Naumkin_V_-_Islam_i_musulmane_kultura_i_politika_2008

Ритуалы, связанные с отъездом каравана, привлекли внимание и Клот-бея. Он, в частности, сообщал: «Махмиль, имущество эми- ра-эль-хаджи (начальника над поклонниками), ящик, заключающий в себе сокровище, посылаемое султаном к гробу пророка, кизхве (кисва. – В.Н.), рубашка из черного шелка, вышитая серебром в Каире и назначенная на покров святой Каабы, – все это торжественно несут на равнину Хашуи, на севере от Каира, и оттуда направляют путь к озеру поклонников (Биркет-эль-Хаджи), последнему привалу, где собираются поклонники и оттуда уже окончательно отправляются в путь».

Наряду с паломничеством непременными обязанностями мусульманина (даже более важными, чем хадж, в силу своей своей общедоступности) считаются молитва и пост.

Священный Коран предписывает совершать молитву пять раз в день. Сама молитва требует определенной подготовки. К ней нельзя приступить, не совершив ритуального омовения. На тот случай, если воды нет, ее разрешается заменить песком. Молитва совершается обязательно на молитвенном коврике или любой заменяющей его подстилке. Мусульманин во время молитвы должен повернуться лицом к благородной Мекке – святому городу мусульман.

Первая молитва – салат алъ-фаджр, «молитва на заре», – совершается между четырьмя и пятью часами утра. Последняя молитва – салат аль-магриб, «молитва на заходе солнца». Пожалуй, самая значительная молитва – салат аз-зухр, «полуденная молитва». Если в современном арабском мире не все верующие соблюдают полностью все заповеди ислама, то полуденную молитву с о- вершает большинство. В этот час в Египте, так же как и в других арабских странах, закрываются магазины и лавки. На улицах останавливаются машины, и можно видеть, как водитель, выйдя из машины, раскладывает на мостовой коврик, снимает обувь и, повернувшись в сторону Мекки, замерев, шепчет молитву, а затем совершает положенные коленопреклонения и поклоны – ракаты. В 60-е годы такую картину мне часто приходилось видеть и в Каире. В сегодняшней столице Египта, задыхающейся от выхлопных газов, страдающей от автомобильных пробок, дефицита места и невероятной перенаселенности, в жаркий полдень не до молитвы. Горожан больше занимают земные заботы.

Египет по сравнению с другими арабскими странами всегда был страной с высоким уровнем религиозности. При современном ритме жизни трудно вставать на «молитву на заре». Однако, когда я учился

41

вКаирском университете и жил в аль-Мадина аль-Гамиийа (университетском городке), меня нередко будили по утрам распевные моления группы египетских студентов (правда, их было немного), которые во главе с одним из них, выступавшим в роли имама, становились в коридоре и выполняли положенный обряд.

…Как-то в рамадан, месяц мусульманского поста, я проснулся еще до зари и отправился бродить по пустынным улицам Каира. В одном из кварталов города мне встретился человек в праздничной галябийе. В левой руке он держал бубен, ритмично бил по нему деревянной палочкой и при этом громко пел. Это мусаххарати, которого можно встретить в Египте только во время рамадана. Данный персонаж египетской народной жизни существует много веков. Его прозвание происходит от слова сухур – так называется предрассветное время, когда мусульмане в последний раз могут принимать пищу. Как известно, в рамадан верующие не имеют права принимать пищу от восхода до захода солнца. Ислам требует даже, чтобы истинно верующий человек не только не ел, но и не пил в течение всего дня. По мнению наиболее рьяных блюстителей мусульманского закона, даже сглатывание слюны является прегрешением против веры. Определить с точностью время восхода и з а- хода солнца всегда было трудно, поэтому со времен средневековья

вбольших городах мусульманского мира за этим следили специально выделенные люди, а всему населению давал об этом знать выстрел пушки. В Каире пушка была установлена на горе альМукаттам. Традиция эта сохранилась и по сей день, хотя существуют и радио, по которому передают соответствующие сигналы, и календари, точно указывающие время восхода и захода солнца.

Как только появляются первые лучи солнца, наступает время имсака – воздержания от приема пищи. Поэтому мусаххарати незадолго до рассвета будит людей на сухур. С началом сухура стреляет и пушка. Мусаххарати ритмично ударяет в бубен деревянной п а- лочкой или кожаным жгутом. Мусульмане находят особое очарование в песнях, которые он при этом исполняет. Мусаххарати трудится весь рамадан, а во время ид аль-фитр заходит в дома жителей своего квартала, которых он будил в течение месяца, чтобы собрать плату за работу.

Врамадан часы работы учреждений и предприятий сокращены, да и работа, видимо, не больно клеится. Решить какую -нибудь важную проблему во время рамадана – дело безнадежное. С работы все идут чуть живые: только бы добраться до постели. Зато вече-

42

ром наступает пора веселья. Все с нетерпением ждут пушечного выстрела – сигнала к ифтару, когда разрешается прием пищи. На улицах начинают работать кафе и рестораны, аппетитные запахи разносятся с многочисленных тележек: уже ждут клиентов готовые блюда, и прежде всего фуль медаммес – блюдо из египетской коричневой фасоли.

Врамадан люди питаются лучше, чем обычно. Для бедного человека месяц поста – месяц маленьких радостей. Принято готовить некоторые блюда, которые входят в лявазим рамадан – «обязательное меню рамадана». Среди них сладости, в том числе кунафа. Для Египта (а также для Сирии) кунафа, пожалуй, такое же любимое национальное блюдо, как фуль медаммес. Кунафу готовят следующим образом. Сначала приготовляют негустое тесто. Затем раскаляют сковородку на огне и выливают на нее тесто тонкими струйками из сосуда с дырочками. Так довольно быстро готовится своеобразная лапша. Если хотят, чтобы она была румяной, на сковородку предварительно наливают масла. Затем лапшу обычно смешивают с толчеными грецкими орехами и фундуком, добавляют сахар, поливают розовой водой. Сложив эту смесь на сковородку,

ееполивают жиром и греют на медленном огне, в результате чего получается кушанье, напоминающее запеканку.

ВКаире существуют известные всему городу кафе, которые славятся приготовлением того или иного народного кушанья. Если вы полистаете произведения египетских писателей 1920–30-х годов, наверняка встретите упоминание о том, что самую лучшую кунафу в Каире можно было отведать у сейида Али аль-Канафани около Баб аль-Мутавалли. Это кафе сохранялось там и во время моей учебы в Каире. В лявазим рамадан кроме фуль медаммес и кунафы входят также атайиф (или катайиф в литературном варианте) – сладкие пирожки и амар ид-дин (в литературном варианте – камар ад-дин) – сушеные абрикосы, или абрикосовая пастила.

ВЕгипте мне не приходилось видеть, чтобы открыто нарушали пост, хотя, конечно, у себя дома многие нарушают его. Старики жалуются на современную молодежь, которая не прочь тайком перекусить в течение дня. Не соблюдают пост и в семьях египетской элиты. Но что творилось у входа в студенческую столовую университетского городка перед выстрелом пушки, возвещающим ифтар! Мне очень нравилось ходить к началу ифтара в эту столовую, затесавшись среди студентов. Как только счастливый момент наступал, и двери столовой открывались, студенты, толкая друг друга, шумно

43

устремлялись к стойке, стуча металлическими подносами, а по другую сторону стойки толстые усатые раздатчики быстро принимались за дело: один набирал черпаком с длинной ручкой похлебку, выливал ее в металлическую миску и ловко запускал миску по поверхности стойки в руки очередному студенту, второй таким же образом отправлял ему миску с рисом и куском дымящейся буйволятины. Если раздатчик по недостаточному проворству признавал во мне иностранца, он сбивал темп, долго щупая пальцами мясо в котле, выбирая кусок получше. На третье – два финика, апельсин или банан.

Рамадан – месяц активного общения людей, хождения в гости. Он создает иллюзию всеобщего равенства, вызывая к жизни демократические идеалы ислама. Бедный чувствует себя равным с богатым: ведь все постятся и все едят лявазим рамадан. Этому чувству способствуют некоторые меры, например организация так называемых народных сеансов в кино поздно ночью. На такие сеансы все билеты продавались по одной, самой дешевой цене. Можно успеть сесть на балкон, где билеты самые дорогие, и в течение трех часов можно чувствовать себя «беем». Во время рамадана кипит жизнь в ночных клубах и варьете: программы продолжаются далеко за полночь, состоятельные каирцы позволяют себе веселиться до утра.

Вконце рамадана, по окончании поста, наступает ид аль-фитр аль-мубарак – «благословенный праздник разговенья», или алъ-ид ас-сагыр – «малый праздник». В это время устраиваются пиршества,

вдом приглашают гостей. Для разговенья в Египте принято непременно подавать к столу сушеную рыбу – бакаля (она похожа на треску), а также сладкие пирожные – кахк. Гостей угощают блюдом из теста с молотым мясом и бараньим бульоном, обязательно подают шоколад и конфеты. По правилам полагается, чтобы перед праздничной трапезой факих, законовед-богослов, прочитал из Корана.

Всвоей книге Лэйн справедливо отводит много места египетским праздникам, связанным с культом святых. Они и сегодня играют огромную роль в жизни египтян. Первоначально исламу культ святых был неизвестен. Более того, человек, по мусульманскому вероучению, не способен иметь какие-либо особые качества, которые возвышали бы его, выделяли из общей массы, ибо только Аллах действительно всемогущ. Даже пророки, через которых Бог п е- редает людям Священное Писание и которые способны творить чудеса – му‘гизат, все же не из творцы, их подлинный творец – Всевышний. Однако под воздействием существовавших до исл ама

44

культов, христианских и других верований, а также вследствие эволюции самого ислама уже в VIII в. (второй век ислама) в нем зарождается культ святых. Он связывается с понятием вали – так в Коране обозначается человек, «близкий к Аллаху» (сура X, аят 62). На этой основе возникает особая концепция: существуют люди, ставшие святыми (вали, мн. ч. аулия) благодаря тем усилиям, которые они потратили на познание Аллаха и Его учения и на поклонение Ему. Эта концепция была тесно связана с ростом мистического движения в исламе, культ святых наложился на развившиеся в русле ислама суфийские представления возможности «приближения» к Аллаху и стал, с одной стороны, составной частью суфизма, а с другой – превратился в своего рода «народную религию», существовавшую в лоне правоверного ислама. За святыми признавалась возможность совершать чудеса – карамат, но эти чудеса, однако, были рангом ниже, чем чудеса пророков. Святыми – аулия – считались духовные главы и проповедники суфийских сект и орденов; была создана своего рода иерархия святых, неизвестная исламу, на вершине которой стояли кутбы и гаусы. В этом плане чрезвычайно интересен материал, собранный Лэйном об иерархии мистиковсектантов и показывающий, во что превратилась эта система в первой половине XIX века.

Что же касается народной религии, то здесь, как почти во всех арабских странах, сложился культ местных святых, именуемых в Египте обычно сейидами (или сиди, си, ж. р. сейида или ситт).

Люди верили, что святому дана возможность одаривать верующих своим благословением (барака), которое способно помочь человеку, вылечить его от болезни, выполнить его желание и т. д. Еще Худжвири, мусульманский мистик VIII в., писал, что святые могут править вселенной. От их благословения выпадает дождь, от их благочестия взрастают посевы, их духовная сила приносит победу в битвах.

Культ святых получил чрезвычайно широкое распространение в Египте, процветает там до сих пор и связан прежде всего с местами, где похоронены эти святые, куда совершаются паломничества (зияра), чтобы получить бараку. Египтяне верят в то, что благословение святых наиболее действенно в дни их рождения (мулид), тогда к их могилам стекаются толпы народа. Эти дни давно стали народными праздниками, ежегодно отмечаемыми в Египте. Самой большой популярностью пользуются святые Ахмад альБадави, могила которого находится в г. Танта, и сиди Ибрахим ад -

45

Дасуки, похороненный в Дасуке (Нижний Египет). В Хумайсире (Верхний Египет) находится могила святого сиди аш-Шазили. В Каире почитается могила сейида Марзука аль-Ахмади. Не менее известна святая ситт Нафиса. Бывают даже мулиды безымянных святых. Но, пожалуй, наиболее популярны у каирцев мулиды сейида аль-Хусайна и ситт Зейнаб, празднуемые в соответствующих кварталах Каира: квартале сейида аль-Хусайна, где расположена мечеть аль-Хасанейн, и квартале ситт Зейнаб, где находится мечеть, носящая ее имя. Кстати, культ святых -женщин сам по себе необычен для мусульманского мира, и Египет представляет в этом плане особый интерес (его превзошел в исключительности разве что Южный Йемен, где в одном из глубинных районов я видел мавзолей аль-вали ат-тор – «святого быка»). Поэтому я позволю себе вспомнить здесь посещение мулида – праздника ситт Зейнаб, – которое я совершил впервые в 1966 г., когда жил и учился в столице Египта.

…Пойти на мулид ис-сшпт Зейнаб 25 рагаба 1386 г. от хиджры

пророка Мухаммада (10 ноября 1966 г. по нашему летосчислению) я решил в сопровождении Субхи, знакомого парня из глухой египетской деревни, учившегося на первом курсе ветеринарного факультета Каирского университета и озабоченного, как и многие его сверстники, в первую очередь проблемой женитьбы. Необычность этого праздничного дня чувствовалась уже в Гизе (район, в котором я жил и в котором находится Каирский университет), но, по мере того как мы приближались к хайй ис-ситт Зейнаб – «кварталу святой Зейнаб», торжественность нарастала. Квартал этот, точнее, один из южных районов города расположен в старой арабской части Каира, в скоплении узких улочек, лавок, кофеен, мастерских и старых домов. Было видно, как к хайй ис-ситт Зейнаб стекаются толпы народа, люди шли целыми семьями из близлежащих деревень или же издалека, проделав немалый путь до столицы. Мужч и- ны в праздничных галябийах, женщины в цветных платьях, взрослые в праздничной обуви, дети чаще босиком (причина не в боязни дурного глаза – разве на детей напасешься обуви! – да и смотреть на обувь бедные египетские крестьяне привыкли скорее как на украшение, чем как на необходимую принадлежность туалета). Здесь ветхие старцы, больные и увечные, может быть уже в который раз надеющиеся излечиться с помощью благословения святой. Много слепцов – эти надеются на милостыню, может, удастся досыта поесть, а вдруг и зрение вернется?! Глаза детей светятся

46

озорным лукавством: для них это прежде всего веселый праздник, отвлечение от скудной, голодной, нищей жизни египетского простонародья.

Входим в улицы квартала и попадаем в ад кромешный: вокруг толпы народа. Многолюдные процессии движутся по улочкам квартала, люди поют, размахивая зелеными флагами. В этой толпе чьи-то потные руки отталкивают меня в сторону, к домам; оказавшийся рядом и сплевывающий на меня огрызки семечек толстяк в полосатой галябийе и шапочке, не отрываясь, глядит на процессию, прижимая меня к деревянному лотку. За лотком, прикрывшись сверху парусиновым навесом, торгует одноглазый человек, которому помогает симпатичный мальчонка. Да, это не роскошные магазины на центральной улице Сулейман-паши и не золотые лавки Хан аль-Халили, где обычно слоняются туристы. Субхи, оказавшийся на противоположной стороне улицы, напрасно пытается пробраться ко мне, неистово размахивая руками: толпа, кажется, вот-вот вдавит его в мокрую стену какого-то домика. Одноглазый весело улыбается мне, обдавая гнилым запахом щербатого рта, и, огрев мальчишку но затылку, кричит ему: «Подай бею сладостей!» Мальчик торопливо сует мне кусок кунафы (египтяне очень любят сладкое). Напирая грудью на ветхий лоток, я кладу одноглазому в ладонь два пиастра. Наконец процессия кончается, и толстяк, сплюнув в нашу сторону последние огрызки семечек, бредет дальше, освобождая проход. Прибегает помятый Субхи, и мы идем дальше по улочке, уставленной по сторонам бесконечными лотками. Гортанные, призывные крики торговцев (крики торговцев, ст а- рьевщиков, лудильщиков, бродячих сапожников, водоносов – это особый язык, к нему мы еще вернемся), веселые возгласы детей, женское щебетание, трели захраты (загарит – переливчатые рулады, которые на высоких нотах издают женщины в знак радости, совершая вибрирующие движения языком, а также рукой, поднесенной ко рту) – все это образует неповторимый звуковой фон вашего путешествия. Ноздри вдыхают ароматы благовоний, специй, жарящегося мяса, жженого сахара, цветов, фруктов. Здесь же на улице жарят любимое детское лакомство – кукурузу. Жадно всматриваюсь, многое я вижу впервые: в ларьках и на лотках – незатейливые женские украшения, безделушки, воздушные шарики, дешевые детские игрушки; все вокруг разукрашено разноцветными, сверкающими огнями. Фанера, из которой сделаны ларьки и лотки, раскрашена во всевозможные цвета. Многие люди в веселых остроко-

47

нечных карнавальных тарбушах – колпаках из бумаги. Продаются четки (сабха) из гороха, пластмассы, дерева и даже фосфорные – светящиеся в темноте. Подходим к торговцу, продающему дешевые народные духовые музыкальные инструменты, сделанные из тростника и бамбука. Покупаю у него аргуль – двойную флейту с мундштуками – и дудочку – уффату. Кстати, они и сейчас точно такие же, как их описывал в свое время Лэйн.

Все органы чувств напрягаются до предела – необычно видеть, странно слышать и тяжело вдыхать. Но быстро привыкаешь, и хочется слиться с веселящейся толпой, в которой все чувствуют себя равными и всем хорошо, и из этой первой улочки квартала я выхожу другим человеком, подготовленным для восприятия праздника.

Мулид – праздник простонародья. На улицах квартала не видно египетских толстосумов – башават и бахават (паши и беи). Эти титулы давно отменены, еще в революцию 1952 г., но они все еще в ходу в народе: иногда они употребляются с юмором, иногда серьезно, чтобы польстить богатому и сановному человеку. Да и вообще в Египте существует особая иерархия обращений, знать которую надлежит и любому иностранцу, говорящему на арабском языке. Долгие века жестокого местного или чужеземного гнета – древнеегипетского, греческого, арабского, мамлюкского, турецкого, европейского – создали здесь систему социальной иерархии, глубоко укоренившуюся в сознании людей, убежденность в извечном социальном неравенстве. Как сказал мне один местный житель: «Не п ы- тайся быть с египтянином наравне, он всегда будет считать тебя или ниже себя – и тогда обходиться с тобой невежливо, или выше – и тогда относиться к тебе с большим почтением, которое следует принимать как должное». Я не считаю это высказывание абсолютно справедливым, речь идет лишь о тех слоях общества, в сознан ии которых наиболее глубоко сидят подобные пережитки. Однако я вспоминаю виденного мной на строительстве Асуанской плотины египетского крановщика. Этого неграмотного феллаха из близлежащей деревни за несколько месяцев обучили азам специальности. Он стал работать, и как-то мастер сделал ему замечание, что он оставляет кабину грязной. На следующий день крановщик привел с собой на стройку бедного односельчанина, который подрядился за пиастр в день выполнять работу фарраша – уборщика, т. е. в конце рабочего дня подметать кабину. Крановщик считал себя уже устой

– мастером, и выполнять грязную работу, по его понятиям, ему было не к лицу. Для меня странно было видеть, как в общежитии Ка-

48

ирского университета студенты нанимают фарраша (он занимается уборкой комнат и коридоров) застилать постели. Что ж, обычаи такого глубоко стратифицированного общества, как египетское, живучи, и эпоха, описанная Лэйном, обнажает корни этих обычаев. Кстати, в Каире чрезвычайно много фаррашей, заббалей («подметальщики» и «корзинщики» – категории уборщиков мусора), баввабов («привратники») и разного рода слуг. В ресторане вы увидите великое множество прислуги самых различных рангов.

Однако вернемся к нашему походу на мулид святой Зейнаб. Двигаясь в глубь квартала, мы встречали все больше признаков народного веселья, все больше криков, больше запахов, больше цветов. Мое внимание привлекли водоносы, точнее, продавцы напитков, одетые в традиционную одежду из белого полотна и полосатого атласа (со времен Лэйна она, видимо, не изменилась), навьюченные металлическими кувшинами (балласами) и кубками; они ловко сновали среди толпы, ритмично постукивая трещотками, прикрепленными к ладоням наподобие кастаньет (их называют шахаших или сагат). Продавцы громко кричат: «Ир’сус! Ир’сус!» Этот сделанный из солодкового корня кисло-сладкий напиток коричневого цвета налит в большинство кувшинов. Некоторые водоносы предлагают другие напитки или просто охлажденную воду. Впрочем, водой торгуют в основном мальчишки, которых называют сакка (встречаются еще и сакка с бурдюками, каких описывал Лэйн), бегающие с небольшими глиняными кувшинами, в которые они где-то налили воды из-под крана, и стеклянным стаканом, предлагая воду тем, кто во время праздника вынужден экономить даже на питье. Продавцы ир’суса по сравнению с ними – важные профессионалы. Вообще народная индустрия прохладительных напитков имеет весьма важное значение для египтян. Среди традиционных напитков помимо уже упомянутого ир’суса – зангабиль (или занзабиль), напиток из имбиря, который улучшает голос, янсун – из аниса, он также помогает при ангине, караул, ирфа, хилъба, широко распространенные в провинциях, где напитки до сих пор разносят в бурдюках. Напиток мугат согревает в холодную зиму, шейх снимает боль в желудке. Это все напитки простонародья. Публика побогаче предпочитает соки, которые с помощью соковыжималок и миксеров делают из апельсинов, молока с бананами, лимонов, сахарного тростника. Цивилизация принесла с собой и фабричные напитки в бутылках. Иной раз в глухой египетской деревне можно встретить уличного торговца с железным ящиком, в

49

котором среди кусков льда лежат бутылки кока-колы. Для каирской элиты существуют фешенебельные кафе, из них во времена моей жизни в Египте самой большой популярностью пользовался «Гроппи».

Египтяне, особенно женщины, очень любят цветы. И здесь, на празднике, повсюду суетились дети со связками цветочных гирлянд в руках. Они громко выкрикивали: «Фуль-ль! Ясми-и-ин! Фулъ-ль! Ясми-и-ин! Любой человек, побывавший в Каире, видел этих ребятишек. Обычно в течение всего дня, вплоть до поздней ночи, они снуют по проезжей части улицы, предлагая купить остро

ипряно пахнущие гирлянды из нанизанных на нитку белых цветов жасмина или фулля (арабского жасмина). Когда машины останавливаются у светофора, они протягивают гирлянду в раск рытое окно автомобиля, надеясь, что в этом случае водитель не устоит. Если машина едет медленно, мальчишка может долго бежать рядом с ней, держа цветы перед лицом водителя. Пиастр, который ребенок может выручить за одну гирлянду, вряд ли окупит тот труд, который он затратил на изготовление этой гирлянды. Но детский труд дешев!

Народ веселится от души. Мы выходим на небольшую площадь

ивидим бесчисленные деревянные помосты, которые, кажется, ч у- дом не разваливаются, выдерживая натиск обступающей их толпы,

ибалаганы, сделанные из досок, фанеры и брезента. Зазывала кричит: «Карагоз! Карагоз!», приглашая посетить кукольное представление. Поразительно, но эти представления сохранились еще со времен средневековья в нетронутом виде и продолжают пользоваться той же популярностью. Только теневой театр, который в средневековье был распространен по всей стране, уступил место современным видам искусства. Поднявшись по шатким деревянным ступеням в балаган, мы, напрягая слух, пытаемся понять шутки «арабского Петрушки», но тщетно: смех и восторги набившихся в балаган людей заглушают его слова. Рядом с балаганом на помосте выступает босая танцовщица. Она уже в возрасте, но здесь, видно, ее хорошо знают, и восторженные крики «Йа салям! («Чудо!») заглушают даже звуки оркестра, состоящего из скрипача, флейтистов и ударников. Еще один зазывала, очень энергичный, буквально за рукава втаскивает нас в другой балаган. Здесь цирковое представление. Сначала перед нами выступает жонглер, затем акробат, который делает стойку, засунув: палец в бутылку, потом мужчина грозного вида отпиливает голову своей ассистентке в

50