С.Л.Ария Жизнь адвоката

привести лишь наиболее существенные несуразности в показаниях этих лиц, ставящие под сомнение саму возможность уплаты взяток.

Сергеев был арестован 9 февраля 1979 года по обвинению в безнарядном отпуске асфальта (лл. 146, 149 т. 37).

Через четыре месяца, в течение которых Сергеев находился в условиях изоляции, следствием была допрошена о посещении ресторана свидетельница Петрунина. Она показала:

«Однажды в 1978 году я попросила Сергеева подвезти меня в Озеры в магазин.... По пути в машину сел какой-то грузин. В Озерах мы проехали по магазинам и заехали в ресторан. Мы не хотели в ресторан, но этот грузин буквально затащил нас. Во время ужина Сергеев... попросил у меня 15 рублей, сказав, что не хочет, чтобы грузин платил за него» (л. 253 т. 37).

В суде она показала:

«Деньги он отдал грузину, и тот пошел платить. Счет был рублей на 40. Сергеев давал и свои деньги. Грузин отказывался от денег, но взял их все-таки» (лл. 201–205

и 30 т. 38).

Такие же показания дала она и в последнем судебном заседании (л. 104 т. 51). Из показаний Петруниной следовало, что Угулава не угощал Сергеева, а каждый из участников ужина рассчитался за себя, как это утверждал и Сергеев

(л. 72 т. 50).

В приговоре показания Петруниной не отвергаются: им просто не дано там никакой оценки.

Угулава на всем протяжении дела показывал, что при визите в ресторан он имел при себе не более 15–17 рублей. В последнем судебном заседании он подтвердил это:

«У меня было всего 17 рублей» (л. 137 т. 51).

Сумма счета значительно превышала эту денежную наличность Угулавы. Отсюда следует, что Угулава оплатил счет официантке не только своими 17 рублями, но и деньгами остальных участников ужина, что подтверждала и Петрунина.

251

Когда логическая неизбежность этого вывода была разъяснена Чекурашвили в заседании Мособлсуда, он предпринял попытку спасти версию «Об угощении», изменив только что данные им показания о том, что в ресторан не приезжал. Чекурашвили заявил:

«На машине поехал в Озеры и отдал Угулаве 12 руб­ лей и часы» (л. 127 т. 38).

Впоследствии Чекурашвили откажется и от этих показаний:

«Я в суде говорил, что деньги передал Шоте я и отдал 12 рублей, но это не так» (л. 32 т. 46).

В свою очередь и Угулава, уяснив неувязку своих и даже новых показаний Чекурашвили с арифметикой, попытался исправить дело, признавшись: «Я сейчас наврал». Затем он увеличивает якобы доставленную ему сумму до 50 рублей и вводит в событие нового фигуранта, Кохреидзе (л. 130 и 33), на которого возлагает миссию доставки денег для «угощения».

Этот калейдоскоп ложных показаний повлек обращение дела к доследованию.

Однако Кохреидзе, согласившись поддержать эту новую версию, проявил при допросе судом крайнюю неуверенность (осторожность?) в описании своего визита в ресторан, подрывающую доверие к его попытке помочь своим землякам:

«Не помню, один ездил в ресторан или с Шалвой Чекурашвили. На автобусе ездил, а может, на такси»

(л. 150 т. 51).

Таким образом, надуманная версия Угулавы о доставке ему денег в ресторан, опровергавшаяся его же предыдущими показаниями, не получила надлежащего подтверждения. В то же время она наглядно продемонстрировала его способность к вымыслам и их легкой, беззастенчивой смене применительно к ситуации.

Вместе с этой версией надлежит признать недоказанной саму возможность дачи взятки в форме угощения.

Ложность показаний Угулавы и Чекурашвили по предыдущему эпизоду, частично признанная ими самими, вызыва-

252

ет весьма критическое отношение и к их показаниям по эпизоду передачи Сергееву 150 руб.

Однако сомнения в доказанности этого второго эпизода основаны и на более существенных фактах.

Практически все допрошенные на следствии лица относили события, в период которых, по словам Угулавы, он угостил Сергеева и дал ему 150 руб., к апрелю–маю 1978 года. Это время криминала соответственно было указано и в первом обвинительном заключении.

Однако в суде выяснилось, что лицо, у которого, по словам Угулавы и Чекурашвили, они заняли деньги на взятку, никак не могло дать их в апреле или мае, так как находилось в Коломне лишь в феврале–марте 1978-го.

При доследовании было приложено немало усилий для «переноса» событий этого эпизода с апреля–мая 1978 года, о которых показывали все допрошенные по этим событиям многочисленные свидетели, включая Угулаву и Чекурашвили, на февраль–март. Следствию удалось обосновать такой «перенос» событий только с помощью свидетельницы Ильиной, вспомнившей, что визит в ресторан имел место в желательный для следствия период, после ее поездки к матери в Ригу, для чего она взяла краткосрочный отпуск. Однако ее показания не являлись надежной основой в этом вопросе, так как ранее она столь же уверенно относила этот визит к маю месяцу (л. 203 т. 37). Кроме того, из прилагаемой справки видно, что Ильина в феврале и марте отпуском не пользовалась.

Между тем в деле есть данные для точного определения периода этих событий.

По утверждению Угулавы, взятка в 150 рублей была переда­ на им Сергееву на другой день после посещения ресторана.

В свою очередь, визит в ресторан Угулава и Чекурашвили на всем протяжении дела, включая и последнее судебное заседание, твердо относили к периоду монтажа оборудования «после осмотра второго помещения». Так, Угулава относил поездку в ресторан к периоду монтажа оборудования как в «заявлении» (л. 187 т. 37), так и во всех последующих пока-

заниях (лл. 188, 193, 195 т. 37, 44 т. 33 и т. д.). В последнем судебном заседании Угулава также сообщил, что в ресторан

253

ездили с Сергеевым «после просмотра второго помещения»

(л. 146 т. 51).

ТакиежепоказаниядавалобэтомиЧекурашвили(лл. 185, 234 т. 37). В последнем заседании Чекурашвили показал:

«Когда устанавливали оборудование, то они и были в ресторане» (л. 193, т. 51).

Ссылка их на «второе помещение», в котором они начали монтаж, вызвана тем, что выбор места монтажа был произведен не сразу. Вначале имелось в виду разместить цех гравировки в одном из производственных помещений комбината в Коломне. Однако после осмотра его инспектором санэпидстанции и отказа последнего в санкции было предложено к осмотру второе помещение в с. Пески, которое инспектор СЭС и одобрил, после чего в помещении начался монтаж оборудования.

Всанэпидстанции сохранилась документация по обоим осмотрам, что и позволяет произвести точную привязку по времени указанных событий. Из служебных дневников инспектора СЭС Аксаковой и ее показаний видно, что первое помещение в Коломне было осмотрено ею 13марта 1978 года,

авторое, в Песках — 16 марта 1978 года (лл. 79 и 99 т. 46). 21 марта 1978 года санэпидстанция официально уведомила комбинат о разрешении монтировать цех в с. Пески (л. 101 т. 46).

Тем самым документально устанавливается, что монтажные работы, в ходе которых, по утверждениям Угулавы и Чекурашвили, состоялось посещение ресторана, начались не ранее 16 марта 1978 года, когда состоялся осмотр пустовавшего помещения в Песках.

Эти данные совпадают и с показаниями свидетеля Черного о заказе ему оборудования для монтажа «в конце марта или начале апреля» (л. 206 т. 37), а также с показаниями свидетеля Гвимбрадзе.

Вприведенном анализе нет ни одного слабого звена, он основан на документах, показаниях Угулавы и Чекурашвили

инеоспоренных в приговоре свидетельских показаниях. Между тем он полностью опровергает ссылку Угулавы и Чекурашвили на источник получения 150 руб. для взятки Сергееву, что видно из дальнейшего.

254

Вопрос об источнике средств для передачи Сергееву 150 рублей вызвал в начале следствия очередное противоречие между Угулавой и Чекурашвили. Последний показал, что 150 рублей они взяли из имевшихся у них общих средств (лл. 187 и 234 т. 37), в то время как Угулава объяснил, что своих денег у них не было вовсе и потому 180–200 рублей он накануне вручения взятки «занял у Омара» (л. 235 т. 37).

В судебном заседании Чекурашвили изменил в этой части свои показания и, приспособив их к версии Угулавы, показал:

«Денег у нас не было, и мы взяли в долг у парня из Грузии» (л. 115 т. 38).

Этой общей версии о получении 180–200 рублей в день вручения взятки у приезжего из Грузии Омара они далее и придерживались.

Личность гостя из Грузии, Омара Микучидзе, была при доследовании установлена, однако о деньгах он дал противоречивые показания.

При допросе его в г. Рустави местным следователем Микучидзе пояснил, что весной 1978 года он ночевал у своих земляков в Коломне и дал им 60 рублей из жалости, так как видел, что они «сидят без еды»; денег этих они не просили, он дал их «по своему желанию» (л. 70 т. 47).

Эти показания не совпадали с обвинительной версией, и потому Микучидзе был повторно допрошен следователем, приехавшим из Москвы. На сей раз такое совпадение было обеспечено. Микучидзе, изменив показания, подтвердил дачу им Угулаве 180 рублей (л. 92 т. 46). В суде Микучидзе допрошен не был, и потому причины изменения им показаний не выяснялись­ .

Последние показания Микучидзе и были приняты судом по приговору как подтверждающие источник получения Угулавой 150 рублей на взятку. При этом ни следствие, ни суд не обратили внимания на то, что, согласно справке Руставского металлургического комбината, Микучидзе находился в отпуске лишь до 4 марта 1978 года (л. 106 т. 46). Поэтому для дачи взятки, якобы состоявшейся не ранее 16 марта, денег Угулаве он дать не мог.

255

Этому важному обстоятельству не дано в приговоре никакой оценки, хотя оно опровергает ссылку Угулавы на источник средств для передачи взятки.

Перечень несообразностей и противоречий в показаниях Угулавы и Чекурашвили можно было бы продолжить. Но и изложенного выше достаточно для определенных выводов.

Показания эти возникли как средство защиты указанных лиц от обвинения.

С помощью стороннего воздействия лица эти к тому же были озлоблены против Сергеева. В ходе следствия показания оказались крайне противоречивыми, непоследовательными и сомнительными, что лишает их достоверности. Шаткими оказались и показания иных лиц, допрошенных для проверки отдельных деталей в объяснениях Угулавы и Чекурашвили.

Обвинительный приговор построен на дефектной, не выдерживающей критики основе.

По изложенным соображениям прошу проверить дело в порядке надзора и опротестовать состоявшиеся судебные постановления в части осуждения Сергеева по статье 173 УК РСФСР для их отмены и прекращения дела за недоказанностью обвинения.

Адвокат С. Ария

На жалобу последовал отказ Прокуратуры СССР в опротестовании приговора.

Председателю Верховного Суда СССР

ЖАЛОБА в порядке надзора по делу Т. Камалова 

(контрабанда)

Камалов осужден к 3,5 годам лишения свободы с конфискацией имущества. Внесено представление о лишении его ордена Трудового Красного Знамени и ученой степени.

256

Верховным Судом РСФСР в кассационном порядке жалобы осужденного и защиты отклонены. Президиум Верховного Суда РСФСР по протесту заместителя Прокурора РСФСР исключил из приговора представление о лишении Камалова ученой степени, оставив в остальном приговор без изменения.

Между тем, как полагает защита, имелись веские основания для более существенных изменений назначенного Камалову наказания.

Обстоятельства дела вкратце таковы.

Являясь заместителем министра мелиорации Узбекистана по заграничной работе, Камалов постоянно выезжал в загранкомандировки для проверки хода работ на объектах, возводимых с помощью советских специалистов.

Вернувшись с объекта в Афганистане, Камалов тут же был вызван в Москву для подготовки к выезду в Гвинею.

Выезжая из Ташкента, Камалов взял с собой личные средства в сумме 5785 руб., предназначенные для многомесячного и сложного лечения тяжелобольной жены, покупки лекарств и других целей. Жена выезжала в Москву вслед за ним для помещения ее в больницу.

Кроме того, Камалов имел при себе конверт с 370 долларами — остатком от командировочных, выплаченных ранее при поездке в Никарагуа и хранившихся им при себе в качест­ ве НЗ на случай непредвиденных обстоятельств при выездах.

По прибытии в Москву Камалов имел достаточное время для подготовки к выезду и для устройства личных дел. Однако 12 июня ему и главному инженеру Мерзлову, ехавшему с ним, было сообщено, что выезд в Гвинею по ряду причин должен состояться срочно, завтра, что вызвало у них «цейтнот»

испешку (см. показания Мерзлова, л. 55).

Вэтих условиях Камалов, испытывая недостаток времени, легкомысленно решил оставить при себе имевшиеся у него деньги с тем, чтобы провезти их «без хлопот» туда и обратно. Расчет Камалова оправдался при выезде, но при возвращении он был подвергнут досмотру и деньги были обнаружены.

Столь же самонадеянно отнесся Камалов в Гвинее и к просьбам ряда советских специалистов о передаче в СССР

принадлежавших им чеков ВПТ и дешевой бижутерии их род-

257

ственникам. Такие действия разрешены законом, но требуют получения соответствующей справки от Торгпредства о цели перевозки чеков, которую Камалов брать в Гвинее поленился.

Изложенные обстоятельства основаны на материалах де­ ла и не оспариваются в приговоре. Поступок Камалова оп­ рометчив, но не заслуживал столь сурового наказания, разрушившего судьбу этого в принципе достойного человека. Вывод этот основан на изложенных ниже соображениях:

1. Контрабанда, как правило, является корыстным преступлением, направленным на извлечение материальной выгоды. Это справедливо отмечено первым заместителем Генерального прокурора СССР А. Н. Баженовым в интервью центральной газете («Известия» от 10 апреля 1986 года). Это же обстоятельство отражено и в пункте 1 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 3 февраля 1967 года «О судебной практике по делам о контрабанде», где говорится о необходимости выявлять «источники приобретения и каналы сбыта предметов контрабанды».

Преступление Камалова существенно отличается от обычных криминалов этого рода полным отсутствием в нем корыстных мотивов в действиях осужденного.

Данных о приобретении Камаловым советских денег и инвалюты специально для контрабандного вывоза из СССР в деле никаких нет. Показания его о наличии у него при выезде 13 июня 1985 года не сданных в установленном порядке денег и небольшой суммы инвалюты по причине непредвиденной срочности выезда, напряженной предотъездной подготовки, притупления контроля за своими действиями тяжестью состояния жены подтвердились документальными данными о болезни жены (л. 208), а также показаниями свидетелей Утаниязовой (л. 239) и Мерзлова (л. 55).

Отсутствие у Камалова материальных интересов в вывозе указанных денег убедительно подтверждается и тем фактом, что за 18 дней пребывания в загранкомандировке Камалов не приобрел на эти деньги ничего для себя и иных лиц, несмотря на очевидную возможность подобных покупок.

Нет в деле и данных о том, что он изыскивал в командировке возможность такого расходования своих средств. От-

258

сутствие у Камалова цели извлечения выгоды от контрабандного вывоза денег 13 января 1985 года косвенно отмечено и в приговоре (л. 6 печатного текста).

Что касается обратного ввоза им тех же денег в СССР, то отсутствие у него при этом корыстного интереса вытекает из самого факта ввоза денег в той же сумме, что и при выезде, и в доказывании не нуждается. Следует признать поэтому, что причинами преступления послужили недомыслие Камалова и утрата им чувства ответственности за свои действия под влиянием случайных факторов.

Полностью подтвердились и объяснения Камалова об отсутствии у него личной корысти в незаконном ввозе в СССР

чеков ВПТ на сумму 3500 руб., а также сувениров стоимостью 1166 руб. для передачи родным советских специалистов, работающих в Гвинее. Источники получения этих предметов и цели их провоза установлены приговором. Согласно Правилам таможенного контроля от 15 декабря 1977 года, провоз через границу чеков ВПТ при обстоятельствах, установленных по приговору, разрешен (л. 108). Халатное отношение Камалова к соблюдению формальностей такого провоза (отсутствие у него соответствующей справки) дополнительно освещает подлинные причины совершенной им контрабанды.

Необычное для контрабанды отсутствие корыстных мотивов в действиях осужденного резко выделяет настоящее дело из обычных дел такого рода и существенно снижает его общественную опасность.

2.Личные данные Камалова исключительно положительны. Выходец из крестьянской семьи, представитель малого народа, он благодаря способностям и упорству стал подлинным техническим интеллигентом, кандидатом наук, видным инженером в области ирригации. Имеет печатные научные труды.

3.В приговоре и обвинительном заключении отмечены правдивое поведение Камалова в ходе следствия и суда, его раскаяние, помощь в установлении истины по делу.

Сочетание указанных выше обстоятельств:

— бескорыстность преступления;

— значительная социальная ценность осужденного в области, особенно важной для его народности;

259

—правильноеотношениексодеянномупозволяетутверж- дать, что примененное к нему наказание излишне сурово и не вызывается надобностью.

4.Неоправданно и применение к нему дополнительного наказания в виде представления о лишении ордена. Совершенное им преступление не имеет никакого отношения к деятельности, за которую он в 1978 году был удостоен ордена Трудового Красного Знамени. Ссылка в этой части приговора на то, что совершенное преступление отнесено к категории тяжких, сама по себе не объясняет применения дополнительно­ го наказания. Согласно Постановлению Пленума Верховного Суда СССР от 25 февраля 1967 года «О практике применения судами статьи 31 Основ уголовного законодательства» при осуждении за преступление, отнесенное к числу тяжких, суды «могут», но не обязаны входить с представлениями такого рода. Других же мотивов решения суда в этой части приговором не указано.

5.Несмотря на установившуюся практику, защита поз­ воляет себе выразить сомнение в наличии состава статьи 78 УК РСФСР в деянии Камалова, так как сам факт наличия у него дипломатического паспорта вряд ли может быть приравнен к «использованию служебного положения», указанному в диспозиции закона как признак уголовно наказуемой конт­ рабанды.

6.В судебном заседании 18 февраля 1986 года защитник Камалова отсутствовал. Согласно статье 251 УПК РСФСР разбирательство дела по этой причине подлежало отложению. Возможность разбирательства каких-либо иных вопросов в этих условиях законом не предусмотрена.

Несмотря на это, прокурор заявил ходатайство об избрании Камалову меры пресечения в виде заключения под стражу, а суд, не располагая мнением защиты, как этого требовала статья 276 УПК, удовлетворил ходатайство прокурора (лл. 197–199). Между тем никаких поводов для ареста Камалов своим поведением не давал. Что касается степени тяжести предъявленного ему обвинения, то она ни следственными органами, ни прокурором при утверждении обвинительного заключения, ни судом при предании Камалова суду не была

260