, с которым гражданин не согласен. Европейский суд, как известно, не является "вышестоящей надгосударственной судебной инстанцией", и его компетенция ограничена защитой прав и свобод, гарантированных Европейской конвенцией. При этом ЕСПЧ не вправе пересматривать судебные решения, принятые в рамках национальной правовой системы. Не вправе он, например, смягчить наказание, переквалифицировать содеянное на более мягкий закон, применить закон, освобождающий от ответственности, разрешить гражданский спор по существу даже при очевидной неправосудности судебного решения, тогда как решение таких вопросов входит непосредственно в компетенцию суда надзорной инстанции. Вероятно, этим и объясняется тот факт, что с мая 1998 г., т.е. со дня вступления в силу для Российской Федерации Европейской конвенции по правам человека, и по данным на 15 декабря 2003 г. в Европейский суд поступило лишь около 16 000 заявлений (из которых около 98% признаны неприемлемыми) *(56), тогда как за один 2004 г. судебно-надзорными инстанциями России рассмотрено только по уголовным делам 163 608 жалоб и представлений, из которых 19 427 признаны приемлемыми (по ним возбуждено надзорное производство) и в отношении 19 411 граждан судебные решения отменены или изменены, т.е. признаны незаконными, необоснованными и несправедливыми *(57). Приведенные данные позволяют усомниться в неэффективности надзорного производства как средства защиты прав гражданина. Аналогичная в целом точка зрения была высказана судьей в Европейском суде от Российской Федерации А.И. Ковлером, по мнению которого "у Европейского суда нет абсолютно непримиримого отношения к надзорной инстанции. В тех странах, где производство в надзорной инстанции является частью судебной процедуры, она признается как эффективное средство правовой защиты. Как только в законе будет записано, что надзорная жалоба - часть судебной процедуры, надзорная инстанция будет приниматься в расчет" *(58).

Сегодня можно достаточно обоснованно говорить, что надзорное производство в российском уголовном процессе не только согласуется с положениями Конституции РФ, но и соответствует смыслу, духу и букве Европейской конвенции, предусматривающей возможность пересмотра окончательного судебного решения. Наряду с этим, эффективным применительно к положениям ч. 1 ст. 35 Конвенции, средством правовой защиты надзорное производство может быть признано ЕСПЧ лишь в случае приведения процедуры пересмотра вступившего в законную силу судебного решения в соответствие с положениями Конвенции. Поскольку общепризнанные принципы и нормы международного права в области прав человека и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство, имеют приоритет по отношению к внутреннему законодательству (ст. 15 Конституции РФ, ч. 3 ст. 1 УПК РФ), то совершенно очевидно, что констатация Европейским судом несоответствия уголовно-процессуального закона общепризнанным принципам и нормам международного права должна рассматриваться в качестве руководства к действию для федерального законодателя. Например, правовая позиция Европейского суда относительно необходимости установления разумных сроков для пересмотра окончательного судебного решения может и должна быть адекватно воспринята законодателем.

Как известно, в советский период развития уголовного процесса законодательно закрепленная концепция не ограниченного пресекательным сроком возбуждения надзорного производства аргументировалась, главным образом, приоритетом принципа "объективной истины", доминирующего над всеми другими принципами уголовного судопроизводства. Так, в частности, Д.М. Чечот по этому поводу писал следующее: "....основная задача института надзора за решениями и приговорами, вступившими в законную силу, заключается в том, чтобы не допустить ни одного случая незаконного и необоснованного решения или приговора... Если.... установить срок, по истечении которого надзорный протест приносить будет нельзя, то выполнить задачу, стоящую перед институтом надзора, будет невозможно. В этом случае принципу стабильности судебного решения, вступившего в законную силу, будет принесен в жертву не менее важный принцип материальной истины" *(59). С принятием нового УПК, отказом законодателя от принципа "объективной истины", признанием приоритета общепризнанных принципов и норм международного права каких-либо препятствий для нормативного урегулирования проблемы ограничения сроков пересмотра судебного решения, вступившего в законную силу, не имеется.

В качестве первого шага к адаптированию процедуры надзорного производства к нормам международного права могло бы стать установление законодателем предельного, например годичного, срока, в течение которого окончательное судебное решение может быть пересмотрено, что позволит снять одну из "претензий" ЕСПЧ к надзорному производству. Представляется, что названный срок достаточно разумен и не будет порождать какой-либо длительной правовой неопределенности для гражданина и не дезавуирует "цели правила шестимесячного срока", о котором говорится в упоминаемом ранее решении Европейского суда.

Федеральному законодателю, наверное, пора, не дожидаясь решения Европейского суда, отреагировать на позицию Конституционного Суда РФ относительно несоответствия оснований отмены или изменения судебного решения в порядке надзора положениям Европейской конвенции.

Установление разумного срока для обжалования судебного решения в порядке надзора и разграничение оснований пересмотра судебного решения в кассационном порядке и в порядке надзора в сторону ограничения последних позволит реализовать положение, в соответствии с которым каждое надзорное ходатайство станет предметом рассмотрения суда надзорной инстанции. Реализация этих положений позволит приблизить процедуру пересмотра судебного решения в порядке надзора к общепризнанным принципам и нормам международного права.