Переоценка ценностей. Учение о «сверхчеловеке». Миф о вечном возвращении.

Ницше необыкновенно прозорлив и точен в тех «диагнозах», которые он ставит своему времени. Один из таких «диагнозов» – нигилизм. «Что обозначает нигилизм? – То, что высшие ценности теряют свою ценность. Нет цели. Нет ответа на вопрос «зачем».¹ Нигилизм – это отрицание отживших ценностей и призыв к их переоценке. Но о каких ценностях идет речь? Прежде всего – о высших ценностях европейской морали, европейской религиозности и европейской философии, т.е. о Добре и Добродетели, о Боге, представляющем как бы их верховный принцип и о Сущем, началом и вечным основанием которого – в том или ином понятийном выражении – является Бог.

Нигилизм по самому своему определению негативен: отрицая что-либо, он ничего не дает взамен. Что же касается Ницше, то он пытается найти позитивный выход из нигилизма. Он говорит, что, уйдя от ценностей культуры, мы должны вернуться к ценностям жизни. Мы должны «стать, как дети» после того, как наш дух прошел стадии терпения и бунта (верблюда и льва из притчи Заратустры), ибо «дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения».² Только ребенок способен быть жизнью изнутри самой жизни. Надо усвоить взгляд и чувство ребенка. Это и будет началом рождения новых ценностей, человеческих именно в той мере, в какой они выходят за пределы «человеческого» для обычного понимания.

Здесь мы подходим к одной из важнейших тем Ницше – теме «преодоления человека». «Человек, - говорит Заратустра, - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью... В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель». И затем: «Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо так хочет он своей гибели».³

Кто же такой этот сверхчеловек, ради которого «просто» человек должен быть преодолен? Вот как пишет об этом Г. Риккерт в «Философии жизни»: «Сверхчеловек лучше всего может быть понят как самый жизненный человек, посвящающий себя наиболее жизненному в жизни и с презрением отвергающий все другие идеалы. В нем, наконец, оформляется «дух земли».⁴ Сам Ницше не дает ему никаких определений. Да и как может быть определено то, что по сути своей есть непрерывное «возрастание» и «преодоление»! Сверхчеловек – это идеал без конкретных очертаний, идеал бесконечный. Это тот «дальний», единственно достойный любви, который заменит нам «ближнего», тот предел нашего самовозрастания, который, в силу беспредельности самой воли к могуществу, никогда не может быть достигнут. Для сверхчеловека не существует добра и зла, он не знает никакого «ты должен», не подчиняется ничему общезначимому и не верит ни во что неизменное. Он «аристократ» и господин над «слабым», но не потому, что от кого-то получает такое право, а потому, что он способен принять в себя безумную мощь жизни и стать этой мощью.

Сверхчеловек должен родиться в каждом человеке, понимающем неизбежность переоценки ценностей. Поэтому «дальний» – это «проект» меня самого. Я должен жить «дальним» в себе самом, жить будущим. «Не то, откуда вы идете, пусть составит отныне вашу честь, а то, куда вы идете! Ваша воля и ваши шаги, идущие дальше вас самих, - пусть будут отныне вашей новой честью!»⁵

Но будущее моего самопреодоления не совпадает, по Ницше, с «целью истории». Никакой цели у истории нет; нет и самой истории как планомерного процесса. Жизнь – это вечное возвращение. «Все идет, все возвращается, - сказано в «Заратустре», - вечно вращается колесо бытия. Все умирает, все вновь расцветает, вечно бежит год бытия. Все погибает, все вновь устрояется; вечно строится тот же дом бытия. Все разлучается, все снова друг друга приветствует; вечно остается верным себе кольцо бытия. В каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» катится «там». Центр – всюду. Кривая – путь вечности».¹

Вечное возвращение – одно из основных понятий у позднего Ницше. Русский переводчик «Воли к власти» Г. Рачинский так трактует его: «Так как сумма сил, то есть возможностей проявления воли к власти, ограничена, время же, в котором проявляется эта воля, бесконечно, то через громадные промежутки времени должны наступать в мироздании все те же комбинации сил, все те же и те же констелляции элементов, и картина жизни будет повторяться в вечности бесчисленное число раз».² Это слишком поверхностное объяснение. Вечное возвращение не сводится к простой повторяемости мировых процессов. Вспомним: «В каждый миг начинается бытие». Это значит: то, что начинает бытие, должно каждый миг, т.е. вне всякой длительности, возвращаться к себе. Начало бытия – воля. Глубокое философское толкование этой идеи дает М. Хайдеггер: «Поскольку воля волит свое собственное властвование над самой собой, она не успокаивается, какого бы богатства, изобилия жизни не достигала. Она владычна в сверхизобильном – в изобилии своей собственной воли. Тем самым она, будучи равной себе, постоянно возвращается к себе как себе равной. Способ, каким существует сущее в целом, его existentia, если его essentia – воля к власти, - это «вечное возвращение равного».³

К вопросу о философии жизни: краткое изложение основных идей Шпенглера

Освальд Шпенглер – один из самых известных мыслителей XX века. Его книга «Закат Европы», вышедшая в 1918 году, долгое время была настоящим философским бестселлером.

С момента зарождения культурологической науки в ней господствовал так называемый эволюционный метод. Культуру представляли как поступательное движение от элементарных, первичных состояний к более сложным и совершенным, причем движение это мыслилось как охватывающее все человечество без остатка. Выдвигались определенные эталоны развитости, цивилизованности, совпадавшие, как правило, с наличным состоянием европейской культуры. Отсюда – европоцентризм, не позволявший адекватно оценить своеобразие многих неевропейских культур и во многом губительный для них.

«Закат Европы» выдвинул новое понимание культуры, которое исследователи обычно называют историко-типологическим. Оно исходит из того принципиального положения, что каждая культура базируется на своих, только ей присущих основаниях, и поэтому для нее характерна известная замкнутость, даже герметичность. Так, еще до Шпенглера, один из первых теоретиков типологического метода, русский философ Н.Я Данилевский, писал: «Вся история доказывает, что цивилизация не передается от одного культурно-исторического типа другому; но из этого не следует, чтоб они оставались без всякого воздействия друг на друга, только это воздействие не есть передача, и способы, которыми распространяется цивилизация, надо себе точнее уяснить».¹