Naumkin_V_-_Islam_i_musulmane_kultura_i_politika_2008

В1846 г. горный инженер Е. П. Ковалевский был приставлен к двум египетским инженерам, изучавшим на Урале горное дело, а через год по приглашению Мухаммада Али отправился в Египет для организации добычи золота в Судане. Ковалевского сопровождал магистр Санкт-Петербургского университета Л. С. Ценковский.

Всередине XIX в. наблюдалось еще большее оживление русской географической науки. В России выходят в свет все новые книги, написанные учеными, путешественниками, дипломатами, военными

иделовыми людьми, побывавшими в Египте. Не вдаваясь в подробности, упомянем лишь таких авторов, как Н. В. Берг, В. Ф. Гиргас, М. Н. Дохтуров, А. В. Елисеев, Г. А. де Воллан, И. Н. Клинген, А. Н. Краснов и др.

Нельзя не сказать и о том, что знакомству России и всей Европы с Египтом содействовали русские писатели и поэты. Интерес к Ближнему Востоку проявился в творчестве А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, И. А. Бунина.

Говоря об изучении Египта в России, нелишне вспомнить и об участии в нем египтян, живших в России. Среди «русских арабов», которые внесли вклад в развитие отечественного востоковедения, большую часть составляли выходцы из сиро-палестинского региона, где существовала сильная православная церковь, поддерживавшая с русской церковью традиционные отношения. Египтян в России было немного. Но среди них такой яркий деятель, как шейх ат-Тантави (1810–1861). Академик И. Ю. Крачковский, посвятивший Тантави специальную работу, писал о нем: «И в истории русской арабистики,

ив новой арабской литературе Тантави обрисовывается как единственное в своем роде, не повторявшееся до сих пор явление».

Тантави стал профессором Санкт-Петербургского университета. В России он прожил всю оставшуюся жизнь, много сделав для русской арабистики и развития духовных связей между Россией и Египтом. Его перу принадлежали статьи, переводы, работа «Оп и- сание России», к сожалению, так и не увидевшая свет в арабских странах. Очень интересный материал содержится в его рукописи о народных праздниках в Египте в первой половине XIX в., что могло бы стать полезным дополнением к материалам книги Лэйна. Это произведение было переведено на русский язык советским востоковедом Д. В. Семеновым, но пока еще не издано и находится в архиве ленинградских востоковедов.

ВXX в. тоже были «русские египтяне». В 1924 г. в Москву приехал учиться молодой египетский коммунист Хамди Селям (1904–1966).

21

Сын бедного египетского феллаха, Селям с раннего детства познал тяжелую школу трудовой жизни, работал сначала «мальчиком» в лавке, затем разносчиком телеграмм, корректором в газете. Совсем юным он принял участие в антиколониальном восстании 1919 г. и был приговорен английским военным трибуналом к тюремному з а- ключению. С тех пор Селям встал на путь подпольной революционной борьбы, он явился одним из первых членов Коммунистической партии Египта. В Советском Союзе Селям получил высшее медицинское и гуманитарное образование. Будучи человеком уд и- вительно разносторонних интересов и больших способностей, он сумел стать врачом-хирургом и работал в крупных клиниках нашей столицы, ученым-востоковедом, переводчиком и писателем. Селям писал стихи, новеллы о жизни египетского народа, преподавал в московских вузах.

Доктор Селям – под этим именем он был известен в Москве – был моим неофициальным учителем. Когда-то, еще в 1930-е годы он был хорошо знаком с моим отцом, тогда молодым солистом балета Большого театра, будучи соседом по большой коммунальной квартире в ……. переулке знаменитой балерины Е.Гельцер, у которой часто бывал мой отец. Вряд ли можно найти московского арабиста, который не обращался бы к нему за помощью и не получал ее. Научное наследие Селяма не столь велико, но его влияние на развитие советской арабистики трудно переоценить. Селям был великолепным знатоком египетских нравов и обычаев, особенно деревенских, ему было ведомо то, что мог знать только сын египетского крестьянина, при этом еще помнивший события начала века. Когда в студенческие годы я занимался – и для заработка, и для удовольствия – переводом на русский язык египетских фильмов (вряд ли существует лучшее пособие по изучению египетского быта, чем фильмы!), передо мной вставало множество вопросов, разрешить которые в силах был только доктор Селям. В фильме по роману Юсуфа Идриса под названием «Грех» камера показывает в полумраке ночи руку египетской крестьянки, разбивающую на поле о камень яйцо. Объяснить этот кадр помог доктор Селям: крестьянка тайно, прямо в поле рожала, а таким образом египтянки, лишенные помощи акушерок, обычно помогают себе.

В течение почти всей жизни доктор Селям собирал материал по фразеологии египетского разговорного языка. На тысячах карточек из его архива записаны диалектальные пословицы, поговорки, идиомы, образные выражения, редкие словосочетания. К сожалению,

22

эта работа осталась незавершенной, осуществить намерение подготовить ее к печати мне, к сожалению, не удалось.

Арабистика в нашей стране и за рубежом за то время, что отделяют нас от труда Э. У. Лэйна, конечно, проделала большой путь: созданы капитальные труды по истории, экономике, этнографии, географии, культуре и литературе Египта, составлены словари, написаны грамматики арабского языка, но все это ни в коей мере не может перечеркнуть книгу английского ученого, его исследование египетских нравов и обычаев, ибо труд этот – не только материал, собранный в определенную эпоху и отражающий жизнь того времени, но и своеобразная энциклопедия египетских нравов вообще, энциклопедия, написанная талантливым ученым и исследователем, тонким наблюдателем, подметившим, как никто другой, самые специфические стороны народной жизни, в чем легко можно убедиться и сегодня.

Биография Э. У. Лэйна (1801–1876), крупнейшего английского востоковеда-арабиста XIX в., не только имеет непосредственное отношение к самой книге и ко всему описанному в ней, она, можно сказать, поучительна как для специалистов, так и для широкого читателя, проявляющего сегодня глубокий и искренний интерес к Востоку.

Эдвард Уильям Лэйн родился 17 сентября 1801 г. Он был третьим сыном херефордского пребендария Теофилуса Лэйна и Софии Гардинер, племянницы знаменитого художника Томаса Гейнсборо (1727 – 1788). В первые годы жизни мальчика отец сам занимался его образованием, но внезапная смерть Т. Лэйна в 1814 г. заставила мать отдать сына в грамматическую школу Бата, затем Херефорда. Там Эдвард особенно преуспел в классических дисциплинах и в математике. Он собирался поступить в Кембридж, а после получения степени посвятить себя духовной деятельности. Стэнли Лэйн - Пул пишет, что юношеское желание Э. У. Лэйна посвятить себя церкви было вызвано, видимо, влиянием матери, «обладавшей силой и красотой характера, которые не только вызывали восхищение у всех, кому выпало счастье знать ее, но и заставляли всех подд а- ваться ее влиянию». Однако прожектам юноши не было суждено сбыться. Пробыв несколько дней в университете, Лэйн понял, что занятия будут сковывать в нем творческие силы. Чересчур сильный математический уклон в его подготовке не позволял Лэйну думать и об Оксфорде. Молодой человек присоединился к своему старшему брату Ричарду, впоследствии прославившемуся своими литографиями, и в течение нескольких лет изучал в Лондоне искусство

23

художника-графика. Дар художника впоследствии пригодился Лэй- ну-востоковеду, а его египетские гравюры представляют сегодня не меньший интерес, чем его точные словесные описания. Специалисты высоко ценили художественное дарование Лэйна, но, по всей вероятности, не оно было истинным его призванием. Будучи от природы человеком увлекающимся, не знающим отдыха, он не щадил себя и, когда заболел тифом, едва сумел оправиться после болезни. Профессия графика стала для него непосильной.

С той поры и до самой смерти Лэйн страдал от хронического бронхита и приступов лихорадки. Корпеть над медной доской он больше не мог, надо было искать иной образ жизни. Он нашел выход в востоковедных штудиях, которые привлекли его внимание с 1822 г. Во всяком случае, эта дата стоит в его тетради, где он вел записи разговорного арабского языка. С нее началась жизнь Лэйна - востоковеда, посвятившего пятьдесят лет арабистике.

Таким образом, растущий интерес к Арабскому Востоку, болезнь, которая делала каждую промозглую английскую зиму опасной для здоровья, и, по утверждению С. Лэйн-Пула, надежда получить хорошую должность на правительственной службе побудили Э. У. Лэйна совершить путешествие в Египет. Вряд ли предполагая, какую роль предстоит сыграть этой стране в его жизни, Лэйн отправился во владения Мухаммада Али в 1825 г. Он еще не знал, что пробудет там вплоть до 1828 г., что второе его путешествие продлится с 1833 по 1835 г., а третье – с 1842 по 1849 г.

Два месяца плавания на 212-тонном бриге «Финдлэй» не были безоблачными: немало опасностей встретил в пути молодой пут е- шественник. В дневнике Лэйна сохранилась такая запись: в один из трудных моментов он сумел заменить капитана и проявить свое знание навигации, – видимо, помогли его занятия математикой. В сентябре бриг наконец стал на якорь в александрийской гавани.

Лэйну не терпелось сойти на берег неведомой страны – подобно тому как «восточному жениху не терпится поднять вуаль, скрывающую лицо невесты, которое он никогда не видел», вспоминал он позднее. Надо полагать, что уже тогда Эдвард имел весьма серьезные намерения в отношении своей «невесты»; видимо, таков был характер молодого ученого, его увлеченность и стремление добиваться цели – качество, обычно отличающее настоящего ученогоаналитика от остальных людей, которое в полной мере проявилось у Лэйна позже в поразительной научной доскональности и подви ж- нической скрупулезности, позволившей ему создать непревзойден-

24

ный «Арабско-английский словарь» и книгу о нравах и обычаях египтян. Лэйн имел привычку ко всему относиться только серьезно. Он писал: «Я приехал в Египет вовсе не для развлечения, не для того, чтобы осмотреть его пирамиды, храмы и гроты и, удовлетворив свое любопытство, покинуть их, сменив на другие пейзажи и на другие удовольствия. Я собирался целиком окунуться в среду чужих людей, о которых я слышал самые противоречивые сведения. Я собирался перенять их язык и их обычаи, привыкнуть носить их одежду, и, для того чтобы добиться наибольшего успеха в изучении их литературы, я решил почти всецело связать себя с мусульманским населением страны».

Некоторое время Лэйн оставался в Александрии, которая, «не будучи в достаточной степени восточным городом», разочаровала его, и он с еще большей страстью устремился в Каир. Получив приглашение известного и неутомимого картографа Египта М. Лайнента совершить это путешествие вместе с его группой, Лэйн 28 сентября отплыл в столицу по каналу Махмудийа. По дороге Лэйн пунктуально заносил в записную книжку все, что он видел и слышал, – от скрипа сакийи (колеса, подающего воду на поля) до кваканья лягушек. Путешествие в те времена было долгим: только 2 октября на горизонте показались силуэты пирамид Гизы, и лодка причалила в предместье Каира – Булаке.

Лэйн был очарован Каиром, его узенькими улочками, бесчисленными минаретами, великолепными архитектурными памятниками. После посещения генерального консульства Лэйн решает сразу же приобщаться к местному образу жизни. Он переодевается в турецкое платье и отправляется на поиски жилища. Ему удается снять, дом в районе Баб аль-Хадида.

Лэйн совершает многочисленные экскурсии по городу. Его пристальное внимание привлекают пирамиды, но вовсе не как туриста: везде Лэйн делает детальные зарисовки и тщательные измерения. После двух месяцев изучения египтян и арабского яз ыка Лэйн вновь совершает поездку к пирамидам, основательно экипировавшись всем необходимым для работы. Он находит временное пристанище в одном из склепов – шириной восемь футов и длиной шестнадцать. В склепе он обнаруживает обычное скопление тряпок и костей и находит даже несколько целых мумий: в те времена это еще не было редкостью. Перенеся туда свой багаж и раскурив любимую трубку, Лэйн чувствует себя удовлетворенным: здесь он может заняться составлением карт и зарисовками; на влажном полу

25

разложены матрасы, горят свечи. Ему прислуживают двое слуг, привезенных из Каира, – египтянин и нубиец. «В этой гробнице я провел две недели, – вспоминал Лэйн, – самые приятные дни моей жизни, хотя я и был лишен многих предметов роскоши, которые мог достать без особого труда. Моя внешность соответствовала моему образу жизни: учитывая то, что мне предстояло подвергаться значительным перепадам температуры, входя в Большую пирамиду и выходя из нее, я оделся в харам (шерстяную рубашку) бедуина, наиболее удобную одежду в таких обстоятельствах – ее можно запахивать больше или меньше в зависимости от температуры. Я также стал приучать себя часто сбрасывать обувь, чтобы легче было карабкаться по ступеням и пробираться по узким проходам в пирамиде, то же самое я бы посоветовал и всем остальным. Пару раз я слегка поранил ступни, но через два-три дня я уже мог безболезненно ступать на самые острые камни. В соседних деревнях я доставал любую пищу, в которой нуждался: яйца, молоко, масло, птицу и верблюжье мясо. Хлеб можно было купить только в Гизе, правда, я мог нанять человека, чтобы выпекать его. Средний грот занимала семья из трех человек: старика по имени Али, его жены (которая была более чем в два раза моложе его) и их маленькой дочери, они охраняли там несколько антикварных ценностей. Не считая их, ближайшими моими соседями были только обитатели деревушки, находившейся на расстоянии мили». Правда, через два дня одиночество Лэйна было нарушено: его гостеприимства попросил молодой бедуин, дезертировавший из армии паши. Он оставался с англичанином вплоть до отъезда Лэйна в Каир, развлекая его по вечерам многочисленными историями из жизнеописания Абу Зайда и вызывая негодование слуги-египтянина своим бедуинским презрением к феллахам. Перед отъездом Лэйн спросил его, на чье покровительство он теперь рассчитывает, и молодой бедуин ответил, проявив характерную для мусульман веру в провидение Аллаха: «А кто тебя привел сюда?»

Вернувшись в Каир, Лэйн занимается изучением города и его обитателей. К этому времени он уже в достаточной степени овладевает арабским языком и стремится быть похожим на египтян одеждой, манерами и образом жизни; сближению с людьми помогают его природное спокойствие, самообладание и терпеливость. Многим он по внешнему виду напоминает скорее хиджазского араба, нежели египтянина, но, как бы то ни было, каирцы не видели в нем чужака; ему удавалось улавливать наиболее сложные и яркие

26

идиоматические обороты их диалектальной речи, запоминать малозаметные детали их повседневного общения, понимать их образ мысли. Как образно писал Лэйн-Пул, «дух Востока является закрытой книгой для девяноста девяти из каждых ста ориенталистов. Для Лэйна он был открыт».

Однако не следует видеть в Лэйне ученого, фанатически погруженного в объект своего исследования и забывшего обо всем остальном. Он интенсивно общался с каирскими европейцами, но его общение было направленным: оно должно было содействовать его востоковедному образованию. Много дало Лэйну знакомство с известными египтологами Уилкинсоном и Бэртоном (позднее Хэлибэртоном), уже упоминавшимся Лайнентом, Бономи, путешественниками Хэмфризом, Хэем и Фокс-Стрэнгвэйзом. Другом Лэйна и ценителем его таланта был лорд Прудоу.

Наконец Лэйн решил, что настало время для путешествия по Нилу. 15 марта 1826 г. он отплывает вверх по течению на лодке с экипажем в восемь человек. Во время путешествия Лэйн неустанно работает. Он не теряет ни минуты, осматривает все, что можно увидеть, описать, нарисовать, начертить. Он готов бродить по прибрежным городам и деревням целыми днями. Неутомимый ходок, он не боится раскаленного песка в жаркие дни, когда температура в тени достигает 45°. Исходив берега, он плывет дальше, сидя на палубе с трубкой и наблюдая за всем на расстоянии. Лэйн интересуется в равной степени и современной ему жизнью египтян, и древностями Египта. Он посещает мавзолеи шейхов аль-Хариди и Абдель Кадира аль-Джилани, демонстрируя такое знание обрядов зияры (ритуального посещения мавзолеев), что спутники находят его поведение безошибочным. Ему удается посещать не только деревни, но и становища бедуинов. Весьма плодотворной была поездка по Верхнему Египту. В древней столице египтян – Фивах – он пробыл 73 дня. Вернувшись в Каир, Лэйн опять переключается на изучение и описание нравов и обычаев горожан, а также продолжает описание города. Через несколько месяцев он совершает второе путешествие по Нилу, поднявшись опять до второго порога. В 1828 г. он завершает описание Египта и Нижней Нубии, страны, ее памятников и населения. Пробыв некоторое время в Каире и совершив прощальный визит к пирамидам Гизы и Саккары, он осенью того же года возвращается в Англию.

Так завершилась первая экспедиция Лэйна в Египет, давшая ему основной материал для книги о Египте и египтянах. Три года,

27

которые Лэйн провел в Египте, по его признанию, были потрачены на то, чтобы «зарисовать страну». В результате был собран уникальный материал. Каждая пирамида или гробница, каждый памятник, каждая мечеть или деревня, любое примечательное растение, одежда, утварь – все замечено, описано, зарисовано. Глаз наблюдателя бесстрастен, язык точен и суховат, лишен эмоциональной восторженности благожелательного путешественника или язвительности заведомо неприязненно настроенного к стране европейского визитера. Лэйну чуждо fine writing, максимальная достоверность в описании – вот его единственная задача. Из всех своих работ только в примечаниях к переводу «Тысячи и одной ночи» Лэйн отошел от этого принципа. Но то, что в XIX – начале XX в. считалось высшим достижением ученого Лэйна, сегодня оказалось забытым, а его описания привлекают тем большее внимание, чем дальше отстоит от нас его эпоха.

В результате первой поездки Лэйна и родилось его грандиозное «Описание Египта». Этот труд можно было бы назвать непревзойденным, если бы не одно «но»: он не увидел света. Дело в том, что его неотъемлемую часть составлял 101 рисунок сепией, сделанный с помощью изобретенного другом ученого д-ром Уолэстоном проекционного аппарата, называемого камера лусида. Воспроизведение этих рисунков типографским способом обошлось бы слишком дорого (и не оправдало бы себя). Но рукопись и рисунки не пропали даром: они послужили ценным материалом для многих и многих европейских исследователей.

Только во время первой поездки в Египет Лэйна можно было назвать «чистым» путешественником. Лишь еще один раз Лэйну предстояло подняться вверх по Нилу до Фив, замечал по этому поводу Лэйн-Пул, и пожить в гробнице, но это было вынужденное бегство от чумы. С тех пор мы уже не увидим отчаянного исследователя, карабкающегося по пирамидам или шагающего под жаркими лучами солнца меж бедуинских палаток. Перед нами предстанет именитый ученый: стол, перо и бумага заменят ему долины Египта, блокнот и карандаш путешественника.

Несколько лет в Англии Лэйн провел за обработкой своих дневников, из которых родилось его «Описание Египта». Переговоры с издателями ни к чему не привели. Тогда Лэйн выбрал из рукописи только ту часть, в которой шла речь о современном ему населении Египта, и показал ее лорду Браугхэму. Браугхэм весьма высоко оценил ее и рекомендовал Обществу распространения полезных знаний,

28

членом которого являлся. Это вселило в Лэйна надежду и побудило его совершить новое путешествие в Египет, чтобы дополнить эту часть и сделать на ее основе новую книгу. В 1833 г. он пересекает Средиземное море и вновь оказывается в Александрии. Ему понадобилось два года (1833 – 1835), чтобы превратить очерк о нравах и обычаях в фундаментальное и законченное описание быта египтян. Это описание по своему уровню не уступало предыдущему.

Уже к началу первого путешествия Лэйна Египет не являлся для европейцев terra incognita. Однако возможности изучения Египта были далеко не исчерпаны. Страну еще не описали во всех отношениях. Для выполнения этой задачи нужен был талант именно такого ученого, как Лэйн. Об этом таланте лучше всего сказал лорд Браугхэм: «Интересно, знает ли этот человек, в чем состоит его форте? – Это описание». Способность к скрупулезному научному описанию и потрясающая работоспособность – вот то главное, что позволило Лэйну выполнить его задачу – описать Египет.

Обладая талантом ученого-дескриптивиста, Лэйн нашел ему наилучшее применение: всесторонне и полно, с необычайной добросовестностью он изучил Египет и египтян, их нравы и обычаи, их язык и литературу, их города и жилища, их внешность и одежду. Каждое из его описаний сделано на высоком профессиональном уровне. При этом Лэйн не создал теоретических трудов в какой-либо из областей арабистики, за исключением разве что комментариев к «Тысяче и одной ночи». Его крупные работы не претендуют на это. Правда, тщательный разбор того или иного явления иногда сопровождается ассоциациями, и тогда появляются, например, сопоставления с Библией (которую Лэйн хорошо знал), с обычаями древних народов, однако здесь Лэйн демонстрирует больше свою эрудицию. Но эти недостатки не заслоняют главного, сделанного ученым.

Лэйн прибыл в Александрию на борту торгового судна «Рэпид» водоизмещением 162 тонны, а оттуда по каналу Махмудийя на лодке отправился в Каир. Со времени своего отплытия из Англии Лэйн вел дневник, в который, так же как и во время первого пут е- шествия, скрупулезно заносил все, что видел. Многие страницы этого дневника представляют самостоятельную научную ценность, хотя они и не вошли ни в одну из книг автора. Вот несколько отрывков из дневника.

«15 декабря (по дороге в Каир)

...Сторговались за 80 пиастров плыть до Каира. Дошли до Фувы, но не смогли продолжать плавание из-за резкого встречного

29

ветра. Воздух слишком вязок: трудно было представить себе, что я

вЕгипте. Вода все еще очень мутная. Много лодок перевозили турецких паломников, собиравшихся присоединиться к египет скому каравану в Мекку. Фува, казалось, вся лежала в руинах и была населена самыми несчастными и убогими людьми, каких я когда - либо видел. Мне говорят, что я увижу это во всех деревнях, которые мы будем проплывать. Причина одна: всех самых здоровых на вид молодых людей забрали в армию или во флот, их жены и возлюбленные последовали за ними, но были разлучены с ними по прибытии в столицу и превратились в проституток; сегодня Каир кишит ими…

26 декабря

…Вид на Каир со стороны порта (Булака. – В.Н.) стал значительно лучше со времени моего последнего визита благодаря тому, что горы мусора, возвышавшиеся на этом месте, были убраны, а там, где они находились, выросли сады. Некоторое время назад европейским путешественникам, если они были одеты в турецкое или европейское платье, не разрешалось входить в городские ворота Каира без паспорта (он назывался тизкара), который они должны были показать страже. Теперь с этим правилом покончено. Оно было введено для того, чтобы точно знать количество населения и гарантировать, что ни один из местных жителей не останется неузнанным и не избежит уплаты фирды – подушного налога. В самой столице я обнаружил больше разрушенных домов, нежели в прошлый мой приезд, а в облике низших сословий признаки нищеты стали явственнее. В стиле костюмов местных жителей не произошло изменений, но офицеры и турки на службе паши стали носить одежду низамиев, что только начало распространяться среди них тогда, когда я уезжал из Египта. Головной убор (теперь просто тарбуш, без муслинового или кашемирового платка, обернутого вокруг него) потерял свою былую элегантность. Вся одежда стала менее изящной и красивой по сравнению с костюмом мамлюков, который она сменила, хотя стала более удобной для ходьбы и любой активной деятельности…

11 января, 1-й день рамадана

…Рамадан в этот год падает на зиму, поститься относительно легко: дни короткие, а погода прохладная, поэтому жажда не ощущается столь мучительно. Период от начала воздержания от пищи (имсак) до конца . . . будет равен 12 часам 47 минутам… К вечеру и

втечение некоторого времени после захода солнца нищие на ули-

30