Из болота имени кресса – на чистую воду
В органах власти процветает бездействие, коррупция, бюрократизм, поборы. Все последние годы идет настоящее заболачивание органов управления областью. Не случайно соседи за глаза называют Томскую область «Болото имени Кресса». И в нем гаснут все благие начинания, толковые идеи. Всю эту болотистую почву надо менять, разбюрокрачивать. Власть должна выйти из болота на чистую воду.
Метафора «болото» – перен. – «общественная среда, находящаяся в состоянии застоя, косности» (ТСРЯ, 1992, с. 53) организует весь агиттекст. Среди признаков «застоя» названы: «бюрократизм» – пренебрежение к существу дела рад соблюдения формальностей» (ТСРЯ, 2001, с. 64); «поборы – уст., разг., перен. – непосильные налоги или сборы» (ТСРЯ, 2001, с. 543). Экспрессивная номинация «болото имени Кресса» («имени кого-л. – офиц. – в честь» (ТСРЯ, 2001, с. 250)) указывает на хозяина и главного виновника ситуации (употреблена иронически, для актуализации семантического контраста: «в честь» – в знак уважения к кому-либо» (ТСРЯ, 2001, с. 916) и «болото» – косность, застой). Столкновение в одном речевом выражении языковых единиц, принадлежащих к разным сферам употребления, направлено на усиление экспрессии, отрицательной оценочности и, в конечном счете, эффекта воздействия.
Многозначна и метафора «вывести на чистую воду»: 1) власть должна выйти из мутного болота на чистую воду (т.е. стать открытой, честной, действенной); 2) «вывести на чистую воду – раскрыть чьи-то темные дела» (ТСРЯ, 1992, с. 88). Осуществить заявленное обещает избирателям кандидат Е. Кротов.
В свою очередь, для выражения имплицитной оценки в региональных агиттекстах используются:
– риторические вопросы, которые чреваты оценочным утверждением. Как отмечает Е.Н. Басовская, «риторический вопрос – характерная примета сегодняшней публицистики. Так автор обращается к аудитории, чтобы передать определенную систему идей. Риторический вопрос создает «эффект присутствия», «диалогизирует» монолог, усиливает экспрессивность высказывания (Басовская, 2004, с. 57).
Из листовки А. Маркина (2001 г., выборы в гордуму Томска):
– Кому из нас не мотали нервы жилищники?
Риторический вопрос изначально предполагает ответ: всем. В сочетании с лексическим средством выражения оценки: разговорной конструкцией «мотать нервы» («нервировать, изматывать» – разг. (ТСРЯ, 1992, с. 376) усиливается протестный пафос высказывания.
– контекстуальная обусловленность: «Лопарев Арнольд Григорьевич. Его в Томске знают все. Трибун, боец, коммунист» (газета «Томская правда», 2004 г., выборы в гордуму Томска). При употреблении в контексте с позитивно оценочными лексическими единицами трибун, боец номинация коммунист, обладающая вариативной оценочностью, также приобретает положительную коннотацию.
Другой пример:
Несмотря на то, что Лев Федорович Пичурин – убежденный коммунист, а чиновники сплошь заделались «демократами», авторитет его в коридорах власти, да и во всем городе, незыблем (там же).
В данном контексте денотат «коммунист» приобретает позитивную оценочность за счет антонимии со словом «демократ», взятым в кавычки (что свидетельствует о выражении негативной оценки этой лексической единицей, с позиции автора, считающего наскоро «заделавшихся» (от прост. «ставших» – ТСРЯ, 1992, с. 207) чиновников псевдодемократами. Эпитет «убежденный» довершает антиномию: в приведенном контексте «демократ» становится синонимом ярлыка «политический флюгер» – т.е. человек, который часто меняет свои взгляды, убеждения» (ТСРЯ, 1992, с. 885) в соответствии с политической обстановкой в стране.
Оценка может формироваться также в контексте всей социальной жизни, фоновом контексте. Систематическое употребление слова в том или ином контексте способствует «выработке в сознании носителей литературного языка новых стилистических характеристик данного слова, так как языковые единицы способны вбирать в себя из этих контекстов содержащиеся в них сведения о тех или иных экстралингвистических факторах, не связанных с признаками самого обозначаемого словом предмета» (Клушина, 2000, с. 104). Пример: словосочетание «партия власти» – т.е. партия, большинство членов которой занимают властные должности. Нейтральная по сути номинация в массовом сознании имеет отрицательную коннотацию: «партия-монополист, обладающая неограниченными возможностями».
- графические средства, в числе которых – рисунки, особая разбивка текста и т. п.).
Листовка Ю. Галямова (2000 г., выборы мэра Томска):
Данный агитматериал имплицитно выражает оценку: в оригинальной трактовке поговорки «первое апреля (день выборов) – никому не верю» произведена замена компонентов: «второе апреля – М…ву [без труда читается: Макарову] не верь!». Это означает, что если 1 апреля выберут кандидата А. Макарова, то второго (со дня его неофициального вступления в должность) можно начинать ему «не верить». Исподволь внушается, что данный кандидат недостоин нашего (избирательского) доверия.
Таким образом, формирование программируемой автором оценки в сознании адресата играет огромную роль. В соответствии с тем, как именно (положительно или отрицательно) читатель станет относиться к описываемому событию, он и будет действовать в современном политическом процессе.
Изучая политический текст в диахроническом и синхроническом аспектах, исследователи отмечают существенные изменения в тех связях, которые устанавливаются между языковыми единицами.
Отмена цензуры (внешней и внутренней), провозглашение свободы слова, снятие идеологических фильтров, децентрализация информации привели к качественному изменению облика современного языка (Клушина, 2001). Это отражается и в изменении социальной оценочности слов – они становятся либо нейтральными, либо изменяют коннотацию: развиваются новые синонимические и антонимические связи. Решающую роль играет идеологическая позиция, мировоззрение носителей языка.
В частности, как отмечает Г.А. Заварзина, «с 80-х годов происходит снятие «идеологических наслоений», обусловленных господством марксистско-ленинской идеологии. Например, номинация «большевик» имела ярко выраженную положительную коннотацию. Ныне же наоборот. Например, определение «советский» сегодня часто употребляется в негативном значении и заменяется просторечным «совковый» (2000, с. 18). То же явление характеризует О.А. Паршина: «В ХХ веке употребление слова «чиновник» демонстрирует эволюцию исследуемой лексемы: наиболее частотным является употребление слова в переносном значении, не в денотативном, а в негативном коннотативном смысле» (2004, с. 90). «В последнее время резко эволюционировало в сторону политического ругательства слово олигарх, ставшее, по сути дела, синонимом выражения «враг общества № 1», – отмечает Е.И. Шейгал (2000, с. 120).
В этом же ключе интересна трактовка позитивно и негативно оценочной лексики Г.Я. Солганика, еще два десятилетия назад отмечавшего следующие характерные особенности общественно-политической лексики: «труд, мир, социализм, коммунизм, партия, марксизм, ленинизм, соцсоревнование – слова, положительная оценочность которых ясна и без контекста. Другая группа лексики, выражающая идеологически враждебные понятия, имеет отрицательную оценочность: империализм, капитализм и др. Эти понятия настолько скомпрометированы в сознании народов, что даже буржуазные пропагандисты избегают употребления этих слов, маскируя их «эвфемизмами»…(1981, с. 27).
Исследователи политической мифологии объясняют подобные языковые изменения тем, что «…язык становится жертвой политического мифа. Появляются неологизмы, изменяются, выхолащиваются и фальсифицируются старые общепринятые термины и понятия, идет приспособление к идеологии. «Переименование вещей» практикуется и в современных демократиях» (Цуладзе, 2003, с. 92). Актуальный пример – термин «суверенная демократия», введенный в современное политическое речевое пространство заместителем главы президентской администрации В. Сурковым, и вызвавший многочисленные дискуссии в обществе. Данное словосочетание претендует на обозначение «исторического пути России» (цитата с сайта партии «Единая Россия»: «это безоговорочное признание универсальных демократических ценностей … и право публично формулировать и отстаивать свои национально-государственные интересы»). Основной вопрос возник в отношении семантической сочетаемости компонентов термина: «суверенный» означает «независимость государства от других государств во внешних делах и верховенство во внутренних делах» (СЭС, 1990, с. 1297). «Демократия» же выступает против патернализма, т.е. за минимизацию государственного вмешательства в частную и общественную жизнь («демократия» – «политический строй, основанный на принципах народовластия, свободы и равноправия граждан» – ТСРЯ, 1992, с. 161). Таким образом, мы наблюдаем попытку трансформации социальной оценочности слов путем ассимиляции их лексических значений.
Характеризуя современный политический текст, авторы сходятся во мнении, что тенденции к стереотипности в языке современного политического текста противостоит тенденция к усилению экспрессивности. «Политический дискурс российского общества в последние годы отличается кардинальным обновлением содержания и формы коммуникативной деятельности, «отличается яркостью, граничащей с карнавальностью; раскрепощенностью, граничащей со вседозволенностью и политическим хамством» (Чудинов, 2001, с. 10).
Многие исследователи (М.Р. Желтухина, О.С. Иссерс, Е.И. Шейгал, Н.А. Купина, А.П. Чудинов и др.) указывают на повышенную агрессивность современной политической речи, активное использование конфронтационных стратегий и тактик, негативно оценочных языковых средств. «Язык политической рекламы становится всё более воинственным, кликушеским и угрожающим. …Он становится языком Войны» (Ершов, 2001, с. 14).
По мнению Ю.А. Бельчикова, «в последние годы происходит активизация и расширение сферы употребления инвективной лексики и фразеологии, в том числе в рамках литературного языка, что вполне обоснованно говорит о тенденции к огрублению литературной речи и тесно связанной с ней детабуизации грубой бранной лексики и лексики обсценной, а также возрастающей роли употребления жаргонизмов» (2002, с. 26). Исследователь приводит обстоятельства, способствовавшие детабуизации: обострение политической борьбы, нарастание социальных и экономических коллизий в постсоветском пространстве, что привело к «открытой брани в газетах, особенно оппозиционных властям» и, как ни странно, эпоха «гласности». «Носители литературного языка (политики, журналисты, литераторы, артисты) стали выражать свои мысли без оглядки на литературные нормы и элементарные правила приличия» (там же).
Именно в этой связи исследователи начали отмечать «стилистическое снижение» (Воробьева, 2000) в качестве основной тенденции современной политической речи, а также «сильнейшее влияние жаргонной и просторечной языковой среды» (Крысин, 2006, с. 49) как средств экспрессивной оценки, а также особого «приема психологического механизма эмоционального заражения аудитории» (Мартыненко, 2002, с. 206).
В.С. Елистратов отмечает, что «активизация арго (или жаргона, сленга) совпадает с нестабильностью в обществе и представляет собой способ видения бытия» (2005, с. 9).
Экспансия жаргона состоит не только в количественных изменениях, но также и в изменении его роли, статуса. Жаргонное слово очень часто является доминирующим наименованием, находится в смысловом центре фразы, занимает сильную синтаксическую позицию, и это создает впечатление его «веса», значимости» (М.В. Горбаневский, 2002).
Нас послали на три буквы, и эти три буквы – ЖКХ (заголовок статьи в предвыборной газете кандидата на пост губернатора Томской области Е. Кротова «Верю!», 2003 г.).
«Эмоциональное заражение» в данном высказывании происходит благодаря стилистической маркированности и известной доли экспрессивности лексической единицы «послать» – прост. – «в сочетании с некоторыми бранными словами: обругать, чтобы не приставал, отвязался» (ТСРЯ, 1992, с. 585), «выгнать, отделаться от кого-либо» (ТСРС, 2005, с. 316), а также достаточно широко употребительной в современном языке эвфемистической замены «посылать на три буквы» – «выгнать кого-либо, отделаться» (ТСРС, 2005, с. 316). Обозначение иных «трёх букв» – ЖКХ – можно определить как замещение компонента устойчивого выражения, что способствует проецированию значения замененного компонента на новый. С помощью данного приема имплицитно провоцируется резюме: народ обманули, и этот обман связан со сферой ЖКХ.
Коммуникаторы стремятся к «синхронизации речевых фигур со вкусами и ожиданиями широкой публики» (Соколов, 2004, с. 31). Яркий пример тому – нарушение речевых конвенций первыми лицами государства, употребление «ненормативной» лексики. «Нынешний президент, придя к власти, «узаконил» в политическом лексиконе лозунг нового времени — «мочить в сортире». Переход к уголовной лексике, ее широкое использование средствами массовой информации и политическими лидерами стали знамением эпохи» (там же, с. 32).
В то же время А.П. Чудинов, например, высказывает мнение, что употребление жаргонизмов является потребностью современной политической речи. Поскольку «именно жаргонная лексика, пронизанная концептуальными векторами тревожности, агрессивности, противоестественности существующего положения дел, способна наиболее точно выразить эмоциональное отношение к проблеме» (2006, с. 101).
Т.Г. Винокур отмечает, что «найти общий код с массовым адресатом – значит проявить готовность к использованию стандарта, выработанного для достижения целей, а также преуспевать в совершении такого языково-стилевого отбора, который свидетельствует о способности говорящего актуализировать навыки, равные (или сходные) с навыками слушающего» (1993, с. 11).
В связи с этим, можно утверждать, что оценочность является тем атрибутивным признаком агиттекста, который является ключом к этому «общему коду», делающему смысл агиттекста доступным для понимания, коммуникативно общезначимым, универсальным для восприятия любой категорией избирателей. Оценка в предвыборном тексте необходима: она сигнализирует о ценностном отношении субъекта коммуникации к миру (а ведь именно соотнесение избирателями предлагаемых оценок с собственным опытом, ценностными приоритетами определяет дальнейший политический выбор); направляет мысль аудитории (представляется в виде суждения, с которым желательно согласиться). Использование различных средств достижения оценки (эмоциональности, экспрессивности, изобразительно-выразительных и стилистически маркированных средств языка) делает ее наглядной, понятной, адаптирует специфическую политическую информацию к пониманию в самых разных аудиториях. Наконец, именно усвоение адресатом системы оценок, эксплицированных или имплицированных в тексте автором, производит необходимый прагматический эффект, выражающийся в побуждении электората к действию (или сознательному бездействию).