Как возможны синтетические суждения a priori? Проблема синтеза.

Кант различает суждения аналитические и синтетические. «Все аналитические суждения, - пишет он в «Пролегоменах», - основываются вполне на законе противоречия, и по своей природе суть суждения a priori, причем все равно – имеют ли понятия, служащие им материей, эмпирический характер или нет. Ибо, так как предикат утвердительного аналитического суждения уже заранее мыслится в понятии субъекта, то он и не может без противоречия быть относительно его отрицаем. Таковы, например, положения: всякое тело протяженно, никакое тело не непротяженно (просто)».² Аналитические суждения, как правило, не дают нового знания, но являются сугубо констатирующими.

Синтетические же суждения образуются путем прибавления предиката к субъекту, посредством чего мы получаем новое знание. «Что прямая линия есть кратчайшее состояние между точками, это – синтетическое положение, ибо мое понятие прямого не содержит ничего о величине, а выражает только качество. Понятие кратчайшего, следовательно, вполне привходит и ни через какое расчленение не может быть извлечено из понятия прямой линии. Здесь должно быть взято в помощь воззрение, посредством которого только и возможен синтез».¹

Есть синтетические суждения апостериори, образующиеся в пределах опыта, но есть и синтетические суждения , которые непосредственным образом из опыта невыводимы. «Чистая» математика, «чистое» естествознание и метафизика строятся на основании именно таких суждений. Поэтому вопрос о том, как возможны синтетические суждения a priori, по существу распадается на четыре вопроса:

- Как возможна чистая математика?

- Как возможно чистое естествознание?

- Как возможна метафизика вообще?

- Как возможна метафизика как наука?²

Для того, чтобы ответить на эти вопросы, Кант продумывает внутренний механизм синтеза данных нашего опыта с теми априорными началами, благодаря которым опыт как некая организованная система оказывается возможен.

Первичную и основную роль в организации опыта играют формы чувственного созерцания – пространство и время. Философы всегда представляли себе эти измерения бытия объективными, присущими самому миру. Кант же полагал, что они есть свойства сознания, идеальные формы, в соответствии с которыми структурируются чувственные образы реальности (иными словами, эти образы имеют пространственно-временной характер не потому, что они есть «отражения» пространственно-временной реальности, а потому что сознание наделяет их этим свойством).

Возьмем несколько высказываний на эту тему из «Критики чистого разума», где теория пространства и времени нашла подробнейшую разработку. «Пространство не есть эмпирическое понятие, выводимое из внешнего опыта. В самом деле, представление о пространстве должно уже быть заранее дано для того, чтобы те или иные ощущения были относимы к чему-либо вне меня (т.е. к чему-то в другом месте пространства, а не в том, где я нахожусь), а также для того, чтобы я мог представить их себе как находящиеся вне и подле друг друга, стало быть, не только как различные, но и как находящиеся в различных местах. Представление о пространстве поэтому не может быть заимствовано из отношений внешних явлений посредством опыта: сам этот внешний опыт становится возможным, прежде всего, благодаря представлению о пространстве».³

Чем же является такое пространство? – Первичной формой чувственного созерцания, или «необходимым априорным представлением, лежащим в основе всех внешних созерцаний».⁴ Это представление нельзя мыслить как дискурсивное (понятийное). Это – чистое представление, т.е. та форма, которая лежит в основе всех чувственных представлений вообще. «Пространство, - пишет Кант, - есть не что иное, как только форма всех явлений внешних чувств, т.е. субъективное условие чувственности, при котором единственно и возможны для нас внешние созерцания. Так как восприимчивость субъекта, способность его подвергаться воздействию предметов необходимо предшествует всякому созерцанию этих объектов, то отсюда понятно, каким образом форма всех явлений может быть дана в душе раньше всех действительных восприятий, следовательно, a priori».⁵

Таким же образом Кант решает проблему времени. Если пространство – форма внешнего созерцания, характеризует внешнюю сторону явлений, то время – это «форма внутреннего чувства, т.е. созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния».¹ Время лежит в основе всех созерцаний. «Когда мы имеем дело с явлениями вообще, мы не можем устранить само время, хотя явления прекрасно можно отделить от времени. Следовательно, время дано a priori. Только в нем возможна вся действительность явлений. Все явления могут исчезнуть, само же время (как общее условие их возможности) устранить нельзя».²

«Оба представления, - пишет Кант в «Пролегоменах», - суть только воззрения <…>; но именно то, что они суть чистые воззрения a priori, доказывает, что они суть только формы нашей чувственности, предшествующие всякому эмпирическому воззрению, т.е. восприятию действительных предметов, - формы, посредством которых предметы могут быть познаваемы a priori, но только так, как они нам являются».³ Таким образом, условием любого суждения – будь оно аналитическим или синтетическим a priori, являются пространство и время. Они же, точнее, как мы увидим, время, есть основание любого синтеза, а, следовательно, и синтетических суждений.

Как мы видели, важнейшими вопросами, поставленными Кантом, являются вопросы о том, как возможна математика, как возможно естествознание и как возможна философия, или метафизика. Если иметь в виду учение о пространстве и времени, то можно сказать, что математика возможна в качестве науки, обладающей априорными синтетическими суждениями, потому что она опирается на априорные формы чувственности или на априорные наглядные представления (созерцания) пространства и времени. Геометрия условием своей возможности имеет априорное чувственное созерцание пространства, арифметика же – априорное чувственное созерцание времени.⁴

Для того, чтобы ответить на второй вопрос – как возможно чистое естествознание – Кант предпринимает исследование тех априорных условий познания, которые как бы «надстраиваются» над формами чувственного созерцания. Этими условиями выступают категории (чистые понятия) рассудка.

В.Ф. Асмус отмечает: «По учению Канта, рассудок мыслит посредством понятий все содержание, доставляемое ему чувственностью. Однако среди понятий рассудка должны быть найдены такие, которые являются, независимо от подводимого под них содержания, общими, формальными, априорными условиями мыслимости каких угодно предметов. Для того, чтобы мыслить какой бы то ни было доступный нам в опыте предмет, необходимо, чтобы в рассудке существовала заранее данная и от опыта как будто не зависящая возможность подведения мыслимого под такие понятия, как, например, понятия реальности, принадлежности, возможности и т.д.».⁵

В самом деле, одни только формы чувственного созерцания не могут обеспечить целостного познания предмета. Предмет постигается в его связях с другими предметами, с учетом его необходимых внутренних характеристик и параметров. Простое наличие пространственно-временных свойств – это, конечно, еще не весь предмет. Поэтому следует найти такую структуру, которая обеспечивала бы подробное представление о том, что мы познаем, и даже не просто подробное, но необходимое и, как говорит Кант, общезначимое. Этой структурой и являются категории рассудка.

Кант выделяет четыре группы категорий: категории количества – единство, множественность, целокупность; категории качества – реальность, отрицание, ограничение; категории отношения – присущность и самостоятельное существование, причинность и зависимость, общение; категории модальности – возможность / невозможность, существование / несуществование, необходимость / случайность. «Таков, - пишет Кант, - перечень всех первоначальных чистых понятий синтеза, которые рассудок содержит в себе a priori и именно благодаря которым он называется чистым, так как только через них он может что-то понимать в многообразном содержании созерцания, т.е. мыслить объект созерцания».¹

Чувственные восприятия «подводятся» под названные категории и в результате формируются синтетические суждения a priori, которые содержат в себе всякое расширяющееся, растущее знание (без них такого знания просто не было бы). Но как осуществляется это «подведение»? Условием его возможности, как утверждает Кант, является принадлежность чувственного многообразия к единому сознанию того субъекта, в котором это многообразие находится. Это единство сознания, или «трансцендентальное единство апперцепции», есть высшее условие возможности всех синтезов рассудка и потому – высшее условие знания. По существу, оно представляет собой именно то, что в философской традиции обычно обозначают термином «я»; разница лишь в том, что, как правило, «я» рассматривается в качестве некоторого содержания человеческой личности, а у Канта оно есть скорее форма, точнее единство формальной организации сознания. Оно имеет огромное значение для всего знания. Оно не только свидетельствует о тождестве нашего «я», но вместе с тем есть сознание необходимого единства в том обобщении всех явлений, которое осуществляется рассудком с помощью чистых понятий, или категорий.

Вернемся еще раз к только что заданному вопросу: как совершается «подведение» чувственных созерцаний под категории рассудка? Кант отвечает: путем синтеза. Что такое синтез, мы уже знаем. Но не лишним будет процитировать определение, данное Кантом в «Критике чистого разума»: «Под синтезом в самом широком смысле я разумею присоединение различных представлений друг к другу и понимание их многообразия в едином акте познания. Такой синтез называется чистым, если многообразие дано a priori (подобно многообразному в пространстве и времени), а не эмпирически. Наши представления должны быть уже даны раньше всякого анализа их, и ни одно понятие не может по содержанию возникнуть аналитически».²

Но здесь опять возникает вопрос: как соединить чувственные представления с априорными категориями, если первые – эмпирические, а вторые – сверхэмпирические? Такое соединение, по Канту, возможно. Дело в том, что среди форм сознания имеется такая форма, которая представляет собой как бы звено, опосредующее связь категорий и чувственного созерцания. Эта форма – время. С одной стороны, время однородно с категорией, поскольку оно содержит в себе априорно многообразие моментов: одновременности, последовательности и т.д., а, согласно Канту, единство многообразия никогда не может быть нами воспринято через чувства. С другой стороны, определение времени однородно и с явлениями. По Канту, это видно из того, что время содержится во всяком эмпирическом представлении многообразия. Таким образом, будучи одновременно и однородным и с категорией, и с чувственными явлениями, время порождает особую форму связи между чувственностью и рассудком; форма эта, которую Кант называет «схемой» чистых понятий рассудка, опосредует подведение явлений под категории.

Есть в кантовской философии еще один раздел, называемый трансцендентальной диалектикой. Как пишет Кант, «трансцендентальная диалектика довольствуется тем, что вскрывает видимость трансцендентных суждений и вместе с тем предохраняет нас от ее обмана».³ Этот раздел кантовского учения посвящен уже не столько проблематике рассудка, сколько вопросам, связанным с деятельностью разума. Разум – это нормативная структура, роль которого заключается в том, чтобы давать принципы нашему мышлению, так сказать, «нормировать его» и полагать ему границы. Познание из принципов, утверждает Кант, это «такое знание, в котором я познаю частное в общем посредством понятий».⁴ Собственно разум так всегда и понимали: он представляет собой сферу познания в чистых, не соотносимых напрямую с опытом, понятий. «…Разум, - читаем далее, - никогда не направлен прямо на опыт или на какой-нибудь предмет, а всегда направлен на рассудок, чтобы с помощью понятий a priori придать многообразным его знаниям единство, которое можно назвать единством разума и которое совершенно иного рода, чем то единство, которое может быть осуществлено рассудком».¹

Разум берет на себя задачу достижения абсолютной целостности в применении понятий рассудка и стремится довести синтетическое единство, мыслимое в категориях, до абсолютно безусловного. К такому единству относятся идеи разума – психологическая, или идея о душе как безусловном единстве всех душевных явлений и процессов; космологическая, или идея о мире как безусловном единстве всех условий явлений; теологическая, или идея о Боге как о безусловной причине всего сущего и мыслимого вообще.

Кант обращает особенно пристальное внимание на проблему границ применения разума. Он приходит к мысли, что как только разум, поставив вопрос о мире как безусловном целом, пытается сформулировать конкретные вопросы, то оказывается, что на все эти вопросы необходимо должны быть даны противоречащие друг другу (антиномические) ответы.

К вопросу о философии жизни: общая характеристика учения Ницше

Фридриха Ницше трудно назвать философом в привычном смысле этого слова - он слишком «субъективен», слишком поглощен личным, ни в малейшей степени не претендующим на общезначимость, «переживанием». «Только энергичное влечение к созерцанию мира и жизни, - писал Вильгельм Виндельбанд, - составляет в его произведениях философский элемент, однако у него отсутствует способность удовлетворить это влечение в научной форме логического мышления... У Ницше выступает элементарная воля единичного, которая с горячей страстностью своей первичной силы видит жизнь как царство своего самоутверждения и саморазвития, творческая индивидуальная воля, которая своей самобытностью хочет сбросить с себя бремя истории, чтобы в радостном и свободном развитии продвигаться к высшему человечеству».¹ Все творчество Ницше, начиная с вполне еще академичной книги «Рождение трагедии из духа музыки» (1872) и заканчивая эпатирующе новаторскими «Сумерками идолов» и «Антихристом» (1888), являет собой образец «неклассического» философствования, в котором мысль всегда есть событие, неотвлеченное от личной судьбы мыслителя. Поэтому так сложно привести его в систему, выделить в нем устойчивый понятийно-логический каркас и разделить на последовательно сменяющие друг друга периоды. По той же причине оно всегда остается в своем роде единственным и исключает появление «школы».