Naumkin_V_-_Islam_i_musulmane_kultura_i_politika_2008

За пределами внимания Лэйна остался, однако, еще один древний обычай египтян, также восходящий, вероятно, к доисламской эпохе. Это обрезание девочек (хитан аль-банат), которое описывал, в частности, Клот-бей:

«Египетских женщин подвергают некоторого рода обрезанию, производя эту операцию над девочками от 7 до 8 лет. Когда девочка достигнет положенного возраста, ее отводят в баню, где сами банщицы, вооруженные плохими ножницами, совершают над ней обрезание. Не знаю, что могло быть причиной подобного обычая. Вероятнее всего, что этим хотели уменьшить в самом раннем возрасте наклонность египетских женщин к сладострастию. Мнение, что обрезание женского пола в Египте есть мера, придуманная для укорочения меньших губ (нимф, nymphes), которые, впрочем, так же велики у египтянок, как и у европеянок, совершенно несправедливо. Религия ничего не говорит об этом обряде. Сказывают, однако ж, что он существовал и у древних египтян»46.

Этот обычаи сохранился в египетских деревнях до сих пор. Еще до второй мировой войны передовая египетская общественность выступала за запрещение обрезания девочек, считая его варварством, неоправданным ни религиозными, ни гигиеническими соображениями. Действительно, этот обычай в североафриканском регионе имел место помимо Египта только в соседних странах – Сомали, Судане и Эфиопии. Известный египетский журналист и писатель того времени Саляма Муса писал в статье, специально посвященной этому вопросу, что сторонники обычая обрезания девочек считают, будто операция сделает египетскую женщину менее чувственной и, следовательно, более верной, но дело обстоит наоборот: женщина оказывается лишенной полного супружеского счастья и поэтому часто прибегает к наркотикам. Именно этим Саляма Муса объяснял чрезвычайно широкое распространение употребления наркотиков среди египтянок.

Египтянки по-прежнему рано выходят замуж. В этом они не составляют исключения: ранние браки были характерны для всего ближневосточного региона, во многих странах положение не изменилось и сейчас. Клот-бей образно заметил: «В Египте женщины приходят в совершенный возраст на одиннадцатом или двенадц а- том году. В двенадцать лет они становятся нередко матерями, в двадцать четыре года – бабушками, в тридцать шесть лет – прабабушками, в сорок восемь – прапрабабушками; есть даже примеры, когда они доживают до пятого поколения».

61

Французский врач сообщал также об одном варварском обычае, жертвами которого становились девушки, выходящие замуж: «В присутствии матерей и нескольких пожилых женщин, принадлежащих к семейству новобрачных, молодой совершает варварскую операцию, долженствующую доказать невинность его супруги. Указательным пальцем правой руки, обернутым в белый кисейный платок, он разрывает девственную плеву… Платок, запятнанный кровию юной жертвы, показывается родственникам, которые поздравляют новобрачную с ея целомудрием и громко изъявляют свою радость…». Если невинность новобрачной не была доказана,

еемогли бросить в Нил.

Исегодня сохранение девственности является главным условием для вступления девушки в брак в подавляющем большинстве египетских семейств (за исключением части буржуазии и интеллигенции). Во время моего пребывания в Египте я читал в разделе судебной хроники одной из египетских газет: о случае, происшедшем в какой-то деревне: брат новобрачной, отвергнутой женихом после свадьбы из-за нарушения невинности, зарезал ее ножом. Эти «убийства чести» нередки во многих арабских странах.

Свободная связь между молодым человеком и девушкой попрежнему является чрезвычайно редкой, а для традиционных слоев египетского общества почти невозможной. Во всяком случае, она наносит непоправимый вред репутации молодой женщины. Рано созревающие египетские юноши мечтают о женитьбе, которая стоит больших денег: заплатить выкуп за невесту способен далеко не каждый. Несмотря на официальный запрет, в Египте сохраняется проституция. Лэйн, как мы видим, отмечал определенную «вольность нравов» еще в ту эпоху, чему не мешала высокая степень религиозности населения. С этим согласуется и наблюдение Клотбея: «Нравы в Египте гораздо испорченнее, нежели в других областях Оттоманской Империи; вот почему, несмотря на то что религиею строго запрещены танцы, в Египте всегда дозволялось гауазисам (публичным танцовщицам) (правильно: гавази. – В.Н.) забавлять зрителей разными сладострастными телодвижениями, не

только в частных домах, но и публично; недавно полиция запретила им плясать публично на улицах Каира и Александрии»|.

Столь же неодобрительно отзывался о гавази А. С. Норов: «Нельзя без сожаления видеть тот класс несчастных жертв разврата, которые известны под именем гавазе, или танцовщиц. Они большею частью абиссинки. Их не должно смешивать, как то все-

62

гда делают, с певицами, называемыми альме и которыя, получая образование, искусно расточают цветы восточной поэзии в своих меланхолических напевах и услаждают праздные часы муселимов (мусульман. – В.Н.), особенно в гаремах. Танцовщицы гавазе, о которых так много было говорено под именем альме, производят себя от знаменитого города изгнанников из Сирии; они исполнены огненного воображения и обучены с младенчества обольщать чувства; их призывают на все богатые торжества, и в виду возлежащих, при напевах и музыке они совершают столь соблазнительные пляски, что часто доводят до исступления зрителей и исторгают у них богатейшие дары».

Впрочем, Клот-бей не делает большого различия между гавази и альме. Он пишет об альме: «Пляска их до того вольна и сладострастна, что я не осмелюсь здесь описывать ее и ограничусь только общими выражениями… Платье алмей чрезвычайно узко, сжимает и резко обозначает все формы их; шея открыта; руки голые». Это якобы позволяло отличать «женщину свободных нравов от женщины порядочной».

В связи с затронутой здесь темой мне вспоминается один случай. Как-то в первый месяц жизни в Каире я шел со своими друзьями поздним вечером по городу, приближаясь к мосту через Нил, ведущему в Гизу, т. е. в центре Каира, недалеко от нового советского посольства. Внизу, на Ниле, на рейде стояли фелюги – высокие деревянные лодки с острым носом – под грязно-белым парусом. На узкой набережной маячило несколько фигур в ослепительно белых длинных одеяниях, в белых тюрбанах, с черными лицами – судя но всему, нубийцы или суданцы. Один из них стал махать нам рукой и кричать: «Фусха ‘ан-Ниль! Фусха ‘ан-Ниль!» («Прогулка по Нилу! Прогулка по Нилу!») Не сговариваясь, мы свернули под мост: это так увлекательно прокатиться по ночной великой реке Африки на парусной лодке! Кэптэн Сулейман (каптэнами называют хозяев нильских фелюг) на вопрос о стоимости прогулки величаво кивнул нам на маленькую весельную лодку, у которой стоял наготове мальчишка лет десяти: «Поезжайте, там разберетесь».

Мы сели, и мальчик погреб на середину реки, к фелюге, в которой, казалось, никого не было. Мы поднялись на высокий борт, и навстречу нам встал еще один кэптэн в белом. На деревянных скамейках вдоль бортов фелюги были набросаны засаленные подушки. Всего на скамейках могло бы сесть человек пятнадцать. Кэптэн усадил нас на одну сторону и стал расхваливать предстоящую про-

63

гулку, сказав, что она обойдется по три фунта с человека. Мы удивились столь дорогой цене за маленькое путешествие. Но кэптэн протестующе поднял руку и обратился ко мне: «Сначала посмотри, эфенди, потом говори». Он быстро подошел к противоположно му борту и хлопнул в ладоши. Как по мановению волшебной палочки, в фелюге появилось несколько девушек. Они были одеты довольно бедно – в шаровары и замызганные парчовые платья, головы покрыты платками. Девушки (старшей из них было лет двадцать пять) дрожали от холода. Еще бы! Ведь они, скорчившись, чтобы их не было видно, лежали в весельной лодке, пришвартованной к борту фелюги. «Вот мой товар, – осклабился кэптэн, – разве не заплатишь трех фунтов, эфенди?»

Кэптэн занимался запрещенным ремеслом: фелюга была плавучим борделем для небогатого каирского люда. Мой решительный отказ от подобной прогулки кэптэн понял по-своему. Сделав вид, что обиделся, он подал девицам знак убираться восвояси и, подойдя к борту, пнул во что-то, находящееся за ним, ногой, сердито прикрикнув. «Это специально для тебя, эфенди, хороший товар», – подмигнул мне кэптэн. На борт поднялись две девочки, совсем еще дети, лет восьми-десяти, не больше, у одной было заплаканное лицо, другая улыбалась, глядя мне в глаза. Хотелось ударить кэптэна, но пришлось ограничиться еще одной «нотой протеста». Потеряв к нам интерес, он взял у меня два фунта за всю нашу компанию и велел мальчику покатать нас на весельной лодке, в которой мы приплыли. Мальчик, которого звали Авад, рассказал, что он родом из бедной многодетной крестьянской семьи, живущей в окрестностях Каира, что кэптэп купил его у родителей за деньги, за работу ему ничего не платит, только кормит. Короткая воспитательная беседа вроде подействовала на мальчика. Он сказал, что понимает, что это место плохое, и пообещал уйти к своему односельчанину, который зовет его работать в прачечную. Однако, когда наступило молчание, мальчик долго присматривался ко мне, как бы решаясь что -то спросить. Наконец он сказал: «А может, вас отвезти к кэптэну Махмуду, туда, на другую сторону?» – «А что у Махмуда?» – спросил я. «Там… такие же, как я», – процедил Авад.

Что ж, мальчик привык видеть в основном весьма неприглядную сторону каирской жизни, и мы не удивились. Удивился только Авад: теперь он уж вовсе не мог понять, чего же хотят эти загадочные иностранцы, неужели и впрямь просто помотаться в лодке по реке. Когда мы попрощались с ним на берегу, он спросил меня уныло и

64

безнадежно: «Ну, может быть, хоть травки купишь, вот кусочек на три фунта». И он вытащил из-под рубахи кусок гашиша, завернутый в тряпочку. Кстати, незадолго до этого в Египте вышел закон, по которому торговля наркотиками каралась смертной казнью. Первая прогулка по Нилу оставила у меня не радостное впечатление.

Особенностью книги Лэйна является то, что он главное внимание уделил жителям Нижнего Египта, и в первую очередь Каира. В то же время население Саида, т. е. Верхнего Египта, имеет целый ряд специфических обрядов и обычаев, унаследованных от далекого прошлого. Много самобытного можно увидеть в укладе жизни и традициях нубийцев – жителей области, расположенной на юге страны.

В1967 г. мне удалось проехать по деревням Нубии со всемирно известным египетским кинорежиссером Юсуфом Шахином: готовился совместный советско-египетский фильм «Люди на Ниле» (авторы сценария – египетский писатель Абдеррахман аш-Шаркави

ироссийский кинодраматург Н. Н. Фигуровский), и я открыл для себя совершенно новый мир. Но, наверное, это – предмет особого разговора (кстати, нубийская культура и по сей день мало изучена).

Вкниге Лэйна справедливо выявлены общие черты и свойства, составляющие основу национального характера египтян, который Лэйн хорошо понял и почувствовал. В довольно беспристрастном описании он показывает этот характер во всей сложности и неоднозначности, не преувеличивая значения национальных особенностей и не выпячивая их, как делали, да и продолжают делать поныне некоторые западные авторы.

Горячность и долготерпение, злопамятность и отходчивость, энергичность и апатичность, экспансивность и сдержанность, хитрость и простодушие – все эти качества, как и многие другие, прекрасно уживаются в египтянах.

Бурный темперамент египтян я особенно ощущал во время футбольных матчей. В дни, когда встречались два знаменитых клуба «Замалик» и «Ахли» (один из моих знакомых шутил, что все египтяне делятся на две партии: замалькави, т. е. болельщики «Замалика», и ахляви – болельщики «Ахли»), в городе творилось чтото невообразимое. Автобусы, едущие к стадиону, представляют собой невероятное зрелище: они буквально облеплены людьми. Люди висят на подножках, стоят на заднем бампере, лежат на крыше, сидят в проемах окон, свесив ноги наружу. По улицам шагают толпы

65

людей, скандируя лозунги в поддержку любимого клуба, некоторые несут транспаранты.

Не меньше впечатляют ожесточенные споры водителей на улицах больших египетских городов. В толчее каирских улиц немн о- гие водители руководствуются правилами, первым проезжает смелый. На площади Тахрир, где сходится несколько улиц, водители сигналят и отчаянно жестикулируют высунутой из окна автомашины рукой. Самый распространенный жест – покачивание рукой со сложенными щепоткой пальцами, что означает: «Подожди, не торопись!» Когда возникает спорная ситуация, машины останавливаются, слышится громкая и экспансивная перебранка. Иногда в ход пускаются сильные словечки.

Бурная уличная ссора, во время которой спорщики наседают друг на друга, как петухи, толкают противника в грудь, осыпают страшными угрозами, почти никогда не перерастает в драку. Ссора утихает столь же быстро и неожиданно, как и началась . Создается впечатление, что египтянину трудно ударить человека. Но это не врожденное уважение к человеческому достоинству. Человеку, уличенному или даже подозреваемому в воровстве, грозит самосуд.

Жестокость толпы, движимой звериным инстинктом собственника и готовой растерзать человека, подозреваемого в воровстве, побудила известного египетского писателя Юсуфа Идриса создать некий обобщенный образ, вызывающий отвращение к человеческой жестокости вообще. В рассказе «Аорта» толпа, подозревающая н е- коего Абдо в краже денег, вешает его на мясницкий крюк, не веря объяснениям несчастного, что он возвращается из больницы, где ему вырезали аорту; Абдо начинают обыскивать: с него срывают галябийю, сдирают бинты, думая, что под ними спрятаны деньги, –

иперед толпой предстает голый Абдо с кровоточащей раной на груди и торчащим из сердца обрезком аорты.

Явспомнил этот рассказ Идриса, когда однажды мне пришлось видеть на египетском базаре, как нещадно били маленького воришку, стащившего у толстяка-булочника невесть что.

Отвратительное впечатление произвели на меня и виденные в египетской армии сцены рукоприкладства. Многие офицеры или унтер-офицеры могли безнаказанно ударить по лицу солдата, несмотря на то, что с рукоприкладством в армии велась борьба.

Но не эти случаи определяют характер отношения египтян друг к другу. Они в целом неизменно благожелательны, любезны

ивежливы.

66

Кого из нас, бывавших в Египте, не поражала длительность приветствий! Встретившись, два египтянина не удовольствуются одним приветствием, а будут изощряться в формулах, пока не исчерпают их. «Сабах аль-xэйр!» («Доброе утро!») – «Сабах аль-xэйp!», «Сабах аль-фулль!» («Жасминное утро!») – «Сабах аль-ишта! («Сметанное утро!», т.е. светлое, как сметана) – «Сабах аль-вapд!» («Розовое утро!») – «Сабах аль-ясмин!» и т. д. Затем приятели начнут интересоваться здоровьем и делами друг друга и родственников. Самое употребительное египетское выражение – «Иззаййак?» («Как дела?», букв. «Как ты?») – может повторяться в устах встретившихся несметное число раз, перебивая тему разговора. А ведь это лишь обычная, ничего не значащая уличная встреча! Деревенские женщины приветствуют друг друга по-особому. «Иль-‘авафи, йа ситт Умм Ратиба!»

– скажет одна, встретив другую на улице, т. е. «Здоровья тебе, мать Ратибы!». А Умм Ратиба ответит ей: «Йи‘афик уи-йи‘афи баданик!» («Да даст Он [т. е. Аллах] здоровья тебе и твоему телу!»)

Любое действие у египтян сопровождается определенным речевым ритуалом. Многоступенчатый обмен приветствиями может раздражать иностранца, казаться лицемерным. Обилие формул, заготовленных в египетском разговорном языке для каждого случая жизни, вызывает уныние у того, кто надеется в совершенстве овладеть им. Но за любым обменом формулами прослеживается определенный психологический рисунок, все значимо, слова являются сигналами отношения, настроения, иногда выражают совсем не тот смысл, который в них заложен, указывая на то, о чем у египтян говорить не принято или неудобно. Самый простой пример – выражение «Иншалла!» («Если пожелает Аллах!»). Как часто европеец, попавший в арабскую страну, сетует на необязательность местного жителя, не выполнившего данного обещания. Но ведь если лавочник ответил, к примеру, на вопрос о том, привезет ли он завтра т о- вар, «Иншалла!», то это фактически лишь вежливая форма отказа. Неприлично сказать человеку «нет», он может обидеться, ему м о- жет быть это неприятно и т. д. Ну а уж если Аллах не пожелает, чтобы я выполнил твою просьбу, то обижаться, сам понимаешь, не на кого. Если ваш знакомый говорит вам: «Иншалла, хашуфак» («Если пожелает Аллах, мы увидимся»), это значит, что он не только не уверен, что увидит вас, но и не очень этого хочет. Это то же самое, когда хозяин говорит вам, прощаясь: «Зурна, ба’а» («Ну, заходите к нам»). Будьте уверены, что вас не приглашают.

67

Однако столь неопределенное приглашение, являющееся, по сути, отказом в гостеприимстве, нетипично для египтянина. Гостеприимство у него в крови, с гостеприимством связано и очень много ритуалов. Приход в гости начинается с бесчисленных приветствий, о которых уже говорилось. Затем вам обязательно будут предлагать как минимум выпить чаю пли кофе. Вас будут угощать чашкой напитка не только в доме местного жителя, но и в кабинете учреждения, причем даже в таком, где сидит много служащих и, кажется, нет места для чаепития. Не отказывайтесь! Вы можете обидеть хозяина. Какой деловой разговор может получиться без чашки чаю или кофе! Во всех египетских учреждениях есть прислуга, которая занимается приготовлением чая и кофе, разносит чашки по кабинетам.

Однако соглашаться тоже надо не сразу. В ответ на сакраментальный вопрос: «Тишраб ахва уалля шай?» («Будете пить кофе или чай?») – для начала неплохо ответить: «Мутшаккир, мафиш люзум» («Спасибо, не нужно»). Вопрос для вас повторят с большей настойчивостью, тогда уж говорите: «Аййи хага» («Все равно что»), чтобы не слишком утруждать хозяина и не заставлять его пить с вами то, что он не любит. Даже кофейный кризис не способен заставить египтян отказаться от этого чудесного вопроса.

Вы зашли домой к египтянину и сели пить кофе. Но не забывайтесь: до прощальной благодарности еще есть что сказать. Например: «Дайман!» («Всегда!») – вы тем самым желаете хозяевам, чтобы в их доме никогда не переводилось угощение. Хозяин не останется у вас в долгу, он тут же ответит: «Дамит хайатак!» или «Хайатак иддайма!» («Пусть твоя жизнь будет долгой!» или «Да продлится твоя жизнь вечно!») Теперь хозяин как будто специально ждет, чтобы не прозевать, когда вы кончите пить. Он тут же скажет вам, улыбаясь: «Ханийян!» («На здоровье!») Но и вы не зевайте и не говорите: «Спасибо», ведь на каждое пожелание есть свой ответ. В данном случае нужно сказать: «Алла йиханник!» («Пусть даст тебе Аллах здоровье!») Вам могут также сказать: «Анист!» или «Анистина!» («Ты осчастливил нас!») Тут проявите скромность и скажите: «Алла йианиску!» («Да осчастливит вас Аллах!») Вам могут еще сказать:

«Наввартина!» или «Навварт иль-бет куллю!» («Ты осветил нас!»

или «Ты осветил весь дом!») И здесь не надо теряться, скажите: «Алла наввар алеку!» («Да осветит вас Аллах!») Но хозяин скорее всего не удовлетворится этим и будет продолжать состязание в славословии. «Шаррафтина!» («Ты оказал нам честь!») – не отстанет он от вас. Не медлите и отвечайте: «Алла йшиарраф адрак!» («Да

68

окажет тебе честь Аллах!») – «Зарна-н-наби!» («Нас посетил Пророк!») – будет настаивать хозяин. Вы и тут не сдавайтесь, говорите: «Ишт!» или «Алла йихфазак!» («Живи!» или «Да сохранит тебя Аллах!») Египетские христиане-копты по части приветственных и пожелательных формул мало чем отличаются от мусульман. Но есть и своя специфика. Так, хозяин-копт скажет вам не «Зарна-н-наби», а «Заритна-ль-адра» («Нас посетила Святая дева»), но суть остается прежней: ваш визит рассматривается хозяином как исключительно радостное событие, приравниваемое к посещению пророком Мухаммедом или девой Марией.

Если же вы приглашены в дом на обед, хозяева постараются сделать для вас все возможное. Придите за полчасика, но не раньше. Здесь будут все те же взаимные знаки внимания, только еще в большем количестве. За едой вы можете пожелать хозяевам: «Дайман ‘амир!» («Пусть всегда ваш дом будет полон гостей!») Не забывайте хвалить приготовление пищи. Вообще, когда вам что -либо хорошо сделали, будь то хорошо сшитый портным костюм или хорошо приготовленная хозяевами пища, следует сказать: «Алла наввар алеку!» («Аллах осветил вас!») Для выражения благодарности есть хорошая фраза: «Тислям идеек!» («Да будут благословенными твои руки!») И это пожелание не останется без ответа, вам тут же скажут: «Алла йисаллимак!» («Да благословит тебя Аллах!») или: «Ишт!» («Живи!», «Жизни тебе!») Кажется, не только египтяне любят, чтобы их хвалили, но здесь не похвалить просто неприлично. Если вы чувствуете, что переборщили, непременно добавьте, что все, что вы говорите, «муш мугамля» («не для красного словца, не для комплимента»), а чистая правда. Хозяева будут усиленно угощать вас. Сделайте вид, что вы стесняетесь! Это позволит хозяевам еще лучше продемонстрировать свое гостеприимство и наговорить вам массу приятных вещей: «Ма тихтишиш», «Илъ-бет бетак» («Не стесняйся», «Этот дом – твой дом»), «Куль иль-хитта ди ‘альшан хатри» («Съешь этот кусочек ради меня») и т. п. Но все хорошее кончается, и ваш визит подойдет к концу. На вашу первую попытку уйти хозяин, как правило, ответит протестом. Через десять минут попытку можно возобновить, и если хозяин будет уж очень сильно настаивать, чтобы вы остались, то можно посидеть еще.

Хозяин обязательно проводит гостя до двери. Считается неприличным захлопывать дверь, пока гость находится еще в пределах видимости. На прощание хозяин и гости обязательно будут

69

долго желать друг другу здоровья, благодарить, передавать приветы родственникам и приглашать в гости.

Гостеприимство – прекрасная черта египетского парода. В бедной крестьянской семье, а особенно у бедуинов гостю отдадут последнее, могут зарезать в его честь единственную овцу. Египтяне гордятся своим гостеприимством, ценят это качество у других народов, Конечно, здесь сказываются и общеарабские, даже вообще восточные традиции. Гостеприимство воспевается в арабском фольклоре, оно свойственно жителям всех арабских стран. Что касается египтян, то они даже различают провинции страны по степени гостеприимства, восхваляют гостеприимных и щедрых и посмеиваются над скупыми. Обладателями высшей степени гостеприимства (карам) считаются жители дельты Нила, скупцами – жители так называемых прибрежных провинций (ас-савахлийа) – Суэца, Думьята и др. Перечисляя провинции карама, каирцы вам назовут аш-Шаркийю, затем Бени-Суэйф, Кену, Сухаг, Минью. Конечно, может быть, это лишь предубеждение каирцев, п ережитки соперничества жителей различных зон Египта, по подобное мнение вы можете услышать и за пределами Каира. Репутацию самых негостеприимных и скупых людей имеют жители Асьюта. Рассказывают, будто житель этой провинции весьма своеобразно интерпретирует формулы угощения, обращаясь к приехавшему к нему гостю. Он сначала спросит его: «Тиги анди уалля филь люканда аръях?» («Остановитесь у меня или в гостинице вам будет удобнее?», а затем будет предлагать угощение: «Тшираб шай уалля тсаууад синанак?» («Выпьете чаю или боитесь окрасить зубы?»)

или: «Тит‘ашша уалля тфаддалъ тинам хафиф?» («Поужинаете или предпочитаете лечь спать с легким желудком?») В этом случае гостю остается только ретироваться.

Но, наверное, самым замечательным качеством египтян является их чувство юмора. Египтяне шутят всегда и везде. Неподражаемы их остроты анекдоты. Меня часто удивляла способность египтян шутить в ситуациях грустных или тяжелых, иногда даже совсем в неподходящих случаях. Около общественного туалета на вокзальной площади Баб эль-Люк человек в галябийе зазывает прохожих: «Та‘алю! Би-та‘рифа бас!» («Заходите! Всего за таарифу!», таарифа – мелкая монета в полпиастра).

В книге Лэйна большое внимание уделено не только обычаям и обрядам, но и народному искусству. Особую ценность в публикуемой книге представляют зафиксированные Лэйном тексты песен,

70