§62. Обзорная характеристика интенционального истолкования опыта «другого»

В завершение этой главы нам следует возвратиться к тому возражению, которое мы принимали во вни­мание в первую очередь, — к возражению против нашей феноменологии, вызванному тем, что она с самого начала выдвинула притязание на то, чтобы быть трансцендентальной философией и, следо­вательно, как таковая, разрешить проблемы возмож­ности объективного познания. Возражение состоит в следующем. Как исходящая из трансценденталь­ного ego, полученного в результате феноменологи­ческой редукции, и неразрывно связанная с ним, феноменология будто бы уже не способна приве­сти к такому познанию; сама того не замечая, она впадает в трансцендентальный солипсизм, а все попытки проникнуть к «другой» субъективности и подлинной объективности оказываются возмож-j ны лишь на основании скрытой метафизики, бла годаря тайному принятию лейбницевских тради-^; ций.

Это расплывчатое возражение опровергается в результате проведенных истолкований. Прежде всего следует иметь в виду, что мы ни в одном пункте не

покидали трансцендентальной установки, установки трансцендентального эпохе, и что наша теория опыта «другого», опытного познания «других ego», не наме­ревалась и не могла быть ни чем иным, кроме истол­кования их смысла как «других» на основе их конс­титуции, истолкования их предельного смысла как «истинно сущих других» на основе соответствующих согласованных синтезов. То, что я согласованным образом удостоверяю в качестве «другого» и, следо­вательно, чем я при этом обладаю как данной с необходимостью, а не по моему произволу, и подле­жащей познанию действительностью, — в трансцен­дентальной установке есть ео ipso сущий для меня «другой», alter ego, указанный в опытно-познающей интенциональности моего ego. В рамках позитивной установки мы говорим и находим само собой разуме­ющимся, что в моем собственном опыте я познаю не только себя самого, но и «другого» посредством особой формы опыта «другого». Достоверное транс­цендентальное истолкование показало нам не только трансцендентальную правоту этого положительного высказывания, но показало также, что трансценден­тальное, конкретно схваченное ego (которое в уста­новке трансцендентальной редукции познает себя в пока еще неопределенном горизонте) постигает как само себя в своем собственном первопорядковом бытии, так и «других», другие трансцендентальные ego, в форме своего трансцендентального опыта «дру­гого», хотя они даны уже не в своей изначальное™ и в абсолютной аподиктической очевидности, а в оче­видности внешнего опыта. В себе я воспринимаю и

279

познаю «другого», и он конституируется во мне в аппрезентативном отражении, а не в изначальном виде. Поэтому в широком смысле вполне можно сказать, что я как ego, как размышляющий истолко­ватель, в результате самоистолкования (а именно, истолкования того, что я нахожу в себе самом) все-таки получаю трансцендентность, причем как трансцендентальным образом конституированную, а не просто принятую в своей наивной .позитивности. Так исчезает иллюзия, будто бы все, что я в качестве трансцендентального ego познаю как сущее для меня самого и истолковываю как конституированное во мне самом, должно принадлежать сфере моей собст­венной сущности. Это справедливо только для имма­нентных трансцендентностей; конституция, как термин для обозначения систем синтетической акту­альности и потенциальности, сообщающих мне, как ego в своей собственной существенности, смысл и бытие, есть конституция имманентной предметной действительности. При первом обращении к феноме­нологии и в установке начинающего, который только лишь приступает к введению в рассмотрение фено­менологической редукции как универсального усло­вия всех конститутивных исследований, попадающее в поле зрения трансцендентальное ego схватывается хотя и аподиктически, но как обладающее совершен­но неопределенным горизонтом, который ограничи­вается сферой всеобщего просто в силу того, что мир, как и все, что я о нем знаю, должен стать всего лишь феноменом. Следовательно, при таком начале отсут­ствуют всевозможные различия, которые проводятся

лишь в ходе интенционального истолкования, и ко­торые тем не менее, как я теперь понимаю, сущностно принадлежат мне. Таким образом, отсутствует прежде всего договоренность с самим собой относительно моей первопорядковой сущности, моей собственной сферы, в точном смысле слова, и того, что в рамках опыта «другого» конституируется в ней самой как «другое», как нечто 'аппрезентированное, но не как то, что в принципе дано или когда-либо может быть дано изначально в моей первопорядковой сфере. Я должен истолковать как таковое сначала свое собст­венное, чтобы понять, что в сфере моего собственно­го получает свой бытийный смысл и несобствен­ное, — а именно, как аппрезентированное по анало­гии. Поэтому я, размышляющий, не понимаю вначале, как, если все другие люди целиком заключаются в скобки, я вообще могу прийти к «другим» и к себе самому. В принципе я также не понимаю еще, — и соглашаюсь с этим лишь против своей воли, — что я сам, заключая в скобки себя как человека и как человеческую личность, все же должен после этого сохранить себя в качестве ego. Таким образом, я еще ничего не могу знать о какой-либо трансценденталь­ной интерсубъективности; я вынужден рассматривать себя, ego, в качестве solus ipse, а все конститутивные составляющие (уже после того, как я достиг первона­чального понимания конститутивной работы) — все еще в качестве лишь собственных содержаний этого единственного ego. Поэтому, потребовались более подробные истолкования, сделанные в этой главе. Благодаря им для нас впервые становится понятен

281

полный и собственный смысл феномено­логически-трансцендентального идеа­лизма. Видимость солипсизма рассеивается, хотя сохраняет свою фундаментальную значимость по­ложение, гласящее, что все, что есть для меня, может почерпнуть свой бытийный смысл исключительно из меня самого, из сферы моего сознания. Этот идеализм возник как некая монадология, которая несмотря на умышленное сближение с лейбницевской метафизи­кой черпает свое содержание из чисто феноменоло­гического истолкования раскрытого посредством трансцендентальной редукции трансцендентального опыта, т. е. из самой изначальной очевидности, на которой должны быть основаны все мыслимые оче­видности, — иначе говоря, из изначальной очевид­ности, которая может быть источником всякой пра­вильности, и в особенности, в сфере познания. Фе­номенологическое истолкование не имеет, таким образом, ничего общего с метафизической конструк­цией и ни в явном, ни в скрытом виде не является теоретизированием, опирающимся на предпосылки или использующим идеи, заимствованные из истори­ческой традиции метафизики. Оно представляет собой крайнюю противоположность всему этому бла­годаря тому, что действует в рамках чистой интуиции, или, скорее, в рамках чистого смыслоистолкования посредством наполняющей данности самой вещи. В особенности, в отношении объективного мира реаль­ностей (как и в отношении каждого из многочислен­ных идеальных объективных миров, образующих поля деятельности чисто априорных наук) оно не

занимается ничем иным (и это нужно неустанно подчеркивать), кроме истолкования смысла, которым этот мир обладает для всех нас до всякого философствования, черпая его, по-видимому, только из нашего опыта, — смысла, который может быть философски раск­рыт, но никогда не может быть изменен и который только в силу сущностной необходимости, а не по слабости наших сил, на каждом этапе нашего опыта содержит в себе горизонты, нуждающиеся в фундаментальном прояснении.

283