С.Л.Ария Жизнь адвоката

обвинялся в хищении 700 руб., а по эпизоду № 6 (картина «Сиверко») увеличил вмененную ему в вину сумму на 5 руб., нарушив тем самым статью 254 УПК РСФСР.

Выход за рамки обвинения проявился и в том, что приговором полностью исключены имевшиеся в предъявленном обвинении ссылки на суммы, уплаченные Трускиным при покупке им криминальных картин.

В приговоре указаны только экспертные оценки этих картин, полученные в судебном заседании. Таким образом, отмеченное в обвинении представление Трускина о стоимости картин признано не играющим никакой роли и заменено представлением экспертов, которое якобы могло быть известно и Трускину в период совершения преступления.

Подобное изменение формулировки резко отягчило вину Трускина в сравнении с предъявленным ему обвинением. Оно противоречит фактическим обстоятельствам и здравому смыслу.

Об эпизоде, квалифицированном  по части 1 статьи 147 УК РСФСР

Трускин осужден по этому эпизоду за обман неустановленного лица, выразившийся в продаже ему картины «Дети на террасе» с поддельной подписью Корзухина.

Не отрицая факта подделки им авторской подписи, Трускин показал, что совершил это без цели обмана покупателя, что приобрел эту картину у Данцигера за 200 руб., затем Данцигер ее на время забрал у него, но вернул;

он, Трускин, никому ее не продавал, но впоследствии обменялся с Музалевским, то есть отрицал тем самым и фактическую сторону обвинения, и цель наживы (л. 333 т. 31).

Эти показания Трускина так и не были опровергнуты в приговоре. Как видно из приговора и протокола судебного заседания (л. 333 т. 31), продавец картины Хенкин показал о продаже им картины Данцигеру, и ничего конкретного о Трускине он не знает.

Допрошенный судом Данцигер подтвердил, что картину покупал действительно он, но ничего точно не помнит об этой сделке (л. 322). Показания Данцигера, помимо отсутствия в

211

них уличающей Трускина информации, вообще не могли рассматриваться как доказательство, так как даны психически больным человеком, признанным по суду невменяемым (л. 54 т. 31).

Ввиду полного отсутствия доказательств факта продажи указанной картины Трускиным неизвестному лицу и наживы Трускина осуждение его по части 1 статьи 147 УК РСФСР носит практически бездоказательный характер и подлежит исключению из приговора.

Об осуждении Трускина по части 2 статьи 154   УК РСФСР

Не считая целесообразным излагать анализ многочисленных эпизодов, по которым Трускин осужден за спекуляцию, ограничусь утверждением, что по большинству из них приговор основан только на самом факте продажи картин по ценам, превышающим покупные.

Факт этот установлен во всех случаях (кроме трех) только показаниями Трускина, которые, таким образом, признаны достаточно достоверной основой для обвинительного приговора. В то же время показания Трускина о покупке им 12 картин из числа вменяемых для себя, без цели перепродажи, судом во внимание не приняты, хотя, как сказано выше, никаких иных источников сведений о направленности умысла Трускина в деле нет.

Во многих случаях (эпизоды № 28, 34, 37, 39, 40, 41, 43, 46 и т. д.) продажа была отдалена от покупки сроком в 6–11 лет, который и сам по себе свидетельствовал о приобретении картины не для перепродажи, а для коллекции, и о том, что впоследствии картина продавалась не ради спекулятивной наживы, а для получения средств к обновлению той же коллекции.

Особенно ярко это проявилось во всех эпизодах продажи Трускиным картин в 1965–1968 годах через комиссионный магазин № 27 (эпизоды № 39–61). По этим эпизодам в приговоре не указана общая сумма разницы покупных и продажных цен, вмененная в вину Трускину как спекулятивная нажива. Она составляет 2958 руб. В то же время за продажу

212

картин через магазин Трускин уплатил, как это признано в приговоре, в виде взяток директору Иголю 2364 руб., то есть почти всю сумму, вмененную ему как спекулятивная нажива от продажи...

Это парадоксальное положение, вызвавшее недоумение и у следователя (см. л. 347 т. 2), объясняется лишь отсутствием у Трускина цели получения наживы. Он просто реализовал часть своей коллекции и заплатил Иголю за ускорение этой реализации. В его действиях и при покупке картин, и при продаже их через 8–10 лет состав спекуляции отсутствовал.

Сумма переданных Трускиным за продажу картин взяток — 2364 руб. основательно взыскана приговором с Иголя как незаконное обогащение последнего. Но та же сумма повторно взыскана с Трускина без всяких оснований как оставшаяся у него спекулятивная нажива.

Считаю, что осуждение Трускина по этим эпизодам и взыскание с него указанной суммы надлежит признать неосновательными и исключить из приговора.

Онекоторых имущественных вопросах 

вприговоре

Вприговоре отмечено, что при наказании Трускина суд учитывает «безвозмездную передачу им ряда картин государственным музеям». О размере этих даров в приговоре умалчивается, и стоимость их не исключена из взысканных с Трускина сумм неосновательного обогащения и ущерба.

Эти безвозмездные передачи, как видно из материалов дела, составили в общей сложности 79 полотен и 115 листов графики (сводный подсчет на л. 79 т. 31), из коих около половины была передана Трускиным в различные музеи в период

с1960 по 1967 год, то есть в криминальный период.

В1969 году, в период следствия по его делу, Трускин добровольно передал государству 46 картин и 30 листов графики, из коих только переданные Минскому музею были оценены при их приемке в 19 050 руб. (Акт на лл. 93–95, т. 19.)

Вполне очевидно, что стоимость этих картин не могла рассматриваться к моменту вынесения приговора в качестве оставшегося у Трускина неосновательного обогащения. Поэ-

213

тому защита после приговора обратилась к суду с ходатайством о зачете стоимости картин, добровольно переданных Трускиным государству в погашение взысканной с него суммы обогащения.

Определением от 15 сентября 1971 года суд отказал в таком зачете. Мотивы отказа в определении практически отсутствуют, они подменены единственной фразой: «Законных ос­ нований для удовлетворения ходатайства нет» (л. 169 т. 32).

Между тем добровольная передача незаконно нажитых ценностей прямо поощряется законом (ст. 38 п. 1 УК РСФСР) и рассматривается как возмещение ущерба.

Отказ в зачете стоимости этих картин (особенно переданных в ходе следствия) только потому, что Трускин сам, не дожидаясь принудительного изъятия, передал их государству, совершенно непонятен, противоречит воспитательным целям статьи 38 УК РСФСР и безосновательно отягчает положение осужденного нереальным взысканием большой суммы.

Опрежней судимости Трускина

Всведениях о личности осужденного по приговору указано: «Судим 30 июля 1949 года Особым Совещанием при МГБ

СССР по статье 7–35 и 107 УК РСФСР».

Считаю, что эта ссылка на судимость Трускина принципиально неправильна.

Даже в период, когда Трускин был подвергнут указанной репрессии, решения Особого Совещания МГБ СССР не могли приравниваться к актам правосудия в силу статьи 5 УПК

1923 года.

Тем более не может эта административная репрессия рассматриваться­ как судимость сейчас, в период действия статьи 3 УК и статьи 13 УПК РСФСР, провозгласивших юридическую ничтожность установления вины в преступлении любым правовым актом, кроме судебного приговора.

Постановление Особого Совещания, на которое сослался суд, представляет собой документ из 4–6 строк, подписанный одним лицом и не содержащий никакой конкретной информации о вине и преступлении Трускина. Исходя из действующих принципов правосудия и из свойств данного документа,

214

считаю, что он не мог быть признан законным актом, устанавливающим судимость за преступление.

По изложенным причинам прошу опротестовать приговор, вынесенный В. В. Трускину, с целью:

—изменения квалификации его действий, связанных с хищением, на часть 2 статьи 93 УК РСФСР;

—исключения из приговора в части, относящейся к спекуляции, всех эпизодов продажи картин через магазин № 27

иисключения из взыскания с Трускина суммы 2958 руб., связанной с этими эпизодами;

—отмены приговора и прекращения дела в части осуждения Трускина по части 1 статьи 147 УК РСФСР;

—снижения назначенного Трускину наказания с применением статьи 43 УК РСФСР и смягчением режима ИТК;

—отмены определения Верховного Суда РСФСР от 15 сентября 1971 года об отказе в зачете стоимости добровольно переданных Трускиным государству картин с направлением этого ходатайства защиты на новое рассмотрение;

—исключения из установочных данных осужденного ссылки на его судимость.

Адвокат С. Ария

Жалоба была Прокуратурой СССР отклонена. Два года спустя Трускин был освобожден в порядке помилования.

В Прокуратуру Союза ССР

ЖАЛОБА 

в порядке надзора по делу Сайкина Е. М. 

(о нарушении правил о валютных операциях)

Сайкин осужден за покушение на продажу валютных ценностей к 4 годам, а с присоединением неотбытого условного срока по приговору от 1974 года — к 5 годам 10 месяцам лишения свободы без конфискации имущества.

215

Он признан виновным в том, что 16 апреля 1981 года пытал­ ся продать неизвестному лицу 397 бриллиантов за 18 500 руб.

Товароведческой экспертизой подлинная стоимость всех бриллиантов определена в 734 руб., то есть менее 2 руб. шту-

ка (л. д. 222 — об.).

Изучение дела приводит к выводу, что приговор в части признания изъятых у осужденного камней валютными ценностями противоречит закону, разъяснениям Верховного Суда

СССР и здравому смыслу. В части же доказанности самой попытки продажи этих камней приговор основан на предположении и сомнительных, не выдерживающих критики уликах.

Фактическая сторона дела

16 апреля 1981 года Сайкин был задержан у ювелирной мастерской на ул. Сретенка г. Москвы. У него были изъяты 397 мелких бриллиантов. Внештатные сотрудники УБХСС Шилкин и Ковальчук, участвовавшие в задержании, показали, что Сайкин передал «что-то» неизвестному мужчине в зеленой куртке со словами «Иди проверь», после чего этот мужчина вошел в мастерскую. Выйдя оттуда спустя некоторое время, мужчина вернул Сайкину это «что-то» и сказал ему: «Если цена прежняя, 1800 рублей за карат и 500 сверху, то я согласен». Ответа Сайкина не последовало.

Заподозрив, что происходит сделка, Шилкин и Ковальчук привели инспектора Никольского, по заданию которого вели наблюдение. Мужчины в зеленой куртке, слова которого привлекли их внимание, на месте уже не оказалось, а Сайкин стоял там же и был задержан.

После ареста Сайкина были допрошены его жена и ряд знакомых, давших совпадающие показания о том, что Сайкин, получив в дар мелкие камни, пытался найти ювелира для заказа украшений жене и дочери (лл. 30, 38, 44, 46). Согласно показаниям осужденного, не оспариваемых и приговором, мелкие бриллианты являются осыпью старого браслета, принадлежавшего его приятелю, и были подарены ему последним «на память» перед отъездом за границу. Он, Сайкин, хотел использовать осыпь для изготовления украшений жене и дочери, для чего искал мастера-ювелира.

216

Сайкин показал также, что случайный знакомый, «Яша», рекомендовал ему показать осыпь в ювелирной мастерской, где он якобы знал мастеров, для чего и назначил ему на 16 апреля встречу в мастерской. Намерения продать осыпь он не имел и попытки такого рода не предпринимал.

Работники ювелирной мастерской по делу не допрашивались. На основании показаний Шилкина и Ковальчука о произнесенной неизвестным «Яшей» фразе Сайкин был обвинен в попытке продать осыпь, а затем и осужден. Приговор оставлен в силе Мосгорсудом.

Вывод об ошибочности приговора основан на следующих соображениях.

I. Детали бывшего ювелирного изделия  не являются валютными ценностями

Судом, как отмечено выше, не оспариваются показания осужденного о том, что изъятые у него мелкие камни являются осыпью старого браслета. Показания эти подтверждаются к тому же заключением товароведческой экспертизы, признавшей по объективным признакам «...большую вероятность того, что представленные бриллианты находились ранее в ювелирном изделии» (л. 222).

Согласно пункту 1 «д» Указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 ноября 1976 года, ювелирные изделия из драгоценных камней и лом таких изделий валютными ценностями не являются. Из этого следует, что камни, выпавшие или вынутые из украшений, как детали таковых, не могут признаваться валютными ценностями.

Опровергая этот довод защиты, суд ссылается на заключение экспертизы о том, что в русском языке слово «лом» относится к изделиям из металлов, слово «бой» — к изделиям из хрупких неметаллов, выражение «требующие переогранки» — к драгоценным камням (л. 222). Из этого суд делает вывод, что примененное в Указе Президиума Верховного Совета СССР слово «лом» относится только к металлическим частям ювелирных изделий, а выпавшие из них камни «ломом быть не могут» и становятся валютными ценностями.

Однако указание эксперта на то, что в товароведении термин «лом» применяется только к металлам, а к хрупким

217

материалам и камням применяются иные термины, отнюдь не исключает применения в юриспруденции (в частности, законодателем) общего по смыслу термина «лом» ко всем видам ювелирных изделий. Эксперт и сам отмечает, что все три указанных различных по звучанию термина «совершенно одинаковы по смысловому значению» (л. 222).

Примененное в приговоре языковое толкование (в котором ни суд, ни эксперт не являлись специалистами) опровергается и текстом Указа от 30 ноября 1976 года, в котором термин «лом» применен не только к металлическим изделиям (п. 1 «г»), но и отдельно — к изделиям из камней (п. 1 «д»).

Ошибочное толкование закона судом было продолжено кассационной инстанцией, которая в своем определении возвела эту ошибку в принципиальную установку:

«Ломом может являться лишь само изделие с бриллиантами. С момента изъятия бриллианта из изделия он расценивается самостоятельно и является валютной ценностью».

Это мнение противоречит не только смыслу закона, но и разъяснению Верховного Суда СССР. В редакционном «Обзоре судебной практики» по валютным делам Верховный Суд

СССР отметил: «Суды иногда неправильно толкуют понятие валютных ценностей, в результате чего в отдельных случаях необоснованно выносят обвинительные приговоры».

В качестве одного из примеров таких ошибок приводится осуждение Ташкентским горсудом гр-на М., продавшего бриллиант без оправы за 5500 руб. Приговор был отменен для проверки объяснений М., что проданный им камень «являлся ранее составной частью кольца и был изъят из него и продан в связи с нуждой в деньгах». Дело затем было прекращено, поскольку объяснение М. о происхождении бриллианта подтвердилось (п. 3 Обзора, Бюллетень Верховного Суда СССР

№ 5 за 1980 год, с. 29–30).

Даже изготовление на заказ в частном порядке ювелирного украшения с использованием камней, являющихся валютными ценностями и принадлежащих изготовителю (при котором по существу происходит продажа таких ценностей

218

заказчику), не признается нарушением Правил о валютных операциях (см. п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда

СССР от 18 апреля 1980 года «О судебной практике по делам о нарушении Правил о валютных операциях»). То есть не только происхождение камня из ювелирного изделия, но и предназначение его при сделке для изготовления такого изделия исключает его из категории валютных ценностей.

Закон и разъяснения Верховного Суда СССР четко направлены на ограничительное толкование понятия «валютные ценности», приговор же и кассационное определение по настоящему делу являются рецидивом порочного расширительного толкования этого понятия, применявшегося до издания Указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 ноября 1976 года и отвергнутого законодателем.

II.Изъятые у осужденного камни  не являются драгоценными

Из текста статьи I Указа Президиума Верховного Совета

СССР от 30 ноября 1976 года следует, что валютными ценностями признаются лишь те названные в указе природные камни, которые являются драгоценными.

Общая стоимость изъятых у Сайкина мелких камней определена экспертом в 734 руб., а стоимость отдельных камней — от 60 коп. до 5 руб. 76 коп., то есть средняя цена — менее

2 руб. (л. д. 222 — об.).

Следовательно, все эти камни МАЛО-, а не ДРАГОценны. Суд не придал этому обстоятельству никакого значения.

По мнению суда, выраженному в приговоре, любые названные в указе минералы относятся к числу драгоценных, то есть к валютным ценностям.

Это утверждение представляется весьма спорным. Слово «драгоценный» отражает не тип минерала, а особо высокую товарную ценность камней, позволяющую использовать их как валютный запас (см. прилагаемую выписку из Толкового словаря).

Между тем изъятые у осужденного конкретные камни непригодны по своей товарной ценности ни для пополнения валютных резервов государства, ни для превращения во внеш-

219

неторговое платежное средство. Валютными ценностями они могут быть названы только в шутку, так как стоят дешевле синтетических имитаций и стеклянных украшений галантерейного класса, то есть не обладают признаком драгоценности. Утверждение суда о том, что любые ограненные алмазы являются драгоценными камнями, противоречит не только доводам здравого смысла, но также и научной классификации и заключению экспертизы.

Согласно принятой научно-промышленной номенклатуре алмазы подразделяют на: 1) ювелирные (драгоценный камень) и 2) технические (недрагоценные). (см.: Шафрановский И. Алмазы. М.: АН СССР, 1953. С. 73.) В акте экспертизы также сообщается, что «лишь 1/4 добываемых в мире алмазов являются драгоценными камнями» (л. 222). К тому же и ограненный алмаз (бриллиант) со временем может утрачивать свои ювелирные качества.

Что касается камней, изъятых у Сайкина, то 80 процентов из них экспертизой просто отнесены к категории технических. Остальные 20 процентов, хотя и являлись в прошлом ювелирными, в их нынешнем виде, как указывает эксперт, не обладают эстетическими и техническими качествами бриллиантов (средняя цена 3 руб. 60 коп. за штуку). Они могут быть впоследствии использованы как ювелирные лишь после «сложной реставрации» и «переогранки» (л. 222). О целесообразности подобной переогранки низкосортных и дешевых мельчайших камней эксперт, однако, умалчивает...

Общий смысл экспертизы сводится к тому, что все изъятые у осужденного камни на момент происшествия не обладали свойствами драгоценных камней. Как полагает защита, они и по этому признаку не могли быть признаны валютными ценностями.

III. Недоказанность вмененных осужденному  действий

Согласно приведенным в приговоре показаниям Шилкина и Ковальчука, вернувшийся из ювелирной мастерской мужчина сказал Сайкину: «Если цена по 1800 рублей за карат, то я согласен». Именно эта фраза, произнесенная не

220