Naumkin_V_-_Islam_i_musulmane_kultura_i_politika_2008

молитв и т. п. Однако читатель, особенно специалист, должен сделать скидку на двойной перевод: во многих случаях автор не приводит оригинального арабского текста, а дает лишь, английский подстрочник. Поэтому в русский перевод, несмотря на тщательное редактирование, могли вкрасться определенные неточности.

Египтяне любят пение. Популярные певцы поют на диалекте, их песни знают наизусть и поют везде. Народная любимица – певица Умм Кульсум давала вечерние сольные концерты, которые продолжались иногда по 4 – 5 часов. Когда я впервые попал на такой концерт, мне ее пение, вызывавшее бурный восторг зала, показалось чуть-чуть утомительным, ведь для восприятия египетского (и вообще арабского) песенного искусства, мелодические принципы которого сильно отличаются от европейских, требуется определенный навык.

Какой контраст со всенародной популярностью народных певцов современного Египта, к которым их соотечественники относятся с любовью и восхищением, составляет жалкое и униженное положение народных певцов и музыкантов в Египте первой половины XIX в., как его описывал Лэйн! 0б этих певцах, именуемых аляти, Клот-бей писал: «Публичные певцы… составляют презренную касту, известную по испорченности нравов. Когда призывают их петь в частные дома, то хозяин платит им зацелую ночь не более трех или четырех франков; но гости обыкновенно умножают эту сумму своими деньгами. Сверх того, их потчуют водкою и ликерами, которыми они напиваются иногда до того, что совершенно лишаются чувств».

Специфическим видом народного искусства является поэзия на диалекте в корне отличная от классической и современной арабской поэзии на литературном языке. На диалекте (хотя и не очень давно) пишут некоторые видные египетские поэты.

С одним из них, Салахом Жахином, мне довелось неоднократно встречаться. Этот толстый маленький человек любил ходить завтракать в кафе гостиницы «Семирамис» на набережной Нила. Трудно было назвать вид искусства, в котором бы Жахин не преуспел. Великолепный карикатурист, он в течение многих лет ежедневно помещал свой рисунок в газете «Аль-Ахрам». В 1957 г. он был членом египетской делегации на Фестивале молодежи и студентов в Москве. Долгие годы возглавлял редакцию журнала «Сабах аль-хэйр». Не забуду Жахина – комического артиста, сыгравшего немало ролей в египетских фильмах, знатока народной муз ы- ки и народного песенного искусства. Но, по-моему, Жахина нужно

71

ценить прежде всего как самобытнейшего египетского поэта. Жахин писал преимущественно на диалекте, иногда на литературном арабском, но и в этом случае его поэзия не теряет особого присущего стихам поэта колорита. Продолжая традиции так называемых народных египетских поэтов прошлого – Бейрама ат-Туниси, Ахмада Рами и других, Жахин внес огромный вклад в создание поистине нового жанра поэтического творчества, метрика, стиль и язык которого почерпнуты не из арабской классической поэзии, традиционно определяющей развитие этого вида искусства в арабских странах, а из египетского фольклора, народных маввалей – песнопений, о которых так хорошо пишет Лэйн.

Жахин особенно высоко ценил Бейрама ат-Туниси – основателя и общепризнанного патриарха египетской поэзии на диалекте (ум. в 1961 г.), который пользовался чрезвычайной популярностью в Египте. Его маввали продолжают перекладывать на музыку, и их исполняют лучшие египетские певцы. Туниси писал на языке народа и для народа, для его доступной и бесхитростной поэзии характерно патриотическое и глубокое социальное содержание. Вот маленький образец мавваля Туниси :

Лех амши кеда, уэна мунаббит маракибкум? Лех фурши арьян, уэна мунаггид маратибкум? Лех бети харбан, уэна наггар давалибкум? Хийя кеда исмити… Алла йихасибкум.

Почему сижу босой, когда я туфли вам тачаю? Почему постели нет, когда вам платье расшиваю? Почему развален дом, когда я мебель вам строгаю? Удел таков… Аллах воздаст вам, заклинаю.

…В домашней библиотеке Салаха собрано много книг, имеющих отношение к египетскому фольклору, на отдельной полке – произведения египетских поэтов, пишущих в манере, близкой Жахину. Хозяин дома излагает мне свою теорию арабской и египетской поэтической традиции. По его мнению, Египет коренным образом отличается от других арабских стран тем, что сохранил в устном народном творчестве наследие египтян эпохи фараонов. Маввали и заджали, которые египтяне обычно поют за работой (сопровождать свой труд песнями любят все люди физического труда), а также обрядовые песни – это то, что в корне отличается от арабской традиции, не имеет аналога в дру-

72

гих арабских странах. Правда, Жахин оговаривается: единственным примером, который можно сравнить с примером Египта, является фольклор ливанского народа – вот, например, стихи Джибриля Нахле.

Поэт читает мне несколько своих стихотворений. Действительно, метрика, ритм стиха, система стихосложения – все необычно. Одно из стихотворений называется «Мамлюки». С каким мастерством Жахин в юмористической стихотворной форме передает существующие среди египтян представления о сказочной средневековой эпохе мамлюков, воспетой в эпических сказаниях о подвигах мамлюкских героев! Чеканный ритм стиха, отсутствие привычной для арабской классической поэзии системы чередования кратких и долгих гласных, игра звуками, плавность, когда каждая фраза слетает с его губ единым словом. Восторженное воспевание мамлюков и вдруг – неожиданный поворот к другой стороне легендарного средневековья: забавляясь с мечом, мамлюк рубит заслушавшегося зрителя, ведь жестокость и коварство были непременными спутн и- ками этой эпохи. Вот как звучит это стихотворение по-арабски:

Иль-Мамалик

Заман иль-мамалик хага романтик Абталь хавадит тахт иш-шабабик Райхин гаййин би-худум кеда шик Би-вушуш хамра л н ‘арф ид-дик Ракбин ‘аля хель Алла йи‘тык Йи‘милю харакят йидрабу мазазик Йиль‘абу бис-сейф ля‘б йисаллик Йидхаку уайяк уа-йигиззух фик

ейр иль-хавази’ ба’а уаль-машакик Уа ашьяк ин-нар илли тидаффик Хага тхаллик тишкур ахалик Илли ма-уальдук заман иль-мамалик

Читатель, не владеющий арабским языком, вряд ли может представить всю прелесть подобного стиха. Может быть, русский перевод отчасти компенсирует этот недостаток.

Мамлюки

Эпоха романтики – мамлюков время.

73

В окон квадратиках – героев племя. Гарцуют всадники, веселье сея, Как петуха гребень лица и шеи.

Сыпь дирхемы черни! Выше стремя!

Звенят струнами лютен, от пляски сатанеют. Меч – мяч жонглера. Веселись, глазея.

Они с тобой смеются и… острием по шее.

Аколы и удавки... А плетей змеи…

Авертелы в пекле, где тебя греют… Благодари предков – хорошо без злодеев! – Что тебя родили не в мамлюков время.

Интереснейшим видом устного народного творчества являются

пословицы и поговорки. Египетские пословицы и поговорки метки, самобытны и колоритны. В них всегда чувствуется вошедшая в плоть и кровь египтян склонность к юмору. Вот некоторые из них.

Йа дахиль бен иль-басаля уи-ишритха, ма-йинобак илля саннитха – букв. «О тот, кто лезет между луком и его шелухой, тебе ничего не достанется, кроме его вони». Это нечто среднее между нашими пословицами: «Третий – лишний» и «Любопытной Варваре нос оторвали».

Туль мэнта заммар уэна таббаль, йала-тгамма‘на ляйали-ль-

милях –букв. «Коль скоро ты флейтист, а я барабанщик, нас часто собирают вечера праздников». Смысл этой пословицы в следующем: «Раз мы занимаемся с тобой одним делом, близки друг другу, не будем ссориться, лучше сойдемся, ведь мы часто собираемся вместе».

Басалит иль-мухибб харуф – букв. «Луковица любимого – баран», т. е. от любимого и горькое кажется сладким, вкусным.

их йикаххальха ‘амаха – «Он пришел подсурьмить ей глаза и ослепил ее». Это говорится о человеке, оказавшем медвежью услугу, хотевшем сделать кому-либо добро, а причинившем вред.

Иль-ги‘ан йихкум би-су’ илъ-эйш – букв. «Голодный судит по хлебной лавке». Почти точное соответствие нашей: «У кого что болит, тот о том и говорит».

аб иль-’утт, иль‘аб йа фар – «Кота нет – играй, мышка».

Смысл этой пословицы понятен без пояснений.

Дафнин иль-хумар сава – «Мы закопали осла вместе». Это значит: «Мы связаны одной веревочкой», или «Мы вместе храним эту тайну, давай же будем верны друг другу», или даже «Мы вместе съели пуд соли», хотя последнему есть почти точное египетское

74

соответствие: Акяльна ‘эйш у-мильх сава («Мы вместе съели хлеб и соль»).

Сикитналю дахаль би-хумару – букв. «Мы смолчали перед ним,

ион пришел со своим ослом». Это точное соответствие русской пословице: «Посади свинью за стол, она и ноги на стол».

Заслуга Лэйна в том, что в некоторых случаях ему удается показать социальный ареал того или иного обычая, поверья или вида искусства. Несмотря на общность многих черт египетской национальной культуры, в ней существовало несколько культур. Чванливая египетская аристократия была далека от народа и в большинстве своем отличалась низким культурным уровнем.

Моя преподавательница египетского диалекта в Американском университете в Каире Нихад Салем вспоминала интересный случай из своего детства. Нихад родом из богатой аристократической семьи. Как-то раз заезжая оперная труппа давала в знаменитой каирской Опере (к ее открытию была заказана «Аида» Верди) «Фауста»,

иНихад, которая была тогда подростком, впервые повел на спектакль ее дядя, Аббас-паша, человек неимоверно толстый и ленивый. Удобно усевшись в одной из лож, паша просмотрел часть первой сцены, в которой участвуют Фауст и Мефистофель, и… заснул. Он крепко спал, не просыпаясь в течение всего спектакля, н е исключая антрактов, а проснувшись лишь к самому концу, завопил на весь зал: «Алла! Иш-шайтан лисса хина?!» («О Аллах! Шайтан все еще здесь?!») Этот забавный рассказ как нельзя лучше показывает культурный уровень тогдашней египетской аристократии.

Примером бескультурья и интеллектуальной и моральной деградации был последний египетский монарх – король Фарук. Этот жирный развратник, ленивый, малограмотный и жестокий, проявлял наибольший интерес к порнографическим открыткам, которые он коллекционировал.

Носителем специфической культуры является слой космополитической элитарной интеллигенции Египта, происходящей из ст а- рых аристократических семейств страны. Мне приходилось встречать подобных людей, разговаривающих в семьях по-французски, читающих американские и английские газеты и проявляющих не очень большой интерес к своей собственной стране. Одна пожилая дама, живущая в Каире и встреченная мной на преподавательской tea-party в Американском университете в Каире, продемонстрировала отличное знание парижских улиц, но призналась, что никогда не видела пирамид Гизы. После таких встреч было очень приятно

75

наблюдать представителей новой, молодой египетской интеллигенции – продолжателей лучших народных традиций.

Кстати, вторая половина 60-х годов, когда мне довелось жить в Египте, вообще была периодом культурного подъема, широкого распространения в массах просвещения и культуры.

Студенты Каирского университета и Американского университета в Каире проявляли большой интерес к русской классической и советской литературе (хотя последняя им известна гораздо меньше). Египетская интеллигенция любила читать Достоевского, Чехова, Толстого. Помню курьезы с египетскими почитателями русской классики, вызванные тем, что им, как и другим читателям из стран Востока, было чрезвычайно трудно разобраться в именах героев. Один египтянин жаловался мне, что не скоро понял, что Петр Николаевич и Петя одно и то же лицо, и пришлось пролистать двести страниц назад, чтобы узнать, куда делся Иван Иванович. Оказалось, что он превратился в Ваню, который, к удивлению этого читателя, еще отличается от Вари. Но это, конечно, не мешало египетским студентам понимать и любить наших писателей.

Безусловно, египтян невозможно воспринимать вне уникальных городов страны, сохранивших много замечательных памятников различных исторических эпох, начиная с седой древности (самые древние памятники и произведения искусства относятся к IV тысячелетию до н. э.). Кстати, коль скоро мы говорим об изучении Египта, нельзя не заметить, что русская школа египтологии внесла большой вклад в исследование египетских древностей. В последней четверти XIX в. в Египте побывал русский египтолог В. С. Голенищев, собравший коллекцию, легшую в основу египетского собрания Государственного Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Голенищев основал кафедру египтологии в Каирском университете.

Одним из чудес света считались знаменитые египетские пирамиды. Построенные, чтобы подчеркнуть нечеловеческое величие фараонов, они прославились как творение рук их безвестных строителей. Пирамиды всегда производили ошеломляющее впечатление на европейских путешественников. Для Лэйна пирамиды Гизы и находившиеся поблизости погребения послужили как объектом описания, так и площадкой для изучения египетских нравов. Уже в XIX в. пирамиды стали излюбленным объектом паломничества туристов. И. А. Бунин так описывал свое путешествие в Гизу: «Вп е- реди тянулась гряда скал, заметенная сверху серым золотом, с пробитыми в ней входами в могильники. Я заглянул в один и увидел в

76

душном полусвете звериный помет, похожий на зерна кофе. Одна стена была закопчена дымом, – верно, пастухи ночевали. Но здесь могли быть и гиены… И я поспешил выбраться на солнце. Гиен не оказалось, зато мои руки и вся одежда мгновенно покрылись живой, жгучей сеткой блох… А когда я достиг наконец Великой пирамиды, то увидел жалкую сцену: бедуины проделывали с европейцами комедию езды на верблюде. Верблюд с глухим внутренним ревом и клокотанием поднимался с колен, и толстая женщина, боком сидевшая на нем, вытаращив глаза и исказив красное, потное лицо ужасом, отчаянно визжала и хваталась за черные руки бедуинов».

Я вспомнил это описание, сделанное И. А. Буниным более полувека назад, когда впервые побывал па пирамидах. Испытать трепет при созерцании древнейших, грандиозных и удивительнейших творений человека мне помешала неприятная назойливость большого количества людей, промышлявших среди туристов. Наиболее привязчивыми были погонщики верблюдов, предлагавшие покататься на животном тут же, в пустыне, около пирамид. Я увидел группу хихикающих и визжащих старых женщин – туристок из США, с трудом вскарабкавшихся на верблюдов, чтобы их запечатлел фотограф, а может быть, просто в поисках острых ощущений. Особенно мне запомнилась одна, с лицом, покрытым густым слоем косметики, не скрывавшей морщин и подтекавшей на жарком солнце. Когда верблюд начал подгибать передние ноги, чтобы сесть, она громко завизжала, и беззубый погонщик бесцеремонно схватил ее, подмигивая другим туристкам, которые щелкали затворами фотоаппаратов. Позднее я убедился в том, что эти пожи лые богатые туристки, которые зачастую забывают, в какой стране они находятся (помню, как одна американка требовала показать ей Парфенон), тогда были самыми частыми посетителями страны древностей.

Может быть, из-за обилия туристов, а также из-за слишком больших ожиданий пирамиды не произвели на меня такого сильного впечатления, как памятники Верхнего Египта – храмы Карнака и Луксора, Абу Симбел и т. п. Там со всей силой чувствуешь гармоничную красоту, неповторимый колорит и грандиозность этих сооружений древних египетских зодчих.

Однажды на пирамидах мне удалось увидеть одно замечательное древнее искусство египтян. Оно стало крайне редким, и показывали его только по случаю приезда видных делегаций. Это ис-

77

кусство быстро взбегать на пирамиду и сбегать с нее. П ри этом следует заметить, что поверхность самой большой пирамиды Гизы

–пирамиды Хеопса (Хуфу) – только издалека кажется гладкой: большая часть поверхности – ребра огромных кубов, из которых она сложена. Ремесло человека, умеющего с поразительной скоростью совершить пробежку до вершины и обратно, как говорят, очень древнее. Для этого человека есть даже специальное название

–хафнави. Чтобы стать хафнави, мало иметь великолепную физическую подготовку, надо тщательно изучить пирамиду, найти наиболее рациональный маршрут бега, вернее, подъема и спуска. Виденный мной великолепный мастер своей профессии, сухой и поджарый смуглый египтянин небольшого роста, легкими прыжками, иногда едва касаясь руками следующего камня, как бы взлетал на пирамиду. Он совершил подъем на 146-метровую пирамиду и спустился с нее за несколько минут, а когда после спуска находившийся внизу врач измерил ему пульс, то он был всего 90 ударов в минуту!

За долгую историю страны в Египте сменялись культуры, каждая из которых оставила свой след в искусстве и архитектуре. Архитектурный облик страны не менее мозаичен, чем облик самих египтян, среди которых можно встретить сильно отличающиеся друг от друга типы людей.

ВXIX в. Каир еще был городом минаретов, куполов, ворот, виадуков и стен. Позволю себе еще раз обратиться к свидетельству И.А. Бунина:

«И на этом месте зачался “Победоносный”, Великий Каир.

Его узкие, длинные и кривые улицы переполнены лавками, цирюльнями, кофейнями, столиками, табуретами, людьми, ослами, собаками и верблюдами. Его сказочники и певцы, повествующие о подвигах Али, зятя Пророка, известны всему миру. Его шахматисты и курильщики молчаливы и мудры. Его базары равны шумом и богатством базарам Стамбула и Дамаска. Главное же то, что в Каире полтысячи мечетей и сотни тысяч могил в тишине пустынь, окружающих его. Мечети и минареты царят надо всем. Мечети плечисты, полосаты, как абаи, все в огромных и пестрых куполах - тюрбанах. Минареты узорны, высоки и тонки, как пики. Это ли не сарацинская старина? Стары и погосты его, стары и голы . Там, среди усыпальниц халифов, среди усыпальниц мамелюков и вокруг полуразрушенной мечети Амру, похожей на громадную палатку, – вечное безмолвие песков и несметных рогатых бугорков из глины,

78

усыпляемое жалобной песнью пустынного жаворонка или пестрокрылых чеканок…».

Каирские мечети – неисчерпаемое богатство архитектурных стилей, форм, ими можно любоваться всегда, а чтобы обойти их, надо потратить немало времени. Навсегда останутся в памяти поездки по «непарадным», рядовым мечетям Каира, что я имел возможность совершать с египетскими друзьями в сопровождении английского востоковеда, специалиста по мусульманскому искусству Майкла Роджерса, с которым вместе изучали египетский диалект в Американском университете Каира. Он рассказывал все, что знал о мечети, в которую мы заходили, а мы вспоминали эпизоды из истории того времени, когда она построена. Роджерс занимался из у- чением мусульманского искусства Египта, в котором английская школа востоковедов имела давние традиции. Видным представителем этой школы был проживший в Каире около полувека профессор К.А.К. Крэсвел. Однажды меня пригласили в гости к Крэсвелу:

яувидел уже очень старого человека, с манерами истинного джентльмена, в белом костюме, тщательно начищенных коричн е- вых ботинках, воскрешающего в памяти образы крупных колониальных чиновников викторианской Англии. Но без таких европейцев – настоящих ученых, много сил отдавших изучению Египта, – нельзя представить себе Каира и египетской культуры.

То, что Египет – страна древних традиций, проявляется во всем. Следы древней традиционной культуры чувствуются иногда в самых обыденных вещах. Перед первым моим приездом в страну

япрочитал книгу Лэйна и почему-то запомнил его сообщение о глиняном горшке, в котором вода сохранялась холодной. И вот, поселившись в университетском городке, я увидел на своем подоконнике с наружной стороны горшок (он назывался буртуман) из светлой необожженной глины, закрытый глиняной перегородкой с несколькими маленькими дырками. Благодаря испарению через поры горшка, стоящего под палящими лучами солнца, вода в нем всегда прохладна.

* * *

Пожалуй, в сочетании традиционного и нового, древнего и молодого, грустного и веселого и состоит суть национального уклада жизни, нравов и обычаев египетского народа. Именно поэтому книга Лэйна и сегодня является пособием по египетской жизни, от-

79

крывая для нас страницу недавнего прошлого, которое сплелось с настоящим.

80