2. Понятие детерминации преступности

Детерминация — понятие, производное от слов "детер­минант", "детерминировать". Латинское слово determinare означает "определять". Детерминант соответственно означа­ет "определитель", "детерминировать" — определять, обу­словливать, а " детерминация" — процесс обусловливания, определения.

Когда говорят о детерминизме, то имеют в виду призна­ние всеобщей взаимосвязи, взаимодействия всех вещей, объектов, явлений и процессов. Именно в таком значении слово "детерминизм" вошло в русский язык. Причем здесь пока не выделяются разные виды взаимосвязей, хотя их на­считывается более трех десятков. Просто говорят о детерми­нантах или "обстоятельствах". Слово " обстоятельства" упот­ребляется как объединяющий термин для причин и условий.

Процесс детерминации преступности представляет со­бой сложное взаимодействие различных форм связей: не толь­ко причинных, но также функциональных, статистических, связей состояния и иных.

Функциональная зависимость отражает объективное со­ответствие, параллелизм в сосуществовании и изменчивости двух факторов. Например, расширение безработицы в ре­гионе одновременно порождает и рост числа краж во имя удовлетворения необходимых потребностей, и снижение по­купательского спроса. Понятно, что такое снижение покупа­тельского спроса и рост краж связаны между собой не так, что одно из этих явлений порождает другое. Связь здесь не причинная, а функциональная, так как оба эти явления производны от безработицы.

• Статистическая связь заключается в изменении харак­тера распределения одного фактора в зависимости от изме­нения другого. Например, увеличения числа преступлений с увеличением численности населения.

Частный случай статистической связи — корреляцион­ная зависимость. Здесь за основу берется среднее значение фактора, явления.

Если обнаруживается, что распределение одного явле­ния прямо пропорционально распределению другого, корреляция носит положительный характер, если обратно пропор­ционально — отрицательный. Коэффициент корреляции име­ет значение от 0 до 1, и чем он ближе к 1, тем сильнее связь между явлениями.

При изучении был выявлен в ряде регионов высокий ко­эффициент корреляции общей преступности и преступности несовершеннолетних (К=0,838), а также общей преступности и преступности лиц, не работающих и не учащихся (К=665). В других регионах эти коэффициенты были значительно ниже: соответственно 0,659 и 0,475. Это значит, что преступ­ность во второй группе регионов почти не зависела от пре­ступности лиц, не работающих и не учащихся.

Корреляционная зависимость заслуживает внимания. Она определяет конкретную область поиска и может свиде­тельствовать о причинной связи. Но при этом надо учиты­вать, что такая связь бывает сложной, опосредованной дру­гими обстоятельствами. Высокий коэффициент корреляции между общей преступностью, преступностью несовершен­нолетних и преступностью лиц, не работающих и не уча­щихся, может указывать на то, что в регионе существует проблема нахождения части несовершеннолетних, в том числе совершающих преступления, без определенных занятий. Но почему это происходит, зависит ли это от позиции самих несовершеннолетних или от безработицы в городе, как именно это все связано с преступностью — вот те вопросы, которые подлежат затем более глубокому анализу.

Связь состояний характеризуется тем, что одно состоя­ние какого-то явления в данный момент при конкретных ус­ловиях необходимо определяет состояние этого явления в другой момент. Например, преступность, в которой высок удельный вес несовершеннолетних, при условии низкой эф­фективности борьбы с ней способна в дальнейшем опреде­лять такое состояние преступности, в которой через 4—10 лет будет высок удельный вес рецидивной, а в последней — зна­чителен удельный вес неоднократно судимых лиц молодого возраста.

Таким образом, само по себе выявление факта взаимо­связи преступности с каким-то другим явлением или про­цессом нельзя признать достаточным. За этим должно сле­довать определение характера взаимосвязи. Иначе нельзя определить, что именно порождает преступность, и меры могут касаться обстоятельств, находящихся с преступностью всего лишь в функциональной зависимости и связи состояний.

Правда, существует мнение, что можно отказаться от поиска причинных связей в криминологии. По утверждению американского криминолога Торстена Селлина, "наука отка­залась от концепции причинности и обращается к ней только для обозначения функционального взаимоотношения между определенными элементами или фактами", поэтому причина преступления — "всего лишь необходимо предшествующие обстоятельства или условия преступного поведения". Здесь, таким образом, происходит отождествление причин и усло­вий, не конкретизируется, что понимается под "необходимо предшествующими обстоятельствами" и "условиями"¹. Прак­тически игнорируется все многообразие взаимосвязей раз­ных обстоятельств, явлений, процессов.

При различии многих посылок представителей социоло­гической и клинической криминологии их в основном объе­диняет отказ от поиска причинно-следственных связей. В ряде исследований смешиваются факторы разного порядка (сома­тические, интеллектуальные, социально-культурные и иные), отсутствуют оценки характера их взаимосвязи с преступ­ным поведением, не вычленяются причинные зависимости.

Конечно, в концепции диалектического детерминизма одним из основополагающих принципов является принцип универсального взаимодействия. Но само по себе указание на взаимодействие еще ничего не дает. Необходим анализ его сторон, процесса его осуществления, а также оценка того, как меняются стороны взаимодействия.

Причинность рассматривается как одна из форм уни­версального взаимодействия, как один из видов детерми­нации, означающий только генетическую, производящую связь. Здесь раскрывается то, из чего произошло данное явление, как протекал процесс его порождения, устанав­ливается факт связи между породившим и порожденным.

Детерминизм, исходя из факта причинного происхож­дения, говорит о том, почему соответствующий процесс про­изошел так или иначе, почему возникло именно данное явление, каковы условия порождения и мера устойчиво­сти соответствующего процесса.

При широком детерминистском подходе преступность предстает как результат не однозначного влияния каких-то факторов, а сложной, многоплановой детерминации, в том числе самодетерминации.

Итак, общество с его противоречиями, проблемами при просчетах социального управления порождает отрицательные социальные отклонения непреступного характера, кото­рые в условиях недостатков борьбы с ними способны во взаи­модействии с другими социальными факторами обусловли­вать преступность, ее развитие. Неэффективное решение проблем борьбы с преступностью приводит к ее новому со­стоянию: "Преступность-1". Оно характеризуется более отя­гощенными характеристиками данного явления, нарастани­ем в нем организованности и криминального профессиона­лизма. Например, одним из видов организованной преступ­ной деятельности являются порно-, нарко- и алкогольный бизнес. В этом случае идет активное вовлечение части насе­ления в потребление наркотиков, алкоголя, занятие прости­туцией, широко рекламируются соответствующие услуги, про­пагандируется "заманчивый" облик проститутки, употреб­ление спиртных напитков как момент "расслабления" и т. п. В этих условиях нарастают и приобретают новые характе­ристики многие отрицательные социальные отклонения, все это сказывается на характеристиках общества. Например, владельцы крупных криминальных состояний резко выде­ляются своими доходами, а резкое социальное расслоение, как отмечают социологи, чревато тотальными социальными конфликтами. В этих условиях все новые лица начинают ис­пользовать криминальные средства обеспечения своего бла­госостояния, в том числе такие, как вымогательство (рэкет), получение взяток и т. п. С другой стороны, появляется все больше людей, активно выступающих против владельцев криминальных доходов, в том числе путем умышленного уничтожения их имущества, совершения в отношении них насильственных действий. Общество в таких условиях при­обретает новые характеристики и переходит в состояние: "Общество-1". А далее этот процесс может продолжаться в разных вариантах, в зависимости от изменений взаимодей­ствующих элементов и процессов взаимодействия.

Изложенное можно проиллюстрировать процессами, про­исходившими в России на протяжении последних двадцати лет, включающих годы перестройки.

Со второй половины семидесятых годов криминологи фик­сировали усиление роста экономической и должностной пре­ступности, увеличение размеров добываемого преступным путем. На криминализацию сферы экономики и расширение параллельной или теневой экономики в то время стали вы­ходить также экономисты, социологи в результате исследо­ваний теневой экономики и других форм социальной патоло­гии. По некоторым оценкам, объем теневой экономики в народном хозяйстве СССР в начале 60-х годов был равен 5 млрд. руб. в год, из которых 2,5 млрд. приходилось на сферу материального производства. К концу 80-х годов объем теневой экономики стал составлять до 90 млрд. руб. в год, а на сферу материального производства приходилось более 80%'.

Все больше появлялось убедительных доказательств того, что экономические и управленческие отношения в конце 70— 80-х годах преимущественно строились не на законной осно­ве, а на базе так называемых неформальных отношений — фактически на прочно устоявшихся к тому времени неписа­ных правилах поведения в сфере экономики и управления. Эти правила позволяли выживать в условиях: рассогласова­ния экономического и социального развития; необходимости обеспечивать прирост объемов выпуска продукции любой ценой; необеспеченности плановых заданий материальными ресурсами; острого дефицита товаров и услуг и тому подоб­ного; отсутствия единой, а тем более научно обоснованной и точной системы оценки труда постоянных работников и при­влекаемых на основе трудовых соглашений, договоров под­ряда; отсутствия надежного учета и контроля.

В теневой экономике экономисты и социологи выделяли различные секторы или структуры: криминальный, фиктив­ный, неформальный, нелегализованный и др.

При этом даже в конце 80-х годов делался весьма неоп­ределенный вывод о ее содержании, отмечалось, что "выде­ленные элементы не являются строго изолированными друг от друга, границы между ними размыты, перекачка ресур­сов из одного сектора теневой экономики в другой является обычным делом, непреступные методы трансформируются в преступные"².

Криминальный сектор этой экономики лишь назывался среди прочих и практически ему не уделялось должного вни­мания как внутреннему системообразующему фактору тене­вой экономики, что вытекало из криминологических иссле­дований. Эти же исследования показывали, что именно "чер­ный", криминальный сектор становился все более преобла­дающим по объему и именно он обеспечивал получение до­ходов, которые позднее назывались доходами теневой эко­номики, капиталами теневой экономики. Средства, высвобо­ждавшиеся в сфере фиктивной экономики, например при приписках и тому подобное, ранее нередко разбазаривались, пропадали, но с середины 70-х годов они почти полностью похищались, присваивались в результате должностных зло­употреблений. Непосредственно в предперестроечный пери­од эта фиктивная экономика только внешне могла оцени­ваться как таковая, ибо на деле она была результатом либо прикрытием хорошо организованного извлечения преступ­ных и иных теневых доходов.

Теневая экономика к концу 70-х годов практически пол­ностью контролировалась лицами, совершавшими преступ­ления либо так или иначе связанными с ними, попадавшими от них в зависимость. Просчеты, упущения в управлении эко­номикой не только использовались для извлечения незакон­ных доходов, но и целенаправленно усугублялись, система социального контроля умышленно расшатывалась теми, кто извлекал такие доходы.

Расширялась и общеуголовная корыстная преступная деятельность, и должностная, и хозяйственная.

Причем, как уже отмечалось, в руках выявляемых пре­ступников все больше оказывалось не отечественных денег, а валюты, золота, платины, драгоценных камней. И крими­нальные капиталы практически не задел процесс обесцене­ния вкладов в Сберегательном банке в 1992 году.

Следует сказать, что действительно существовавшая система демонстрировала неспособность эффективного управ­ления экономикой. Для этого были очень серьезные причины, носившие в первую очередь объективный, закономерный характер, но их научно обоснованный анализ громогласно под­менялся указанным выводом, и вектором преобразований ста­новилась легализация теневых, а точнее, в основном крими­нальных отношений, особенно активизировавшаяся в пери­од реформ.

К концу перестройки владельцы преступных капиталов набрали вес в обществе и все активнее влияли на происходя­щие в нем процессы экономических и политических преоб­разований. В 1990 году было внесено, а затем стало подспуд­но, но последовательно продвигаться предложение о введе­нии моратория на борьбу с экономической преступностью на период перехода к рынку, в 1994 году в обмен на политиче­скую амнистию участников событий октября 1993 года в Бе­лом доме была предложена и реализована амнистия эконо­мических преступников. Начиная с 1991 года в Уголовном кодексе РСФСР стал сужаться круг хозяйственных престу­плений, хотя ряд декриминализированных деяний продол­жали совершаться и представляли высокую общественную опасность. Например, частнопредпринимательская деятель­ность с использованием государственных, кооперативных и иных общественных форм, т. е. не сама по себе частнопред­принимательская деятельность, а именно лжечастное пред­принимательство (бывшая ст. 153 УК РСФСР, исключенная 5 декабря 1991 г.). Позднее число хозяйственных преступле­ний в УК РСФСР начало расширяться за счет новых видов экономических общественно опасных деяний, совершаемых новыми предпринимателями (налоговые преступления и т. п.).

Одновременно создавался миф, будто основное зло — это государственная и партийная номенклатура, даже не оп­ределенная ее криминализированная часть, а она вся в це­лом. Дескать, она разложилась, требует огромные взятки или дорогостоящие услуги, а хозяйственники, вынужденные потакать номенклатуре, идут на приписки и другие преступ­ления. Бесспорно, были веские основания для утверждения о разложении значительной части номенклатуры, но сужде­ния должны были быть точными и определенными. Разговор о преступности номенклатуры вообще, без должной конкре­тизации, дискредитировал идею государственного регули­рования общественных процессов в принципе.

Как показывали криминологические исследования, ос­новными организаторами экономической преступной деятель­ности и держателями преступных капиталов были не должностные лица, какое бы ответственное положение они ни за­нимали, а организаторы хищений, Ими, как правило, были или лица, в официальных структурах занимавшие весьма скромные посты, либо вообще люди со стороны. На подкуп должностных лиц к началу 80-х годов тратилось не более трети похищаемого. Нередко из материалов уголовных дел усматривалось, что, чем выше было должностное положе­ние подкупаемого лица, тем меньшая сумма ему достава­лась. Позднее интервью осужденных подтвердили данный вывод. Не было необходимости выплачивать в виде взяток особо крупные суммы, так как нередко применялся прием, который носил название "посадить на взятку", т. е. дать не очень много, а затем этим шантажировать. Ведь должност­ному лицу было что терять. Одновременно подкупались по­мощники, референты, секретари таких должностных лиц и получали порой не меньшие суммы. Или подкупались только они.

По существу, основной удар на рубеже 80-х годов пра­воохранительными органами был нанесен по коррумпирован­ным должностным лицам, а не по истинным организаторам экономических преступлений, подкупавшим этих должност­ных лиц. Сказались и непонимание тогда истинного механиз­ма широкомасштабной преступной деятельности, и недоста­точность уголовной, уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной базы разоблачения крупных организованных пре­ступных структур, их деятельности, и организационные труд­ности, в том числе азартная погоня ряда следователей именно за высокопоставленными "кремлевскими" должностными пре­ступниками. При этом крупные расхитители и их соучаст­ники оказывались только в качестве свидетелей, обличав­ших должностных лиц в получении взяток, "перебрасывав­ших" на них в своих показаниях основные суммы похищен­ного. Они освобождались от уголовной ответственности, так как их "признательные показания" оформлялись в виде доб­ровольно сделанного заявления о даче взятки. Таким обра­зом, и за дачу взяток эти лица не несли ответственность.

Фактическая схема преступной деятельности организо­ванных структур была, например, следующей: любыми сред­ствами внизу обеспечивались преступные доходы (обман по­купателей, сбыт нелегально произведенной продукции, пря­мые хищения и т. п.). Затем часть похищенного оставалась у рядовых исполнителей акций, основная часть передавалась организаторам, которые из нее выплачивали взятки должно­стным лицам за корректировку планов, ресурсное обеспечение плановых заданий, расширение производственных, тор­говых площадей, избавление от ответственности за допущен­ные нарушения и т. п.

Криминологический анализ приводит к выводу о трех следующих основных источниках усиления криминализации общественных отношений и развития организованной пре­ступности, оказавших и более широкое влияние на измене­ния общества.

Экономические преступники и их капиталы — это пер­вый источник развития социальной ситуации в России по криминальному типу, эскалации организованной преступ­ности и противодействия цивилизованному, эффективному противостоянию ей на основе закона.

Второй источник — те представители государственной и партийной номенклатуры, которые оказались прямо или косвенно связанными с теневыми доходами. Речь идет не только о преступных доходах, но и о не вытекающих из за­кона и нигде не афишируемых, но известных всем спецпай­ках, спецснабжении, спецобслуживании. Становление закон­ности, обеспечение фактического равенства всех перед за­коном могло бы серьезно отразиться на привилегиях пред­ставителей этой социальной группы. Им становилось неком­фортно, тесно в рамках прежней социалистической систе­мы. Государственная и партийная номенклатура станови­лась все более замкнутым слоем, в значительной мере вос­производившим самого себя. Дети влиятельных чиновников вместе с детьми владельцев крупных криминальных капита­лов и той элиты, которая обслуживала власть предержащих и "теневиков", учились в престижных учебных заведениях, минуя при поступлении туда честный конкурс, начинали работать за рубежом либо в организациях, обеспечивавших привычные привилегии и доходы. Из уголовных дел и ма­териалов было видно, что нередко такие отпрыски при лише­нии привычных доходов легко шли на сделку с преступниками.

В семьях деятелей теневой экономики, немалой части государственной и партийной номенклатуры вырастало по­коление, которое не готово было жить по легальным стан­дартам своего возможного статуса в стране. В результате привычный стандарт жизни они сами и их родители начина­ли обеспечивать любым путем, вплоть до вступления в пре­ступные сделки и широкого обслуживания криминального ин­тереса.

Третий источник развития организованной преступно­сти и криминализации страны — профессиональная общеуголовная преступность. Профессиональные преступники всегда стремились и создавали свои структуры, широко об­служивающие их специфические интересы. Имели общест­венные фонды (общаки) для оказания помощи тем, кто отбы­вает наказание, и их семьям, для подкупа сотрудников пра­воохранительных и других органов и иных целей; создавали свои "третейские" суды, разграничивали сферы влияния, обеспечивали пополнение своих рядов за счет молодых лю­дей; вырабатывали новые эффективные пути обеспечения своих корыстных интересов. Их доходы возрастали по мере расшатывания системы социального контроля в экономике и увеличения в стране слоя особо обеспеченных граждан. На­пример, уже давно совершались акты мошенничества или вымогательства в отношении деятелей теневой экономики, экономических и должностных преступников, которые не склонны были сообщать о таких актах правоохранительным органам. С другой стороны, экономические преступники не чужды были прибегать к помощи уголовной среды для ими­тации поджогов или ограблений в целях сокрытия следов хищений, устрашения свидетелей, подделки документов и иных целей. В местах лишения свободы, особенно после ак­тивизации борьбы с экономической и должностной преступ­ностью, когда там увеличилось число осужденных за эти деяния, укреплялся союз общеуголовных и экономических, должностных преступников. На первый взгляд казалось, что в условиях лишения свободы "правили бал" лидеры уголов­ной среды. Но специальное исследование показало, что это не так: лидерство все-таки было за теми, кто больше мог влиять на представителей администрации и имел связи во властных структурах. А у высокопоставленных должност­ных преступников и экономических, имевших коррумпиро­ванные связи, такие возможности были более широкими: они обеспечивали устройство детей сотрудников администрации исправительно-трудовых учреждений в учебные заведения, на лечение и т. п. Иногда такого рода утверждение отверга­ют, но здесь можно сослаться хотя бы на такой легко уста­навливаемый фактор, что именно экономические преступни­ки с коррумпированными связями и влиятельные должност­ные преступники оказывались очень быстро или вне зоны, или вообще досрочно освобожденными от наказания по раз­ным причинам. Лидеры уголовного мира это осознавали и, используя свое влияние среди осужденных, стремились к обеспечению баланса интересов экономических и общеуго­ловных преступников. Такого рода союз давал свои плоды: в нелегальных цехах, затем кооперативах и предприниматель­ских структурах обеспечивались отмывание и приумноже­ние доходов уголовной среды. В то же время экономические преступники приобретали силовую защиту, пользовались услугами профессионалов по подделке документов и др. Указанное сотрудничество, сплочение носило многоаспект­ный характер. Оно существенно повлияло на возникновение качественно новой криминальной ситуации в стране и новые характеристики организованной преступности.

При оценке вклада общеуголовных преступников в раз­витие организованной преступности и криминализацию стра­ны нельзя не учитывать фактор их влияния на государст­венную и партийную власть в стране.

Нарастал кризис социалистической системы в том виде, как она существовала в СССР. Криминологи, проводившие исследования, это видели лучше, чем кто-либо. Рост пре­ступности, увеличение ее общественной опасности, вовлече­ние в нее представителей все новых социальных групп, зна­чительная пораженность ею целых отраслей хозяйства, стре­мительное нарастание социально-экономической дифферен­циации населения, не основанной на законных средствах, а также многое другое говорили о серьезных и глубоких при­чинах кризиса.

Население приветствовало и перестройку, и реформы. Кризисные явления ни для кого не были секретом, и такая позиция людей вполне закономерна. Однако реальный про­цесс преобразований в России стал происходить под все уси­ливающимся влиянием криминального и иного "теневого" интереса. Крайне поспешные и внешне "непродуманные" ре­шения о развитии кооперации в предлагаемом варианте, стре­мительном отказе государства от централизованного снаб­жения остро дефицитной, ранее фондируемой продукцией, от монополии на внешнюю торговлю, монополии на произ­водство и торговлю алкогольной продукцией, позднее — прак­тическое отсутствие четких и надежно обустроенных госу­дарственных и таможенных границ России привели к ката­строфическим процессам, повлекшим расцвет организован­ной преступности.

Тезис о развитии предпринимательства реализовывался в условиях полного отсутствия системы поддержки добросо­вестного предпринимательства и лишения населения честно приобретенных сбережений. Таким образом, накопленные семьями средства не могли быть использованы ни на поддержку молодого поколения, решившего испытать себя в бизнесе, ни на приватизацию.

Приватизация проводилась поспешно, без подготовки ин­дивидуальных проектов, привязанных к конкретным пред­приятиям, как это принято делать за рубежом.

В этих условиях заработали в полной мере криминаль­ные капиталы. Их владельцы начали прибирать к рукам на­циональное достояние, государственных служащих, подрас­тающее поколение. В условиях безработицы немалая часть молодых людей оказывалась среди тех, кто обслуживал ли­деров организованной преступности, а затем делал в этой среде своеобразную карьеру. Происходила массированная дискредитация идеи законности и правопорядка. В резуль­тате криминальная деятельность все большим числом граж­дан рассматривалась как наиболее радикальное средство обес­печения своих интересов в условиях рынка. Тем более рынок практически превращался во вседозволенность: "разрешено все, что не запрещено законом". Этот лозунг практически отбрасывал прочь моральные, религиозные, эстетические и другие нормы поведения. В преступную деятельность актив­но стали втягиваться представители даже тех слоев населе­ния, которые ранее считались криминологами благополуч­ными: военнослужащие, научные сотрудники, представите­ли творческой интеллигенции. Один из мотивов — это ско­рее создать первоначальный капитал любой ценой во имя того, чтобы выжить в условиях рынка. Предметом преступ­ных сделок стали государственные секреты, научные откры­тия, непреходящие ценности.

Ставились все более масштабные цели добиться обеспе­чения сверхдоходов любой ценой. Средства диктовали об­стоятельства: от вымогательства и грабежей переходили к мошенничеству и убийствам, от небольших групп соучастни­ков — к созданию разветвленных преступных организаций.

Одновременно расширялся контингент преступников и рынок криминальных услуг. Проблема алкоголизма стано­вилась все более тесно связанной с алкогольным преступ­ным бизнесом, проституции — с порнобизнесом, операции с наркотиками приобретали все более масштабный характер. Стремительно стал развиваться криминальный бизнес, свя­занный с оружием. Отмывание денег тоже становилось пред­метом извлечения преступных доходов, причем совершенно беспрепятственно.

В преступной среде происходили сложные процессы. В частности, новое поколение столкнулось со старым уголовным миром, в результате острых, нередко кровавых, кон­фликтов и компромиссов происходил раздел сфер влияния, передел криминальных капиталов, возникали различные преступные сообщества. Они набирали силу и действовали все более открыто. Сначала пользовались услугами так на­зываемых экспертов при лоббировании своих интересов в эшелонах власти, затем стали выдвигать своих ставленни­ков в органы представительной и иной власти, заботясь об их внешней "респектабельности". Но в последнее время не­посредственно сами ранее судимые лица, причем иногда не­однократно, стали претендовать на депутатские мандаты и приобретать их, становиться членами влиятельных общест­венных объединений и даже их руководителями с междуна­родными связями.

Фиксировались политизация организованной преступно­сти и криминализация политиков. Многие политики быстро поняли, что они могут оказаться никем и ни с чем в будущем царстве рыночной экономики и владельцев крупных состоя­ний. Их увлеченность погоней за скорыми и большими день­гами принимала причудливые формы и не оставалась неза­меченной ни средствами массовой информации, ни населе­нием, ни преступным миром.

Все это отрицательно сказывалось на общественной пси­хологии — размывало представления о преступном. Одно­временно отмечалось и отмечается широкое и целенаправ­ленное внедрение преступной идеологии в общественное соз­нание, причем не только в обыденное. Жаргон мест лишения свободы и уголовной среды стал привычным для слуха граж­дан России, его широко используют средства массовой ин­формации. Одновременно деятели организованной преступ­ности обеспечивают тылы и пополнение: ими выделяются средства для оказания помощи пенсионерам, инвалидам, при­влечения части населения на свою сторону. Идет активная "работа" с молодежью, особенно результативной она стано­вится в условиях, когда в бывших домах пионеров, домах культуры, кинотеатрах открывают казино, бары, посеще­ние спортивных учреждений становится дорогостоящей ак­цией и подростки оказываются буквально на улице, нередко полуголодные (или голодные) и беспризорные.

В этих условиях расширяются механизмы стирания гра­ниц между преступной средой и другими слоями населения. Как уже отмечалось, наряду с фиксированными членами преступных организаций, сообществ существуют периферий­ные, а также лица, оказывающие разовые криминальные и иные услуги.

Криминальные капиталы обеспечивают высо­кие доходы части медицинского персонала, гарантирующего конфиденциальное и квалифицированное лечение лиц, по­лучивших ранения в криминальных сражениях, педагогов, оказывающих платные образовательные услуги. На преступ­ные доходы создаются произведения искусства, нередко имен­но благодаря им авторы увлекаются показом "ранимой" души преступника и его нелегкой судьбы, забывая о многих жерт­вах преступлений. Ажиотаж поднимается только в случаях убийств людей, дорогих и милых ряду предпринимателей, журналистов, политиков, а также организованным преступ­никам.

Многие предприятия, оказывающие разного рода ультрадорогие услуги (по пошиву одежды и иные), а также сравнительно дешевые услуги теневого характера за счет неуплаты налогов (при строительстве, ремонте и т. п.) также процветают благодаря "бешеным" деньгам, нажитым в кри­минальном секторе экономики. И все большее число граж­дан, таким образом, становится незаинтересовано в реши­тельном противостоянии организованной преступности. На­оборот, сотрудничество с ней приносит быструю и ощути­мую выгоду. Другими словами, в этих условиях вполне зако­номерным становится процесс стремительно нарастающей криминализации государства, общества.

Российское общество 1999 года отличалось от того, ка­ким оно было в 1980-х или 1990-х годах. Показательно, что ранее трудно было бы себе представить публикацию интер­вью лидеров криминальной среды о том, что они будут доби­ваться их избрания или продвижения в высшие органы власти.

Изложенное служит иллюстрацией тех сложных взаи­мосвязанных процессов, которые детерминируют изменения преступности и их влияние на широкие общественные отно­шения.

И все-таки важно подчеркнуть, что все эти процессы развивались в условиях слома отживающих общественных отношений, их кризиса, что являлось положительным и за­кономерным процессом. Другое дело, что в условиях рефор­мирования общественных отношений допущены принципи­альные просчеты и одним из векторов преобразований стала легализация общественно опасной экономической преступ­ной деятельности, легализации криминальных капиталов.

При изучении детерминации преступности важен учет специфики социального детерминизма. Главная его осо­бенность заключается в том, что в обществе все связи высту­пают в форме отношений между людьми — целенаправленных связей. Превращение возможности в действительность в об­ществе происходит всегда при активном участии людей.

Поэтому в криминологии уделяется большое внимание взаимодействию социальной среды и человека.

И если мы говорим, что преступность "наступает на нас", что "преступность учитывает социальные условия и измене­ния", это означает, что наступают на нас лица, совершаю­щие преступления, и их союзники (включая обслуживающих их специалистов, политиков, научных сотрудников-экспер­тов), что это они изучают условия и учитывают их измене­ния, что это они изменяют обстоятельства в соответствии со своими замыслами.